ФИДЕ, впрочем, проницательно сочувствовавший Р.Фишеру, шедший у
него  на  поводу  не  как  у  капризуна,  но  как  у творческой
личности, у которой вполне могут быть зацепки, задержки, сбои и
т.п., и т.п.).
     Фишер как бы приглашал Спасского:  Борис,  пойми,  услышь,
ощути смысл моих "метаний". Ведь я их -- других, этих Других --
хотел  бы  вообще  послать  куда  подальше. И начать наш матч в
очень удобной для нас обоих обстановке,  атмосфере,  в  удобное
(взаимно)  время,  да  и так, чтобы заработать поприличнее. Для
Фишера повышение гонораров  --  естественно,  одно  из  средств
(наиболее  понятных  публике,  а  может  быть и единственное ей
понятное  средство)  повышения  престижа   шахмат,   как   игры
совершенно  особой,  которая  не только "ничем не хуже скрипки"
(М.Ботвинник), но не  хуже  и  гольфа,  тенниса,  бокса.  Здесь
вспоминается  обещание  Фишера  получать за свои матчи никак не
меньше, чем Мохаммед Али получает (получал в то время) за свои.
     Кажется,  Роберт  выполнил   это,   сдержал   слово.   Они
сравнялись  --  высший  общий  призовой  фонд  матчей  М.Али  и
Р.Фишера -- 5  миллионов  долларов.  Если  ошибаюсь,  поправьте
меня, пожалуйста.
     Предрейкъявикская эпопея разворачивалась на глазах у всего
шахматного  -- и не только чисто шахматного -- мира. И осталась
во многом, если не во всем, непонятой. Задним числом  исправить
положение представляется почти невозможным.
     Чтобы  получить достойного соперника -- в матч-реванше, --
Фишеру  пришлось  в  течение  ровно   20-ти   лет   "проверять"
Спасского, который так и не стал суперпрофессионалом, однако, в
деле  особо  успешного  освобождения  от  влияния  шахматных  и
возлешахматных чиновников, "неподходящего" государства, добился
впечатляющих успехов. Второй матч с Фишером, а затем и с  одной
из  сестер  Полгар,  подвел  двойную, вероятно, заключительную,
черту под шахматной карьерой Бориса  Васильевича.  Быть  может,
самого переутомленного из всех чемпионов мира, не считая самого
первого -- В.Стейница...
     Спасского  подвела неточность, некоторая несвоевременность
СТАТУСИЗАЦИИ. То есть  самоопределения,  самоосознания.  Фишер,
конечно,  помог  ему  благополучно  (да, и от слова "получать")
сойти со сцены, сделать это плавно и вместе с  тем  решительно,
Фишер  обеспечил  его  не только, а может быть, и не столько, в
материальном смысле, сколько в духовном.  Показал  своего  рода
(опять-таки!) пример утонченной (+уточнения) статусизации. Ведь
сам  Бобби  до  Кюрасао был щенком, грубо говоря, кидавшимся на
трон, в лоб штурмовавшим бастионы старших. Годы, годы и годы, в
том числе  пропущенные  из-за  инцидентов  в  Сусе  (Тунис)  на
межзональном  турнире,  трехлетие пропущенное просто по личному
желанию (что тихо потрясло, помнится -- обоюдное осознание  тут
тоже не было на достаточной высоте,
-- весь шахматный мир)...
     Спасский  после  Рейкъявика  жил  "абы как", вырвавшись во
Францию, плыл по  волнам  очередных  подходящих  (и  не  очень)
турниров. Матч с Карповым, считаю, травмировал его значительно.
А чем же, в сущности, стоило заниматься, безусловно избавившись
от    "Угрюм-Бурчеевых"   отечественного   розлива?   Наверное,
подготовкой к... матч-реваншу с историческим противником.  Если
бы  такая,  целенаправленная  --  даже и не без соответствующих
заявлений   (а   почему   бы   и   нет?),   --    деятельность,
осуществляемая,   конечно,   с  изрядной  долей  (привнесением)
профессионализма, была налицо, глядишь, и у самого Фишера  было
бы  поменьше  "шатаний",  поглядываний  на Глигорича, на самого
Карпова.
