афа и не пыталась отстаивать свое право, данное ей по рождению, которого не признавали ни люди, ни закон?
     - Кажется, ваш цинизм снова оправдался, - сказала она наконец. Она бросила взгляд в его сторону, но он не смотрел на нее. - Неужели мои намерения так легко было разгадать?
     - Не труднее, чем обычно.
     В тоне Колина не чувствовалось торжества, скорее он был отмечен усталостью и безразличием.
     - Я знаю, что вы не питаете нежных чувств к Северну. Ваше решение объединить с ним усилия говорит лишь о том, что вам не терпится избавиться от меня. - Он откинул волосы со лба. - Я видел вас с Северном. И если он приблизился к вам настолько, что сумел схватить вас за горло, то лишь потому, что вы ему это позволили. Я знаю, что вы умеете защищаться, по крайней мере вы могли позвать на помощь.
     - А Северн во всех подробностях рассказал вам про то, что произошло между нами? - спросила она.
     - Он пытался убедить меня, что это были вполне интимные отношения. - Его взгляд уперся в синяки на шее Мерседес. - Может, так оно и было. Я слышал, что удушье только усиливает удовольствие. - Колин откровенно посмотрел ей в глаза. - Это так?
     Мерседес опустила голову, разглядывая свои руки, лежащие на коленях. Пальцы нервно теребили ленты на шляпке.
     - Это так? - снова спросил он.
     - Идите вы к черту, - тихо проговорила она.
     - Да, я, пожалуй, туда и пойду.
     Мерседес перестала терзать свои ленты.
     - Я и не подозревала, что план Северна так прекрасно сработает.
     - Северна? - удивился Колин. - Мне показалось, что по всем признакам это ваша идея.
     - Я бы и сама придумала. А тут подвернулся Северн. Но он сильно просчитался.
     - Да?
     - Его план сработал бы только в том случае, если бы вас хоть немножко задело то, что он со мной сделал. Но похоже, вас это совершенно не волнует.
     - И все-таки вы согласились с ним!
     Мерседес пожала плечами. Тяжесть в груди немного отпустила. Вообще-то ей должно быть совершенно все равно, что он о ней думает, но она знала, что эта тяжесть оттого, что ей далеко не все равно.
     - Как вы уже выяснили для себя, - сказала она, в первый раз взглянув ему в глаза, - мне просто не терпится добавиться от вас.
     Колин отвел близнецов наверх и помог Мерседес приготовить их ко сну. Они наперебой благодарили Колина за замечательное путешествие в Лондон, пока сон не сморил их окончательно. Миссис Хеннпин поймала Мерседес и Колина в коридоре между детскими комнатами и предложила им поздний ужин. Оба дружно отказались. После того как близнецы были наконец водворены каждый в свою постель, Колин проводил Мерседес в комнату Сильвии, Сам он входить не стал, а просто просунул голову в дверь, чтобы сказать "добрый вечер", и тут же пропустил в комнату Мерседес.
     В библиотеке графа в хрустальных графинах стояли бренди, виски и портвейн. Колин налил каждого на три пальца в высокие стаканы и выстроил их в ряд на письменном столе. Расположившись в кожаном кресле Уэйборна, он ухватил пятерней первый стакан и поднял его, изображая приветствие, как будто Мерседес сидела рядом.
     - В следующий раз, - тихо сказал он, - лучше возьми этот проклятый нож.
     А наверху Мерседес, поговорив с Сильвией, тихонько проскользнула в свою спальню. Единственным светлым моментом в этой истории с Северном было, конечно же, то, что теперь ей не нужно спать в постели Колина. По крайней мере так казалось Мерседес, пока она не легла в полном одиночестве в свою собственную. Никогда еще эта кровать с пологом на четырех столбиках не казалась ей такой огромной.
     Она вытянулась под одеялом, полежала на левом боку, потом на правом. Пробовала поджать ноги и свернуться клубочком, обнять подушку. Упершись взглядом в потолок, она ждала, когда глаза ее привыкнут к темноте и начнут различать знакомые трещинки и пятна на потолке, Перевернувшись на живот, она зарывалась лицом в подушку и упиралась пальцами ног в матрац. Наконец, поняв, что все это бесполезно, Мерседес зажгла лампу на ночном столике и раскрыла книгу, которая всегда вызывала у нее непреодолимое желание спать. Прочитав самым внимательным образом три раза подряд одну и ту же страницу, при этом ни разу не зевнув и ничего не поняв, она отложила книгу в сторону.
