лась неудовлетворенность людей собой и своей жизнью
и, как следствие этого, мечта о лучшем будущем -- идейная основа
социальной фантастики. Новый шаг был неизбежен. Прежние модели
базировались на мире шестидесятых годов. Этого мира больше не
было.
   Поскольку любая надежда должна опираться на реальность, главной
задачей современной социальной фантастики стало исследование
нашего общества, поиск в нем хотя бы каких-то признаков
коммунистических отношений, хотя бы каких-то черт того будущего,
которое мы хотим видеть.
   Это исследование должно быть честным, а потому беспощадным.
"Земля рождена в час Быка (иначе демона)".

   "...Скользя меж клубами зелено-золотистого тумана, по листу
целеустремленно и молча бродили угрюмые люди с завязанными
глазами. В правых руках они держали страшные факелы, источавшие
черную копоть и рваный багровый цвет, в левых прикованные к
кисти шесты с наискось, вслепую, громадными ржавыми гвоздями
приколоченными щитами, на щитах красовались одинаковые надписи:
"Люблю. Чту. Жить не могу без. Отзовитесь!"
Окровавленные острия гвоздей торчали в стороны.
   Люди были исполосованы этими остриями, исчирканы по рукам, по
груди, по спине -- видно, бродя в слепой тесноте, они то и дело
всаживали друг в друга свои транспаранты. Одежда, изодранная в
клочья, напиталась кровью. Кое-где люди уже лежали, потеряв
факелы, откинув руки с шестами,-- например, какая-то девушка на
переднем плане,-- один из слепых гуманистов встал на нее и не
заметил даже.
   Поодаль один стоял -- не шел, стоял -- и Шут сначала не понял,
что в нем странного. Потом увидел -- нет повязки на глазах.
Волосы опалены, кожа обвисла бурыми лохмотьями, и вытек глаз,
так что алая струя пересекала лицо, искаженное болью и страхом,
на висках еще дотлевала яркими искрами глазная повязка -- видно
кто-то угодил ему факелом в лицо. Но второй глаз видел, и
изуродованный стоял, опустив транспарант, погасив факел".
   Это описание взято из ранней повести Вячеслава Рыбакова,
писателя, который, по-видимому, будет признан одним из
создателей советской фантастики эпохи восьмидесятых годов. Его
творчеству и посвящена статья.

   Глава 1. Мир "Возвращения"

   Утопия (от греческого -нет и -место, т.е. место, которого нет;
по другой версии от -благо и -место, т.е. благоустроенная
страна) -- изображение идеального общественного строя, лишенное
научного обоснования.

   Счастье -- это когда тебя понимают.

                          Из кинофильма "Доживем до понедельника"

   Ученому-системщику человечество представляется сложной
структурной системой, динамика которой может быть описана
совокупностью нелинейных дифференциальных уравнений. К
сожалению, функция Гамильтона системы нам неизвестна, так что
уравнения имеют скорее теоретический, чем реальный интерес.
Точно решить их нельзя. Но кроме точных решений, описывающих
действительность, существуют приближенные. Они описывают модели.

