ока тронутся передние,  включил зажигание и нажал  на  стартер.
Мотор затарахтел.
     Колонна двигалась  по лесной  дороге. Машины  подскакивали на выбоинах.
Так они ехали минут пятнадцать. Вдруг шофер затормозил.
     Аниканов  услышал  немецкий говор и  увидел  фигуры двух уцепившихся за
борт, а затем  прыгнувших  в кузов немцев.  На  счастье  разведчиков, немцы,
видимо, были не  склонны пачкать  черные эсэсовские мундиры в мучной пыли  и
так и остались сидеть на заднем  борту, держась  подальше от мешков. Все  же
это было неприятное соседство. Машину подкидывало, и под  мeшками то  и дело
обозначались очертания человеческих  тел.  Аниканов уже  начал беспокоиться.
Непрошеные  попутчики,  возможно, собрались  ехать  до  самой станции, а это
грозило серьезными осложнениями.
     Но  вот  раздался  страшный  шум,  грузовик  остановился,  вокруг  него
поднялась суета, и немцы, сидевшие на борту, быстро спрыгнули на землю.
     Тотчас же Аниканов услышал ровное гудение моторов. Он тоже инстинктивно
пригнул голову, но вдруг, улыбнувшись, понял: это же наши!
     И он весело, как будто советская бомба не в силах причинить вред своим,
сказал выглянувшим из-под мешков товарищам:
     - Ребята, наши летят.
     Самолетов было шесть,  они делали  низкие  круги  над  лесом, угрожающе
рокоча.
     Аниканов  осмотрелся. Немцы все  попрятались в  лесной  чаще. Явственно
доносились тревожные гудки паровозов. Станция была близко.
     - За мной! - скомандовал Аниканов, и они спрыгнули.
     Юркнув  между  машинами,  разведчики  очутились  в  кювете и,  вынырнув
оттуда, быстрым  шагом  стали углубляться  в лес. Но в то мгновение, что они
находились в кювете, их заметил лежащий там немец. Испугавшись, он замер, но
затем поднял голову и отчаянным голосом закричал:
     -- Fallschirmjager!*
     Поднялась  беспорядочная  стрельба.  Разведчики   ответили  несколькими
автоматными очередями.
     Перескочив широкую  прогалину, Аниканов  увидел посеревшее лицо Голубя.
Голубок падал на землю, сморщив маленький нос.
     - Того немца можно было схватить...  - сказал он, лежа на широкой спине
Аниканова.
     Это были первые после ранения и последние  в его  короткой жизни слова.
Разрывная пуля попала ему в грудь, ниже сердца. Бедное сердце еще билось, но
все  слабей  и  слабей.  Позже  он  очнулся  еще  раз,   увидел   над  собой
сосредоточенное  лицо  лейтенанта  и  большие глаза  Мамочкина,  из  которых
лились, не переставая, слезы.
     В лесу  начиналась  гроза. Дубы, покрытые  молодой листвой, гудели  под
порывами ветра, и тысячи ручьев забегали под ногами, подобно стайкам мышей.
     Неподвижно  сидя  перед  умирающим  Голубем, Травкин  ждал  возвращения
Аниканова,  вторично ушедшего  - на этот раз с Мамочкиным - к  станции. Нет,
Травкин после этого  печального случая не хотел  делить группу на две части,
но  Голубя,  еще живого,  нельзя  было  здесь  оставить  одного, а дело надо
делать.
     Он  попытался связаться  с  Землей,  но безуспешно. Может быть,  мешали
электрические  разряды. Эфир  истошно кричал в трубку, время от времени сухо
потрескивая.
     Под ногами  струились ручейки, на плечи падали  тяжелые  капли.  Ливень
смыл с окостеневшего лица  мальчика следы  пыли  и тревог, и оно светилось в
темноте.
     Аниканов и Мамочкин  подползли совсем близко  к станционным постройкам.
При  свете часто вспыхивающих  молний  они увидели два  груженых состава. На
платформах одного из них чернели мощные громады танков.

     * Парашютисты!

