мне почему-то это нравилось.
     - Да-да-да! Твоя вторая жена наверняка тоже была манекенщицей. Все вы, фотографы, такие.
     - Я не женился второй раз.
     - Умный ход.
     - Так ты простишь меня за... "пышные формы"?
     - Ты мне напоминаешь Слима Келли. Он называл пиццу "пирожком" и умолял меня не злиться, потому что когда он был ребенком, то все самое вкусное называл "пирожками". Он просто не мог понять, что меня тошнит от этого слова.
     - Обещаю, что больше никогда не буду говорить про "пышные формы". Но при одном условии.
     - При каком?
     - Если ты не будешь называть меня "мазилой".
     - Ой, Майк, извини! Не думала, что это тебя заденет. Ведь это дела столь давних дней. Я совершенно не хотела быть бестактной.
     - Понимаешь, Фрэнки, - сказал он сквозь зубы, - все игроки когда-нибудь да промахиваются. Билл Брэдли говорит, что труднее всего ему было заставить себя забыть последний бросок в финале 1971 года, потому что еще двадцать лет ему об этом напоминали все таксисты. А Билл Брэдли - сенатор.
     - Ты пытаешься меня убедить в том, что совершенных людей не бывает? - недоверчиво спросила я.
     - Ты ведь привлекательная женщина, так?
     - А я все ждала, когда ты это заметишь. Шнобель и все такое...
     - Черт подери!
     - Все-все, я тебя прощаю, - поспешила добавить я и рассмеялась - такое у него было выражение лица. - Я не в силах выслушивать новые извинения и рассказ о том, какой у меня аристократический нос. Кстати, я обожаю свой нос и ценю его выдающиеся качества. Понял, Майк?
     - Иногда я кажусь себе полным идиотом.
     - Тонкое наблюдение. Мы будем заказывать?
     Когда два человека, уже привыкшие подтрунивать друг над другом, объявляют перемирие, всегда возникает некоторое замешательство. О чем им теперь говорить, если они решили перестать наконец пикироваться?
     Мы с Майком погрузились в изучение меню и делали это весьма сосредоточенно и серьезно, как два заправских ресторанных критика.
     - Есть предложения? - спросил он наконец.
     - Может, рагу?
     - Какое рагу?
     - Боюсь, выбрать будет трудно - здесь их три. А ты что скажешь?
     - Бифштекс с жареным картофелем - тут уж не ошибешься.
     - Мне то же самое, но без картофеля.
     - Один бифштекс?
     - Ну... с фасолью.
     - Принято. - И он заказал на том французском, который мы оба учили в Линкольне. - Вино? - спросил он.
     - Да, пожалуй, стаканчик красного. - Я обычно не пью за ленчем, но пропади оно все пропадом.
     Официант наполнил наши бокалы, и он поднял свой.
     - За нас, прогульщиков, - провозгласил он, указывая на улицу за окном. - Если уж прогуливать, так здесь.
     - За прогульщиков! - поддержала я.
     - А ты в школе прогуливала? - спросил он, когда мы чокнулись.
     - Только один раз, и предупредила маму заранее, чтобы она не волновалась, если позвонят из школы и спросят, что со мной.
     - Да, ты, должно быть, была сложным и неуправляемым подростком.
     - Ага, - хихикнула я. - В следующей жизни я буду Мадонной. А в этой я была домашней кошечкой, кошечкой, занимающейся балетом.
     - А что случилось? Почему ты не танцуешь?
     - На третьем курсе Джуллиарда я здорово упала и повредила колени. Можно танцевать с кровоточащими ступнями, а с больными коленками - нет.
     - В баскетболе то же самое.
     - Так ты поэтому не стал профессионалом?
     - Очень мило с вашей стороны.
     - Нет, я серьезно спрашиваю, без шуточек.
     - Знаю, поэтому и мило. Знаешь, Фрэнки, не хочу тебя разочаровывать, но я был просто героем школы, не больше. Среди старшеклассников наберется тысяч двести таких игроков. Пятьдесят тысяч играют уже в университетских командах. И только пятьдесят из них каждый год попадают в НБА. О тридцати из этих пятидесяти никто никогда не узнает, а человек десять становятся обещающими новичками. Такой вот отбор.
     - Значит, это почти так же трудно, как стать топ-моделью.