     Тогда Мерседес надела свое просторное домашнее платье, покрепче запахнула его и неслышно, на цыпочках подошла к двери. Горячее молоко - вот что ей нужно! Как это она не подумала о нем раньше!
     Внизу внимание Мерседес привлек луч света, пробивающийся из-под дверей библиотеки. Она остановилась, прислушиваясь. Наверное, Колин так долго засиделся. А может, кто-то оставил горящую лампу без присмотра? Мерседес уже почти прикоснулась к двери, но тут же отдернула руку и продолжила свой поход в кухню, сказав себе, что она в любом случае не отвечает за чужие грехи.
     Кухня показалась ей огромной и пустынной. Мерседес налила молока в маленькую кастрюльку, поставила ее на плиту и разожгла лучину в печи. Потом уселась на край старого дубового стола, положила босые ступни на стул рядом и стала ждать, когда появится знакомый запах горячего молока.
     - Вы думаете, что мне это может пригодиться?
     Мерседес оглянулась так быстро, что чуть не упала. Одной рукой она вцепилась в край стола, а другой ухватилась за сердце, будто боялась, что оно выскочит из груди.
     На пороге кухни стоял Колин. Спиной он опирался о дверной косяк, но в позе его не хватало обычной свободы.
     Мерседес с одного взгляда поняла, что ее ночной гость нуждается в физической поддержке, чтобы оставаться в вертикальном положении. Его светлые волосы были в полнейшем беспорядке и торчали во все стороны, как куча соломы.
     Его зоркие, обычно непроницаемые черные глаза сейчас казались какими-то плоскими и чуть глуповатыми. Тонкая, скептическая усмешка куда-то пропала, словно у него не хватало силы удерживать ее на лице. Уголки рта были слегка опущены. Он окинул взглядом кухню. Вид у него при этом был весьма смущенный. Потом опять посмотрел на Мерседес виновато и с надеждой.
     Мерседес сидела не двигаясь.
     - Вы пьяны, - холодно сказала она.
     Колин взвесил в уме ее слова. В голове у него шумело, пол ускользал из-под ног, а язык с большим трудом ворочался во рту.
     - Д-думаю, вы правы, - с удовольствием заметил он.
     - Я знаю, что я права, - сказала Мерседес. - Уж на это я насмотрелась достаточно. - Отцепившись наконец от стола, она толкнула ему навстречу стул. - Садитесь, а то упадете.
     Колин сделал попытку посмотреть на стену, которую он подпирал своими мускулистыми плечами.
     - Стена достаточно крепкая.
     Мерседес пододвинула стул поближе.
     - Садитесь!
     Покачиваясь, Колин сделал несколько нетвердых шагов, развернул стул сиденьем к себе и, широко расставив ноги, чтобы не промахнуться, тяжело плюхнулся на него верхом. При этом он ей и поклонился столь же неуклюже, сколь и щеголевато.
     - Вам не нужно сейчас горячего молока, - сказала она, отходя к плите. - От него вам станет только хуже. Сколько вы выпили?
     Колин поднял три пальца.
     - Три пальца?
     Это было совсем не много. Граф мог спокойно опустошить целый графин с гораздо меньшими последствиями, чем были у Колина от одного стакана.
     Вздохнув, она наклонила кастрюльку. Молоко зашипело, стекая по раскаленной стенке.
     - Может, вы лучше расскажете мне, что вы пили?
     - Кажется, сначала был бренди.
     - Сначала?
     - А потом виски.
     Мерседес, кажется начинала понимать.
     - Вы и виски выпили на три пальца?
     - А на закуску портвейн.
     - Портвейн? - Мерседес скривилась. - Вы выпили бренди и виски? А потом еще и портвейн?
     Колин обнял спинку стула, положил на верхнюю пере-кладину подбородок и кивнул. Потом застенчиво улыбнулся.
     - Вы думаете, что это было глупо?
     - Вы сейчас слишком пьяны, чтобы понять, до какой степени глупо, - сказала она. Мерседес с трудом скрыла улыбку. - Зато утром вы оцените это в полной мере. Головная боль покажется вам самой безобидной из всех напастей.