   Мы не знаем, какое будущее ожидает человечество. Мы можем только
предполагать. Изучать современные тенденции, искать в них
отражение основных противоречий, определяющих структуру
отношений и, следовательно, эволюцию системы. Получать решения
верные в локальной области, и продолжать их вперед, в
интересующую нас эпоху.
   Самыми сложными задачами являются динамические, когда
исследуются не устойчивые (равновесные) состояния системы, а
процесс перехода между ними. Статику изучать проще, поэтому
классическая футурология описывает само будущее, но не пути к
нему. Конечно, такое описание не может быть сколько-нибудь полным,
да и точность его сомнительна. Модель, однако, строится не на пустом
месте: пусть не все, но некоторые -- наиболее общие -- законы
развития систем нам известны, значит, некоторые -- наиболее общие
-- черты реального будущего модель должна отражать.
   Познание мира и его переустройство -- цель не только науки, но и
искусства. Писатели-фантасты, как и футурологи, философы,
социологи, исследуют человечество, стараясь предсказать будущее
и -- на сколько это зависит от них -- изменить его к лучшему.
Литературные приемы исследования, конечно, отличаются от
принятых в науке. Не всегда, впрочем, в худшую сторону:
художественному мышлению свойственна синтетичность -- качество,
необходимое при изучении сложных систем и практически утраченное
специалистами-естественниками.
   Исследуя одни и те же проблемы, сегодняшние наука и искусство не
становятся, однако, ближе друг к другу. Очень редко создаются
синтетические модели мира, хотя именно они наиболее
жизнеспособны. Быть может, секрет притягательности
"Туманности Андромеды" в том и состоит, что
И.А.Ефремов был больше ученым, чем писателем, и его романы
представляют собой философские исследования, выполненные
художественными приемами.
   Наличие элементов научного подхода к решению художественных
задач характерно и для творчества Вячеслава Рыбакова. Не всегда
различные методы исследования сочетаются в его произведениях
естественно -- мы еще будем говорить об излишней заданности
обстановки в повести "Доверие" -- но всегда радует
наличие последовательной мысли. На мой взгляд, именно логичность
используемых построений выделяет В.Рыбакова из общей массы
современных фантастов.
   Повесть "Мотылек и свеча", о которой пойдет речь в этой
главе, -- первая книга молодого писателя. Пожалуй, недостатки,
характерные для творчества Рыбакова, проявляются в ней особенно
резко. (Например, затянутость, неестественная заданность
характеров героев, наличие эпилогов типа: "Дорогой читатель,
я имел в виду сказать..."). Тем не менее, повесть
эмоциональна, интересна и заслуживает подробного обзора.
   Поначалу, впрочем, читать "Мотылька" скучно.
"Приземистый, с растопыренными лапами" ракетный катер,
"миллионы пряных запахов, хлынувшие" в легкие только что
вернувшегося на Землю космонавта, антигравитационные средства
передвижения, вакуумные синтез-установки... Сколько раз все это
уже было! Когда-то -- художественное открытие, затем --
прилежное повторение, а в десятый раз, в сотый?.. Я читал с
откровенной досадой, прикидывая, как бы повежливее обругать
автора.
   Потом я понял, что ранние книги Вячеслава Рыбакова начинаются,
как правило, с сороковой страницы. То, что перед этим --
необязательное введение, написанное, по-видимому, "для
полноты".
   Первый диалог, несущий смысловую, а не антуражную нагрузку,--
разговор Коля Кречмара, уроженца ХХ века, и ученого Гийома,
жителя Земли далекого будущего, резко меняет отношение к
повести. Это -- первый эпизод, в котором проявляется идея книги.

   "-- Девчонкам такие вещи не говорят,-- пояснил Коль,-- Им же
до черта приятно думать, что она для кого-то единственная... Или
у вас теперь как-то иначе?
   -- Да нет... знаешь, так все же... Ладно, тогда...-- Гийом
облизнул губы.-- Мы... всегда все друг другу говорим.
   "Что это он?"
   -- Нет ни секретов... ни...-- он повел рукой в воздухе.
   "А девчонку услал, не захотел при мне..."
   -- Да...-- он запнулся.-- Научились очень... понимать друг
друга, если вдруг кто-то,-- Гийом отрывисто вздохнул,-- покривит
душой, это теперь редко... и очень бьет по нервам, становится
так неприятно... даже не только врет, но не говорит, что думает.

