пеха для любого его начинания. Он досконально изучал свое дело, он  умел
убедить кого угодно и в чем  угодно,  лишь  бы  ему  дали  время  подробно
осветить все стороны вопроса.
   Лестер не сразу  позволил  себя  увлечь,  хотя,  в  общем,  операции  с
недвижимостью были в его вкусе. Земля его интересовала. Он считал, что это
- солидное помещение капитала, если не размахиваться  слишком  широко.  До
сих пор он не пробовал вкладывать деньги в земельные  участки,  но  только
потому, что вращался в кругах, далеких от этих интересов. Он был человеком
"безземельным", а сейчас в некотором роде и безработным.
   Мистер Росс ему нравился, он, видимо, понимал толк в  своем  деле.  Его
посулы не трудно было проверить, и Лестер не  преминул  этим  заняться.  К
тому же он помнил рекламные  щиты  Росса  в  прерии  и  его  объявления  в
газетах. И пора было  наконец  прекратить  затянувшееся  безделье  и  хоть
сколько-нибудь приумножить свой капитал.
   К сожалению, Лестер за  последнее  время  разучился  вникать  в  мелкие
подробности. С самого начала его деятельности в отцовском предприятии  ему
поручались задачи общего  характера  -  закупки  крупных  партий  товаров,
размещение оптовых заказов, обсуждение вопросов,  касающихся  работы  всей
фирмы и далеких от  практических  деталей,  которые  имеют  первостепенное
значение для торговцев помельче. На фабрике не он, а  Роберт  исчислял  до
последнего цента издержки производства, следил за тем, чтобы нигде не было
ни малейшей  утечки.  Лестер  же  добросовестно  и  с  интересом  выполнял
поручения более общего порядка. И сейчас, когда он  обдумывал  предложение
Росса, его интересовали широкие перспективы, а  не  мелочи.  Он  прекрасно
знал, что Чикаго быстро растет и земля не может  не  подниматься  в  цене.
Там, где сейчас голая прерия, очень  скоро,  через  несколько  лет,  будут
густо застроенные жилые пригороды. Невозможно  допустить,  чтобы  цены  на
землю упали. Продажа участков может затянуться,  и  цены  могут  расти  не
всегда одинаково быстро, но упасть они не могут. В это убеждал  его  Росс,
да и сам Лестер был в этом уверен.
   Целого ряда случайностей он не предусмотрел. Он не подумал о  том,  что
сам мистер Росс  не  вечен;  что  району,  который  сейчас  представляется
идеальным для жилого пригорода, может повредить застройка соседних  с  ним
кварталов;  что  неблагоприятная  финансовая  конъюнктура  может   вызвать
понижение цен на землю, более того -  паническую  распродажу  участков  за
бесценок, перед которой не устоять даже таким опытным маклерам, как мистер
Сэмюел Росс.
   Несколько месяцев Лестер  изучал  обстановку,  обрисованную  его  новым
наставником и руководителем, а затем, придя к заключению, что риск если  и
есть, то очень незначительный, решил продать часть акций, приносивших  ему
жалкие шесть процентов, и вложить деньги в новое предприятие.  Первым  его
взносом были двадцать тысяч долларов - половина цены на землю, которую они
по соглашению с Россом оплачивали  поровну;  это  соглашение  должно  было
оставаться в силе до тех пор, пока не будут распроданы все участки.  Затем
он дал двенадцать с половиной тысяч на производство работ, а затем  -  еще
две с половиной тысячи на уплату налогов  и  на  различные  непредвиденные
расходы. Оказалось, что из-за  особенностей  почвы  нивелировка  обходится
дороже, чем было предусмотрено сметой; что деревья не всегда принимаются с
первого  раза;  что  для  успешного  завершения  некоторых   работ   нужно
"подмазать"  кое-кого  в  газовом  или  водопроводном  отделе   городского
хозяйства. Всем этим занимался мистер Росс, но, поскольку  это  влекло  за
собой увеличение расходов, он не мог не держать Лестера в курсе дела.
   Приблизительно через год после их первой беседы участки были готовы, но
чтобы создать  им  надлежащую  рекламу,  следовало  подождать  весны.  Для
покрытия рекламных расходов Лестеру пришлось сделать третий  взнос,  и  он
продал еще на пятнадцать тысяч акций, считая необходимым довести  дело  до
конца, а затем уже ждать обещанных прибылей.