     Паровозы пыхтели, испуская клубы пара и осыпая искрами рельсовый  путь.
Возле пакгаузов, огороженных колючей  проволокой, сновали люди, разговаривая
на осточертевшем немецком языке. Потом  раздались крики часовых,  отгонявших
от полотна железной дороги группу крестьянок с мешками за спиной. Доносились
возгласы и причитания этих крестьянок:
     - Ось, бисови души, никуды не пускають...
     Аниканов  был недоволен  собой.  И  зачем  он  полез  в  этот проклятый
грузовик? Может быть,  не лезь  он туда,  Голубь был  бы жив.  Он,  сибиряк,
привычный к тайге, чего он полез в ту машину?..
     Немцы разгружают  танки. Видно, готовят большое  наступление. А  где  -
неизвестно.  Если  бы  захватить  еще одного, можно  было  бы  узнать задачу
эсэсовской дивизии.
     "Ну вот  они, немцы, ходят,- думал Аниканов.- А кто из них знает задачу
своей дивизии? Возьмешь какого-нибудь замухрышку и опять ничего не выведаешь
толком".
     Внимание Аниканова привлекли два тощих немца в широких черных блестящих
плащах. При свете молний он видел  их  то  вместе, то  по  отдельности,- они
громко, отрывистыми голосами распоряжались здесь. Эти офицеры, видимо, сошли
с  той  легковом  машины,  что остановилась  возле задней  стены  ближайшего
пакгауза. Ежась под  потоками дождя, Аниканов подумал про Голубя: жив  ли он
еще? Лежит, бедняга, под дождем.  Хорошо  бы  раздобыть для него  вот  такой
плащ, как на этих фрицах.
     -- Возьмем офицера? - спросил Аниканов Мамочкина.
     Тот сказал:
     -- А лейтенант? Он не говорил, чтобы "языка" брать.
     Аниканов внимательно поглядел в лицо товарища.
     - Мы это мигом обтяпаем,- ласково сказал он,- а потом домой сразу.
     Мамочкин  вздрогнул. Они  были  вдвоем  против  сотен  деловито снующих
немцев. И среди этих сотен захватить - вдвоем - офицера?.. Его  затрясло.  А
Аниканов все так же внимательно смотрел на него, повторяя:
     - Да мы это мигом...
     Мамочкин  отчаянно махнул  рукой  и  вдруг,  набрав  в  легкие воздуха,
приподнялся.  В  восторге  от  себя самого,  подняв лицо  под хлещущие струи
дождя, он начал твердить скороговоркой, как в лихорадке:
     - Давай, Ваня... Давай! Ладно, Ваня. Сделаем. Неужели не сделаем?
     Они  поползли к  машине, пролезли  под  проволокой  и затаились.  Дождь
беспрерывно лил, стекая по полированному кузову машины.
     - Один  из  этих  фрицев - генерал, по-моему,- взвинчивая себя,  шептал
Мамочкин.
     -  Ясно,  генерал,- успокаивающе  бормотал  Аниканов. Прошло  не меньше
часа, прежде чем послышались шаги и один из офицеров сказал:
     - Wir fahren sofort*.
     Он упал, получив от Аниканова удар ножом  в грудь. А второй, оглушенный
и прижатый лицом к бурно вздымающейся груди Мамочкина, потерял сознание.
     Немцы вокруг все так же сновали  от пакгаузов  к  составам и обратно  и
ежились под потоками дождя.