     Она сняла кастрюльку с плиты и налила горячее молоко в кружку. Осторожно потягивая его маленькими глотками, она смотрела на Колина поверх края кружки сквозь поднимающийся пар. Его веки сами собой закрывались, а симпатичное лицо искажалось комическими гримасами, когда он пытался подавить зевоту. "Вот оставить бы его здесь, - подумала она. - Тогда к ужасной головной боли, ожидающей его поутру, добавились бы еще затекший свинцовый затылок и тупая боль в спине". Мерседес вздохнула.
     - Поднимайтесь, - сказала она. - Я помогу вам добраться до вашей комнаты.
     Это оказалось не так просто, как она предполагала. Рука Колина тяжело давила на плечи Мерседес, и ей пришлось еще подставить бедро, чтобы он не заваливался на бок. Такой вот далеко не грациозной походкой они с трудом добрались до холла, а впереди как неприступный горный пик возвышалась главная лестница на второй этаж. На полпути к вершине Колин решил, что необходимо передохнуть. Об этом он сообщил Мерседес очень простым путем: он вывернулся из-под ее руки и, поджав под себя ноги, рухнул словно карточный домик. Мерседес оставалось лишь радоваться, что она не оказалась погребенной под ним и не упала к нему на колени.
     - Нет-нет, - испуганно сказала она, глядя вниз на беспорядочную копну светлеющих в полумраке волос. - Мы еще не пришли.
     Колин поднял на нее глаза. На губах его играла проказливая мальчишеская улыбка. Он ухватился за ее вытянутую руку и слегка потянул. После слабого сопротивления ноги Мерседес сами собой подкосились, и в следующий момент она уже сидела рядом с ним на ступеньке.
     - Ну и что же, что не пришли, - сказал он доверительно. - Я иногда здесь сижу.
     Мерседес смирилась. Она подумала, что, может быть, ему необходимо передохнуть. Поэтому она не протестовала, когда он просунул свою ладонь под ее руку. Через мгновение до нее дошло, что уже не она его поддерживает, а он подставил ей свое плечо и она на него опирается. Мерседес резко отстранилась от него.
     Колин почти незаметным усилием привлек ее обратно к себе.
     - Если я могу сидеть, - заявил он, - то вы можете опираться.
     - Хорошо, - согласилась она, - но только до тех пор, пока мы не пришли.
     Он выслушал ее отговорку с кривой усмешкой. Но она постепенно растаяла. Он расслабился, и его стали одолевать совсем другие мысли. Ему было так приятно возникшее вдруг молчание и то, что Мерседес не попыталась нарушить его ни единым словом. Они будто снова очутились на берегу реки: он со своей удочкой, она с книгой на коленях. Когда он наконец заговорил, в его голосе слышались нотки покорности и смирения.
     - Утром у меня будет чертовски болеть голова, да?
     Мерседес не смогла удержаться от улыбки. Можно себе представить, вокруг чего крутятся сейчас все мысли Колина!
     - Да, - сказала она. - Я уже об этом говорила.
     - Наверное, я об этом от вас и услышал.
     Она еще шире улыбнулась.
     - Вы, наверное, редко пьете?
     - Нет. То есть пью, но не так, как сегодня. Никогда не возникает такого желания.
     - А почему же сегодня?
     - Возникло такое желание.
     - О-о!
     Чтобы скрыть неловкость, Мерседес принялась разглаживать на коленях платье. Она оглянулась через плечо на ступени, которые им еще предстояло преодолеть.
     - Может быть, мы пойдем?
     Обернувшись назад, она обнаружила губы Колина совсем рядом со своими губами. Он смотрел на нее в упор, и его темные глаза заставили ее застыть на месте, будто он удерживал ее лицо руками. Если бы она сейчас заговорила, то коснулась бы губами его рта. У Мерседес заныло в груди от невероятного усилия, которым она задержала дыхание. Пальцы ее судорожно сжались.