     - Никогда про это не думал.
     - Будешь теперь относиться к ним чуточку более уважительно?
     - Наверное, да, - задумчиво сказал он. - Но спортивная карьера - это, пожалуй, потруднее, чем позировать перед камерой.
     - Забудь о том, что труднее, подумай о том, чего это стоит - добраться до вершины.
     - Возможно, ты права. Просто всегда кажется, что работа модели такая... несерьезная.
     - Майк, так нечестно. У топ-моделей борьба за выживание, за это, признаю, ими слишком много восхищаются, с ними слишком носятся, им слишком много платят. Но они - неотъемлемая и важнейшая часть огромной индустрии, они превращают все в потрясающее шоу, искрометное, как фейерверк, и такое же мимолетное. А когда все заканчивается, поверь, очень быстро, если они не успели вложить деньги в какое-нибудь прибыльное дело, им остается только перелистывать старые блокноты. То же происходит и с баскетболистами. Представь себе Клаудию Шиффер как Шакилла О'Нила моды.
     - Ничего себе! Я рад за Билла Брэдли и его политическую карьеру.
     - Я тоже.
     - Ты хочешь сыра или десерт?
     - Спасибо, нет. Я бы погуляла еще, пока солнце не зашло.
     И мы гуляли вдоль реки, которая, с ее четырнадцатью мостами, всегда будет самой красивой улицей этого древнего города. Иногда мы хотели свернуть на какую-нибудь боковую улочку, но Сена манила нас назад. Она притягивает как магнит, и не только туристов, но и тех, кто прожил в Париже всю жизнь.
     Мы ничего не покупали, разве что по чашечке кофе, никуда не заходили - ни в музеи, ни в галереи, не листали книги на лотках, не разглядывали ничего более значительного, чем витрина зоомагазина, говорили о всякой ерунде, и, когда солнце уже зашло, мне стало казаться, что мы почти подружились.
     - Становится холодно, - сказал Майк. - Давай возьмем такси и поедем в отель, выпьем чего-нибудь. Может, тебя ждет известие из бюро по розыску пропавших душ.
     - Да, хватит прогуливать, - вздохнула я. - Но это был удивительный день.
     - Один из лучших, - согласился он. Мне показалось, что он тоже вздохнул, но я могла и ошибиться, что, по правде говоря, меня бы крайне удивило.
     Когда мы вошли в залитый светом "Реле Плаза", то увидели за столиком у бара Тинкер, Эйприл, Джордан и Мод.
     - Явились наконец! - возмущенно сказала Эйприл.
     - Тебе давно было пора объявиться, - хмуро сказала Мод Майку.
     - Где это вы были? - спросила Джордан обиженно.
     И только Тинкер восхищенно воскликнула:
     - Фрэнки! У тебя сногсшибательные волосы!
     Мы с Майком переглянулись.
     - Естественно, мы были в Лувре, - сказал он.
     - И ни одной из вас я там не увидела, - сурово добавила я.
     Да, пожалуй, мы подружились.

14

     Подойдя к входной двери агентства "Лоринг", Джастин затаила дыхание и прислушалась. За дверью стоял обычный шум - разговоры, полуистерические вскрики, злорадный смех, - там наверняка целая куча манекенщиц. "Нет, ни в коем случае нельзя показываться им в таком виде", - подумала она в панике и полезла в карман за вязаной шапочкой. В коридоре было довольно тепло, но Джастин натянула шапочку на глаза, словно пытаясь спрятаться. Потом подняла меховой воротник своего пальто и замотала шарф так, что видно было только кончик носа. Замаскировавшись таким образом, проскользнула в приемную и, не замеченная никем, шмыгнула к себе в кабинет. Там она облегченно вздохнула и заперла за собой дверь.
     Она отлично представляла себе, как выглядит - губы покраснели и распухли, щеки горят, вокруг глаз черные круги от недосыпа, волосы, высушенные без фена, которого у Эйдена нет, висят как пакля. Видок подгулявшей дамы. Но чувствовала она себя просто изумительно. Они так и не пошли на стадион, не меняли простыни, тем более не убирали кровать, ели от случая к случаю, а душ, который они принимали вместе с Эйденом, вызывал у нее отвращение, потому что мыло убивало запах его тела.