     Конечно, речь могла и, полагаю, должна  была,  идти  не  о
скоропалительном,   Лас-Вегасском,   например   (тем   более!),
проекте. Они оба  вполне  могли  дать  понять  шахматному  миру
(общественности,  если  хотите),  что  подлинное,  в нормальных
условиях проходящее, выяснение взаимоотношений  между  ними  --
крупнейшими  (если  не  сильнейшими) шахматистами современности
далеко  еще  не  закончено.  Что  оно,  по  сути  дела,  только
начинается.  Не  смогли  бы  --  а  что  тут  такого уж слишком
фантастического?! -- их матчи (а то и серия  матчей)  несколько
потеснить,   а   то   и   как-то   аннулировать  "столь  долгое
единоборство"  глубокоуважаемых  двух  "К"?   Может   быть,   и
конфликтов, ссор было бы -- и не только между новыми чемпионами
== поменьше?..
     Но  эта,  старая,  так  скажем,  пара не пошла на перехват
инициативы, а точнее -- на сохранение ее. Разошлись, как в море
корабли, о чем, как знать, может  быть  даже  и  теперь  жалеет
Фишер,  в  меньшей  мере  сожалеет,  наверное,  Спасский -- его
"вина", конечно же, поменьше: инициатором мог быть  старший  по
званию. Не исключаю того, что Р.Фишер мог даже и... испугаться.
Так  странно,  удивительно  употреблять по отношению к нему это
простое слово, уж слишком не  то,  чересчур  не  подходит:  ну,
разве может суперпрофессионал чего-то или кого-то бояться?.. Но
такой, весьма вероятный, испуг. Не свидетельствует ли он о том,
что  подлинный  переход к суперпрофессионализму произошел через
несколько лет после Рейкъявика, а может быть и еще позже?
     Конечно,  речь  не  о  чем-то,  напоминающем   организацию
Каспарова,     первую    гроссмейстерскую,    профессиональную,
обеспечившую проведение прекрасных турниров на Кубок  мира.  Но
слегка  ...  монополизировать розыгрыш мирового первенства (или
назвать  это  продолжение  своих   соревновательных   отношений
по-другому)... можно было попытаться.
     Не  решились.  Это выглядело (бы) слишком уж "эгоистично",
что  ли...  Не  решился  прежде  всего  Фишер,   которому   мог
подсказать  такой поворот только Б.Спасский == своим отказом от
участия в очередном претендентском цикле.
     Но  почему  конкретно  --  будем,  учась  у  экс-чемпиона,
предельно  делового  человека (как и положено профессионалу, не
говоря уж о суперпрофи, он  предельно  конкретен,  расчетлив  и
умеет  впереди телеги ("амбиций", по слову Спасского) неизменно
ставить лошадь ("амуниции", по его же слову)), будем придирчиво
"вещественны", -- почему Р.Фишер не пошел на такое?..
     Думается,  он  учел  решающий  и   наиболее   ощутимый   в
нескольких    смыслах    фактор   ==   глубокую,   многолетнюю,
непреодолимую (20 лет понадобилось Борису, чтобы немного прийти
в себя, "отойти" от Бобби, от тех кошмарных, первых  тринадцати
партий  в  столице  Исландии,  войти  в  относительную  норму и
выиграть в... два с половиной раза больше партий (не 2, а целых
5) в очередном матче с  Бобби!),  задубевшую,  сцементированную
усталость   своего  желательного  и  естественного,  наилучшего
партнера. Надо  было  выжидать,  надо  было  надеяться-таки  на
лучшее.  Надо  было  в  конечном счете заниматься все тем же --
выполнять  долг  глубокого  профессионала  ==   беречь   кадры,
сберегать,  если  не спасать (а улучшить положение могло только
всеврачующее время), партнера.
     И восстановление Спасского,  конечно,  далеко  не  полное,
повторяю,  весьма  относительное  (другого  и  быть  не могло),
состоялось. Кто-то сгоряча может это назвать даже возрождением.
И с таким определением трудновато спорить.
     Борису и  себе,  продолжаю  это  утверждать,  был  подарен
Фишером  поистине сказочный, чудесный, казалось бы невозможный,
тем более в так называемое "наше время", матч.  Он,  состоявший
из 30-ти партий (из которых первые 11 прошли на "острове грез",
как  бы  в потусторонне-волшебной обстановке, словно природой(а
кем   же   еще?)   приготовленной,   как    раньше    говорили,
при-уго-товленной,  приуготованной  Фишеру  и его историческому
партнеру за их и главным  образом  его,  Бобби,  долготерпение)
промелькнул как сон.
     А тот ли Фишер? -- вот вопрос, который был с самого начала
главным  и  беспрерывным,  непрестанно-назойливым, я бы сказал,
туповато-неотвязным.
     Да разве в этом дело?