     * Едем сейчас же.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


     Пятая танковая  дивизия СС  "Викинг" была  одной из отборнейших дивизий
эсэсовского отборного войска.
     Под командованием  группенфюрера (генерал-лейтенанта войск СС) Герберта
Гилле  дивизия   в  составе  9-го  мотополка  "Вестланд",  10-го   мотополка
"Германия",  5-го  танкового  полка,  5-го дивизиона самоходной артиллерии и
5-го полевого артиллерийского полка, во  всем  блеске своей первокласснейшей
техники,   тайно   сосредоточилась  в  этих  огромных  лесах,  с  тем  чтобы
неожиданным  ударом   деблокировать   окруженный   русскими  город   Ковель,
расчленить  русских на изолированные группы и,  уничтожая их,  отбросить  на
рубеж двух знаменитых рек - Стоход и Стырь.
     Последнее время дивизия с обычной своей свирепостью усмиряла непокорную
Югославию.
     Получив  сильное пополнение в людях  и  шестьдесят танков  нового  типа
"тигр",  о  котором господин  рeйхсминистр  Шпеер  отозвался  как  о "короле
танков", дивизия насчитывала  пятнадцать тысяч человек.  Полками командовали
неоднократно отмеченный  фюрером штандартенфюрер  Мюлленкамп, бывший  личный
адъютант  Гитлера  штандартенфюрер  Гаргайс  и  другие  гиммлеровские волки,
высоко  стоящие  на  лестнице  национал-социалистской  и  военной  иерархии,
удачливые и безжалостные интриганы.
     Вслед  за дивизией  "Викинг" готовилась к прибытию из  Франции  на этот
участок фронта  отборная,  хотя  и  не  столь  блестящая  342-я гренадерская
дивизия под командованием генерал-лейтенанта  Никкеля. Ей предстояло развить
успех эсэсовцев.
     Вся эта операция проводилась в глубокой тайне.
     - Русские слишком близко прорвались  к  генерал-губернаторству,- сказал
группенфюреру Гилле его покровитель фон дeм Бах, командир корпуса СС, приняв
его  в своем особняке  на  острове Пфауен-инзель близ Берлина.- Последствия,
партайгеноссе  Гилле,  вам  понятны.  Это  будет  означать  активизацию всех
антигерманских сил в Европе и, пожалуй, может заставить действовать англичан
и  американцев...  Фюрер  придает вашей  операции  первостепенное  значение.
Главная  квартира заинтересована  в глубокой  тайне данной  перегруппировки.
Соблюдайте все меры предосторожности.
     Теперь, сосредоточив  свою дивизию  в  сумрачных лесах западнeй  города
Ковель, Гилле ожидал дальнейших  распоряжений, полный уверенности  в  успехе
порученной ему операции. Конечно, он знал, что  его дивизия - совсем  уже не
та, какой она была в 1940 или  даже  в  1943 году.  Пришлось  отказаться  от
принципа расовой чистоты.  Как  это ни  прискорбно,  но  в дивизии служили и
голландцы, и венгры, и  даже поляки и хорваты. Правда,  эти иностранцы  были
проверенными  сторонниками нового  порядка,  но все  же людьми  чужой крови,
равнодушными  к  интересам  империи.  Кроме  того,  пришлось  отказаться  от
принципа  строгого  физического  отбора.  Солдаты  дивизии,  воины   Черного
корпуса, были уже не те чуть не двухметровые великаны, которые отбирались по
всей Германии. Теперь попадались такие замухрышки, что смотреть тошно.
     Группепфюрер с  ужасом заметил  во  время  смотра мотопoлка  "Германия"
несколько одноглазых, хромых  и даже  одного  горбуна,  а  маленьких, щуплых
солдат  -  больше  половины  полка. Да, это  уже не те разъяренные кровью  и
легкой  наживой  гитлеровские ландскнехты,  которые прошли  с огнем и  мечом
Голландию, Францию и дорвались до Кавказского хребта.
     Герберт  Гилле  с удовольствием вспоминал те  времена, кажущиеся теперь
уже такими далекими.  Больше всего понравился  ему  Кавказ -  эта прекрасная
южная   местность  была   красивее  и  величественнее  Швейцарии.   Господин
группенфюрер одно  время  даже  мечтал  о спокойном  месте  губернатора  или
штатгальтера этих плодородных горных  областей  и нащупывал почву для такого
выгодного  назначения  через  своих покровителей в личном  штабе  фюрера.  К
сожалению, в  силу известных всему  миру обстоятельств,  мечты эти  пришлось
вскоре оставить.
     Странно,  но  беспокойство завладело им в этот  весенний день с  самого
утра. Прежде всего появилась авиация противника. Нет, она не бомбила, но она
вела разведку.  Русские самолоты просматривали леса,  много раз летали вдоль
железной  дороги,  подолгу кружась  над главной  станцией выгрузки.  Правда,
войска были хорошо замаскированы, но беспокойство вызывал сам факт усиленной
разведки русскими этих мест.
     Беспокойство стало еще более  ощутимым,  когда сделалось известным, что
ночью  в  районе озер был  похищен  с  дороги  во время марша  гауптшарфюрер
Беннеке, уроженец Мекленбурга, ветеран и один из храбрейших воинов мотополка
"Вестланд". После  долгих поисков труп его обнаружили  в маленьком озере,  в
восьми километрах от местопребывания  штаба дивизии.  Господин гауптшарфюрер
был заколот ножом в сердце, а голова его повреждена тяжелым предметом.
     Не приходится  удивляться,  что  последовавший за  этой находкой  налет
советских бомбардировщиков  на деревню,  где разместился штаб, был поставлен
группенфюрером в  связь с убийством Беннеке. Он срочно  перевел свой  штаб в
лес и велел окружить его тремя рядами колючей проволоки.
     К   вечеру,   в   то   время  когда  штабс-арцт  Линдеманн   докладывал
группенфюреру  результаты   вскрытия   трупа  гауптшарфюрера,  из  мотополка
"Вестланд"  доложили, что недалеко  от имевшего место  прискорбного случая с
гауптшарфюрером Виллибальдом-Эрнстом  Беннеке  солдаты,  прочесывавшие  лес,
нашли в густом орешнике, под кучей веток, тело, оказавшееся трупом ефрейтора
из  131-й  пехотной дивизии  Карла  Гилле  (однофамильца  командира  дивизии
"Викинг", что неприятно поразило господина группенфюрера).
     Несколько  позднее позвонил по  телефону  командир мотополка "Германия"
штандартенфюрер Мюлленкамп, доложивший, что в  имевшей место перестрелке его
солдат с неизвестными,  таинственными, одетыми  в зеленое людьми ранены двое
рядовых - Гесснер  и Мейсснер, причем первый, видимо, смертельно. В качестве
курьеза штандартенфюрер сообщил, что солдаты в один голос говорят о том, что
незнакомцы были обсыпаны... снегом.
     Группенфюрер  приказал тщательно расследовать  эти случаи  и решительно
заняться поисками  неизвестных, для  чего  выделить из каждого  батальона  -
роту, а также пустить в ход весь разведывательный отряд дивизии.
     Среди  солдат,  как  узнал  с  неудовольствием  группенфюрер,  поползли
панические слухи о неких "зеленых призраках" (grunе Gespenster) или "зеленых
дьяволах" (grunе Теufel), появившихся в здешних местах.
     Группенфюрер Гилле не  верил в  трансцендентальность этих признаков. Он
втолковал  вызванному  им   начальнику  разведки  и  контрразведки  капитану
Вернеру,  что  на войне призраков  не  бывает, а  бывают  враги, и предложил
Вернеру лично возглавить операции по поимке "призраков".
     Ночью на самой станции,  где сгружался в то время танковый  полк,  часа
через  два   после   посещения  станции   самим  группенфюрером,  был   убит
штурмбаннфюрер*  Дилле (эта  созвучность  с его собственной  фамилией  снова
покоробила господина Гилле) и похищен оберштурмфюрер** Артур  Вендель,  один
из руководителей квартирмейстерского отдела дивизии. Бедный  господин  Дилле
убит ударом ножа, причем  удар нанесен с такой  огромной силой, что пропорол
тело штурмбаннфюрера  насквозь.  Это случилось  почти  на  виду  у  большого
количества находившихся на станции офицеров и солдат.

