хал к нему за советом или помощью, а может,
даже  за  благословением на пост,  анализировал он события, спокойно попивая
чай,  и  задавался  вопросом,  как  такой человек  мог стать  самым  близким
человеком Рашидова?
     Когда он  закончил с шашлыком, вместе с  безмолвным  стариком появилась
молодая  девушка, она принесла  кумган  с тазиком,  и гость вымыл  руки, она
тщательно прибрала дастархан, поставила  свежие фрукты,  обновила посуду,  и
даже ваза с  цветами появилась.  Убрав  посуду,  она  через некоторое  время
вернулась  с пачкой газет,  с девушкой он перекинулся  несколькими ничего не
значащими фразами.  Разговаривая с ней, он держался, как обычно, раскованно,
знал,  ее будут  подробно  расспрашивать о самочувствии гостя.  Газеты  дали
лишний  раз  понять, что  наверху  о  нем  не  забыли  и что-то  лихорадочно
предпринимают. Сенатор всегда в любой  игре оценивал первый  ход, теперь  он
считал, что дебют за ним.
     Газеты оказались недельной давности, большинство из них, за исключением
местных,  прокурор читал. Он лениво  перебирал страницы, тайно поглядывая на
четвертый этаж, поблескивавший свежевымытыми стеклами, и  заметил, что время
от  времени то  к одному, то  к  другому  окну подходили люди и  смотрели  в
сторону памятника.  Конечно,  их  не  интересовала  штампованная  скульптура
Ленина, зовущего массы  трудящихся  вперед. Наверное, даже  глядя на вождя в
упор,  они  видели  на пьедестале  все-таки  своего хана Акмаля, тут  все: и
власть,  и  идеалы,  и  нравы  были  ариповскими, других  авторитетов,  даже
ленинских,  не  допускалось,  хотя  опять  же все  делалось от  имени вождя,
застывшего в  порыве  на  безлюдной площади  Аксая.  Поистине страна  чудес,
Зазеркалье кривых зеркал! Мельтешение вокруг окон говорило ему, что директор
агропромышленного  объединения на месте и он  все-таки озабочен его приездом
или, скорее  всего,  обескуражен его  терпением.  Наверное,  он  не понимал,
почему  бы   гостю  не   встать  с  айвана  и   не  подняться   пешком,  без
привилегированного   лифта   на  четвертый   этаж  в  служебные  апартаменты
выдающегося хозяйственника края, как нарекла его  наша  щедрая на  эпитеты и
словоблудие пресса, в том числе и центральная. Но Сенатор был  не так прост,
не позвал сразу по приезду, теперь уж  он сам туда не пойдет, пусть поломает
голову со своими советниками, зачем пожаловал без приглашения, да еще тайно,
прокурор Сухроб Акрамходжаев в Аксай? Не из простых задачка, не из  простых,
с  чем  он  приехал, не догадаться никому, сочтут  за  безумие,  за дерзость
делать такие предложения всемогущему хану Акмалю.
     Солнце припекало, и на  айване  становилось  душно, тень от  скульптуры
вождя сдвинулась правее,  и он решительно посмотрел  на часы и подумал, если
через полчаса никто не подойдет и ничто не прояснится, то встану и попытаюсь
уехать из Аксая,  тогда уж точно зашевелятся. Наверное, жест его истолковали
правильно, отпущенное на испытание  время истекало, минут через двадцать  он
опять  услышал скрип знакомых сапог и у айвана появился улыбающийся как ни в
чем не бывало один из утренних сотрапезников.
     -- Извините, дела, хлопоты. Я  доложил о вашем  приезде, Сухроб-ака, но
директора срочно вызвали по депутатским делам  в  обком,  и  он  уже час как
выехал в Наманган, но распорядился принять вас как следует.
     -- Как выехал? От управления машина не отъезжала, скрип грузового лифта
я бы услышал, -- спросил строго Сенатор.
     -- Извините еще раз, вы у  нас впервые в Аксае и не знаете, что попасть
в наше здание, как и выйти, можно разными путями, да и черных "Волг",  скажу
вам по секрету, с одинаковыми номерами несколько, иногда они сбивают людей с
толку. Хозяин сказал, что будет  ужинать с  вами,  пойдемте, я отведу  вас в
гостевой дом. Отдыхайте  с  дороги, покупайтесь, сейчас там как раз к вашему
приходу сменили воду в бассейне и включили прогреться финскую сауну.
     Прокурор опять вспомнил, что он находится в королевстве  кривых зеркал,
забыл о подземных бункерах, катакомбах,  тоннелях, выходящих к реке и шоссе.
