аспространила свое  прощение
и гостеприимство на мистера и миссис Спотлтоу, на мистера Джорджа Чезлвита -
кузена холостяка, на одинокую родственницу, страдавшую зубной  болью,  и  на
волосатого молодого джентльмена  с  неопределенной  физиономией  -  на  всех
оставшихся в живых из той компании, которая собралась  когда-то  в  гостиной
мистера Пекснифа. После чего мисс Пексниф заметила, что в  выполнении  долга
есть какая-то сладость, которая смягчает горечь жизненной чаши.
     Свадебные гости еще не собрались; впрочем, было еще  так  рано,  что  и
сама  мисс  Пексниф  одевалась  не  спеша,  когда  поблизости  от  Монумента
остановилась коляска и Марк, соскочив с заднего сиденья, помог выйти мистеру
Чезлвиту. Коляска осталась  дожидаться,  а  также  и  мистер  Тэпли.  Мистер
Чезлвит отправился в пансион миссис Тоджерс.
     Недостойная преемница мистера Бейли  проводила  его  в  столовую,  куда
немедленно явилась миссис Тоджерс, так как этого визита ожидали.
     - Вы, я вижу, одеты на свадьбу, - заметил он. Миссис  Тоджерс,  которая
совсем захлопоталась с приготовлениями, ответила утвердительно.
     - Все это делается против моего желания, уверяю  вас,  сэр,  -  сказала
миссис Тоджерс, - но мисс Пексниф уже решилась, да и  действительно  -  мисс
Пексниф пора выйти замуж. Этого нельзя отрицать, сэр.
     - Да. - сказал мистер  Черлвит,  -  конечно.  Ее  сестра  не  принимает
участия в торжестве?
     - О, что вы, нет, сэр. Бедняжка!  -  шепотом  сказала  миссис  Тоджерс,
покачав головой. - С тех пор как она узнала самое страшное, она  не  выходит
из моей комнаты - здесь рядом.
     - Она может принять меня?
     - Да, сэр.
     - Тогда не будем терять времени.
     Миссис Тоджерс проводила его в маленькую заднюю  комнатку  с  видом  на
водяной бак, и там, печально  изменившаяся  с  тех  пор,  как  эта  комнатка
впервые стала ее жилищем, сидела  бедная  Мерри  в  черном  вдовьем  платье;
Комнатка выглядела очень мрачно, и она сама тоже; но один друг был при  ней,
верный до конца, - старик Чаффи.
     Когда мистер Чезлвит сел рядом с ней, она взяла его руку и  поднесла  к
губам. Она была в большом горе. Старик тоже был взволнован, - он не видел ее
с тех пор, как они простились на кладбище.
     - Я судил о вас неосновательно, - сказал он тихим голосом. - Боюсь, что
я судил о вас несправедливо. Позвольте мне надеяться, что вы простили меня.
     Она еще раз поцеловала его руку и, удержав ее  в  своей,  прерывающимся
голосом поблагодарила старика за его доброту.
     - Том Пинч, - сказал он, - рассказал мне о своем разговоре с вами, хотя
в ту минуту  он  сам  считал  маловероятным,  что  ему  представится  случай
передать ваше поручение. Поверьте,  если  мне  еще  когда-нибудь  встретится
неразумная, не знающая себя натура, скрывающая  силу,  которую  она  считает
слабостью, я буду к ней внимательнее и милосерднее.
     - Но ведь вы именно так относились ко мне, - ответила Мерри. - Теперь я
это вижу. Слова, о которых вы говорите, вырвались у  меня,  когда  мое  горе
было очень сильным, почти невыносимым, и я  повторяю  их  теперь,  прося  за
других; но о себе я не вправе говорить. Вы беседовали со  мной,  после  того
как видели меня и наблюдали за мной каждый день. Вы проявили много  внимания
ко мне. Вы могли бы говорить,  быть  может,  ласковее;  вам  легче  было  бы
добиться моего доверия, если б вы говорили  мягче;  но  от  этого  ничто  не
изменилось бы.
     Он покачал головой с сомнением, как бы упрекая самого себя.
     -  Разве  можно  было  надеяться,  -  продолжала  она,   -   что   ваше
вмешательство окажет на меня влияние, когда я помню, какая я была упрямая? Я
никогда ни о чем не думала; у  меня  не  было  ни  ума,  ни  сердца,  и  мне
казалось, что это и не нужно. Все это пришло потом, вместе с несчастьем. Это
дало мне силы пережить мое несчастье. Я не хотела бы забывать о нем,  каково
бы оно ни было. Я знаю, оно ничтожно в сравнении с теми испытаниями, которые
приходится терпеть каждый день сотням добрых людей, -  но  я  не  хотела  бы
забыть о нем завтра, даже если б могла. Оно было моим  другом,  и  без  него
никто и ничто не изменило бы меня. Не смотрите  на  эти  слезы,  я  не  могу
удержать их. Но в душе я благословляю свое несчастье, правда, благословляю!
