ья. Садитесь. А этого джентльмена как зовут?
     - Это мой учитель, мистер Хэдстон.
     - Садитесь и вы. Только, пожалуйста, затворите сначала дверь. Мне самой
трудно это сделать, потому что у меня спина болит и ноги не слушаются.
     Они молча повиновались, а маленькая  особа,  принявшись  за  прерванную
работу, взяла волосяную кисточку и стала смазывать  клеем  тонко  нарезанные
кусочки картона и дощечки. Ножницы и два-три  ножика,  лежавшие  на  скамье,
свидетельствовали о том, что девочка нарезала все это сама,  а  разноцветные
ленты, лоскуты  шелка  и  бархата,  вероятно,  должны  были  приукрасить  ее
изделья, набитые как полагается (набивка лежала тут  же).  Проворные  пальцы
девочки двигались с поразительной быстротой; она соединяла  тонкие  краешки,
прикусывала их зубами для прочности и  то  и  дело  посматривала  на  гостей
исподтишка своими серыми  глазами,  взгляд  которых  стал  еще  острее,  чем
прежде.
     - А вот вам ни за что не угадать, какое у меня ремесло, -  сказала  она
после очередного осмотра.
     - Вы делаете подушечки для булавок, - ответил Чарли.
     - А еще что?
     - Перочистки, - сказал Брэдли Хэдстон.
     - Ха-ха-ха! А еще что? Хоть вы и учитель, а вам не отгадать.
     - Вы делаете что-то из соломы, - и он показал на край скамьи, -  а  что
именно, я не знаю.
     - Молодец! -воскликнула хозяйка дома. -  На  подушечки  для  булавок  и
перечистки идут остатки материала. А самое главное в  моем  ремесле  солома.
Ну! Отгадайте, что я делаю из соломы?
     - Кружочки под блюда?
     - Выдумали тоже, а еще учитель! Вот отгадайте загадку,  это  будет  вам
вроде подсказки. Я люблю тебя, когда ты начинаешься на "К",  потому  что  ты
красивая. Я бегу от тебя,  когда  ты  начинаешься  на  "К",  потому  что  ты
капризная. Мы пойдем с тобой в "Королевскую корону", и я подарю тебе  капор.
Зовут тебя Кривляка, а живешь ты в курятнике. Ну! Что я делаю из соломы?
     - Капоры?
     - Да! Для модниц, - сказала хозяйка дома, утвердительно склонив голову.
- Для кукол. Я кукольная швея.
     - Надо полагать, это прибыльное дело?
     Хозяйка дома пожала плечами и тряхнула головой.
     - Нет. Платят гроши. И всегда спешка.  На  прошлой  неделе  одна  кукла
выходила замуж, и я просидела за работой всю ночь. А мне это вредно,  потому
что у меня спина болит и ноги не слушаются.
     Учитель и мальчик  со  все  возрастающим  удивлением  смотрели  на  эту
маленькую особу, и, наконец, учитель сказал:
     - Как жаль, что ваши важные заказчицы не желают с вами считаться.
     - Они всегда так, - ответила хозяйка дома, снова  пожав  плечами.  -  И
платья свои не берегут, да еще привередничают - месяц поносят, и уже из моды
вышло, подавай им  новое.  Я  шью  на  одну  куклу  с  тремя  дочерьми.  Вот
транжирка! Разорит она когда-нибудь своего муженька!
     И,  рассмеявшись  странным  отрывистым  смешком,  хозяйка  дома   снова
покосилась на гостей своими серыми глазами. Подбородок у нее был остренький,
как у эльфа, и весьма выразительный, а бросая по сторонам такие  вот  острые
взгляды, она еще и вздергивала его кверху. Получалось так, будто и  глаза  и
подбородок приводились в действие одной пружинкой.
     - И у вас часто бывает такое горячее время?