   Поначалу Лестер был вполне доволен осуществлением своих  планов.  Росс,
безусловно,  показал  себя  толковым  и  проницательным  дельцом,  умеющим
охватить  множество  разнообразных  деталей.  Участки   были   разработаны
превосходно. Новому району было присвоено заманчивое  название  Гринвуд  -
Зеленый лес, хотя, как отметил Лестер, леса там и в  помине  не  было.  Но
Росс уверил его, что людям, подыскивающим себе пригородный участок,  такое
название придется по душе; а увидев, как энергично  идет  посадка  молодых
деревьев, долженствующих разрастись в тенистые аллеи  и  сады,  они  легко
примут мечты за действительность. Лестер улыбнулся в ответ на этот довод.
   Первой тенью, омрачившей светлое  будущее  Гринвуда,  был  слух,  будто
"Интернациональная   Консервная"   -   одна   из   крупнейших    компаний,
объединившихся в мясоконсервный трест,  чья  контора  помещалась  на  углу
Холстед-стрит и Тридцать второй, - решила выделиться из треста и  основать
самостоятельное предприятие. В  газетах  писали,  что  "Интернациональная"
намерена обосноваться южнее, по всей вероятности в районе Пятьдесят  пятой
улицы и Эшленд-авеню. Квартал этот непосредственно  примыкал  с  запада  к
земле  Лестера,  а  одного  подозрения,  что  по   соседству   открывается
консервный   завод,   было   достаточно,   чтобы   погубить    перспективы
зарождающегося дачного пригорода.
   Росс был вне себя от ярости. Быстро оценив обстановку,  он  решил,  что
единственный выход -  это  разрекламировать  новые  участки  в  газетах  и
постараться распродать их, пока не возникли еще  какие-нибудь  помехи.  Он
изложил свою точку зрения Лестеру, и тот согласился, что так  будет  лучше
всего. Они уже истратили на рекламу шесть  тысяч  долларов,  а  теперь  за
десять дней еще три тысячи, чтобы создать  впечатление,  будто  Гринвуд  -
идеальный район, оборудованный по последнему слову современной техники, по
красоте и тишине не имеет и не будет иметь себе равных в Чикаго. Но это не
помогло. На несколько участков нашлись покупатели; однако зловещие слухи о
планах "Интернациональной Консервной"  упорно  держались;  теперь  Гринвуд
годился разве что под поселок для рабочих иностранцев; а  затея  с  дачным
пригородом явно потерпела полный провал.
   Лестера этот новый удар  привел  в  полное  отчаяние.  Пятьдесят  тысяч
долларов - две трети его  состояния,  если  не  считать  годового  дохода,
завещанного отцом, - оказались замороженными; нужно было  платить  налоги,
производить ремонт и приготовится к тому, что цены на землю начнут падать.
Он высказал предположение, что оставшиеся  участки  можно  бы  продать  по
себестоимости или заложить, отказавшись  от  дальнейшей  эксплуатации;  но
Росс смотрел на дело куда более мрачно.
   Раза два он уже попадал в такие переделки. Он был  суеверен  и  считал,
что если дело не пошло гладко с самого начала, значит не судьба и  как  ни
старайся - беде все равно не поможешь. По  горькому  опыту  он  знал,  что
многие его коллеги думают так же.
   Они продержались около трех лет, а потом участки пошли  с  молотка.  На
долю Лестера, вложившего в них пятьдесят  тысяч  долларов,  пришлось  чуть
больше восемнадцати тысяч; и кое-кто из  умудренных  жизнью  людей  уверял
его, что он еще легко отделался.



50

   Операции с пригородными участками были в самом  разгаре,  когда  миссис
Джералд решила переселиться в Чикаго. Живя в Цинциннати, она многое узнала
об обстоятельствах жизни Лестера, вызвавших столько пересудов и нареканий.
Вопрос о том, женат ли он на Дженни, так и остался открытым. Но до  миссис
Джералд дошла - правда, в искаженном виде - вся история Дженни и  рассказы
о  том,  как  чикагская  газета  изобразила  Лестера  в  роли  миллионера,
пожертвовавшего из любви к ней всем своим состоянием, а  также  совершенно
точные сведения, что Роберт отстранил брата от участия в  делах  "Компании
Кейн". Ей было обидно и больно, что Лестер губит себя.
   Прошел год, а он ничего не сделал. Пройдет  еще  два  года  -  и  будет
слишком поздно. В Лондоне он сказал ей,  что  у  него  почти  не  осталось
иллюзий. Может быть, Дженни - одна из них? Что он, действительно любит  ее
или просто жалеет? Летти было очень интересно выяснить этот вопрос.