   -- Ну это как-то... Если б я, скажем, думал все время вслух,
от меня сбежали бы все, и я бы сбежал. Подумать то всякое можно,
мало ли. Скажем, вижу урода. Нет, чтобы отойти и не глядеть, так
я к нему подхожу и говорю: "Ну и рыло у тебя, братец!"
Так, да?
   -- Да нет же! Он ведь, урод твой, знает, что он урод. То, что ты
сказал сейчас ему, было сказано со злобой, но ведь ты не
испытываешь злобы к нему, верно, значит, сказал не так, как
чувствуешь? А доля неприязни вначале естественна, он это
знает. Другое дело -- побороть ее впоследствии...
   Коль недоверчиво мотнул головой.
   -- Что-то не верится. Озвереет урод, кусаться будет".
   Вскоре Коль узнает, что фактором, обеспечивающим столь полную
открытость людей и общества, является телепатия. В мире, в
котором он оказался, невозможно было обманывать. При общении
используются мысли, а не слова, поэтому исключается всякая
неискренность. Но, осознав это, Коль Кречмар, астронавт первой
звездной экспедиции, человек, побывавший в аду и вернувшийся
оттуда, бежит от людей. Страх открыть свои мысли оказывается
сильнее жажды познания, сильнее любого чувственного влечения,
сильнее даже страха перед одиночеством. Коль познал одиночество:
его товарищи погибли в рейсе, весь обратный полет он был один. И
все-таки он выбирает заповедник.
   Его решение кажется нам естественным. Звездолетчик Коль во
всяком случае не хуже любого из нас. Если не "маленькие
подлости", то "невинные случайные обманы, веселые
шутки", грязные мысли лежат на совести каждого. В этом нет
даже нашей вины -- жизнь, человеческие отношения строятся на
основе непрерывного, узаконенного тотального обмана.
   В 1901 году Жорж Клемансо, тогда журналист, опубликовал
одноактную пьесу "Завеса счастья". Действие происходит в
доме слепого мандарина Чжана. Окруженный нежной заботой со
стороны жены, сына, друзей, Чжан чувствует себя счастливым.
Неожиданно искусный врач возвращает ему зрение. Чжан осматривает
свой дом и застает жену в объятиях друга, видит, как сын злобно
передразнивает его, наконец, узнает, что второй друг опубликовал
под своим именем его произведение. Чжан снова ослепляет себя.
"Жизнь -- это самая большая ложь, вот и все,-- говорит он.--
Сын лжет отцу... Друг лжет другу, когда они идут, взявшись за
руки. Жена лжет мужу, когда он ее ласкает. Лгут заповеди, лгут
законы, обряды тоже лживы. Цветы, птицы, пролетающий ветер --
лгут. Свет и солнце -- ложь". Пьесу обвиняют в
пессимистической безнадежности. Между тем, как мне кажется, ее
надо понимать чисто символически. (Цитировалось по:
Д.П.Прицкер. "Жорж Клемансо". М.: Мысль, 1983.)
   Важно понять, что ложь действительно представляет собой
атрибутивное свойство нашей жизни. В следующей главе мы увидим,
как естественно порождает ее пирамида власти с узаконенной
моралью -- набором случайных принципов, по которым людям не
прожить.
   Но наше утверждение имеет и обратную силу. Если уродливая
система порождает ложь, то в мире, в котором нет и не может быть
лжи, мораль не может быть уродливой. Равным образом, отношения
власти не могут существовать без лжи, ими созданной.
   Пожалуй, можно считать литературным открытием это наблюдение
В.Рыбакова. Он был далеко не первым автором, описавшим мир с
телепатией. Но он впервые показал, насколько глубоко телепатия
должна изменить общественные отношения.
   Мы вправе считать реальность, изображенную В.Рыбаковым в повести
"Мотылек и свеча" принципиально новой моделью будущего.
От классической модели Стругацких-Ефремова ее отличает прежде
всего существование естественного регулятора человеческого
поведения. Иными словами, мир Вячеслава Рыбакова
УСТОЙЧИВ.
   Указанная особенность носит фундаментальный характер и поэтому
должна быть рассмотрена особо. Коммунистические отношения
подозревают отсутствие выделенных по своему правовому или
имущественному положению групп людей. Пусть такие отношения
построены. Тогда проблема устойчивости формулируется следующим
образом: Можно ли доказать, что в процессе дальнейшей эволюции в
данном обществе вновь не возникнут классы?
   Модель Рыбакова, по-видимому, отвечает требованию устойчивости.
Действительно, в пост капиталистическом обществе открытому
неравенству людей всегда предшествует скрытое, прежде всего --
