Далее шли яблони  с
перебитыми хребтами, с искривленными конечностями, словно раненые великаны с
корявой кожей  в зелено-ржавых  пятнах. Гладкие груши, вздымая  вверх  мачты
своих тонких стволов, точно  корабли, стоящие в  гавани,  испещряли горизонт
темными полосами своих  веток; розоватые персики, пробиваясь сквозь сумятицу
всей  этой  чащи, казалось, пленительно улыбались  с томной осанкой красивых
девушек, заблудившихся в толпе.  Были и такие  стволы,  которые когда-то шли
шпалерами,  но  с  течением  времени  свалили  на  землю  поддерживавшие  их
низенькие подпорки. Освободившись от  загородок, жалкие остатки  которых еще
свисали кое-где  у  них на ветвях,  они росли теперь  на приволье, но все же
сохраняли некую отличительную  особенность, некое  подобие  благовоспитанных
деревьев,  точно бродяги,  щеголяющие  в лохмотьях парадного  платья. Вокруг
каждого  ствола,  каждой   ветки,  виясь  с  дерева  на  дерево,  перебегали
виноградные лозы.  Вползая наверх,  эти  побеги  точно смеялись.  На минутку
задержатся  где-нибудь на высоком узловатом  сучке и рассыпаются  оттуда еще
более звонкими взрывами смеха, обдавая все это море листвы  блаженным хмелем
виноградных гроздий  нежно-зеленого, позлащенного солнцем цвета.  И плешивые
головы важных старцев фруктового сада сами, казалось,  загорались от этого и
пьянели.
     Налево  деревья  росли  реже одно  от другого: миндальные деревья с  их
хрупкой листвой давали доступ солнцу, под лучами которого  в земле созревали
тыквы, похожие на упавшую с неба  луну. На берегу ручья,  прорезавшего  сад,
росли утыканные  бородавками, терявшиеся в  покровах ползучей листвы дыни, а
также глянцевитые арбузы правильной овальной формы, точно страусово яйцо. На
каждом  шагу кусты смородины загораживали прежние  аллеи,  выставляя напоказ
прозрачные кисти своих  ягод, каждое зерно которых  светилось на солнце, как
рубин.  Живые изгороди  из малиновых кустов  напоминали  ежевику;  земля  же
превратилась  в  сплошной ковер  земляники:  спелые ягоды, с  легким запахом
ванили, усыпали всю траву.
     Однако самый волшебный уголок  фруктового сада  был еще левее,  у стены
утесов, начинавших отсюда свое наступление на горизонт.  В  этом месте земля
была горяча,  как в естественной  теплице,  куда  лучи солнца  падали совсем
отвесно. Сначала надо было миновать гигантские фиговые деревья -- нескладных
великанов, которые сонно вытягивали ветви, похожие на

     сероватые  руки;  они  до такой степени заросли  мохнатой листвой,  что
нельзя было пройти  меж ними,  не  ломая молодых  стеблей и не  отбрасывая в
сторону высохших.  Затем  путь  лежал сквозь заросли  толокнянки,  такой  же
зеленой, как  и громадные буксы;  усеянные красными  ягодами, эти кустарники
напоминали первомайские  деревца, украшенные алыми шелковыми  кистями. Потом
следовала роща, состоявшая из боярышника, кратеуса и ююбы, по опушке которой
вечнозеленой каймой стояли гранатовые деревья. Сами гранаты едва  завязались
и были  величиной с  кулачок  ребенка; пурпуровые  цветы  на самых  краях их
ветвей  походили на  трепещущие крылышки  островитянок-птичек,  что даже  не
пригибают травы, на которой гнездятся. И, наконец, они дошли до апельсиновой
и  лимонной рощи,  где мощные деревья глубоко вросли  в землю. Прямые стволы
уходили вдаль анфиладою темных  колонн; блестящие  листья живописно и весело
выделялись  на лазури  неба,  а  тень их,  ровно  разрезанная  на  тоненькие
пластинки,  рисовала на земле множество узоров, какие бывают на ситце. Здесь
тень  имела  особое  очарование, перед которым блекнет прелесть обыкновенных
европейских  фруктовых  садов.  Тут  господствовала  теплая  радость  света,
просеивающегося  золотою  летучею пылью,  тут  царила  особая  уверенность в
вечности  зеленого   царства,   сила   непрерывного  благоухания,   какой-то
всепроникающий  запах  цветов  и   другой,  более  весомый,  аромат  плодов,
придававший членам тела гибкую истому, ведомую только жарким странам.