     Колин поднял голову, и Мерседес облегченно вздохнула. В его сдержанной усмешке можно было прочесть сожаление, но никак не вину. Он встал и помог подняться Мерседес. Теперь, стоя во весь рост, он неуверенно закачался на своих длинных ногах. Она немедленно пришла ему на помощь, подставив свое тело как костыль. Он удивленно глянул на нее, когда она вдруг тесно прижалась к нему. Когда Мерседес обвила его руку вокруг своей шеи и крепко прижала его ладонь к своей груди, Колину показалось, что она специально хочет помучить его. Но вот она подняла на него глаза - серьезные и печальные, но нисколько не виноватые, и это напомнило ему о том, что она не очень представляет себе, насколько привлекательна.
     - Вы уверены, что уже готовы идти? - спросила она.
     - Вы себе даже не представляете, до чего я готов, - заявил он. И когда она неуверенно нахмурилась, он вздохнул:
     - Ведите меня, Мерседес!
     Они благополучно добрались до спальни Колина, но тот дотянул лишь до кресла у камина и плюхнулся в него.
     - Вы что, собираетесь здесь спать? - спросила она.
     - Собираюсь.
     Он повозился, устраиваясь поудобнее, упал на обтянутую парчой спинку и вытянул вперед длинные ноги. Потом сложил на груди руки и закрыл глаза.
     Мерседес смотрела на него в раздумье. Голова Колина уже сейчас была в самом неестественном положении, и утром наверняка он долго не сможет пошевелить шеей. А как ему удалось так искривить спину? Мерседес представила себе, как он будет стонать и чертыхаться, когда проснется. Вот тогда он пожалеет, что не послушал ее советов. Сейчас она могла бы уйти с чистой совестью, зная, что сделала для него все возможное и предупредила обо всех последствиях.
     Она уже повернулась, чтобы уйти, но остановилась в нерешительности. А что, если он станет упрекать ее завтра во всех своих невзгодах? Граф в таких случаях, страдая от последствий попойки, всегда вымещал на Мерседес свое плохое настроение. И не важно, что перед этим все ее попытки уберечь его от излишеств всегда карались физическим наказанием. Граф почему-то считал, что она плохо старалась, а значит, во всем и виновата.
     Может, и с капитаном будет та же история? Мерседес опустилась на колени перед креслом и стала снимать с Колина сапоги.
     - Что вы делаете?
     Разве не ясно, что она делает? Не ясно только одно - будет ли он протестовать?
     - Пытаюсь сделать так, чтобы вам стало поудобней.
     Он нетерпеливо заворчал:
     - Удобней может быть только в луже на дороге. Я, между прочим, сам могу снять свои сапоги.
     Она уселась на корточки и стала ждать. Колин поднял ногу и попытался закинуть ее на другую.
     Она соскользнула и тяжело ударилась об пол.
     - Потом, - сказал он, снова закрывая глаза. Когда Мерседес взялась за его сапог еще раз, он уже не протестовал. Она сняла правый, потом левый. И убедилась, что не зря старалась, когда увидела, как он пошевелил затекшими пальцами и с облегчением вздохнул. Обернувшись назад, Мерседес сдернула темно-синюю накидку с соседнего кресла и накрыла ею Колина. Он что-то пробормотал, не открывая глаз. Мерседес подставила ему под ноги маленькую скамеечку, что стояла под письменным столом. Удовлетворенная своими действиями и тем, что она сделала для него все возможное, она опять собралась уходить.
     Но тут крепкая мужская рука схватила ее за запястье.
     - Не уходи! - сказал он,
     Она заметила, что он даже не открыл глаза, но каким-то образом нашел ее руку.
     - Но где же я тут... - Колин подтолкнул пяткой скамеечку в ее сторону, и она остановилась прямо у ее ног. - Вот здесь.
     Мерседес посмотрела сначала на него, потом на скамеечку. Она не знала, зачем это было ему нужно.
     - Пожалуйста!
     Она села. Спина ее почти упиралась в кресло, плечо слегка касалось его ноги. Колени она подтянула к груди, а домашнее платье и ночная рубашка куполом поднялись вокруг нее. Она вся напряглась, почувствовав, как Колин положил ей руку на плечо. Он провел ей большим пальцем вдоль шеи, как раз там, где на белой коже ярко цвели следы от пальцев Северна.
     - Как ты считаешь - нужно выполнять обещания? - спросил он.
     Мерседес удивилась такому вопросу. Его пальцы у нее на шее смущали ее и сбивали с толку.
     - Я не понимаю, о чем вы говорите, - осторожно ответила она.