неравенство в распределении информации. При наличии
телепатического общения что-либо скрыть просто невозможно. Так
исчезает самая основа социальной выделенности.
   Можно рассуждать менее абстрактно. Абсолютная открытость
общества приводит к тому, что каждый знает каждого. Знает и
дурное и хорошее.И тогда либо КАЖДЫЙ должен быть
абсолютным подлецом (именно абсолютным: любой современный
негодяй предпочтет тысячу раз умереть, чем открыть окружающим --
пусть таким же, как он -- свои мысли и желания), либо подлецов
не будет вообще. Телепатия приводит к определенному
естественному отбору характеров.
   С очевидным недоразумением связано слышанное мной однажды
сравнение моделей Рыбакова и Ст.Лема. Определенное сходство книг
действительно налицо. Впрочем, все "Возвращения" так или
иначе похожи. Есть и некоторая общность главных героев, хотя
постоянное чувство вины, которое испытывает Коль, заставляет
вспомнить скорее Кельвина из "Соляриса", чем Эла Брегга.
Во всяком случае, мир, который изобразил В.Рыбаков,
принципиально отличается от мира "Возвращения со звезд".
В реальности Лема люди просто не могут ненавидеть, убивать,
насиловать. Они начисто лишены агрессивности. Бессмысленно
оценивать их поведение исходя из критериев добра и зла -- такая
оценка подразумевает СВОБОДУ ВЫБОРА, которой у
бетризованных нет. В модели Рыбакова каждый волен выбирать свою
судьбу. Другое дело, что нельзя скрыть свои мысли и поступки. Но
НИКАКОГО ВНЕШНЕГО ОГРАНИЧЕНИЯ ТЕЛЕПАТИЯ НА ЧЕЛОВЕКА НЕ
НАКЛАДЫВАЕТ. Герои Лема напоминают Азимовских роботов с
модифицированным Первым законом (помните? Робот не может
причинить вред человеку). Герои Рыбакова остаются людьми,
способными не только любить, но и ненавидеть. "Неприязнь
естественна для человека, как и любовь,-- подчеркивает
ленинградский писатель,-- стыдны не чувства -- их сокрытие.
Стыдно их стыдится". Подчеркиваем еще раз главное отличие
двух моделей будущего: у Лема отсутствует свобода выбора линии
поведения, у Рыбакова эта свобода сохранена и умножена.
   Вновь обратимся к судьбе Коля Кречмара. Одиночество его было
нарушено приходом в заповедник компании ребят-студентов. Коль
влюбляется в молодую художницу Симу Реброву, но это лишь
углубляет его трагедию. Он чувствует себя бесконечно хуже
остальных людей. Любовь почти переходит в ненависть, когда Сима
показывает ему его портрет.
   "На бумаге был он -- не дед во сто лет, не то, чем он привык
считать себя, как выглядит снаружи -- там был Коль Кречмар,
вывернутый наизнанку, выставленный всем на поругание вместе со
своей поганой душой.
   -- Да не поругание же! -- отчаянно крикнула она, чуть не
плача.
   Он зарос неряшливой бородой, пытаясь спрятать в ней усталое
насмерть, безнадежное лицо, но эта грязненькая тоска из-за того,
что тебя понимают, выпирала наружу. Его глаза, когда-то быстрые,
умные -- там ясно чувствовалось, что они были такими -- погасли,
ушли внутрь, сузились, и на плесневелом взгляде застрял
замасленный клок похоти. Все, что он знал о себе хорошего, было
здесь. Но здесь было и все, что он знал о себе плохого и чего не
мог позволить знать никому!
   -- Почему? -- спросила она.
   -- Ч-что?
   -- Почему нельзя знать плохое, можно только хорошее?
   Вот так. Ну попробуй, объясни... ИЛИ ОНИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ
СТОЛЬКО УЛУЧШАЛИСЬ, СКОЛЬКО УЧИЛИСЬ ПОНИМАТЬ, ПРИНИМАТЬ ДРУГ
ДРУГА?"
   Ребята уходят, и Коль заболевает от одиночества и сознания
собственной ущербности. "Я умер,-- говорит он врачу.
   -- Люди думают о тебе,-- отвечает тот.
   -- Делать им нечего".
   Но, по-видимому, не только плохое прикипает к душе. В
конце-концов Коль понимает, что "ложь не необходима для
существования".
   На этом заканчивается повесть "Мотылек и свеча". Мир
выдержал главный экзамен на человечность -- испытание чужаком с
иной, устаревшей, системой ценностей. Мир сумел убедить Коля,
сделать его своим. Собственно, это еще одно -- главное --
доказательство его устойчивости.
   Так что же, модель Рыбакова совершенна? Он сумел описать нам
счастливое будущее и решил основную проблему футурологии?
   К сожалению, пока нет.
   Дело в том, что мир повести "Мотылек и свеча" создан
чудом -- телепатией, возникшей ниоткуда.