     - Правда, сэр! - сказала миссис Тоджерс. - Я в этом уверена.
     - И я тоже! - сказал мистер Чезлвит. - А теперь слушайте  меня,  милая.
Имущество вашего покойного мужа, если оно не  уйдет  на  погашение  большого
долга обанкротившемуся обществу (документ,  как  бесполезный  беглецам,  был
отослан ими в Англию, не столько ради кредиторов, сколько  для  того,  чтобы
насолить вашему  мужу,  которого  они  считают  живым),  будет  конфисковано
казной; ибо на него, как я узнал, могут предъявить права те,  кто  пострадал
от спекуляции, в которой он  участвовал.  Состояние  вашего  отца  поглотила
целиком, или почти целиком, та же спекуляция. Если что-нибудь осталось, то и
остаток будет точно так же конфискован. Дома у вас больше нет.
     - Я не могла бы к нему вернуться, - сказала она,  невольно  намекая  на
то, что это отец принудил ее выйти замуж, - я не могла бы вернуться домой.
     - Я знаю, - продолжал мистер Чезлвит, - потому я и пришел,  что  я  это
знаю. Поедемте со  мной!  Все  окружающие  меня  встретят  вас  с  радостью,
поверьте; у нас был об этом разговор. Но до тех пор пока  ваше  здоровье  не
восстановится и вы  не  успокоитесь  в  достаточной  мере,  для  того  чтобы
выдержать такую встречу, вы поживете где-нибудь в тихом месте близ  Лондона,
по вашему собственному выбору; настолько близко, чтобы  эта  добрая  женщина
могла навещать вас, когда ей вздумается. Вы много страдали, но вы молоды,  и
перед вами лежит более светлое, счастливое будущее. Поедемте со  мной!  Ваша
сестра к вам равнодушна, я знаю. Она торопится со свадьбой, трубит о  ней  в
таком тоне, который едва ли уместен (чтобы не сказать более), не подобает ей
как сестре, просто неприличен. Оставьте этот  дом,  прежде  чем  приедут  ее
гости. Она хочет вас обидеть. Избавьте ее от труда, поедемте со мной!
     Миссис  Тоджерс,  хотя   отнюдь   не   желала   расставаться   с   ней,
присоединилась к его  уговорам.  Присоединился  даже  бедный  старик  Чаффи,
которого тоже, разумеется, посвятили в этот план. Мерри торопливо оделась  и
была совсем готова к отъезду, когда мисс Пексниф влетела в комнату.
     Мисс Пексниф влетела так неожиданно, что  оказалась  в  самом  неловком
положении. Хотя она закончила свой свадебный туалет в отношении  прически  и
на  голове  у  нее  красовался  вуаль  с  флердоранжем,  во  всех  остальных
отношениях он не был закончен, и на ней  было  наброшено  весьма  неказистое
одеяние, нечто вроде канифасового шлафрока. Она влетела в комнату полуодетая
для того, в сущности, чтобы утешить сестру видом этого самого флердоранжа, и
так как она  даже  не  подозревала  о  присутствии  гостя,  то  была  весьма
неприятно изумлена, очутившись лицом к лицу с мистером Чезлвитом.
     - Итак, молодая особа, - сказал  старик,  глядя  на  нее  с  сильнейшим
неодобрением, - вы нынче выходите замуж!
     - Да, сэр, - скромно  ответила  мисс  Пексниф,  -  выхожу...  Я...  мой
туалет... ну право же, миссис Тоджерс!
     - Вы смущены, я вижу, - сказал старый  Мартин.  -  Я  этому  ничуть  не
удивляюсь. Вы неудачно выбрали время для вашей свадьбы.
     - Извините меня, мистер Чезлвит, - ответила Черри,  мгновенно  вспыхнув
от злости, - но если вы желаете что-нибудь сказать на этот счет,  я  попрошу
вас обратиться к Огастесу. Вряд ли вы сочтете приличным  заводить  ссору  со
мной, когда Огастес во  всякое  время  готов  поговорить  с  вами.  Мне  нет
никакого дела до того, как там обманывали моего папашу, -  колко  продолжала
мисс Пексниф, - и поскольку я желаю быть в хороших  отношениях  со  всеми  в
такой день, то была бы очень рада, если б вы оказали нам честь  позавтракать
с нами. Но я не стану вас приглашать - вижу, что другие уже завладели вами и
восстановили вас против меня. Надеюсь, что я, как  полагается,  привязана  к
другим и, как полагается, жалею других; но я же не могу всегда подчиняться и
подслуживаться к ним. Это было бы уж слишком. Думаю, что я достаточно уважаю
для этого и себя  и  того  человека,  который  сегодня  назовет  меня  своей
супругой.