     - Бывает куда горячее. Но сейчас работы  мало.  Третьего  дня  я  сдала
большой заказ  -  траурное  платье.  У  куклы,  на  которую  я  шью,  умерла
канарейка. - Хозяйка дома рассмеялась  и  несколько  раз  покачала  головой,
словно хотела сказать: "Вот она, суета мирская!"
     - И вы так и сидите целый день одна? - спросил Брэдли  Хэдстон.  -  Или
соседские дети...
     - О господи! - воскликнула хозяйка дома таким  пронзительным  голоском,
точно последнее слово кольнуло ее. - Не говорите мне о детях! Я  терпеть  не
могу детей! Мне все их повадки и фокусы давно  известны.  -  И  она  сердито
потрясла кулачком, поднеся его к самым глазам.
     Вряд ли требовался большой учительский опыт для того, чтобы понять, как
больно было кукольной швее чувствовать разницу между собой и другими детьми.
Во всяком случае, оба - и учитель и ученик - сразу об этом догадались.
     - Только им и  дела,  что  бегать,  кричать,  играть  во  всякие  игры,
драться. Только им и дела, что скок-скок-скок на одной ножке по тротуару  да
чертить по нему мелом. Мне их повадки и фокусы давно известны! - И она снова
потрясла кулачком. - Да это еще не все! Кто  заглядывает  в  чужие  замочные
скважины и кричит всякие обидные слова и передразнивает, какая у кого  спина
и ноги? Да, да! Мне все их повадки и фокусы давно известны. А знаете,  какое
я придумала им наказание? У нас на площади есть церковь, а под этой церковью
- черные двери в черное подземелье. Так вот, я отворила бы одну такую  дверь
и затолкала бы туда их всех, а потом - дверь на замок, и в замочную скважину
- перцу им, перцу!
     - А перец зачем? - спросил Чарли Хэксем.
     - Чтобы чихали, -  пояснила  хозяйка  дома,  -  и  обливались  слезами.
Чихают, слезы из глаз кап-кап, а тут  я  и  начну  их  дразнить  в  замочную
скважину, как они сами, озорники и проказники, других дразнят.
     Потряхивание кулачком перед глазами, на сей  раз  особенно  энергичное,
видимо, принесло некоторое облегчение хозяйке дома, и она добавила уже более
спокойным тоном:
     - Нет, нет, нет! Бог с ними, с детьми. Я больше люблю взрослых.
     Возраст этой маленькой особы не поддавался определению: фигурка  у  нее
была щупленькая, а личико одновременно и  юное  и  старообразное.  Ей  было,
вероятно, лет двенадцать, от силы - тринадцать, никак не больше.
     - Я всегда любила взрослых,  -  продолжала  она,  -  и  всегда  с  ними
водилась. Они такие умные. Сидят смирно. Не скачут, не прыгают.  У  меня  уж
давно решено: пока не выйду замуж, только с ними и буду  знаться.  А  замуж,
хочешь не хочешь, все равно придется выходить.
     Кукольная швея замолчала, прислушиваясь к чьим-то  шагам  на  улице;  в
дверь тихо постучали. Тогда она дернула за  рычажок  возле  ручки  кресла  и
сказала с веселым смехом:
     - Вот, например, одна взрослая особа, которую я  считаю  своим  большим
другом.
     И в комнату вошла Лиззи Хэксем, одетая в черное.
     - Чарли! Ты?
     Она обняла брата - как встарь, что явно смутило его, и никого больше не
замечала вокруг.
     - Ну, ну, Лиз! Довольно! Посмотри, кто со мной пришел - мистер Хэдстон!
     Ее взгляд встретился со взглядом учителя, который, видимо,  не  ожидал,
что  у  Чарли  Хэксема  такая  сестра,  и  они  пробормотали  обычные  слова
приветствия. Девушка  была  немного  смущена  этим  неожиданным  посещением;
учитель держался натянуто. Впрочем, он никогда  не  чувствовал  себя  вполне
свободно.