     * Майор войск СС.
     ** Обер-лойтенант поиск СС.

     Группенфюрер  приказал  посадить   начальника  караула  и   часовых  на
пятнадцать  суток в карцер, а капитана Вернера  вызвал к себе  и  отчитал за
недостаточное рвение по розыску злоумышленников.
     Крушение поезда с боеприпасами, происшедшее скорее всего из-за ветхости
железнодорожного   полотна,   отравление   трех   солдат  полка   "Германия"
недоброкачественной  пищей,  исчезновение   двух  солдат   того   же  полка,
дезертировавших  из  армии,-  все  эти случаи молва  тоже  отнесла  за  счет
деятельности  "зеленых  призраков", и  трудно  уже  было отличить  правду от
вымысла, досужую выдумку от реальных фактов.
     Встревоженный    возможными   последствиями,   группенфюрер    приказал
информировать  штаб   корпуса  и   командующего  центральной  группой  армии
генерал-фельдмаршала Буша в том смысле, что русские заслали в тыл германских
войск   соединение   ("Еinheit")   разведчиков-диверсантов,  которым   из-за
халатного несения службы 131-й пехотной дивизией удалось. проникнуть в центр
расположения дивизии "Викинг" и,  что  вполне  вероятно,  выведать кое-что о
целях и задачах перегруппировки.
     Подумав,   господин   группенфюрер   написал   также   частное   письмо
обергруппенфюреру фон дем Баху в Берлин, дабы позабавить  своего покровителя
и  одновременно обеспечить  себе  поддержку на  случай  провала операции.  В
берлинском  резерве околачивалось немало генералов, которые охотно заняли бы
место господина Гилле.
     В конце  следующего дня, когда группенфюрер  лег отдыхать  после обеда,
его разбудил сильный телефонный звонок.
     Капитан Вернер сообщал о только что разыгравшемся  бое взвода  солдат с
"зелеными   призраками".   Взвод   этот   под   командой   унтерштурмфюрера*
Альтепберга,  прочесывая  согласно   приказу  командира  дивизии  окружающую
местность, набрел на  одинокий сарай на опушке леса. Несколько человек вошли
в  сарай,  но  там   никого  не  оказалось.  Однако  благодаря  бдительности
унтерштурмфюрера  "зеленые  призраки" были  обнаружены на чердаке сарая. Да,
они  находились там.  К  сожалению,  им удалось, забросав взвод  Альтепберга
ручными  гранатами и  уничтожив  самого унтерштурмфюрера  и семерых  солдат,
убежать. Но,  во-первых, все находящиеся  в  том  районе  части  подняты  по
тревоге  и началась  настоящая  травля "зеленых  призраков",  которая,  надо
надеяться, окончится их поимкой  или уничтожением; во-вторых,  один из  этих
бандитов попал в руки солдат. Нет, не живой, а убитый, к сожалению.