   В Чикаго она сняла роскошный особняк на бульваре Дрексел. "Эту  зиму  я
проведу в Ваших краях, - писала она Лестеру, - и надеюсь, что  мы  с  Вами
будем часто встречаться. В Цинциннати я  умираю  от  скуки.  После  Европы
здесь так... ну, Вы понимаете. В субботу видела миссис Ноулз,  она  о  Вас
спрашивала. Имейте в виду, что она прекрасно  к  Вам  относится.  Ее  дочь
весной выходит замуж за Джимми Севренса".
   Лестер ждал приезда миссис Джералд со смешанным чувством удовольствия и
неловкости. Она, конечно, будет устраивать вечера и приемы. Что,  если  ей
взбредет на ум пригласить его с Дженни? Но нет, едва  ли.  Надо  полагать,
что теперь-то она узнала, как обстоит дело. И по письму ее это видно.  Она
намерена "часто встречаться" с ним - значит именно с ним, а не  с  Дженни.
Он  решил  рассказать  Летти  все  начистоту  и  предоставить   ей   самой
определить, какими будут в дальнейшем их отношения.
   Он выбрал для откровенного разговора минуту, когда они сидели в  уютной
гостиной вдвоем с Летти - прелестным видением в бледно-желтых шелках.  Как
раз в это время он стал сомневаться  в  успешном  исходе  своих  земельных
операций, настроение у него было неважное, и он  как  никогда  нуждался  в
сочувствии и понимании. Дженни он еще ни слова не сказал о своих заботах.
   Когда горничная удалилась,  подав  хозяйке  чай,  а  Лестеру  коньяк  с
содовой, Летти решила помочь ему и сама нарушила молчание.
   - А я много слышала о вас, Лестер, с тех пор как вернулась  из  Европы.
Расскажите мне о себе. Вы знаете, как близко я принимаю к сердцу все,  что
касается вас.
   - Что же вы слышали, Летти? - спросил он спокойно.
   - Ну, во-первых, слышала о завещании вашего отца и о том, что вы больше
не участвуете в делах компании, а еще -  всякие  сплетни  о  миссис  Кейн,
которые меня не особенно интересуют. Вы меня понимаете. Но неужели  вы  не
хотите упорядочить свою жизнь, чтобы получить то, что принадлежит  вам  по
праву? Мне кажется, это такая огромная жертва, если, конечно,  у  вас  нет
настоящего глубокого чувства. Верно, Лестер? - спросила она лукаво.
   Он ответил не сразу.
   - Не знаю даже, что и сказать вам, Летти. Иногда  мне  кажется,  что  я
люблю ее, иногда я в этом далеко не уверен. Я буду говорить с вами  вполне
откровенно. Никогда в жизни я еще не оказывался  в  таком  затруднительном
положении. Вы ко мне так хорошо относитесь,  а  я...  не  стану  говорить,
какого я мнения о вас. Но, во всяком случае, я не хочу иметь от вас  тайн.
Я не женат.
   Он умолк.
   - Я так и думала, - сказала она.
   - И потому не женат, - продолжал он, -  что  слишком  долго  колебался.
Когда я в первый раз увидел  Дженни,  я  решил,  что  обольстительнее  нет
женщины на свете.
   - Не много же я для вас значила в  то  время,  -  перебила  его  миссис
Джералд.
   - Если хотите, чтобы я говорил, не перебивайте меня - улыбнулся Лестер.
   - Скажите мне одно, и больше я ничего не буду спрашивать.  Это  было  в
Кливленде?
   - Да.
   - Мне так и говорили, - подтвердила она.
   - В ней было что-то такое...
   - Любовь с первого взгляда, - снова не  утерпела  Летти,  у  нее  стало
очень горько на душе. - Это бывает.
   - Вы мне дадите говорить?
   - Простите меня, Лестер.  Что  же  делать,  если  мне  взгрустнулось  о
прошлом.
   - Ну, в общем, я потерял голову. Я видел  в  ней  идеал,  совершенство,
хоть и знал, что она мне не пара. Мы живем  в  демократической  стране.  Я
думал; сойдусь с ней, а потом... ну, вы знаете, как это бывает. Вот  ту-то
я и допустил ошибку. Я никогда не думал, что это окажется так серьезно. До
этого мне не нравилась  ни  одна  женщине  кроме  вас,  да  и  то  -  буду
откровенным до конца - я вовсе не был уверен, что  хотел  бы  жениться  на
вас. Мне казалось, что женитьба вообще не для меня. И я сказал себе;  лишь
бы Дженни стала моей, а  потом,  когда  надоест,  можно  и  расстаться.  Я
позабочусь о том, чтобы она не нуждалась. Прочее мне будет безразлично.  И
ей тоже. Понимаете?