     - Я говорил мистеру Хэдстону, что ты еще  не  устроилась  как  следует,
Лиз, но он оказал нам любезность и все равно захотел пойти со мной. И вот  я
его привел. Как ты хорошо выглядишь!
     Брэдли, по-видимому, был того же мнения.
     - Хорошо? Правда, хорошо? - воскликнула хозяйка дома, снова  принимаясь
за работу, хотя в комнате уже стемнело. -  Вы  это  правильно  заметили!  Но
продолжайте, продолжайте болтать!

     Раз и два, и два и три,
     На меня ты не смотри,
     А с гостями говори, -

     пропела она свой экспромт, показывая на каждого  по  очереди  тоненьким
пальцем.
     - Я не ждала тебя, Чарли, - сказала Лиззи Хэксем. - Я думала,  если  ты
захочешь меня увидеть, то пошлешь за мной и назначишь мне встречу где-нибудь
недалеко от школы, как в прошлый раз. Мы с братом виделись возле школы, сэр,
- пояснила она, обращаясь к учителю, - потому что мне проще туда прийти, чем
ему сюда, - я работаю в мастерской, как раз на полпути между домом и школой.
     - Вы, кажется, не очень часто встречаетесь, -  сказал  Брэдли,  держась
все так же натянуто.
     - Да, - о грустным покачиванием головы. - Вы довольны  успехами  Чарли,
мистер Хэдстон?
     - Очень доволен. Я считаю, что дорога перед ним открыта.
     - Я так на это надеялась! Спасибо вам. А ты, Чарли, какой  ты  молодец!
Мне лучше уйти с его дороги, разве только он сам захочет повидаться со  мной
кое-когда. Вы тоже так считаете, мистер Хэдстон?
     Помня, что ученик ждет его ответа и что он сам советовал ему  держаться
подальше от сестры, - вот от этой девушки, которая сейчас впервые  предстала
перед ним, Брэдли Хэдстон проговорил, запинаясь:
     - Видите ли, ваш брат очень занят. Ему надо много  работать.  Ведь  чем
меньше он будет отвлекаться от своих занятий, тем лучше для него. Вот  когда
он окончательно устроится, тогда... тогда другое дело.
     Лиззи снова покачала головой и сказала со спокойной улыбкой:
     - Я всегда ему так говорила. Ведь правда, Чарли?
     - Ну, ладно, ладно, сейчас об  этом  не  стоит  вспоминать,  -  ответил
мальчик. - Расскажи лучше, как ты живешь.
     - Очень хорошо, Чарли. Я ни на что не могу пожаловаться.
     - У тебя здесь своя комната?
     - Да, конечно. Наверху. Там тихо, спокойно и воздуха много.
     - А когда к ней приходят гости, она принимает  их  в  этой  комнате,  -
сказала хозяйка дома, глядя на Лиззи,  точно  в  бинокль,  сквозь  костлявый
кулачок, причем глаза и подбородок действовали у нее в  полном  согласии.  -
Гостей принимают всегда в этой комнате. Правда, Лиззи?
     И тут Брэдли Хэдстон заметил легкое движение руки Лиззи Хэксем,  словно
она хотела предостеречь кукольную швею, а  кукольная  швея  перехватила  его
взгляд, поднесла к глазам уже оба кулачка и направив свой бинокль  на  него,
воскликнула с шутливым потряхиванием головы:
     - Ага! Попались? Наблюдаете за нами?
     Это могло быть простым совпадением, но Брэдли  Хэдстон  заметил  также,
что немедленно вслед за тем Лиззи, еще не успевшая  снять  капор,  поспешила
предложить им выйти на улицу, так  как  в  комнате  совсем  стемнело.  Гости
попрощались, и они вышли втроем,  а  кукольная  швея  откинулась  на  спинку
кресла, сложила руки на груди и, глядя им вслед,  стала  задумчиво  напевать
что-то тихим, нежным голоском.