     * Лейтенант войск СС.

     Гилле, подумав, приказал подать машину и в  сопровождении конвоирующего
танка отправился к месту происшествия.
     На  опушке  леса,  возле  догорающего  сарая,  группенфюрера  встретили
капитан Вернер и эсэсовцы из разведывательного отряда.
     Не ответив на приветствия, Гилле молча подошел к убитому врагу. Это был
молодой русский, не старше двадцати трех лет, с прямыми льняными  волосами и
большими, широко открытыми мертвыми глазами, спокойно глядящими на господина
группенфюрера.  Под   зеленой  одеждой  ("боевая   летняя  форма   советских
разведчиков",- определил группенфюрер) была надета выцветшая красноармейская
гимнастерка с погонами советского младшего сержанта.
     Неподалеку, положенные рядом,  как в строю, со сложенными крест-накрест
руками,  лежали  восемь   эсэсовцев.  Поморщившись,   господин  группенфюрер
подумал, что  пятеро из этих восьми  - низкорослые, щуплые...  И это солдаты
Черного корпуса - СС!..

     Травкин  не  знал,  что  он  причинил столько  хлопот такому  множеству
высокопоставленных  лиц  германской  армии. Правда,  шагая  треугольником  в
обратный путь, разведчики иногда видели шныряющие группы эсэсовцев и слышали
их перекличку, но не  относили это на свой  счет,  предполагая, что эсэсовцы
занимаются тактическими учениями.
     К вечеру четвертого дня  пребывания в немецком  тылу разведчики набрели
на одинокий  сарай.  Травкин  решил дать людям  часок  отдохнуть,  а  кстати
связаться по радио с Землей. Из-за предосторожности и для лучшего наблюдения
за окрестностями они забрались по прогнившей лесенке, едва  не  обломившейся
под тяжестью Аниканова, на чердак сарая.
     Приладив  рацию и даже успев обменяться  с  Землей  позывными,  Травкин
услышал восклицание Бражникова, стоявшего на часах возле выломанного в крыше
сарая отверстия. Подойдя к нему, Травкин  увидел идущих  к сараю развернутым
строем человек двадцать эсэсовских солдат.
     Травкин разбудил только что  заснувших  тяжелым сном людей, но  прыгать
вниз  и  бежать   в   лес,  пожалуй,  было   уже  слишком  поздно.  Эсэсовцы
приближались. Четверо вошли в сарай, поковыряли в  навозе и вышли, но тут же
вернулись, и один из них стал  взбираться по гнилой лестнице, негромко ворча
и ругаясь.
     Травкин, сжимая в каждой руке по пистолету, перевел дыхание. На чердаке
было совсем светло от многочисленных отверстий и щелей в крыше. Он посмотрел
на  своих  людей  внимательней, чем  когда-либо  прежде. Они  были  страшны.
Обросшие,  худые,  с ввалившимися  глазами, стояли они,  готовые к смертному
бою. Гнилая лестница поскрипывала, немец тихо ругался.
     Раздался  страшный  грохот.  Это  Аниканов  швырнул  в  отверстие крыши
противотанковую  гранату  на  стоящих   кружком   возле   сарая   эсэсовцев.
Одновременно Бражников, раскроив автоматом показавшуюся в  отверстии чердака
голову эсэсовца, прыгнул  вниз, а вслед за  ним прыгнули остальные,  вздымая
пыль и щебень.
     С мимолетным  одобрением Травкин подумал о  гениальном, с  точки зрения
разведчика,  замысле   Аниканова,  разметавшего  гранатой  врагов,   стоящих
снаружи,  и   тем   открывшего  путь  к  отступлению.  С  тремя  эсэсовцами,
находившимися в  сарае,  справиться  было легко,-  напуганные  взрывом,  они
вообще в темноте не разобрали, в чем дело.
     Через  минуту  разведчики,  сопровождаемые  пулями и воплями  немцев  и
взрывами  запоздалых  немецких  гранат,  бежали во густому  ельнику. Травкин
вначале  нe