,
сотрудника  резидентуры  "Интеллидженс  сервис",  спровоцировать  скандал  и
отправить его в больницу. Вопросы есть?
   - Нет.
   - Теперь детали...
   И три  бригады  наружки  пасут  секретаря  посольства.  Гурьянов  и  Вася
Мартынов врезаются в  "Мерседес".  Никита,  изображая  озверелого  работягу,
благо физиономию  имеет  рабоче-крестьянскую,  начинает  выяснять  с  "харей
импортной", как он выражается в пылу спора, отношения и одним ударом  ломает
английскую челюсть - для КМСа по боксу и чемпиона "Вышки" по  рукопашке  это
труда не составляет...
   И вот новая вводная от начальника отдела:
   - Сотрудница американского посольства получает  пакет  с  документами  от
лица Н. Задача - сыграть пьяного грабителя,  отобрать  пакет.  Только  прошу
учесть - ее характеризуют как мастера восточных единоборств, у-шу.  Так  что
задача может оказаться нелегкой. Мартынов?
   - Есть, - отвечает тот.
   Мартынов  -  фанат  единоборств,  мечтает  служить  в   секретном   тогда
спецподразделении  "Альфа",  у  самого  Карпова,  человека  с  непоколебимым
авторитетом - все знали, что он собственноручно пристрелил Амина при  штурме
дворца. Поэтому Мартынов с утра до вечера качается в  спортзале  и  всячески
подбивает клинья для перехода туда. Он знает, что у-шу - система серьезная и
одолеть мастера в  нем  очень  трудно,  даже  если  это  женщина.  Готовится
тщательно,   отрабатывает   каждое   движение...    Результат    оказывается
потрясающим. Подходит к американке, изображая пьяного, бьет мастера  у-шу  и
отправляет ее с одного удара в реанимацию.
   Эх, Васька, Васька. Он погиб позже. В Буденновске. При штурме захваченной
Басаевым и его головорезами больницы. Командир группы перед штурмом сказал:
   - Это  не  антитеррористическая  акция.  Завтра  мы  идем  на  смерть,  и
большинство стоящих здесь погибнут. Тот, кто к смерти не готов, может  выйти
из строя. Никаких претензий к ним не будет.
   Из строя не вышел ни один человек. А на следующий день был штурм. И бойцы
шли по пристрелянному открытому пространству, где невозможно  было  скрыться
от сыплющихся пуль, и по ним били со всех окон из  гранатометов,  автоматов,
крупнокалиберных пулеметов. По всей военной науке шансов  у  "альфовцев"  не
было. Но они прошли. И преодолели открытое  пространство,  где  безраздельно
правила  смерть.  И  сделали  невозможное  -  разминировали   первый   этаж,
уничтожили пятьдесят  басаевцев,  готовы  были  идти  дальше,  но  оказались
привычно проданы политиканами, затеявшими  переговоры  с  кровососами.  Вася
Мартынов и еще трое погибших "альфовцев" были из тех, кто знает  цену  слова
"надо", они знали, что больше это делать некому, и закрыли пробоины в  днище
российского корабля своими телами. И Никита Гурьянов  часто  вспоминал  его.
Вспоминал и других, очень многих, кто стоил того, чтобы их поминали  и  пили
за них за столом третий тост.
   Через два  года  работы  в  наружке  Гурьянову  сделали  предложение,  от
которого невозможно отказаться.
   На  спокойного,   неторопливого,   но   преображавшегося   на   ринге   и
превращавшегося в необычайно  эффективную  боевую  машину  Никиту  Гурьянова
психолог отряда "Буран" обратил внимание, еще когда  тот  был  на  четвертом
курсе ВШК. С первого взгляда Никита  идеально  психофизически  подходил  для
оперативно-боевого  отдела  "Бурана".  У  него  был  необычайно  устойчивый,
сильный    тип    нервной    системы    -    таким    рекомендуется     быть
летчиками-испытателями и спецназовцами. Конечно, они не лишены страха,  и  в
момент опасности сердце у них отчаянно барабанит в груди,  гонит  адреналин,
но страх никогда не подавляет их. И они делают всегда именно то, что требует
ситуация.
   За Никитой Гурьяновым присматривали,  как  он  покажет  себя.  И  наконец
решили - парень подходит. Прекрасное знание двух иностранных языков, красный
диплом, отменные  боевые  качества.  И  верность  делу,  которому  присягал.
Выбирали на эту службу лучших. И Гурьянов был этим самым лучшим.