     - Я пойду погуляю по берегу, - сказал Брэдли. - Вам, наверное,  хочется
поговорить друг с другом.
     Лишь только он отошел от них деревянной походкой, мало-помалу скрываясь
в вечерних сумерках, мальчик заговорил недовольным тоном:
     - Когда же, наконец, ты устроишься по-человечески,  Лиз?  Я  думал,  ты
давно уж об этом позаботилась!
     - Мне и здесь хорошо, Чарли.
     - Тебе и  здесь  хорошо?  А  мне  было  стыдно  привести  сюда  мистера
Хэдстона. И как ты попала к этой маленькой колдунье?
     - Совершенно случайно, Чарли. Но теперь мне кажется, что  тут  дело  не
только случая, ведь эта девочка... Ты помнишь объявления, которые  висели  у
нас дома по стенам?
     - Будь они прокляты, эти объявления! Я стараюсь забыть, что у нас  было
дома, и тебе советую то же самое, - сердито проговорил мальчик.  -  Ну,  при
чем тут эти объявления!
     - Эта девочка внучка того старика.
     - Какого старика?
     - Страшного пьяного старика в войлочных туфлях и ночном колпаке.
     Мальчик потер нос, не то сердясь, что ему напоминают о таких вещах,  не
то любопытствуя, что же последует дальше, и спросил:
     - Как ты об этом дозналась? Странная ты девушка, Лиззи!
     - Отец девочки работает вместе со мной. Вот как я  об  этом  дозналась,
Чарли. Он такой же, каким был ее дед, - безвольный,  всегда  пьяный,  жалкая
развалина, но мастер хороший.  Мать  у  девочки  умерла,  а  она,  бедняжка,
больна, вот и  выросла  такая.  Ты  подумай,  ведь  пьяницы  окружали  ее  с
колыбели... если только у нее была колыбель, Чарли.
     - И все-таки я не понимаю, что у тебя может быть общего с ней, - сказал
мальчик.
     - Не понимаешь, Чарли?
     Мальчик молчал, глядя на реку. Они вышли на Милбэнк, и река была теперь
слева от них. Сестра легко коснулась его плеча и показала на воду.
     - Воздаяние... долг... назови это  как  хочешь,  ты  знаешь,  о  чем  я
говорю. Могила отца.
     Но  он  не  смягчился  и,  помолчав  еще  минуту-другую,  заговорил   с
раздражением:
     - С твоей стороны очень дурно, Лиз, тащить меня назад, когда я стараюсь
выбиться в люди.
     - Я тащу тебя назад, Чарли?
     - Да, Лиз! Неужели ты не можешь забыть прошлое? Неужели  ты  не  можешь
оставить все это позади, как советовал мне сегодня  мистер  Хэдстон,  правда
по-другому поводу? Нам с тобой теперь нужно только одно: смотреть  вперед  и
идти все прямо и прямо.
     - И ни разу  не  оглянуться  назад?  Даже  не  попытаться  хоть  как-то
искупить то, что было?
     - Какая ты фантазерка! - все так же раздраженно воскликнул  мальчик.  -
Хорошо нам было мечтать, когда мы с тобой сидели у огня и видели перед собой
ямку в углях, но ведь теперь перед нами настоящая жизнь, а не твои фантазии.
     - Настоящая жизнь была перед нами и тогда, Чарли.
     - Я понимаю, что ты хочешь сказать, но это неправильно. Я не  собираюсь
отрекаться от тебя, Лиз. Мне хочется, чтобы ты поднялась вместе со мной. Так
я решил, и так это и будет. Я  знаю,  чем  я  тебе  обязан.  Только  сегодня
вечером я сказал мистеру Хэдстону: "Ведь сестра сама послала меня  учиться!"
Так вот, не удерживай меня, не тяни назад. Это единственное, чего я прошу, и
совесть моя чиста.