     "Прекрати немедленно", - строго сказала себе Джастин, судорожно пытаясь как-то украсить себя при помощи косметики из ящика своего стола. Ничего не помогало. Она достала из бара запотевшую бутылку шампанского и прижалась к ней своей пылающей щекой. Нет, помочь может только долгий крепкий сон в собственной постели. Но ей совершенно не хочется спать в собственной постели... "Хватит!" - приказала себе Джастин и звонком вызвала секретаршу.
     - Доброе утро, Филис.
     - Джастин! Не знала, что ты уже здесь. Сейчас подойду.
     - Нет-нет, оставайся на месте и держи оборону. Просто просунь мне под дверь факсы от Фрэнки.
     - Ничего нет, Джастин, я только что проверяла.
     - Не может быть!
     - Сама удивляюсь. Они улетели четыре дня назад. Я звонила в телефонную компанию, проверяла, есть ли связь с Парижем, все нормально. Хочешь, я позвоню ей в отель?
     - Нет, пока не надо. Еще что-нибудь есть?
     - Опять звонил Дарт Бенедикт, хотел пригласить на ленч.
     - Не обращай внимания. Филис, слушай, пока нет ничего срочного, будешь просто получать мои указания. У меня полно работы, и, пока никто не взял меня за горло, я бы хотела спокойно с ней разобраться. - Про лицо и говорить нечего, но как бы она объяснила Филис свой наряд? Глава агентства не ходит в розовых рейтузах и белом свитере. Надо будет днем съездить домой переодеться.
     - Хорошо, Джастин.
     Город потихоньку приходил в себя, но некоторые улицы все еще были занесены снегом. Но шум за дверью кабинета красноречиво говорил о том, что все девушки, которые не успели получить чеки в пятницу, явились в бухгалтерию с квитанциями, на которых было указано, с кем, почем и как долго они работали. Обычно это происходило допоздна по пятницам, но на прошлой неделе большинство из них поехали из-за снегопада сразу домой, а сегодня у них получился неожиданный выходной - студии фотографов только начинали снова функционировать.
     Черт! Главная сложность для агентства в том, что дела тем успешнее, чем больше и дороже работают девушки, а от этого растет и без того немалая сумма кредита. Нет, Джастин никогда не успокоится по поводу кредита. Она нянчилась с ним, как с единственным наследником королевского рода, - берегла, лелеяла, вовремя кормила. В "Лоринге", как и в других агентствах, платили девушкам раз в неделю, но деньги от клиентов поступают не сразу. Раз в три месяца ей сообщают сумму ее задолженности, но в последнее время все стараются выплачивать деньги как можно позднее, и это - постоянный повод для волнений. Надо бы разобраться, но - не сегодня.
     "Девушки добрались сюда сквозь заносы и снегопад, - думала Джастин, стоя у окна. - Это свидетельствует о том, что все они в отличной форме. Волноваться надо, когда модель не приходит за причитающимися ей деньгами".
     Для девушек, о которых скоро придется волноваться, день выплаты был единственным днем, когда они отвлекались от своей бурной жизни, состоящей из работы, внимания, ухаживаний, вечеринок, сплетен, секса и наркотиков. Те, кто уже не давал себе труда следить за собой, в эти дни предпочитали наркотикам алкоголь. Но если девушка не пришла за деньгами - все, пожарная тревога, значит, дело серьезное, а не мелочи вроде похмелья, прибавки веса, отказа от работы, отмены встречи в последнюю минуту, беспричинных рыданий или синяка под глазом. Значит, здесь уже кокаин. Или, как это часто случалось в последнее время, героин.
     Джастин не могла смириться с тем, что ничего не может с этим поделать. Ни нотации, ни ужасающие примеры из жизни, ничто не могло удержать девушку от наркотиков, если она вставала-таки на этот путь.
     "Интересно, почему это я думаю о таких мрачных вещах на следующее утро после упоительного уик-энда? - удивилась Джастин. - Может, организм требует компенсации после переизбытка счастья?" Джастин перебрала в уме все причины и решила, что чего-то не хватает и это что-то связано с Фрэнки. Она даже больше злилась, чем волновалась. Интересно, не хватает физического присутствия Фрэнки или общения с ней? Без ее веселой суеты агентство какое-то не такое. У Фрэнки просто нюх на моделей. Она в каждой девушке по-прежнему видит новые возможности, еще одну историю про Золушку, фантастический поворот судьбы. Но Фрэнки занимается этим только семь лет, а она - семнадцать, и за эти годы она видела слишком много разбитых судеб.