     - Так как ваша сестра - мне так кажется, сама она ничего на  этот  счет
не говорила - видит очень мало внимания от вас, то она уезжает  со  мной,  -
сказал мистер Чезлвит.
     - Я очень довольна, что ей,  наконец,  хоть  в  чем-нибудь  повезло,  -
отвечала мисс Пексниф, вздернув нос. - Нисколько  не  удивляюсь,  что  такое
торжественное событие не радует ее - нисколько не радует, - но я тут  ничего
не могу поделать, мистер Чезлвит: вина не моя.
     - Довольно, мисс Пексниф, - спокойно сказал старик, - мне хотелось  бы,
чтобы вы при таких обстоятельствах простились с сестрой более ласково. Тогда
я стал бы вам другом. В один прекрасный день вам может понадобиться друг.
     - Все мои друзья, мистер  Чезлвит,  с  вашего  позволения,  и  все  мои
родные, - с достоинством возразила мисс  Пексниф,  -  отныне  заключаются  в
Огастесе. Пока Огастес принадлежит мне, я в друзьях не нуждаюсь. Со  всякими
разговорами о друзьях, сэр, я  попрошу  вас  раз  и  навсегда  обращаться  к
Огастесу. Таково мое мнение о том обряде, который свершится перед алтарем  и
соединит меня с Огастесом. Я ни к кому не питаю злобы, а тем более в  минуту
своего торжества, а тем более к родной сестре. Напротив,  я  поздравляю  ее.
Если вы не слышали, как я ее поздравляла, я не  виновата.  И  так  как  ради
Огастеса я не должна опаздывать в такой день, когда  он,  натурально,  имеет
право быть... быть нетерпеливым, - ах, в самом деле, миссис Тоджерс! - то  я
должна попросить у вас позволения уйти, сэр.
     С этими словами подвенечная  вуаль  удалилась  настолько  торжественно,
насколько это было совместимо с канифасовым шлафроком.
     Старый Мартин подал руку младшей сестре и повел ее к выходу, не  говоря
ни  слова.  Миссис  Тоджерс  в  парадном  платье,  развевавшемся  по  ветру,
проводила их до кареты, при расставании бросилась Мерри на шею и,  заливаясь
слезами, побежала обратно в свой грязный дом. У нее, у миссис Тоджерс,  было
тощее, изможденное тело, но в нем жила здоровая  душа.  Быть  может,  добрый
самаритянин тоже был худой и изможденный и  жизнь  давалась  ему  не  легко.
Почем знать!
     Мистер Чезлвит пристально провожал ее взглядом и посмотрел  на  мистера
Тэпли только тогда, когда она закрыла за собой дверь.
     - Что с вами, Марк? - сказал он, едва взглянув на него. - В чем дело?
     - Самый удивительный случай, сэр! - отвечал Марк,  едва  овладев  своим
голосом и с трудом выговаривая слова. - Такое совпадение,  каких  просто  не
бывает! Провалиться мне, если это не наши старые соседи, сэр!
     - Какие соседи? - спросил старый Мартин, выглядывая в  окно  кареты.  -
Где?
     - Я прогуливался взад и вперед, пяти шагов не будет отсюда, - волнуясь,
говорил Марк, - и вдруг оба они  идут  прямо  на  меня,  словно  собственные
призраки, да так я и подумал! Самый  удивительный  случай,  сэр,  прямо-таки
небывалый! Меня теперь одним щелчком с ног свалить можно!
     - Что вы этим хотите сказать?  -  воскликнул  старый  Мартин,  который,
глядя на Марка, и сам взволновался не меньше, чем этот чудак. - Соседи? Где?
     - Здесь, сэр! - отвечал мистер Тэпли. - Здесь,  в  Лондоне!  Здесь,  на
этой самой мостовой! Вот они, сэр! Разве я их не знаю! Благослови господи их
милые лица! Разве я их не знаю!
     Восклицая так, мистер  Тэпли  не  только  указывал  на  скромного  вида
мужчину и женщину, стоявших тут же, на площадке Монумента, но снова и  снова
бросался обнимать их по очереди, то одного, то другого.
     - Соседи? Откуда? - кричал старик, безуспешно стараясь  открыть  дверцу
кареты.