     - Как ты считаешь - нужно выполнять обещания? - повторил он.
     Едва ли это прояснило ей хоть что-нибудь. Вопрос сам по себе был несложен, но зачем он задает его ей?
     - Ну, допустим, да, - медленно произнесла она.
     - Это дело чести! Не так ли?
     Она попыталась повернуться и посмотреть на него, но рука на затылке позволяла ей смотреть лишь строго вперед.
     Колин позади нее серьезно кивнул:
     - Вот и я так думаю.
     Его пальцы зарылись ей в волосы. Шпильки, державшие их, выпали под их мягкими, но настойчивыми движениями. Колин стал медленно расчесывать тяжелые пряди всей пятерней, и они стекали у него с кончиков пальцев словно струи воды.
     Такая его забота смутила Мерседес. Она задышала часто и тяжело, ожидая, что вот сейчас его рука доберется до ее затылка и станет ласкать кожу. Из своего опыта она знала, как нежность часто оборачивалась для нее болью. Ожидание бывало иногда более мучительным, чем само наказание. И она с нетерпением ждала, чтобы это поскорее закончилось.
     - А обещания самому себе? - продолжал он. Пальцы скользнули ей на затылок. - Как быть с ними?
     Слова, кажется, застыли у нее в глотке.
     - Я... я не знаю, что вы имеете в виду, - сказала она.
     У нее мороз пробежал по спине, когда он шершавыми кончиками пальцев провел по ее коже.
     - Это ведь тоже дело чести - сдержать обещание, которое дал самому себе?
     Его рука снова погрузилась в ее тяжелые волосы. Темно-шоколадные завитки падали сквозь растопыренные пальцы.
     Мерседес показалось, что он разговаривает сам с собой: громко задает себе вопросы и раздумывает над своими ответами.
     - Честь для каждого начинается с самого себя, - сказала она осторожно.
     Его рука застыла в ее волосах. Мерседес сжалась, втянула голову в плечи, приготовившись к боли, которая, она была уверена, сейчас последует.
     Колин вздохнул:
     - Я думал, что по этому вопросу мы могли бы сойтись во мнении.
     Рука его бессильно упала на колени.
     Мерседес ждала. От напряжения у нее разболелись плечи. Шея затекла, а сердце неприятно громко стучало в груди. Она медленно повернула голову, чтобы посмотреть на него. Она не увидела никаких видимых признаков напряжения: ни нахмуренного лба, ни сжатых челюстей. Лицо его казалось таким же расслабленным, какое бывало у него во время сна, но Мерседес чувствовала по его дыханию, что он не спит. Когда она попыталась подняться, чтобы уйти, его глаза немедленно открылись.
     - Ты сегодня все время чего-то боишься, - сказал он, рассматривая ее своими безжалостными черными глазами. - Что, ты куда-нибудь торопишься?
     - Я... нет, никуда, - растерялась она. И тут же пожалела о своей нерешительности, потому что он посмотрел на нее внимательным, испытующим взглядом.
     - То есть, - поправилась она, - я хотела бы лечь в постель.
     Колин тут же согласился:
     - Конечно!
     Он встал на ноги сам, помог подняться Мерседес и легонько подтолкнул ее в направлении постели.
     - Я имела в виду собственную постель, - сказала она.
     - А я имел в виду свою.
     Мерседес через плечо посмотрела на него.
     - Хорошо.
     Отвернувшись и наклонив голову, она стала развязывать пояс своего платья. Она хотела сбросить его прямо на пол, но Колин подхватил его и аккуратно повесил на спинку кресла у письменного стола. Он смотрел, как она снимает покрывало. Но вместо того чтобы лечь под одеяло, она пристроилась на самый краешек постели и упрятала ноги под кровать. Он был уже не так пьян, чтобы не заметить, что все в ней напряжено до предела.
     Утомленная его постоянной слежкой, Мерседес гордо подняла подбородок.
     - Давайте быстрее кончать с этим, - холодно сказала она.
     Брови Колина удивленно поползли вверх, а в глазах появилось недоумение, которое трудно было бы разыграть.
     - С чем кончать? - удивился он.
     Она беспомощно взмахнула руками, пытаясь подобрать слова.
     - С тем, что вы собираетесь делать.
     - Я собираюсь раздеться.
     Рук