   - Понимаю, - ответила она.
   - Так вот, Летти, из этого ничего не вышло. Она женщина совсем  особого
склада. Ее душевный мир необычайно богат. Она не образованна в том смысле,
как мы понимаем это, но обладает врожденной утонченностью  и  тактом.  Она
прекрасная хозяйка, безупречная мать. У нее какой-то неиссякаемый источник
любви к людям. Отцу и матери она была предана  всей  душой.  Ее  любовь  к
дочери - это ее дочь, не моя - не знает границ. Светскости в ней нет ни на
грош. Она никогда  не  блеснет  метким  словечком,  неспособна  поддержать
легкий, остроумный разговор.  И  думает  она,  вероятно,  медленно.  Самые
серьезные ее мысли даже не всегда выражаются в словах, но нетрудно понять,
что она все время и думает и чувствует.
   - Вы чудесно говорите о ней, Лестер, - сказала миссис Джералд.
   - А как же иначе, Летти, - отвечал он. - Дженни хорошая женщина. Но что
бы я ни говорил, порою мне кажется, что  меня  привязывает  к  ней  только
жалость.
   - Сомневаюсь! - И она погрозила ему пальцем.
   - Да, да, но мне много пришлось вытерпеть. Теперь-то я вижу, что должен
был сразу жениться на ней. Но потом возникли такие  осложнения  и  столько
было споров и уговоров, что  я  как-то  запутался.  А  тут  еще  отцовское
завещание. Я, если женюсь, теряю восемьсот тысяч и  даже  гораздо  больше,
поскольку  компания  теперь  реорганизована  в  трест.  Да,  пожалуй,  два
миллиона. Если я не женюсь, я через два года, даже меньше,  лишаюсь  всего
решительно. Конечно, можно бы сделать вид, будто я  с  ней  расстался,  но
лгать я не хочу, Это было бы слишком мучительно для ее самолюбия,  она  не
заслуживает такой обиды. Положа руку на сердце,  я  сейчас  даже  не  могу
сказать, хочу я расстаться с ней или нет. Честное слово, просто  не  знаю,
что мне делать.
   Лестер умолк, закурил сигару и устремил невидящий взор в окно.
   - Да, это очень, очень трудная задача, - сказала Летти, опустив глаза.
   Потом она встала и, подойдя к Лестеру, положила руку  на  его  крупную,
красивую голову. Чуть надушенный желтый шелк ее платья касался его плеча.
   - Бедный Лестер, - сказала она. - Ну и узел  же  вы  затянули!  Но  это
гордиев узел, мой милый, и  придется  его  разрубить.  Почему  бы  вам  не
поговорить с нею начистоту, вот как сейчас со мной, и не выяснить, что она
сама думает?
   - Это было бы очень жестоко, - сказал он.
   - Но что-то нужно сделать, Лестер, уверяю вас, -  настаивала  Летти.  -
Нельзя больше плыть по течению. Вы себе страшно этим вредите.  Жениться  я
вам не могу посоветовать - и право же, я забочусь не о себе, а впрочем,  я
с радостью вышла бы за вас, хотя вы когда-то и пренебрегли  моей  любовью.
Не скрою; все равно, придете вы ко мне или нет, я вас люблю и всегда  буду
любить.
   - Я это знаю, - сказал Лестер.
   Он встал, взял ее руки в свои и заглянул ей в глаза. Потом  отвернулся,
Летти перевела дух, взволнованная его взглядом.
   - Нет, Лестер, - продолжала она, - такой большой человек,  как  вы,  не
может успокоиться на десяти тысячах годового дохода. И нельзя  вам  сидеть
сложа руки - вас слишком хорошо знают. Вы должны снова занять свое место и
в деловом мире и в свете. Никто не станет  чинить  вам  помехи,  никто  не
заикнется о вашем прошлом; только получите свою долю отцовского  состояния
- и вы сами можете диктовать условия. А она, если узнает правду, наверное,
не будет возражать. Если она вас любит, как вы говорите, она охотно пойдет
на жертву. В этом я не сомневаюсь. Вы, разумеется, щедро обеспечите ее.
   - Дженни не деньги нужны, - мрачно возразил Лестер.
   - Ну, все равно, она может прожить и без вас; а  если  у  нее  окажется
много денег, ей будет и легче жить и интереснее.