     --  Будем  завтракать! --  воскликнула Альбина  и хлопнула в  ладоши.--
Сейчас уже, по крайней мере, девять. Я сильно проголодалась!
     И она встала. Серж признался, что и он охотно поел бы.
     -- У, дурачина!--заявила она.--Так  ты не догадался, что я привела тебя
завтракать!  Ого! Здесь мы с голоду не умрем, не беспокойся. Все это к нашим
услугам!
     И  они вошли под деревья, раздвигая ветви и  протискиваясь в самую гущу
плодов.  Альбина  шла впереди,  зажав юбки  между  коленями.  Она то и  дело
оборачивалась и спрашивала у своего спутника певучим голосом:
     --  А что ты больше любишь, Серж?  Груши, абрикосы, вишни, смородину?..
Предупреждаю тебя; груши еще зеленые, но все-таки они вкусные-превкусные!
     Серж   решил,  что   будет  есть   вишни.  Альбина  согласилась,   что,
действительно, можно начать  с них. Но когда юноша хотел в простоте душевной
залезть  на  первое попавшееся  дерево, Альбина крикнула  ему, что надо идти
дальше.  Еще минут десять они пробирались сквозь невероятную чащу ветвей. На
одном дереве были ничего не стоящие вишни; на другом --

     слишком кислые; на третьем они должны были созреть только через неделю.
Оказывается, она знала все деревья.
     --  Вот, заберись-ка на  это,-- сказала  она,  наконец,  и остановилась
перед деревом,  до такой степени нагруженным ягодами,  что  вишневые гроздья
ниспадали в виде коралловых ожерелий до самой земли.
     Серж удобно  устроился между  ветками  и  принялся  завтракать. Альбина
замолкла,  и он  подумал, что  она  влезла на  другое  дерево, где-нибудь  в
нескольких  шагах  от  него. И  вдруг,  опустив  глаза, он заметил, что  она
преспокойно лежит на спине под тем же самым  деревом. Она  скользнула туда и
ела даже без помощи рук, отрывая губами вишни, которые дерево протягивало ей
прямо ко рту.
     Увидав,  что  ее обнаружили, Альбина долго смеялась и  тотчас же начала
прыгать в траве, словно белая рыбка, вынутая из воды. Опираясь на локти, она
проползла на животе вокруг  вишневого дерева, продолжая срывать губами самые
крупные ягоды.
     --  Ты только вообрази себе, вишни  меня щекочут! -- кричала она.-- Вот
одна сейчас упала мне на шею! Ох, какие они холодные!.. Вишни забились мне в
уши, 'в глаза, они у меня на носу,-- везде! Если бы  я захотела, я раздавила
бы одну и сделала себе усы... Вишни внизу гораздо вкуснее верхних.
     --  Скажи,  пожалуйста!  --  промолвил  Серж  и засмеялся.-- Просто  ты
боишься влезть на дерево! Она так и онемела от негодования.
     -- Я? Я боюсь?--пролепетала она.
     Подобрав  юбку, она прикрепила ее спереди к поясу, не обращая  внимания
на то,  что обнажила при этом ноги выше колен,  и тотчас же, с помощью одних
только  рук,  нервным  движением  взобралась на ствол. А  потом побежала  по
веткам, почти  не касаясь сучьев руками.  У нее были повадки легкой белочки;
она  огибала сбоку узловатые  препятствия,  спускала  ноги вниз  и временами
удерживала  равновесие  только  тем, что перегибала  свой  стан. Совсем  уже
наверху,  остановившись  на  самом  краю  хрупкой ветки,  которая  угрожающе
трещала под ее тяжестью, она закричала Сержу:
     -- Ну, что? Боюсь я влезать на деревья?
     -- Пожалуйста, спустись поскорее! -- в страхе  умолял ее  Серж.-- Прошу
тебя. Ты разобьешься!
     Но она, торжествуя, полезла еще выше.  Теперь  она  держалась  на самом
кончике  ветки, сидя на  ней верхом, все  больше наклоняясь над  пустотою  и
захватив обеими руками по пучку листьев.
     -- Ветка сломается! -- вне себя закричал Серж.
     -- Ну и пусть себе ломается на здоровье! -- отвечала Аль

     бина и захохотала.-- Этим она избавит меня от труда спускаться самой.
     И ветка,  действительно,  подломилась.  Но  ломалась она так  медленно,
образуя такую  длинную  трещину,  что  могло показаться,  будто  она  плавно
склонилась до  самой земли именно для  того, чтобы нежно спустить Альбину на
твердую почву. И Альбина  ничуть не боялась; она  то  и дело запрокидывалась
назад, вертела полуголыми ногами и повторяла:
     -- Это очень приятно.  Едешь, точно в коляске!  Серж соскочил с дерева,
чтобы подхватить ее на руки. Он
     весь побледнел от только что пережитого волнения, и Альбина
     стала над ним посмеиваться.