     Так  ли  уж  важен  сам  уровень   игры...   сопоставимый,
сопоставляемый... с кем, с чем? с чьим? Каспарова и Карпова? Но
они  будут  --  если  позволят,  разумеется, условия, -- в свое
время вызваны на ковер...  Ну,  может  быть,  уже  в  некотором
смысле,  тени того Каспарова, того Карпова, какими новоявленные
чемпионы были в том же (самом), 1992-м, году.
     С ними  разговор  может  быть  особый  и  отдельный  --  в
соответствующей  обстановке.  Вот  Фишер  в 49 лет сыграл такой
(такой-то) матч. А вы, дорогие друзья, в подобном  возрасте  на
что  будете способны, на что "горазды"? Как вы самосохранялись,
как тренировались, как готовились к вызову Фишера, да  кого  бы
то   ни  было?  Сколько  и  какого  пороха  осталось  у  вас  в
пороховницах?
     Подобного  рода  выкладки  очень  легко  объявить  пустыми
умствованиями,  необоснованными  прикидками, фантазированием на
пустом месте.
     Исхожу     все-таки     из     установлений     шахматного
суперпрофессионализма,  представляемого  сейчас, увы, в мировых
шахматах одним-единственным человеком. Один  поручик  шагает  в
ногу, вся дивизия -- не в ногу? Что ж, бывает и так. Только это
нуждается  в  совершенно  неотразимых,  убедительных до предела
доказательствах.   Вот   их-то   и   готовит   Роберт    Фишер,
поддерживающий достаточно высокую, постоянную боевую, игровую в
том числе, готовность.
     Кто станет спорить -- лучшие, наилучшие тем более, времена
прошли.  Безвозвратно  миновали. С природой, по большому счету,
да и по среднему, по небольшому, не поспоришь. Но  профессионал
иначе   не   может  --  он  и  тут  обязан  бросить  ей  (вывод
самоочевидный для меня) решительный вызов. И осуществлять  его,
ковать ежедневно, ежечасно, стараться, пытаться... карабкаться,
ДЕЛАТЬ  ХОТЬ  ЧТО-НИБУДЬ,  вершить  нечто  посильное,  иногда и
предельно доступное. Как получится, как удастся...  "Я  отвечаю
за  свои  усилия,  а  не  за результат", заметил как-то великий
Ласкер.  Ничего  другого  жизнь  профессионала  как  бы  и   не
разрешает. Не предоставляет.
     Назвался груздем -- полезай в кузов.
     Тем   более,   что   кое-какие  вещи,  и  надеюсь,  многие
согласятся,  немаловажные,  упущены.   Что-то   упущено,   ушло
безвозвратно.   Есть   ошибки,  неточности  непоправимые,  есть
поступки, как принято сейчас выражаться, необратимые.
     Все-таки  напряжение  было  велико.  Это   была   схватка.
Свержение  монарха,  как бы переворот в шахматном (и не только)
мире. Сражение -- и сопоставление -- "двух систем". Вот уж  что
верно,  то  верно.  "Двух систем" -- в том числе и подготовки к
ответственным   (а   они   для   профессионала    все    такие)
соревнованиям.  К  Состязанию,  к  дискуссии -- обсуждению друг
друга!
     Фишер готовился практически в  одиночку.  Даже  назначение
(избрание)  секунданта  выглядело  как  принудительная  --  что
делать, таков обычай, таковы правила проведения  поединков!  --
процедура. В команде Спасского происходили передряги, изменения
состава, смена главного тренера (Бондаревского на Геллера).
     Во   многом   и   многом   они  подошли  к  первой  партии
измотанными,  издерганными.  И  неслучайными  выглядят  грубые,
грубейшие  ошибки,  начиная  с  чудовищного  хода С:h2 (Фишера,
будто бы желавшего сразу (?!) форсировать ничью).
     Матч-72  оказался  испорченным,  искромсанным   с   разных
сторон.  Он заслуживал "реабилитации", "переделки", я чуть было
не написал -- переигрывания. Но  сделать  это  было  не  так-то
просто,  это  откладывалось  Фишером  на далекое потом -- когда
воспоминания станут "окончательными", заматереют; когда  первый
матч  отодвинется уже точно в другую, даже совсем другую, эпоху
-- вот тогда можно играть второй.
     Риск  заключался  в  том,  что  второй   вообще   мог   не
состояться.  Его  и  не  было бы, если бы не появился истинный,
редчайший любитель шахмат, поклонник Фишера до мозга костей  --
Ездимир  Василевич, ставший при своем "подопечном" чем-то вроде
живого талисмана, кем-то вроде дядьки Савельича.