     - Соседи из Америки! Соседи из  Эдема,  -  кричал  Марк.  -  Соседи  на
болоте, соседи в дебрях, соседи во время лихорадки! Ведь она ходила за нами!
Ведь он помогал нам! Ведь мы оба умерли бы без них! Ведь они едва  вырвались
оттуда, и ни одного ребенка не осталось им в утешение! А вы говорите,  какие
соседи!
     И он опять бросился обнимать их,  совершенно  обезумев  от  радости,  и
скакал вокруг них, и вертелся между ними, словно исполняя  какую-то  бешеную
пляску диких.
     Как только мистер Чезлвит понял, кто такие были эти люди,  он  все-таки
ухитрился отворить дверцу кареты и соскочил к  ним;  и  словно  сумасшествие
мистера Тэпли было заразительно, тоже немедленно принялся пожимать им руки и
всячески проявлять живейшую радость.
     - Садитесь сзади! - сказал он. - Садитесь на задние  места!  Поедем  со
мной. А вы садитесь на козлы, Марк. Домой! Домой!
     - Домой! - крикнул мистер Тэпли, в порыве восторга хватая руку старика.
- Именно то, что я думаю! Домой, и уже навсегда! Извините за вольность, сэр,
никак не могу удержаться. Пожелаем успеха "Веселому Тэпли"! Все в доме к  их
услугам, ни в чем отказа не будет, кроме счета. Домой, конечно! Ура!
     И, как только он опять усадил старика в  карету,  они  покатили  домой,
погоняя вовсю; Марк по дороге нисколько не умерил своего  пыла  -  напротив,
давал  ему  волю,  совершенно  не  стесняясь,   словно   находился   посреди
Солсберийской равнины.
     Между тем в пансионе миссис Тоджерс начали собираться свадебные  гости.
Мистер Джинкинс, единственный приглашенный из постояльцев, явился первым. Он
был с белым бантом в петлице и в новом с иголочки  синем  фраке  саксонского
сукна двойной ширины высшего  качества  (так  он  был  описан  в  счете),  с
какими-то замысловатыми украшениями  на  карманах,  придуманными  искусником
портным в честь такого события. Несчастный Огастес уже не восставал и против
Джинкинса. У него не хватало на это душевных сил.
     - Пускай его приходит, - сказал он в  ответ  мисс  Пексниф,  когда  она
настаивала на этом, - пускай приходит! Он всю  жизнь  был  для  меня  камнем
преткновения. Может, так надо, чтоб он был  тут.  Ха-ха!  Что  ж!  Пускай  и
Джинкинс приходит!
     Джинкинс пришел с удовольствием; он не заставил  себя  ждать  и  явился
первым. Несколько минут  он  оставался  наедине  с  завтраком,  который  был
сервирован в гостиной с необычайным вкусом и  пышностью.  Но  скоро  к  нему
присоединилась миссис Тоджерс, а потом кузен-холостяк,  супруги  Спотлтоу  и
волосатый молодой человек, прибывшие один вслед за другим.
     Мистер Спотлтоу поощрил Джинкинса снисходительным поклоном.
     - Рад познакомиться с вами,  сэр.  Поздравляю  вас!  -  сказал  он  под
впечатлением, что Джинкинс и есть счастливец.
     Мистер Джинкинс объяснил ему. Он только принимает гостей вместо  своего
друга Модля, который не живет более в этом доме и еще не приехал.
     - Еще не приехал, сэр! - воскликнул Спотлтоу с большим жаром.
     - Нет, еще, - сказал мистер Джинкинс.
     - Клянусь честью! - вскричал Спотлтоу. - Хорошо же он начинает! Клянусь
жизнью и честью, хорошо же начинает этот молодой человек! Но я  очень  желал
бы знать, почему это  всякий,  кто  вступает  в  отношения  с  этой  семьей,
непременно должен грубо оскорблять ее? Черт! Еще не приехал. Не счел  нужным
встретить нас!
     Племянник с неопределенной физиономией предположил, что он, может быть,
заказал себе новые сапоги и они еще не готовы.
     - Что вы мне толкуете про сапоги, сэр! - отрезал Спотлтоу с  величайшим
негодованием. - Он обязан явиться хотя бы в ночных  туфлях;  обязан  явиться
хоть босиком. Не оправдывайте вашего друга под  таким  жалким  и  уклончивым
предлогом, как сапоги, сэр.
     - Он мне не друг, - сказал племянник, - я его никогда не видел.
     -  Отлично,  сэр,  -  возразил  разъяренный  Спотлтоу,   -   тогда   не
разговаривайте со мной!