     -- Но  ведь мне чуть не каждый день случается падать с деревьев. И я ни
разу еще не ушиблась!.. Смейся, смейся, толстый дуралей! Да, вот что, помочи
мне слюною шею: я оцарапалась.
     Он послюнил кончик пальца и провел им по ее шее.
     --  Вот  и  вылечилась!  --  закричала  она, убегая с резвостью уличной
девчонки.-- Давай играть в прятки, хочешь?
     Она тотчас же начала игру.  С криком "Ку-ку! Ку-ку!" она исчезла в гуще
зелени и стала прятаться  в известных  ей  одной укромных местах, где  Серж,
конечно, не  мог  ее найти.  Но  игра  в прятки  не  мешала им  грабительски
опустошать сад. Завтрак продолжался во всех  углах,  где двое  этих  больших
детей  преследовали  друг  друга.  Шмыгая  под  деревьями,  Альбина на  лету
протягивала руку, срывала зеленую грушу, накладывала полный подол абрикосов.
А  в  иных  тайниках она  набредала на такие находки, которые заставляли  ее
забывать  игру и, усевшись на  траву,  всецело предаваться  еде.  Вдруг  она
перестала слышать  голос  Сержа.  Тогда ей, в свою очередь, пришлось  искать
его. К  великому своему удивлению, чуть ли не к досаде, она  накрыла его под
сливовым деревом, которого она  сама  не  знала и чьи спелые  плоды издавали
нежный мускусный запах. Она стала упрекать  его  за  такое  поведение. Уж не
собирался ли он один всем этим  лакомиться? Почему  не откликался на ее зов?
А,  он прикидывается дурачком.  Но  у него, видать, тонкое обоняние: вкусные
вещи он чует издалека!  Особенно же она злилась на саму сливу; вот  коварное
дерево --  скрылось,  уклонилось от знакомства  с ней!  Должно быть, чтоб ей
насолить,  оно и выросло-то ночью. Пока она дулась, Серж не сорвал ни  одной
сливы и  вдруг надумал  сильно  потрясти дерево.  Сливы  посыпались  дождем,
вернее -- градом. Они ливнем обрушились  Альбине  на руки, на шею,  на самый
носик.  И  тогда она не смогла удержаться  от  смеха!  Она стояла  под  этим
градом,  восклицая: "Еще!  Еще!"  И  забавлялась круглыми  мячикам", которые
прыгали по ней, подставляла им рот и руки, и закрытые

     глаза, и  даже приседала на землю,  чтобы показать, будто она сделалась
совсем маленькой под их тяжестью.
     Целое утро они ребячились и  резвились, как  шалуны, попавшие в Параду.
Альбина  и Серж  проводили  здесь свой  незатейливый досуг, точно школьники,
вырвавшиеся   на   свободу,--   в  беготне,   криках,  шутливых  драках.  Их
целомудренные  тела не чувствовали  нечистой дрожи  желания.  Они  были  еще
просто-напросто двумя товарищами. Может быть, когда-нибудь впоследствии им и
придет  в  голову поцеловать друг друга в щеку,  когда на деревьях больше не
останется для  них  лакомых  плодов.  Но  что за прелестный  уголок  природы
выбрали они  для первых своих  шалостей!  Какое  укромное  зеленое местечко,
целое  ущелье  с чудесным" тайничками! Тут были  тропинки,  по которым никак
нельзя было пройти с серьезным видом,--так заразительно смеялись окаймлявшие
эти тропинки живые  изгороди. В  этом блаженном  углу  фруктового сада  было
много детского и  вместе с тем  что-то старческое. Кусты рассыпались во  все
стороны, как  мальчишки. Свежесть тени так и звала к себе -- утолить  голод;
старость же добрых деревьев походила на  старость снисходительных бабушек  и
почтенных дедушек. Даже в глубине зеленых мхов, среди сломанных стволов, под
которыми приходилось пробираться ползком по коридорам листвы,  таким  узким,
что  Серж  со  смехом  держался  руками  за  голые   ноги  Альбины,  ползком
пробиравшейся  впереди,--  даже  в  этих   густых  зарослях   нисколько   не
чувствовалось обычно  свойственной  таким  местам молчаливой мечтательности.
Отдыхавший  и  развлекавшийся  парк  ничем  не  смущал  чудесного настроения
молодых людей.