     Она выслушала все, не сводя с него  пристального  взгляда,  и  ответила
спокойно и сдержанно:
     - Ты думаешь, мне приятно жить здесь, Чарли? Нет! Чем дальше  от  реки,
тем для меня было бы лучше.
     - А для меня и подавно. Забудем ее оба.  Почему  ты  не  можешь  с  ней
расстаться? Я стараюсь и близко не подходить к этим местам.
     - А я, кажется, не в силах уйти отсюда, - сказала Лиззи, проводя  рукой
по лбу. - Меня что-то удерживает здесь помимо моей воли.
     - Вот опять,  Лиз!  Опять  твои  фантазии!  Ты  сама,  по  собственному
желанию, поселилась в одном доме с каким-то пьянчужкой -  кто  он,  портной,
что ли? - и с какой-то калекой,  не  то  девочкой,  не  то  старушонкой,  не
разберешь, - и говоришь, будто тебя тянет  сюда,  удерживает  здесь  что-то.
Надо смотреть на жизнь трезво!
     Ее ли упрекать в недостатке трезвости - ее, которая  столько  билась  с
ним, столько выстрадала из-за него! Но сейчас она  подняла  руку  -  в  этом
жесте не было ни тени укоризны - и легонько похлопала Чарли  по  плечу.  Так
она еще в прежние дни успокаивала маленького брата,  таская  его  на  руках,
хотя он был ничуть не легче ее самой. И Чарли прослезился.
     - Клянусь тебе, Лиз! - Он вытер глаза ладонью. - Я  хочу  быть  хорошим
братом, хочу доказать, что помню добро. Прошу тебя об одном: думай обо мне и
не давай воли  своей  фантазии.  Как  только  меня  определят  на  должность
учителя, ты будешь жить со мной, и тогда о фантазиях  придется  забыть.  Так
кончай с ними теперь же! Скажи, я не рассердил тебя?
     - Нет, Чарли, нет!
     - И не обидел?
     - Нет, Чарли. - Но на этот раз она ответила не сразу.
     - Я и не хотел тебя обидеть! Веришь мне? Ну говори - веришь? Вон мистер
Хэдстон остановился и смотрит на воду. Начинается прилив, и он намекает, что
нам пора идти. Поцелуй меня и скажи еще раз, что я не обидел тебя.
     Она так и сказала; они обнялись, потом повернули к  реке  и  подошли  к
учителю.
     - Но нам по дороге с твоей сестрой,  -  сказал  Брэдли,  когда  мальчик
обратился к нему со словами: "Пойдемте, сэр". И неловким угловатым движением
он подал ей согнутую в локте руку. Она коснулась ее и тут же отдернула свою.
Учитель резко повернулся к ней, недоумевая, чем это вызвано.
     - Я не домой, - сказала Лиззи. - А вам еще так далеко идти. Без меня вы
дойдете скорее.
     Они решили перейти Темзу по Воксхоллскому мосту, так как он был  совсем
близко, и простились с  девушкой.  Брэдли  Хэдстон  пожал  ей  руку,  а  она
поблагодарила его за внимание к брату.
     Учитель и ученик быстро и молча пошли домой. Они уже сходили  с  моста,
когда на противоположном  берегу  появился  джентльмен  с  сигарой  во  рту,
шагавший не спеша, заложив под пальто руки за спину. Небрежные манеры  этого
джентльмена, лениво-надменный вид, с которым  он  шествовал,  занимая  вдвое
больше места на тротуаре, чем следовало, сразу  привлекли  к  себе  внимание
мальчика. Как только джентльмен поравнялся с ними, он оглядел его  с  головы
до ног, остановился и посмотрел ему вслед.
     - Почему ты на него так смотришь? - спросил Брэдли.
     - Да ведь это... - проговорил мальчик, сосредоточенно  хмуря  брови,  -
это тот самый, Рэйберн!
     Брэдли Хэдстон вгляделся в своего ученика не менее внимательно, чем тот
вглядывался в молодого джентльмена.