     Дверь распахнулась как раз в эту минуту, и вошла нетвердой стопой  мисс
Пексниф, ведомая тремя подружками. Решительная  особа,  которая  нарочно  не
входила до сих пор и дожидалась за  дверью,  чтобы  испортить  весь  эффект,
замыкала шествие.
     - Как поживаете, сударыня? -  вызывающим  тоном  обратился  Спотлтоу  к
решительной особе. - Я думаю, вы видите миссис Спотлтоу, сударыня?
     Решительная особа, справившись с весьма сочувственным видом о  здоровье
миссис Спотлтоу, выразила сожаление, что ее так трудно заметить, -  природа,
в данном случае перестаралась, слишком уклонившись в сторону худобы.
     - Миссис Спотлтоу, во всяком случае,  легче  заметить,  чем  жениха,  -
возразил супруг этой дамы. - То есть в том случае, если он не предпочел  нам
других родственников; это на них очень похоже и было бы в порядке вещей.
     - Если вы намекаете на меня, сэр, - начала решительная особа.
     - Пожалуйста, - вмешалась мисс Пексниф, - не  допускайте,  чтобы  из-за
Огастеса, в такую важную минуту его и моей жизни,  нарушилось  то  согласие,
которое мы с Огастесом всегда так стремились сохранить. Огастес еще  не  был
представлен никому из моих родственников, присутствующих здесь. Он этого  не
пожелал.
     - В таком случае, осмелюсь утверждать, - вскричал  мистер  Спотлтоу,  -
что человек, который собирается войти  в  эту  семью  и  "не  пожелал"  быть
представленным ближайшим родственникам, есть просто наглый  щенок!  Вот  мое
мнение о нем!
     Решительная особа заметила самым сладким голосом, что она,  пожалуй,  с
этим согласна. Ее три дочери вслух выразили мнение, что это "просто позор!"
     - Вы не знаете Огастеса, - со слезами произнесла мисс Пексвиф, -  право
же, вы его не  знаете.  Огастес  -  Это  воплощенная  кротость  и  смирение.
Подождите, пока вы увидите Огастеса, и я уверена, он заслужит вашу любовь.
     - Возникает вопрос, - начал Спотлтоу, скрестив руки на груди,  -  долго
ли нам еще ждать? Я вообще не привык ждать, вот что. И я желаю знать,  долго
ли нам еще дожидаться.
     - Миссис Тоджерс! - взмолилась Чарити. -  Мистер  Джинкинс!  Боюсь,  не
вышло ли тут какой-нибудь ошибки. Должно быть, Огастес  отправился  прямо  в
церковь.
     Так как это вполне могло случиться, а церковь была совсем рядом, мистер
Джинкинс  побежал  справиться  в  сопровождении  мистера  Джорджа  Чезлвита,
кузена-холостяка, который готов был предпочесть все что угодно пытке  сидеть
за завтраком, ни до чего не дотрагиваясь. Но они вернулись ни с чем, если не
считать бесцеремонного напоминания причетника, который поручил им  передать,
что если они собираются венчаться нынче утром, то пусть идут поживей, потому
что священник не намерен ждать их весь день.
     Теперь и невеста встревожилась, не на шутку встревожилась. Боже правый,
что такое могло случиться? Огастес! Милый Огастес!
     Мистер Джинкинс вызвался нанять кэб и съездить за  ним  в  обставленный
заново дом.  Решительная  особа  преподнесла  утешение  мисс  Пексниф:  "Вот
образчик того, чего ей следует ожидать. Это будет ей полезно.  Все  любовные
бредни как рукой снимет". Красноносые дочки тоже нежно утешали  ее.  "Может,
он еще приедет", - говорили  они.  Племянник  с  неопределенной  физиономией
высказал предположение, уж не свалился ли он с моста. Гнев мистера  Спотлтоу
не поддавался никаким  увещаниям  его  жены.  Все  говорили  разом,  а  мисс
Пексниф, стиснув руки, бросалась ко всем в поисках утешения, и  не  находила
его нигде, когда Джинкинс, встретив  пКОМИТЕНТАРИИ

     Частный  билль.  -  В  английском  законодательстве   различают   билли
(законопроекты) двух родов: "общественные",  затрагивающие  интересы  целого
класса, и "частные", касающиеся привилегий отдельных лиц или корпораций. Для
присвоения имени или титула необходимо проведение частного билля.

     Пэлл-Мэлл  -  одна  из  самых  оживленных  улиц  Лондона.  Название  ее
происходит от названия старинной игры в шары.

     Работный дом - приют для бедняков в Англии. Согласно  закону  о  бедных
1834 года, в работные дома в  п