   - Да, наверное, Лена была права, - задумчиво произнесла  Вика,  глядя  на
Гурьянова. - Вы из тех людей, которые могут все. Но...
   - Но не имеют "Мерседеса-пятьсот", счета в банке и виллы  на  Гавайях,  -
сказал грустно Гурьянов.
   Вика ничего не ответила. Обвела глазами комнату и кивнула на гитару:
   - Ваша?
   - Нет. У меня другая. Постарше раз в пять.
   - Вы поете?
   - Немного.
   - Люблю бардовские песни. Это не Филя Киркоров. Споете?
   - Попробуем.
   В  Латинской  Америке  восхищенные  партизаны   смотрели,   как   русский
перебирает становящимися вдруг чуткими пальцами струны, и на волю вырывается
испанская  зажигательная  музыка.  И  пел  Гурьянов  прекрасно   -   баритон
эстрадный, мог бы спокойно выступать на сцене получше  большинства  кумиров.
Сам сочинял песни, и позже  их  исполняли  другие,  две  из  них  попали  на
пластинки "Мелодии Афгана". И гимн отряда "Буран" тоже сочинил он.
   Гурьянов спел "Гори, гори,  моя  звезда".  Вика  восхищенно  захлопала  в
ладоши.
   - Никита, вы не похожи на Терминатора, - неожиданно сказала она.
   - А на кого похож?
   - На крепкого русского мужика. Таких уже почти не делают в наше время.
   - А кого делают?
   - Голубых. Или счетчиков долларов в  инофирмах.  Еще  делают  наркоманов.
Компьютерных болванов. А крепких, обаятельных, надежных мужиков - тут секрет
утерян.
   - Делают. Только жить нам не дают, крепким русским мужикам...
   - Спойте еще.
   Он спел белогвардейскую песню:

   Все теперь против нас,
   Будто мы и креста не носили,
   Будто аспиды мы басурманской крови.
   Даже места нам нет
   В ошалевшей от крови России.
   И господь нас не слышит,
   Зови не зови...

   Вика помолчала задумчиво, а потом поинтересовалась:
   - Никита, а почему вы пришли тогда ко мне?
   - Задать вопросы.
   - Но почему ко мне?
   - Были причины.
   - Вообще, что вы хотите?
   - Найти убийц.
   - А дальше? Я знаю, что бандитов больше прощают, чем  судят.  Судят  чаще
они сами.
   - Не так страшен черт, как его малюют.
   - Еще страшнее, Никита, - она с тоской и болью посмотрела на него.
   Повинуясь неожиданному порыву, он  отложил  гитару  и  обнял  девушку.  И
вспомнил, как целовал ее в  машине,  предварительно  почти  лишив  сознания.
Воспоминание было острым. И он снова поцеловал ее. На  этот  раз  осторожно,
готовый тут же отступить. Но она вдруг, тоже неожиданно для  себя,  ответила
на этот поцелуй.
   Тут послышался условный звонок в дверь. Потом дверь открылась.
   - Здорово, беженцы, - сказал Влад, заходя в комнату  и  кидая  на  кресло
сумку. - Переговорим? - Он поманил полковника в другую  комнату  -  Вике  не
обязательно присутствовать при их совещаниях.
   - Ну, что узнал? - Гурьянов плотно прикрыл дверь.
   - Не много. По сводкам происшествий, стрельба у Викиного  дома  значится.
Выезжала оперативная группа. Произвели осмотр места  происшествия.  Все  как
положено...  Свидетели  утверждают,  что  после  перестрелки  двое  бандитов
погрузили двоих своих бесчувственных корешей к себе в машину и скрылись.
   - И сейчас одного из них закопали.
   - Видимо. Но смерть никто не зафиксировал.
   - Что о Викиной фирмой? Эти братаны могли заглянуть и туда.
   - Пока я  не  совался.  Пусть  лучше  Вика  позвонит  сама,  спросит,  не
интересовался ли кто ею. - Попросим.
   Вика согласилась. Она взяла трубку сотового телефона, позвонила к себе на
работу и произнесла с наигранной бодростью:
   - Нинок, я заболела. Меня никто тут не спрашивал?
   - Из "Родоса" спрашивали. Они деньги перевели. И Алиханов.
   - А еще?
   - Но главное - милиция утром заходила.
   - Кто?
   - Из какого-то управления по организованной преступности.
   - Чего хотели?
   - Спрашивали тебя.
   - Пусть опишет,  какой  он  был  из  себя,  -  прошептал  Гурьянов,  тоже
прислонивший ухо к трубке и слышавший разговор.
   - Какой из себя?