Хан любил путать следы даже без причины,  наверное, чтобы держать свой народ
в  вечном страхе.  Говорят,  иной  раз в  поселке появлялся  его двойник, он
подолгу сиживал на айване,  перебирал четки, вроде напоминал -- я  здесь,  я
все  вижу! Хотя сам  в это время  находился где-нибудь  в  Москве  на сессии
Верховного Совета или уезжал в гости к своему другу Шарафу Рашидовичу.
     А черные "Волги" с одинаковыми номерами постоянно шныряли вдоль полей и
строек,  внушая  страх,  --  все-таки  помнили, что машина  время от времени
останавливалась и  из нее выходил хан  Акмаль с  настоящей кожаной камчой, и
горе тому, кто попадался на его пути без лопаты или кетменя.
     Гостевой дом оказался  не рядом,  как  предполагал  прокурор,  пришлось
ехать.  Располагался  он  в  колхозном  саду,  вернее,  вычурный  особняк  с
собственным  садом  декоративных  деревьев и  редких  кустарников  находился
внутри  большого яблоневого  массива и  был  обнесен  густой  сеткой-рабицей
высотой почти в два метра, несмотря на то что владения тщательно охранялись.
     Со  всех  сторон  внутреннего  парка  вдоль  изящного  забора  тянулась
проволока  для сторожевых  волкодавов.  По тому,  как  суетилась обслуга  во
дворе, он понял: приказ о встрече гостя поступил недавно.
     Когда он проходил  высокой застекленной галереей,  видимо  служившей  в
суровые времена  года  зимним садом, то увидел  справа  крытый бассейн,  его
стены, выложенные голубым кафелем, заманчиво  оттеняли цвет воды. "Не мешало
бы искупаться, целую вечность  не плавал", -- подумал прокурор, сожалея, что
не имеет купальных принадлежностей. Каково было его  удивление, когда, войдя
в отведенную  ему  комнату  гостиничного типа, он  увидел  на кровати мягкий
банный халат приятного золотистого цвета, плавки в фирменной упаковке, белое
махровое  одеяло и такое же полотенце -- все абсолютно новое. Сенатор тут же
облачился  в  пижаму,  оказавшуюся ему впору, и  отправился  поплавать.  Для
начала он заглянул в сауну, дверями выходившую к бассейну,  там уже хлопотал
человек, ладил  в  предбаннике электрический самовар,  загружал  холодильник
чешским пивом.
     "Вполне  цивилизованно живет горный хан", -- отметил гость,  хотя и был
наслышан   о  здешней  роскоши   и  роскоши  охотничьих   домиков  в  горах,
необыкновенных  конюшен  с  мраморными  колоннами  и  резными  дверями,  где
содержались  десятки чистопородных  скакунов, чьи цены на аукционе  поражают
воображение  количеством нулей свободно  конвертируемой валюты, но бассейн с
подогретой водой и экипировкой к нему все-таки удивил прокурора.
     Он долго и с  удовольствием плавал,  наслаждаясь комфортом вычурного по
форме и размерам бассейна, наверняка хан  Акмаль скопировал  свой  купальный
зал из какого-нибудь видеофильма о красивой жизни, слишком многое говорило о
нездешней  архитектуре -- и высокие стрельчатые окна  среди стен, выложенные
из красного необожженного кирпича, и стеклянный потолок, легко драпирующийся
темно-вишневой  плотной  тканью,  и  пальмы  в  кадках, и редкие  карликовые
деревья,  умело  и к  месту  расставленные  повсюду,  и ковровые дорожки,  и
паласы,  и ковры, тщательно  подобранные по цвету. Он,  наверное, купался бы
еще, но окликнул человек из сауны и спросил:
     -- Сухроб-ака, сто десять градусов вас устроят?
     Пришлось, прихватив халат, перебираться в сауну.
     Наверное,  и  от  бассейна, и  от  сауны  с богато  накрытым  столом  в
предбаннике он получил бы огромное  удовольствие, если бы  в  самом конце не
произошла  одна заминка,  в общем-то  несущественная,  расшатались нервы, но
испортившая ему настроение, заставившая задуматься о том, где он  находится.