     - Простите, мистер Хэдстон,  но  меня  удивило,  что  ему  вдруг  здесь
понадобилось!
     Хотя мальчик сказал это спокойным тоном  и  как  ни  в  чем  не  бывало
зашагал дальше, учитель не мог не заметить, что он оглянулся через плечо еще
раз и что недоуменное выражение осталось у него на  лице,  а  складка  между
бровями так и не разгладилась.
     - Этот человек, кажется, не очень тебе нравится, Хэксем?
     - Совсем не нравится, - ответил мальчик.
     - Почему?
     - В первую же нашу встречу он позволил себе дерзость  -  взял  меня  за
подбородок.
     - А это почему?
     - Да просто так. Или потому - правда, это дела не меняет, - потому, что
ему, видите ли, не понравилось, как я отозвался о своей сестре.
     - Следовательно, он знает твою сестру?
     - Тогда не знал, - ответил мальчик, все еще хмурясь.
     - А теперь?
     Мальчик так ушел в свои  мысли,  что  вместо  ответа  только  посмотрел
рассеянно на мистера Хэдстона, и тому пришлось повторить  вопрос.  Тогда  он
кивнул головой и сказал:
     - Теперь знает, сэр.
     - Вероятно, идет сейчас к ней?
     - Не может быть! -  быстро  проговорил  мальчик.  -  Они  слишком  мало
знакомы. Ну, только попадись мне там, любезный!
     Они невольно прибавили шагу и некоторое время шли молча; потом  учитель
заговорил, сжав мальчику руку повыше локтя:
     - Ты хотел что-то рассказать мне об этом  человеке.  Повтори,  как  его
имя?
     - Рэйберн, мистер Юджин  Рэйберн.  Называет  себя  ходатаем  по  делам,
только по каким, неизвестно. Первый раз он явился к нам еще при жизни  отца.
По делу, правда, не по-своему, - своих  у  него  нет,  -  а  за  компанию  с
приятелем.
     - А потом?
     - Потом он у нас побывал еще один  раз.  Когда  мой  отец  погиб,  этот
Рэйберн оказался  в  числе  тех,  кто  нашел  его  тело.  Наверно,  слонялся
где-нибудь неподалеку и  позволял  себе  вольности  с  чужими  подбородками.
Словом, рано утром он пришел к моей сестре с этим известием и привел с собой
на подмогу нашу соседку, мисс Аби Поттерсон. Я прибежал домой  только  среди
дня, потому что меня разыскали, когда сестра немножко пришла в себя и смогла
послать за мной. Прибежал и увидел его около дома, а потом он куда-то исчез.
     - И это все?
     - Это все, сэр.
     Продолжая шагать медленно, словно в  раздумье,  Брэдли  Хэдстон  разжал
пальцы, сжимавшие руку мальчика. Потом, после  долгого  молчания,  заговорил
снова:
     -  Я  полагаю...  сестра  твоя...  -  странная   пауза   предваряла   и
сопровождала последние два слова, - не умеет читать?
     - Можно сказать, что нет, сэр.
     - Наверно, безропотно покорилась отцовскому запрету? Я ведь помню,  как
было с тобой. Тем не менее... твоя сестра... и по виду  и  по  разговору  не
похожа на неграмотную.
     - Лиззи девушка умная, мистер Хэдстон. Ума у нее, пожалуй, даже слишком
много для неученого человека. Я, бывало, когда еще жил  дома,  называл  нашу
жаровню ее книгой, потому что, глядя на огонь, Лиззи любила фантазировать, и
иной раз слушаешь и удивляешься, так все складно получалось.
     - Я этого не одобряю, - сказал Хэдстон.
     Мальчик  несколько  удивился  столь  неожиданно  резкому   и   горячему
заявлению, но счел это  доказательством  заинтересованности  учителя  в  его
личных делах. Ободренный этим, он сказал:
     - Я в