   Нинок достаточно четко описала приходившего.
   - Это Лом, - узнал Гурьянов своего бывшего сослуживца.
   - Кто еще появлялся? - спросила Вика Нину.
   - Лешка. Говорит, что не может тебя найти.  Дома  трубку  не  берешь.  Не
звонишь. Он, видите ли, волнуется...
   - Ладно, пока, - Вика выключила телефон и положила трубку на стол.
   - Кто такой Леша? - спросил Гурьянов.
   - Знакомый, - Вика вдруг покраснела.
   Тут ее телефон зазвонил. Она приложила трубку к уху:
   - Леша?.. Как куда пропала? Ничего не пропала.. Нет, пока не могу...  Где
нахожусь? Да тут, у... - она едва не  вскрикнула,  когда  Гурьянов  сжал  ее
руку. - В гостях у знакомых... Какая тебе разница  где...  Ладно,  появлюсь.
Целую...
   - Тот самый Леша? - спросил Гурьянов.
   - Да.
   - Он всегда такой настойчивый?
   - Как бешеный сегодня.
   - Как бешеный. Ого-го... Влад, пошли, поговорим еще немножко с  глазу  на
глаз.
   - Поговорим...

***

   - Жадность фраера сгубила. Надо выручать ублюдка, - сказал Художник  дяде
Леше сразу после задержания главаря,  первый  раз  в  открытую  покрыв  Хошу
матюгами. На военном совете, проходившем на загородной  базе,  присутствовал
еще и Шайтан.
   - Надо, - кивнул дядя Леша. - Я справки наводил через  старых  знакомцев.
Хоша пока молчит. Но если сломается - представляешь, что будет?
   - Всем нам вилы, - Художник ткнул двумя пальцами себе в шею.
   - Вилы.
   - Может, грохнуть этого грузина? - задумчиво произнес Художник.
   - Ты готов воевать с РУБОПом? - спросил дядя Леша. - Это дело  их  чести.
Там ребята  зацикленные.  Если  личное  вклинится,  будут  давить,  пока  не
додавят.
   - Верно, - кивнул Художник. - Дядя Леша, ты же мент. Думай.
   В такую ситуацию команда не попадала ни разу. Некоторые шестерки, которых
понанимали из шпаны, попадали за хулиганство да уличные разбои  за  решетку.
Команда отстегивала с общака, как положено, на адвоката, на  передачки  -  и
хватит. Напрягаться и вытаскивать залетчиков любой ценой никто не собирался,
притом за дела, которые им никто не позволял делать. После того  как  одного
из них выпустили. Художник вместе с парнями оттащил его в лесочек и  устроил
экзекуцию со словами:
   - Ты работал на команду, а не на себя. И на блядские дела свои должен был
разрешения спросить.
   Принародно сорвали с провинившегося  дуба  златую  цепь,  кольцо,  отняли
ключи от машины и даже содрали малиновый пиджак - всю бандитскую экипировку.
   - Тебе повезло, - сказал тогда Художник. - Легко отделался, козел.
   Но сейчас дело другое - влетел главарь. И команда могла развалиться.  Уже
соседи по вещевому рынку у  Северного  порта  начали  косо  посматривать  и.
намекать - мол, неплохо бы освободить место...
   - Ну, - Художник пристально посмотрел на дядю Лешу.
   - Надо искать подходы к следователю, - произнес тот.
   - Как? Областное управление дело ведет, - досадливо произнес Художник.
   - Областное? Ну и что,  -  небрежно  махнул  рукой  дядя  Леша.  -  Везде
люди-человеки. Всем есть-пить надо... И адвокат хороший нужен как воздух.
   - Какой хороший?
   - Параграф.
   Взяли адвоката того, кто получше, - бывшего  судью  по  кличке  Параграф.
Бывшие судьи и прокуроры  в  адвокатах  ценятся  не  из-за  каких-то  тайных
юридических познаний, не ведомых никому другому, а  из-за  обширных  связей.
Иногда они просто знают, кому и сколько надо сунуть, чтобы прикрыть дело.  И
чаще просто вешают лапшу на уши, грузя клиента, что ему положено десять лет,
и нужно дать взятку, чтобы столько не дали. Когда дают положенные пять,  как
обычно за такие преступления, адвокат приписывает  это  достижение  на  свой
счет.
   Но Параграф действительно знал, кому и как сунуть деньги.
   -  Исполнителей  нам  не  вытащить.  А  вашего  атамана  разбойников,   -
усмехнулся он, посматривая хитро на Художника, -  может,  и  удастся,  -  он
замялся, опустил скромно глаза, ожидая продолжения.