Из сауны он выбегал  в купальный зал раза три,  приятно  было, распарившись,
нырнуть  в  голубую  раковину  модернового бассейна  с изумительной  мягкой,
прохладной водой, заполняемой все из того же источника, где брали и воду для
самовара. Купаясь в последний раз, он поплыл в дальний конец бассейна, где у
изгиба  находилась  причудливо  гнутая   лестница  из  хорошо   обработанной
нержавеющей  стали, таких металлических трапов имелось три,  но  с этого при
его росте и комплекции выбираться из воды казалось удобнее всего. Подплывая,
издали он протянул руки  к поручням, чтобы затем  рывком  подтянуть  тело  и
сразу    занести   обе    ноги   на   ступни,   выложенные   узкой   полосой
водоотталкивающего  каучука,  чтобы не  сорвались ступени  и чтобы  гость не
поранился. Едва он коснулся кончиками пальцев металла, как его будто ударило
током, он в страхе вскрикнул, моментально захлебнувшись при этом, и рванулся
на середину  бассейна, он подумал, вот еще один изощренный прием  аксайского
хана, избавляющий его от недругов, подключил  ток к поручням, и нет человека
--  красивая смерть в голубом  бассейне.  Но через секунду он понял, случись
такое,  его  уже  не  было  бы  в живых,  вода  и есть  идеальный  проводник
электричества.  И он оценил, как расшалились у него нервы и что не следовало
ему  в  предбаннике  увлекаться  коньяком, несмотря на  прекрасную закуску к
нему.  Хорошо, что толстая дверь  сауны оказалась плотно прикрытой и человек
из обслуги не слышал его испуганного крика.
     Прокурор  вновь  подплыл к  трапу  и,  уверенно  взявшись  за  поручни,
поднялся  из  воды,  но  тут  же  вынужден  был  сесть  на  широкий  бордюр,
опоясывающий  бассейн,  ноги от  испуга  предательски дрожали и отказывались
идти.  Желание продолжить  застолье в  предбаннике мигом улетучилось,  и он,
неторопливо распрощавшись  с  хозяином  сауны, отправился  к  себе. Войдя  в
комнату, он быстро разобрал кровать и нырнул под  простыню, перед разговором
с человеком, обладающим двумя Гертрудами, необходимо было выспаться.
     Проспал  он  непонятно   сколько  времени,  несмотря  на  беспокойство,
охватившее его в купальном зале, заснул мгновенно и спал крепко, наверное, и
поднялся  бы к ночи, но  его  разбудил все  тот  же утренний  сотрапезник  в
скрипучих сапогах.
     --  Вставайте, вставайте,  Сухроб-ака, -- теребил он его  за  плечо, --
через час приедет хозяин, повара уже давно принялись за ужин, вставайте.
     Прокурор  нехотя  встал,  только  когда   золотозубый  человек  покинул
комнату,  до  него  дошел  смысл слов  -- через  час  он увидит  человека, к
которому с таким риском добирался. Он вновь поспешно  облачился в золотистый
махровый халат и поспешил  в  бассейн, только вода могла вернуть  бодрость и
свежесть,  так  необходимые  в предстоящем  трудном  разговоре  с  человеком
крутого нрава.
     Купался  долго, ему  даже  захотелось,  чтобы  первая встреча произошла
именно здесь, в бассейне, он бы с удовольствием протянул ему мокрую руку, но
вскоре о подобном  методе знакомства  передумал и покинул  купальный зал.  В
комнате имелся  телевизор, но в четырех стенах ему сейчас было тесно, душно,
хотя в окне и стрекотал мощный кондиционер, и  он поспешил во двор гостевого
дома. Решил прогуляться по парку, имевшему редкие  деревья из  ботанического
сада Шредера, где он любил бывать.
     Он  видел,  как в дальнем  углу  двора, на летней кухне,  хлопотали два
повара  и им  помогала уже  знакомая  ему  Мавлюда,  приносившая газеты,  но
безмолвный  старик  в белом пока не появился. Для прогулки  он выбрал  самые
дальние аллеи парка, чтобы не  встречаться с Ариповым  сразу, как тот войдет
во двор, словно  он поджидал его,  но  гулял  по  дорожкам, с которых хорошо
просматривались зеленые ворота гостевого дома. Уже смеркалось, и часть аллей
перед приездом  хозяина полили  из  шлангов,  обдали и  деревья, особенно  у
беседок, и в саду  чувствовалась  свежесть, как  после  дождя. Сказывалось и
окружение огромного  яблоневого массива, запах спелых  яблок долетал  сюда в
парк, где  фруктовых  деревьев  не  было,  но  и от  диковинных  деревьев  и
кустарников,  частью  еще  цветущих,  от  розария  и  от  малинника  исходил
волнующий  аромат. С гор, где росли ореховые рощи и дикая алыча,  ветер тоже
носил  свои  запахи,  и  все  это,  смешавшись  здесь,  у  дома,   создавало
неповторимую ауру, от которой дышалось легко и свободно.