     Прежде всего он  сам,  лично,  под  свою,  как  говорится,
ответственность   --   оберегая   отдых   (а  важнее  всего  --
сердцевину,  основу,  драгоценность  отдыха  --  сон),  памятен
дружеский  скандальчик, учиненный Бобби по пово-ду неизвестного
вертолета -- оказалось,  это  американский,  военный  --  своим
шумом   разбудивший   заокеанского   гроссмейстера,  оправдания
"ответственного     за     покой"...      Строго-дозированными,
осмотрительными  были  пляжные  развлечения  (появления)  --  в
отличие от нескольких "запойных" загораний Спасского, приведших
к едва ли не опасному солнечному полуудару...
     Это было почти неправдоподобное исполнение мечтаний. И  на
повторение  подобного  чего-то  хоть отдаленно-близкого, крайне
трудно (теперь) решиться;  как  говаривал  грибоедовский  герой
(Фамусов),  "ну  так и жду содома". Ну, не может, не сможет так
быть,   чтобы   второе   чудо   прошло,   как    первое,    без
сучка-задоринки;  обязательно  обстоятельства  ведь преподнесут
некую гримасу, непременно что-нибудь лопнет, откажет, сорвется,
провалится!.. Исказится.
     С другой стороны, непрерывный  --  нацеленный  на  Большой
матч -- тренировочный процесс не может остаться без применения.
"Мясорубка" Фишера отлажена, смазана, опробована, обкатана, как
бы даже раскручена. Попасть (попасться) к нему "на прием"... На
это  решится  не  всякий  современный  гроссмейстер -- из числа
самых ведущих, в частности.
     Оказаться за одним столиком с самим Фишером  --  человеком
так  и  столько  работавшим над шахматами. Играть с ним, да еще
полностью на его условиях?!..
     Можно сколько угодно  говорить,  что  Фишер  уже  не  тот,
далеко  не  тот,  в  смысле == не образца 1972 года. Да он и не
может быть (оставаться!) тем самым.
     Кто  знает,  чего   понаподготовил   он   за   эти   годы,
десятилетия.  Никто  не  узнает,  пока "тайное оружие" не будет
пущено в ход. Ясно лишь, что матч-92 со  Спасским  не  заставил
Фишера   скрести   по  сусекам,  выложиться  --  хотя  бы  и  в
теоретическом плане -- полностью.
     И кто ведает, какой "ряд чудесных изменений  милого  лица"
приготовлен, запрограммирован им для долгого, продлинновенного,
чуть  ли  не вечного матча (до 14 -- 16 -- 18 -- 20-ти побед; а
что с него станет, он, "не желая  играть",  может  выдвинуть  и
такое  требование).  Какой  запас  прочности он накопил, какими
способами подготовил себя к игре, едва ли  не  многолетней?  Ну
хорошо,  может подумать кто-то из кандидатов, выиграю я 8 -- 10
-- 12 партий, даже 14, но ведь впереди  был  бы  (будет)  целый
новый  матч  --  до  6-ти,  скажем, побед (для меня, по крайней
мере, успевшего к этому моменту понести тоже  кое-какие,  может
быть,  почти  такие  же,  цифровые  потери;  а вдруг я поплыву,
перестану считать, что-то соображать, как это, кажется  (что-то
такое,  похожее,  о чем-то сходном шли слухи во время одного из
безлимитных   матче),   было   с   одним    из    замечательных
гроссмейстеров?!..)  Стоп  машина  --  ни  одной  (даже одной!)
партии вдруг уже не может, ну, никак, даже  получая  выигранные
позиции, ни одной не может закончить в свою пользу -- или ничьи
или проигрыши, словом -- поплыл, дело застопорилось. Вот тут-то
я,  никогда  не  готовившийся,  может  быть, и вполовину так (и
столько), как (и сколько) готовился Фишер, дойду до  полнейшего
отупения.  Может,  он  на это и рассчитывает: выиграв у него, у
самого Фишера, невиданно большое количество партий (Спасский  в
Югославии  смог  победить  лишь пять раз!), я могу окончательно
сносить, износить, испортить,  разладить,  затупить  свой,  так
выразимся, победный (победительный) механизм. Да и как играть с
человеком,  совершенно  уверенным  (иначе, наверное, опытнейший
спортсмен  не  стал   бы   и   предлагать   "самоубийственную",
взаимоуничтожительную,  простите, формулу!), что, скажем, 18-20
партий в одном  соревновании  у  него  не  выиграет  решительно
никто.  Уйдя  на десятилетия со сцены, он мог годами -- годами!