     Когда  же  они устали от  всех этих  абрикосовых,  сливовых и  вишневых
деревьев, то побежали под хрупкие миндальные деревца и там принялись поедать
зеленый  миндаль  величиною не больше  горошины,  собирая на травяном  ковре
землянику  и  досадуя,  что арбузы и дыни  еще  не созрели. В  конце  концов
Альбина вскочила и помчалась  во всю прыть; Серж кинулся за ней,  но догнать
ее не мог. Она бросилась к  фиговым деревьям и начала  прыгать среди ветвей,
обрывая листья и кидая их через  плечо в  лицо  своему спутнику; в несколько
прыжков промчалась она по зарослям толокнянки, сорвав по дороге и попробовав
несколько  красных  ягод.  В чаще  боярышника  и  ююбы  Серж окончательно ее
потерял. Сначала  он подумал, не  спряталась  ли она за  гранатовым деревом;
оказывается, он принял за розовые  ее  кулачки два бутона с этого дерева. Он
побежал  среди апельсиновых деревьев, под которыми было так упоительно тепло
и  светло,  что  ему  почудилось, будто  он попал в царство  солнечных  фей.
Посреди апельсиновой рощи он заметил Альбину. Она, не подозревая, что он так
близко,

     к чему-то приглядывалась, что-то разыскивала в зеленых недрах парка.
     _ Что ты там ищешь? -- закричал он.-- Ты ведь отлично  знаешь,  что это
запрещено!
     Она вздрогнула и слегка покраснела в  первый раз  за все утро. Усевшись
рядом с Сержем, она принялась рассказывать ему о счастливой поре года, когда
созревают апельсины. Тогда вся роща золотится, освещается круглыми звездами,
прорезающими зеленые своды своими желтыми огнями.
     Когда   же   они,   наконец,  двинулись   в   обратный   путь,  Альбина
останавливалась у каждого дикого побега и наполняла свои карманы маленькими,
терпкими на вкус грушами, кислыми  мелкими сливам", чтобы есть их по дороге.
Эти плоды, по ее словам, были во сто раз вкуснее всего, что они пробовали до
сих пор. Серж должен был все это проглотить, хотя и корчил  при этом ужасные
гримасы.   Они  вернулись  домой  счастливые,  --возбужденные.  И  так  много
смеялись, что у них даже бока заболели. В тот вечер у Альбины не хватило сил
даже подняться  к  себе наверх. Она так и заснула у ног  Сержа, поперек  его
кровати, и видела во сне, что лазает по деревьям, и во сне же грызла плоды с
дичков, спрятанные ею под одеяло, рядом с собою.
        "Х"
     Неделю  спустя снова была задумана  большая прогулка по парку. На  этот
раз они собирались идти еще дальше налево, за плодовый сад, к широким лугам,
орошаемым  четырьмя  ручьями. Надо  было  проделать несколько  лье прямо  по
траве. Если бы они заблудились, то питались бы добычей от рыбной ловли.
     --  Я беру с собой нож,--сказала Альбина и показала  крестьянский нож с
широким лезвием.
     Она напихала  к  себе в  карманы всякую всячину: бечевки, хлеб, спички,
бутылочку вина, лоскутки, гребень, иголки. Сержу было поручено взять одеяло;
но в конце липовой аллеи у развалин замка юноше показалось до  такой степени
тяжело, что он спрятал его в трещину обрушившейся стены.
     Солнце  палило сильнее. Альбина  замешкалась со своими приготовлениями.
Они шли рядышком, весьма чинно, купаясь  в утреннем тепле. Чуть ли не по сто
шагов им удавалось пройти, не толкаясь и не смеясь. Они беседовали.
     --  Я  ночью  никогда  не  просыпаюсь,--сказала  Альбина.--  Сегодня  я
особенно хорошо спала! А ты?
     -- Я тоже,-- отвечал Серж.

     Она снова заговорила:
     -- Что это значит--увидеть во сне птицу и разговаривать с ней?
     -- Ума не приложу... А что тебе говорила твоя птица?
     -- Ах, я уже забыла!.. Она мне говорила премилые вещи и  презабавные...
Посмотри вон на этот большой мак, видишь, там? Тебе его не сорвать, слышишь,
не сорвать!
     И  она  пустилась  во всю прыть, но  Серж благодаря своим длинным ногам
опередил ее и сорвал цветок. Он помахал им с победоносным видом. А она сжала
губы, ни слова не говоря, и, видимо, совсем было собралась заплакать.  Он не
знал, что ему делать, и бросил мак. А затем, чтобы водворить мир, предложил:
     -- Хочешь взобраться ко мне на спину? Я понесу тебя, как в тот раз.