     Каждый раз, принимая на работу способную девочку, Джастин с болью в сердце думала о том, что с ней станет через десять лет. Может, старые раны не давали ей спокойно читать журналы мод, которые так быстро меняли свои предпочтения: то лицо сезона - бледногубая женщина-вамп с огромными глазами, то немка-блондинка, потом секс-бомба брюнетка, затем типично американское веснушчатое личико, а теперь обезумевшие редакторы, готовые на все, лишь бы держать читательское внимание, объявили, что истинно новым имиджем стала еще одна вамп, на сей раз с алым ртом, вытравленными волосами и глазами, слишком много повидавшими.
     Ну какая разумная женщина будет каждый месяц платить деньги, чтобы ей еще раз показали, как далека она от немыслимого, совершенно искусственного и к тому же постоянно меняющегося идеала? Наверное, только коллективное безумие позволяет издателям сбагривать эту чушь, которую они публикуют только для того, чтобы все покупали тряпки и косметику. Но безумие это поразило не только Америку. Даже в якобы благоразумной Франции сейчас издается штук тридцать модных журналов.
     "Как было бы здорово плюнуть на все и уйти, - подумала Джастин. - Не вникать в судьбу еще одной многообещающей, выкинуть в корзину все модные журналы, собрать вещички и махнуть в Новую Зеландию, в страну, где кажется, что ты снова погружаешься в спокойные и благоразумные пятидесятые. Не покупать новую одежду - того, что у меня есть, хватило бы в Окленде на всю жизнь. Загар будет единственным макияжем. Даже Си-эн-эн смотреть не буду, - пообещала себе Джастин. - Продам агентство, вложу деньги в надежный новозеландский банк, буду жить среди зеленых лугов и... разводить овец..."
     Джастин недоверчиво покачала головой. Она как-то видела по телевизору стрижку овец, и ей это не очень понравилось. Да, настроение ни к черту, но Новая Зеландия - это не выход из положения.
     Может, дело в Эйдене? На три дня весь мир замкнулся для нее на одном-единственном человеке, она была словно на острове, где царили только мир и любовь. Сегодня утром она никак не хотела уходить. Эйден буквально вытащил ее из кровати - ему надо было отправляться чинить ее печь. Словно нельзя было с этим подождать! Что он будет значить для нее, что уже значит сейчас - но нет, не из-за него она решила купить билет в Окленд.
     Может, она впала в уныние из-за своего дела? Взглянула на него после своего восхитительного уик-энда по-новому? Иногда ей казалось, что, что бы она ни делала, как ни старалась бы защитить и оберечь своих девушек, обеспечив их при этом карьерой, всегда кто-нибудь да скажет: "Да, понятно, как же иначе казаться хорошей?"
     Джастин, вспомнив про давние обиды, стиснула зубы. Она вела дела четко, насколько это возможно, если ты работаешь с женщинами. Но она сама - женщина, поэтому никакие сексуальные предпочтения никогда не мешали ее работе. Чаще всего все неприятности происходят там, где главы агентств - мужчины. Нельзя никакому мужчине нормальной сексуальной ориентации давать такую власть над женщинами.
     "Да, - думала она, - надо издать закон о мужчинах в модельном бизнесе..." Но разве может быть закон, запрещающий девушкам торговать своей внешностью? Или закон, запрещающий использовать их изображения для привлечения покупателей? Только представьте себе страницы рекламы без фотографий. Американскому образу жизни придет конец. Реклама, издательское дело, мода, косметика - ничего не будет, потому что не будет покупателей.
     "Нет уж, - уверила себя Джастин, - если я пошла в модельный бизнес, я в нем и останусь и буду работать честно".
     Джастин нажала кнопку звонка секретарше.
     - Филис, ты совершенно уверена, что факса от Фрэнки не было?
     - Только что проверяла. Ничего.
     - Спасибо. Не забывай и дальше проверять.
     - Ты не собираешься отвечать на звонки? Дарт Бенедикт снова звонил.
     - Нет. Я тебя предупрежу.