времени у него в запасе для таких упражнений уйма,  и  все  его
время  подлинно  его  (ни  семьи,  ни жен-детей-тещь-зятьев, ни
пеленок-распашонок, ни кефир-клистиров:  здоровье,  по  слухам,
отменное,   весь  прямо-таки  перетренирован!)  --  имитировать
подобные нагрузки. А я? Чем я занимался?..
     Это был необычайный матч, изобиловавший --  хоть  в  книгу
рекордов  Гиннеса  ==  чудовищными,  детскими,  уже  совершенно
непонятными, необъяснимыми ошибками. Прежде  всего  со  стороны
Спасского,  хотя  и  Фишер  постарался  --  две  партии выиграл
нелепо, а в  третьей  (второй  по  счету)  ему  было  засчитано
поражение за неявку.
     Матч выявил, однако -- и вместе с тем -- СТАВКУ НА ОШИБКУ.
Которая (ставка) и стала, извините за некоторый каламбур, была,
вероятно,  с  самого  начала,  сделана  Фишером.  Чарли  Чаплин
открыл, как упоминалось,  "закон  возни"  --  участь  обычного,
обыденного  человека  (которого  иногда  подмывает назвать, про
себя, конечно,  не  на  страницах  этих  заметок,  человечком).
Великий  художник  ее,  участь,  конкретизировал,  расшифровал,
материализовал по-своему... Роберт  Фишер  открыл  своего  рода
,закон ошибки"!
     Неправильное  --  и  не  только  по  отношению  к шахматам
(прямо) поведение  в  жизни  обязательно,  непременнейше
ведет  к  неточностям  и  промахам за доской. Спасский к
моменту начала матча предстал перед ним, Р.Фишером, как человек
поистине переполненный, как говорится, тяжким грузом,  ворохами
нешахматных   ошибок.   Их  число  и  качество  достигло  дикой
"отметки". Отметка же за поведение -- два с  минусом,  если  не
единица:  он  вел себя "образцово наоборот", совсем, совершенно
не так, как полагается (полагалось бы)  профессионалу;  слишком
много   было   отклонений  по  этому  признаку,  слишком  много
"уклонений"   от   профессиональной,   исследовательской,    по
отношению  к  своему  Делу,  линии.  Вот  то основание, которое
давало Фишеру, нет, не надежду, но уверенность в том, что  матч
будет выигран... И скорее всего отнюдь не с минимальным счетом,
а крупно!
-- несмотря на начальный счет 0:2 (1-ю партию американец проиграл, во 2-й,
напоминаю и повторяю, ему было зачтено поражение за неявку -- Фишер не хотел
играть при телекамерах, в явно (!) неподобающих, некомфортных, скорее для него
особенно некомфортных, условиях). В известном заявлении Е.Геллера,
возглавлявшего делегацию Спасского, -- впрочем, как раз не очень известном: от
него никто официально вроде бы не отказывался, но о нем предпочитают сейчас
как-то не упоминать, -- в нем говорится, что Фишер был вполне уверен в победе (в
матче-72), потому что рассчитывал на "технические" (!!) средства воздействия на
психику Б.Спасского.
     Расчет  был,  надежда  -- и, как видим, более чем блестяще
оправдавшаяся -- была. Но
-- на то, что Спасский... сам на себя подействует. Изнутри. И еще как!
     Спасский, говоря коротко, с самого начала  жил  жизнью,  в
самом     лучшем    случае,    полупрофессионала,    частичного
профессионала.  И  это,  в  основном   благодаря   огромнейшему
дарованию,  позволило,  правда,  не с первой попытки, взойти на
шахматный   Олимп.   При   встрече    (сколько-то    длительном
взаимодействии) со 100%-м профессионалом (в котором проглядывал
уже  и  супер-профессионализм)  Борис  Васильевич  был обречен.
Страшновато подумать, как сложился бы рейкъявикский матч,  будь
он  безлимитным:  по  собственному  признанию  Спасского,  он к
последней (проигранной им, 7-й проигранной) партии  "сломался".
Удивительно, как этого не произошло раньше!
     В  сущности,  матч-72  уже  не  имел особого смысла: Фишер
доказал,  правда,  не  в  персональном  сопоставлении  с  самим
чемпионом,  что он играет сильнее всех, а главное -- что как-то
старались все-таки не замечать -- подготовлен не то что  лучше,
но   как  бы  иначе,  чем  остальные  претенденты,  куда  более
основательно