   Глава 2. Перерождение

   "Власть исходит от народа,
    Но куда она приходит,
    И откуда происходит,
    До чего она доходит..."
                           Б.Брехт

   "Чистая правда со временем восторжествует
   Если проделает то же, что явная ложь".
                           В.Высоцкий

                               -1-

   Эта глава -- о мире, в котором чуда не произошло. Повесть
называется "Доверие". Время действия -- то же, что и в
"Мотыльке".
   "-- Что говорят в Совете? -- спросил Акимушкин.
   Ринальдо отнял ладони от висков и сложил на коленях.
   -- Совет не знает,-- нехотя произнес он, видя, что гигантский
Чанаргван... не собирается отвечать.
   -- Как, не знает? -- глаза Акимушкина широко распахнулись.
   Чанаргван не отвечал, темнел, как скала в ночном тумане.
   -- Мы не отчитывались перед Советом,-- процедил Ринальдо.--
Для Совета эвакуация проходит успешно, по плану".
   "-- Планета работает на меня, а не на Совет! И она будет
подчиняться мне, а не Совету, потому что сейчас не до Совета, у
нас нет времени объяснять этим слюнтяям и болтунам, зачем мы
убили сто тысяч народу и почему мы будем убивать их и
дальше!!"
   Я буду использовать много цитат. Иногда сокращать их, но не для
сомнительного редактирования прекрасной повести -- просто для
ограничения объема статьи.
   Итак, время действия то же, что и в первой книге В.Рыбакова.
Сначала кажется, что и реальность аналогичная. Только телепатии
нет.
   "На пороге стояла, уперев руки в боки, девчонка: свет,
бивший ей в спину, высвечивал сквозь платье ее силуэт, и
Дикки стал внимательно и не скрываясь рассматривать этот силуэт,
а Гжесь, судорожно обернувшись на миг, вновь уставился в
темноту, облизывая внезапно пересохшие губы.
   -- Легка на помине! -- сказал Дикки бодро.
   -- Ну да! -- ответила девчонка.-- Буки, сидят тут, да еще,
оказывается, мне кости перемывают. Чего вы скрываетесь?
   -- Да противоречие возникло, объяснил Дикки, начиная смотреть
девчонке в лицо.-- Я его зову купаться, а он никак решиться не
может, не хватает ему общества для любования красотами ночного
рифа. Я, говорит, для него слишком неэстетичная натура...
   -- Прекрати! -- прошептал Гжесь, но Дикки и бровью не повел.
   -- За такие разговоры в мое время вызывали на дуэль,-- сказала
девчонка и опустила руки.-- Я бы на вашем месте, сэр Ричард, и
согнала бы плесень с этого тюхти.
   -- Идея! -- воскликнул жизнерадостный Дикки и вскочил,
проворно цапнув стоящие у стены шпаги.
   -- Сударь, я и не догадался бы, но прекрасная леди Галка
открыла мне глаза на вашу подлую сущность! Галь, будь моим
секундантом!
   -- Почту за счастье,-- сказала Галка и села на верхнюю
ступеньку, чинно сложив руки на коленях".
   "Гжесь, яростно вздрогнув, как от пощечины, попытался сесть,
но она с неожиданной силой удержала его и вдруг положила его
голову к себе на колени. Он замер, перестав даже дышать,
впившись затылком в гладкую прохладу ее кожи, в томительно
атласное беспамятство.
   -- Лежите, рыцарь мой, вы еще слабы,-- сказала Галка чуть
напряженным голосом, держа его за плечи. Он медленно поднял руки
и накрыл ее ладони своими.
   Стало тихо. Дремотно шумел океан.
   -- Как здорово, что мы вместе летим,-- прошептал Гжесь..."

   "...и маленькая Земля, ошалев от счастья и восторга, летела
сквозь пустоту пустот, крутясь волчком на одной ножке своей оси.
И когда первые лучи пурпурного солнца, торжественно всплывавшего
над светозарным, радостно распахнутым океаном выхлестнулись
из-за горизонта, ударили в берег, и деревья швырнули свои
длинные тени на прохладный ковер песка, двум детям казалось, что
это их Солнце, Солнце Их Дня, взошедшее лишь с тем, чтобы дать
им видеть друг друга, любоваться друг другом, и это теперь
надолго, навсегда... И не было поэтому в истории людей Солнца
добрее и щедрее, чем Солнце Этого Утра".
   Гжесь, Дикки и Галка погибли. Они были в числе тех ста тысяч
народу, о которых говорил Чанаргван.
   Ребята собирались участвовать в освоении Терры, землеподобной
планеты одной из ближайших звезд. И в официальной информации
речь идет именно о колонизации, в ходе которой человечество
должно обрести вторую Родину и тем са