   - Сколько? - произнес Художник слово, которое было ключевым,  и  на  лице
адвоката опять появилась хитрая мина.
   - Ну уж не тысячу баксов. Гораздо дороже, - и Параграф назвал  сумму,  от
которой у Художника заломило зубы. Придется опустошать общак команды.
   - Передачки слать будет дороже. Ибо  по  новым  веяниям  ему  лет  десять
светит, - сказал адвокат.
   - Ладно, - вздохнул Художник. - Давайте торговаться.
   - Киса Воробьянинов  говаривал  -  торг  здесь  неуместен,  -  усмехнулся
адвокат.
   - Еще как уместен.
   Цену удалось сбить, но не слишком сильно. Договор об оказании юридических
услуг был заключен. Задаток выплачен. Параграф встретился с томящимся в сизо
Хошей. Переговорил с ним. Заключили договора и на защиту Трупа и его быков -
защитников взяли из юридической конторы, которая работала на Параграфа,  все
это входило в оплату.
   - Ну что, - изучив ситуацию, заключил веско Параграф. - Надо  валить  все
на исполнителей.
   - Свалим, - кивнул Художник.
   Проблем не было. Виноват Труп и его братаны - заложили главаря. За это им
можно устроить на зоне хорошую жизнь.
   - И надо мириться с потерпевшим, - добавил Параграф.
   - Как?
   - Организовать встречу и переговорить, не давя. Отступить.  Свет  на  нем
клином же не сошелся. Но встречаться надо с  учетом,  что  РУБОП  его  может
пасти.
   - Попробуем, - кивнул Художник.  С  Гурамом  он  встретился  в  ресторане
"Зеленая опушка" на самой окраине города.
   - Ну чего, Художник? - Бизнесмен был напуган. Художник насмешливо  изучал
его, и Гурам нервничал все больше и больше. Руки его тряслись, но  в  глазах
застыло отчаяние зайца, которого загнали в угол и который готов  бить  волка
лапами по морде.
   - Гурам, давай без  понтов  дешевых,  без  наездов,  без  глупых  упреков
побазарим, как добрые приятели, - предложил Художник.
   - Я уже базарил. В лесу... Меня за что так били? Меня развели,  как  лоха
обычного. Я что, лох обычный? - Грузин уже кричал.
   - Тише, люди смотрят... Нет, - сказал Художник,  едва  не  добавив  -  не
обычный. - Ты не лох.
   - Так за что? Я по-честному... Мне от Боксера  крышу  предлагали.  Боксер
таких вещей не делает.
   - Вот что, Гурам. Ребята погорячились. И ты погорячился.
   - Погорячились, - грузин потрогал еще не зажившие.  губы.  Говорил  он  с
трудом. - Погорячились, да?
   - Именно. Теперь надо думать, как выбираться из той канализации, куда  мы
дружно залезли.
   - Как?
   - Хоша - в тюрьме. Пацаны - там же. Это не по-человечески. У них  матери.
У Батона жена ребенка ждет.
   - Батон? Это который паяльной лампой меня хотел жечь?
   - Работа такая, - хмыкнул Художник. - Это прошлое. Надо о будущем думать.
А будущее таково. Я за Хошу подписываться не буду. Вендетту тебе  устраивать
не стану. Ты мне не враг. Я тебе ничего плохого не сделал. Но Хоша... Ты  не
понял главного?
   - Что?
   - Что он дурак. Отморозок. И память у него злая. И долгая. Дадут ему года
три. Отсидит год. Выйдет и устроит тебе выжженную землю.  Я  ему  мешать  не
буду.
   - Я не боюсь вас.
   - Боишься. Еще как боишься. И по делу боишься... Тебя-то ладно. О ребенке
своем подумай. Гурама передернуло.
   - Надо разводить ситуацию, -  напирал  Художник.  -  Мое  слово  -  никто
наезжать на тебя больше не будет. Крышу я тебе оставляю на старых условиях -
если захочешь. Но наши условия выгодные... Кстати, я  был  против,  чтобы  с
тобой так поступать. Поверь. Это все знают. Художник слову хозяин.
   Гурам не ответил.
   - В общем,  так,  стягиваем  Хошу  с  нар.  И  забываем  дружно  об  этом
недоразумении.
   Гурам продолжал колотить ногтем  по  бокалу,  и  руки  его  тряслись  все
больше.
   - Ну, решай, - Художник постучал по  двухсотбаксовым  часам  на  руке.  -
Время идет. Да - так да. Нет - так нет. Мне, честно говоря, все равно.