     Зажглись  фонари  на  дальних и  ближних аллеях, вспыхнуло декоративное
освещение  у беседок и у густых  кустов  можжевельника,  соседство  которых,
говорят,  обещает долголетие, загорелись  огни  и у закрытых наглухо зеленых
ворот -- хозяина загородного дома еще не было.
     Прокурор  гулял по дорожкам,  посыпанным  на старый  манер  влажноватым
красным  песком, и  ему  вспомнился вдруг ташкентский летний  кинотеатр  его
детства "Хива",  который, говорят, в эпоху немого кино назывался "Солей", он
тоже имел  удивительно ухоженный внутренний дворик с садом, и аллеи его тоже
посыпались  красноватым  песком,  и  в  этом  далеком   аксайском  саду  ему
неожиданно  почудились   запахи  детства.  Но  вернуться   воспоминаниями  в
босоногое отрочество, когда он смотрел  кино в "Хиве",  уютно расположившись
на орешине, свисающей над залом, ему не дали. С порога ярко освещенного дома
его окликнул все тот же золотозубый человек в дорогом костюме навырост.
     -- Сухроб-ака, пожалуйста, в дом.
     Прокурор подумал, что хан опять что-нибудь выкинул, откладывает встречу
на утро,  но ошибся: когда  он приблизился,  человек  в  скрипучих  сапогах,
улыбаясь, сказал:
     -- Пожалуйста, следуйте за мной, хозяин ждет вас.
     Следуя за плотным человеком, не назвавшим себя  с самого  утра, Сенатор
подумал, что и здесь, под загородным домом, туннель. Как же он объявился, не
с вертолета  же на стеклянную крышу  бассейна  опустился? Не  стоило  ломать
голову, следовало лишь принять во внимание, что хозяин любит цирковые трюки,
и вдруг он зло назвал про себя директора объединения --  Иллюзионистом,  это
имя аксайскому хану подходило более всего.
     Они  миновали купальный  зал, прошли  еще галереей  -- зимним  садом  и
свернули  налево  в коридор  с паркетными полами,  застеленный  ярко-красной
ковровой дорожкой, и золотозубый постучал в первую же дверь с левой стороны.
Прокурор  не слышал, что раздалось в  ответ  на  стук, но провожатый толкнул
дверь внутрь и широким жестом пригласил войти первым.
     Сенатор вошел в комнату с приглушенным, мягким освещением, после яркого
света в коридоре он даже на минуту как бы потерял остроту зрения, и не сразу
разглядел  человека, лежавшего в свободной позе  на высокой курпаче у стены,
как  только  он  с  приветствием  направился к  нему, тот, несмотря на  свою
грузную  комплекцию,  легко  поднялся и  тоже  пошел  навстречу,  золотозубо
улыбаясь.
     Что Карден,  Хуго  Босс,  Бернард  ле  Рой, Ги  ля  Рош, Карвен,  успел
усмехнуться в душе Сенатор  -- вот вам настоящий законодатель мод --  Акмаль
Арипов. Теперь  он  понял,  откуда такая тяга к  золотым  зубам у  аксайской
номенклатуры.   Они   сошлись  как  раз  посередине   комнаты  и  обменялись
рукопожатием.
     -- Пожалуйста, прошу к дастархану,  --  хозяин дома  короткопалой рукой
пригласил на ковер.
     Гость успел  оглядеться,  комната оказалась  обставленной на  восточный
манер, ни одного стола, стула, никакой мебели вообще, кругом ковры, курпачи,
подушки. Большие окна, выходящие в розарий, распахнуты настежь, видимо,  хан
не выносил кондиционера, но в зале  чувствовалась  прохлада,  наверняка днем
держали на  полу ледяную воду в мелких  корытах,  -- старый восточный способ
охлаждать жилые помещения.
     -- Извините, ради Аллаха, что заставил вас ждать, -- сказал Акмаль-ака,
заняв  прежнее место у  стены,  -- дела,  заботы. Сами  понимаете, непростое
время, перестройка. Хотим и новой власти доказать, что не зря у нас знамена,
и республиканские, и союзные. -- И он кивком головы показал куда-то за спину
гостя.
     Сенатор   невольно   оглянулся   --  вся  стена,  завешанная   огромным
кроваво-красным ковром, вплотную заставлена  свернутыми знаменами, от  стены
до  стены  сплошь  тяжелый бархат, шитый золотом, лишь  по древкам  на  полу
удавалось подсчитать,  сколько  их --  но и без счета  панорама  впечатляла.