   - Пока я жив, она ни в чем не будет нуждаться,  -  торжественно  заявил
он.
   - Вы должны от нее уйти, должны, - твердила Летти все более настойчиво.
- Каждый день дорог. Почему не решить и не сделать это теперь же - сегодня
же. Почему?
   - Не спешите, - возразил он. - Это - дело нелегкое. Сказать по  правде,
меня страшит объяснение с Дженни. Это так  несправедливо  по  отношению  к
ней, так жестоко. Я ведь, как правило, не распространяюсь о  своих  личных
делах. И до сих пор я ни с кем не хотел говорить, даже с родителями. Но  в
вас я почему-то всегда чувствовал близкого человека, а  со  времени  нашей
последней встречи мне все думалось, что нужно вам об  этом  рассказать.  И
хотелось. Вы мне очень дороги. Не знаю,  может  быть,  это  покажется  вам
странным при нынешних обстоятельствах, но это так. Я даже  не  подозревал,
что вы мне настолько близки и как человек и как женщина. Не хмурьте брови.
Вы ведь хотели слышать правду? Вот вам  правда.  А  теперь,  если  можете,
объясните мне, что я такое.
   - Я не хочу с вами спорить, Лестер, - сказала она мягко, коснувшись его
руки. - Я хочу только  любить  вас.  Я  прекрасно  понимаю,  как  это  все
сложилось. Мне грустно за себя. И грустно  за  вас.  И  грустно...  -  она
запнулась, - за миссис Кейн. Она - обаятельная женщина. Она мне  нравится,
очень нравится. Но не такая женщина вам нужна, Лестер. Поверьте  мне,  вам
нужно другое. Нехорошо, конечно, что мы с вами говорим о ней  такие  вещи,
но ведь это правда. У каждого свои достоинства. И  я  убеждена,  что  если
высказать ей все так же,  как  вы  сейчас  высказали  мне,  она  поймет  и
согласится. Будь я на ее месте, Лестер, я  бы  отпустила  вас,  правда.  Я
думаю, вы мне поверите. Всякая порядочная женщина поступила бы так же. Мне
было бы очень больно, но я отпустила бы вас. И ей будет больно, но она вас
отпустит. Уверяю вас. Мне кажется, я понимаю ее не хуже вас,  даже  лучше,
потому что я женщина. Ах, - добавила она, помолчав, - если бы я могла сама
поговорить с ней! Я бы ей все объяснила.
   Лестер  глядел  на  Летти  и  дивился  ее  рвению.  Она  была   хороша,
притягательна, она так много обещала...
   - Не спешите, - повторил он. - Дайте мне  подумать.  У  меня  еще  есть
время.
   Летти приуныла, но не сдалась.
   - Действовать нужно сейчас же,  -  повторила  она,  подняв  на  Лестера
взгляд, в который вложила всю душу. Она добивалась  этого  человека  и  не
стыдилась показать ему это.
   - Так я подумаю, - сказал он смущенно и, поспешно распростившись с нею,
ушел.



51

   Лестер уже достаточно долго и серьезно обдумывал  свое  положение;  он,
пожалуй, и предпринял бы что-нибудь, и очень скоро, если бы  жизнь  в  его
доме не омрачило одно из тех печальных обстоятельств,  которые  так  часто
нарушают наши планы: здоровье Герхардта стало быстро сдавать.
   Постепенно ему пришлось отказаться от всех своих обязанностей по  дому,
а потом он слег. Дженни заботливо ухаживала за ним. Веста навещала его  по
несколько раз на дню, заходил и Лестер. Кровать Герхардта стояла у окна, и
он часами глядел на деревья сада и видневшуюся за ними улицу, думая о том,
как-то идет хозяйство без его надзора.  Он  был  уверен,  что  кучер  Вудс
небрежно чистит лошадей и  сбрую,  что  почтальон  неаккуратно  доставляет
газеты,  а  истопник  изводит  слишком  много  угля  и  все-таки  в   доме
недостаточно тепло. Эти мелкие заботы составляли всю  его  жизнь.  Он  был
прирожденным домоправителем. Сам он неуклонно выполнял добровольно  взятые
на себя обязанности и теперь серьезно опасался, что без  него  все  пойдет
вкривь и вкось. Дженни подарила ему роскошный стеганый халат, крытый синим
шелком, и мягкие теплые  ночные  туфли,  но  он  их  почти  не  носил.  Он
предпочитал лежать в  кровати,  читать  Библию  и  лютеранские  газеты  да
выслушивать от