     Вы что, решили мне таким образом отомстить, мисс Северино? Наказать меня за то, что я не поехала в Париж? Даже факса не послала? То, что я осталась дома, - это не повод для игры в молчанку. И это после нескольких тысяч долларов, потраченных у Донны Каран? Ах ты неблагодарная, дурно одетая, толстая и наглая дрянь!
     Джастин стала мрачно ходить вокруг стола. Фрэнки что, не понимает, что ей необходимо знать, как идут дела? Разве можно так наплевать на ее чувства? Но ведь на ее ответственности три девчонки! Как они там, в Париже? Вдруг они уже подцепили себе каких-нибудь сомнительных ухажеров? Как их встретил Ломбарди? Как они устроились? Ни строчки, ни звонка, ничего. Может, самолет попал в Бермудский треугольник?
     И Джастин, схватив листок, яростно нацарапала на нем:

     "Что происходит? Как вы? Где ты и чем занижаешься? Ответь немедленно.
     Джастин".

     - Филис, пожалуйста, пошли это Фрэнки сейчас же.
     - Я перепечатаю, - сказала секретарша, взяв листок.
     - Посылай как есть.
     Какая же вредная девка, думала Джастин, расхаживая взад-вперед по комнате. Она не рассказала Фрэнки, как оказалось, что она - дочь Некера, и поэтому Фрэнки берет ее измором, держит в неведении, надеясь выпытать то, до чего ей нет никакого дела... А который сейчас час в Париже? Наверное, вечер, скоро ужин. Они наверняка все сидят в отеле... Может, позвонить? Джастин стала судорожно думать, что бы она сказала Фрэнки, если бы решила связаться с ней лично, а не посылала факс, который отлично может скрыть твое настроение.
     Вернулась Филис.
     - Наверное, она послала ответ сразу же. Он уже пришел.

     "Только что получила твое цветистое послание. Думала, ты забыла про нас, развлекаясь со своими "друзьями". На твой вопрос отвечаю, что все в добром здравии, устроились великолепно, девочки счастливы, работают. Серьезных проблем пока нет. О себе сообщаю - сижу в номере, мою голову хной. Буду заниматься этим еще пару часов. Если хочешь узнать подробности, позвони.
     Фрэнки".

     Возмутительно! Фрэнки отлично знает, что делает. "Серьезных проблем пока нет". Это значит, что мелких предостаточно! Джастин скомкала факс и швырнула его на пол. Естественно, проблемы будут! Пошлите трех неопытных девчонок в Париж, и у вас будет куча проблем!
     Но почему Фрэнки ни слова не написала о Некере? Она прекрасно понимает, что больше всего Джастин хотела узнать именно о нем. Да, она не позволила ему давить на себя, хитро рассчитала, как держаться от него подальше, но это вовсе не значит, что ей не хочется выяснить, как, например, он отреагировал на ее отсутствие, какое впечатление произвел на Фрэнки, о чем они говорили... Все мелкие подробности, которые ей интересны и которые Фрэнки нарочно опустила!
     Нет, в Париж она звонить не будет. У нее есть чувство собственного достоинства. "Но разве друзья не должны помогать тебе преодолевать его?" - грустно подумала Джастин. Теперь, поняв, почему она мучается все утро, она почувствовала себя еще хуже. Она-то пыталась себя уверить, что Некер ей совсем безразличен, что ее даже не интересует мнение Фрэнки о нем. Вот вам целительная сила умения разбираться в себе.

***

     Два часа спустя, улучив момент, когда почти все ушли на ленч, Джастин, не замеченная никем, выскользнула из агентства. Такси довезло ее только до угла, и к дому она пробиралась через сугробы. В доме было по-прежнему холодно, но она с радостью услышала, что кто-то работает в подвале.
     - Мадемуазель Лоринг?
     - Да? - Джастин удивленно посмотрела на поджидавшего ее человека в темной униформе. Он протянул ей папку с какими-то документами.
     - Мадемуазель не затруднит подписать все листы в подтверждение того, что посылка доставлена в полной сохранности?
     - А в чем дело? - спросила Джастин растерянно и стала оглядываться по сторонам, ища Эйдена.
     - Доставлено от Кремера, - сказал он, улыбнувшись, и показал на огромный