     -- Нет, нет!
     Она дулась. Но не сделала  и тридцати шагов, как вся залилась смехом  и
обернулась. Репейник вцепился ей в юбку.
     -- Смотри!  Я  думала, что ты нарочно наступил мне на  платье... А ведь
это он меня не пускает! Ну-ка, отцепи меня!
     Когда она высвободилась, они снова пошли рядышком, как благовоспитанные
дети. Альбина утверждала, что гулять так, "по серьезному", куда веселее! Они
вышли  в луга. Перед ними  бесконечной пеленою  расстилались  широкие  ковры
трав, лишь кое-где прорезанные завесою из нежной листвы ивняка. Эти пушистые
травяные  ковры отливали бархатом; они были  ярко-зеленого цвета, постепенно
бледневшего вдали  и  терявшегося на горизонте в  желтом пламени  солнечного
пожара. Дальние  купы ив казались  совсем золотыми в дрожащих полосах света.
Плясавшие над самым газоном пылинки горели, как искорки;
     ветер свободно  разгуливал над этой голой пустыней,  пробегал  рябью по
травам,  как  бы лаская их.  На  ближайших  лугах,  там и сям,  кучками были
рассыпаны  целые полчища маленьких  белых  маргариток,  точно толпы  народа,
кишащего  на  мостовой  в  праздничный  день; эти  цветки  радостно и весело
оживляли  темную  зелень   дерна.   Лютики   походили  на  медные  звоночки,
поднимавшие  звон  всякий  раз, как  муха, пролетая,  касалась их крылышком.
Огромные маки,  росшие  поблизости  поодиночке,  а  в  отдалении  --семьями,
сверкая  и словно треща, как  красные хлопушки,  напоминали донышко кубка, с
которого не сошел еще пурпур вылитого из него вина. Большие васильки  кивали
своими чепчиками с синим кружевом, какие носят крестьянки, и будто  угрожали
взлететь вверх, выше  мельничных  крыльев,  при каждом порыве ветра.  Дальше
простирались ковры мохнатого бухарника, косматого донника, скатерти овсяниц,
метлиц, пахучих ночных фиалок. Затем виднелись длинные тонкие воло-

     сы сладкой дятлины, четко вырезанные листочки трилистника,  подорожник,
будто  размахивавший  лесом  копий;  люцерна стлалась  мягким  ложем,  точно
пуховая подушка бледно-зеленого атласа с  прошивками  из  лиловатых  цветов.
Направо, налево,  прямо, впереди  -- повсюду  все  это  словно  катилось  по
равнине, по округлой,  точно плюшевой поверхности стоячего  моря, и  дремало
под небом, казавшимся  здесь особенно безбрежным. В безмерности океана лугов
попадались  места с  прозрачно-синей  травой,  как  будто  отражавшей синеву
небес.
     Альбина и Серж шли тем  временем прямо  по лугу, по колено  в траве. Им
чудилось, что  они  идут в воде, которая хлещет их по  икрам. А  иногда  они
действительно  встречали в этом  море  зелени чуть ли не настоящие  течения:
высокие наклоненные стебли быстро переливались под их ногами.  Иной раз  под
ними оказывались  спокойно  дремавшие озера и  водоемы:  они  шли по  низкой
траве,  в которой нога утопала по щиколотку. Гуляя, они  играли, но не  так,
как в плодовом саду, не в разрушительную игру: наоборот, они останавливались
со  связанными, схваченными  гибкими пальцами растений ногами, как бы смакуя
ласку текучей воды,  смягчавшей в них первобытную дикость.  Альбина отошла в
сторону и  попала  в заросли гигантской травы, доходившей ей до  подбородка.
Виднелась только ее голова. С минуту она простояла  спокойно и  только звала
Сержа:
     --  Иди же! Здесь  точно  в  ванне.  Повсюду  зеленая вода!  Потом,  не
дождавшись его, она одним  прыжком  выскочила на дорогу, и они пошли берегом
первой  речки,  преградившей им  путь.  Это  была  неглубокая,  тихая  река,
протекавшая меж двух  берегов,  поросших  диким крессом. Она так мягко,  так
неторопливо катила свои чистые и прозрачные воды,  что в них, как в зеркале,
отражались малейшие  травинки  на  обоих берегах ее. Альбина и Серж довольно
долго  спускались  вдоль  реки,  обгоняя  ее течение,  и, наконец,  достигли
дерева, тень которого купалась в ленив