"Ничего себе место для встречи организовал, -- отметил про себя прокурор, --
хочет авторитетом подавить?"
     -- Только доложили о вашем приезде,  звонок  из обкома, пришлось срочно
ехать в Наманган, только вернулся. Не обижайтесь, у каждого свое начальство.
Не  мог же я сказать, что у  меня человек из ЦК, начались бы расспросы, кто,
откуда, зачем,  почему мы не знаем?  -- Иллюзионист внимательно посмотрел на
прокурора, проверяя, как среагирует гость.
     Но Сенатор сделал вид, что не придал значения словам, но понял, как тот
ловко зондирует ситуацию, пытаясь понять, кто стоит за его визитом. Сам  он,
глядя  на  мокрые  волосы  директора и  отекшее  от  сна  лицо,  понял,  что
Акмаль-ака, так же как  и он, отдыхал в этом  доме и следом за ним купался в
бассейне, возможно,  и  в  сауну  заглянул, но  он  сделал  вид,  что  верит
россказням хозяина загородного дома.
     -- Я понимаю,  Акмаль-ака,  работа  есть  работа. У меня  действительно
частный визит. Я  не в претензии, к тому же я приятно провел время, спасибо.
У вас дивный бассейн и прекрасная сауна, таких и в Ташкенте мало.
     -- Стараемся. В Аксае всегда рады гостям, что же,  Сухроб-джан,  раньше
не приезжали? -- спросил опять же с намеком Иллюзионист.
     Сенатор решил тоже в самом начале беседы поставить хозяина дома в тупик
и ответил без обиняков:
     -- Раньше не мог.  Должность не позволяла. Вы ведь не всех так  радушно
принимали? Сейчас  я  подумал, что и мне пришел  черед  наведаться в  Аксай,
посмотреть, как вы живете, много наслышан о вас...
     Ответ его явно озадачил Иллюзиониста, он не сразу нашелся что ответить,
и в этом прокурор увидел слабость законодателя мод Аксая и его окрестностей.
Но он все-таки ответил:
     -- Гостям мы всегда рады, вы убедитесь в этом. Новое время, новые люди,
жаль,  не знал вас раньше. Правда, читал ваши статьи  в газетах, они  и  тут
много  шума вызвали. Я рад  за вас,  горд, что  и у  нас правовая  мысль  не
дремлет, не все  должно приходить к  нам из Москвы. Я всегда стоял горой  за
таких людей, помогал. Вы правы, в том, что вы у нас не бывали, не ваша вина,
а вина тех,  кто вовремя не привез способного человека,  здесь он всегда мог
найти  помощь  и понимание.  Зря думают  некоторые,  что  Аксай утерял  свое
значение для республики,  это недальновидные люди, и я рад  вашему  приезду,
Сухроб.
     И,  понимая,  что  разговор  на трезвую  голову становится опасным,  он
похлопал  в ладоши, и  тут  же в комнату вошли Мавлюда  и  еще одна  девушка
удивительной красоты. Они расторопно убрали чайник  и  пиалы, стоявшие перед
хозяином, накинули поверх клетчатой скатерти еще одну, белоснежную, и  стали
дружно  заставлять  дастархан  закусками,  салатами, фруктами.  В  последний
момент в комнату вошел безмолвный старик, обслуживавший утром, опять во всем
безукоризненно  белом,  и на  отдельном подносе  подал  две  высокие бутылки
коньяка и две рюмки к ним. Наверное, по каким-то законам шариата девушкам не
велено прикасаться к вину. Какая целомудренность у хана, усмехнулся Сенатор,
зная  его   замашки,  он  и  Коран  попрал   сотни  раз.  Видимо,  спектакль
разыгрывался для него, мол, учись, горожанин,  настоящим народным традициям,
которые так блюдет Акмаль-хан.
     Директор объединения самолично разлил  коньяк и,  подвинув гостю рюмку,
налитую до краев, проникновенно сказал:
     -- Как  бы там ни  было, вы мой гость, и  я рад, что вы нашли  дорогу к
моему дому. За знакомство в  столь трудное для страны время, вам ли не знать
по  должности,  сколько врагов у  перестройки. Но  мы  и этот этап  одолеем,
партии все  по плечу! За знакомство, за  партию, работающую в новых условиям
гласности  и  демократии! --  И хозяин  протянул рюмку  через щедро накрытый
дастархан.
     "Ничего  себе