   - Ладно. Как только его вытащить? Я же не могу заявление забрать.
   - Уж конечно...  Но  нет  неразрешимых  проблем.  Тут  тебе  со  знатоком
крючкотворских премудростей надо говорить. -  Художник  встал  и  подошел  к
Параграфу, скучающему за столиком у окна. - Ваш выход, маэстро.
   Адвокат пересел к ним за столик и потер руки:
   - Итак, сынок, нет ничего легче,  чем  обмануть  правосудие.  Потому  что
правосудие - это игра. Нужно только знать, как играть в эти игры. Скажешь, я
не прав?
   - Что я должен делать? - процедил Гурам.
   - Менять показания. Притапливаем тех молодых  людей,  которые  жгли  тебя
паяльной лампой. И пишем невинный лик Хоши.
   Через три недели Хоша вышел из следственного изолятора номер один  и  был
встречен Параграфом и Художником.
   Угощали главаря хорошо - дома, а не в  кабаке,  решив,  что  утомился  от
назойливого общества - тридцатиместной камеры. Наконец  в  комнате  остались
Хоша с Художником.
   - Мочить, - истерично визжал Хоша, капризно  молотя  ладонью  по  полному
деликатесов столу, когда гурьяновские обмывали его свободу.
   - Кого? - спросил Художник.
   - Гурама!
   - Еще кого?
   - И опера того, который меня колоть пытался.
   - И следака?
   - Следак - вообще сука позорная.
   - Хоша, тебя еще на зоне учили, что оперов просто так не мочат.
   - Мочат! Еще как мочат! Враги, - Хоша ударил кулаком по  столу  так,  что
тарелка упала на его брюки. Таким он еще никогда не был. Вскочил,  отшвырнул
тарелку, перевернул стул. - Падлы! Гниды! Всех под нож!!!  Кто  против?  Ты?
Ты?!
   Художник пожал плечами:
   - Я не возражаю...
   Хоша чуть успокоился. Жадно выхлебал стакан минеральной воды.
   Художник  терпеливо  подождал,  пока  у  Хоши  дыхание  восстановится,  и
спокойно, размеренно произнес:
   - Теперь слушай. Ты можешь мочить кого угодно.  Но  только  без  меня.  Я
ухожу.
   - От нас не уходят.
   - У нас длинные руки? Не грузи меня-то, - насмешливо произнес Художник. -
Не надо... Ухожу и пацанов заберу.  И  долю  с  общака.  Там  не  так  много
осталось - все на твою отмазку ушло.  А  ты  руководи  своими  дуболомами...
Только учти, тебя на вещевом рынке у порта видеть не хотят.
   - Захотят.
   - Вряд ли... Хоша, ты ведешь себя неумно. Мы только что  чуть  крупно  не
вляпались. Уродов наших на зону отправили. Надо затихнуть.
   Хоша безумными глазами посмотрел на него.
   - Хоша, ты же братан мой, кровный, - Художник присел рядом с ним, положил
руку на плечо. - Куда нам друг без друга? А козлов мы всех рано  или  поздно
замочим. Со всеми посчитаемся - и  с  ментами,  и  с  Гурамом.  Только  надо
выгадать время.
   - Надо.
   - Мы в гору идем. Да, медленно. Но верно. Споткнешься-и  рядом  вот  она,
пропасть. Не успел оглянуться - и ты  уже  жмурик.  И  тебя  попы  в  церкви
отпевают. Но мы-то умеем ходить по горам. Ты умеешь. Я знаю.
   В общем, заболтал Художник его окончательно. Но с этого времени все  чаще
при  обсуждении  самых  разных  вопросов  главарь  обрывал  его   резко,   с
раздражением. И все чаще  смотрел  с  ненавистью.  Особенно  когда  Художник
оказывался прав.
   Из той истории вышли с наименьшими  потерями.  Батон,  Труп  и  еще  трое
парней получили не  слишком  обременительные  сроки  и  отправились  топтать
шестую зону. А руднянская команда продолжала существовать. Правда,  конфликт
с законом сильно подкосил общак. Хоша требовал, чтобы за  все  расплачивался
Гурам, но Художник настоял, чтобы коммерсанта оставили в покое.
   Истощившаяся  казна  нуждалась  в  пополнении.  Тут  и  подвернулся  один
толстощекий, возбужденный новорусак - какой-то финансовый воротила  местного
масштаба. Он затравленно озирался, когда вечером в тихом дворике  встречался
с Художником.
   - Его надо... - бизнесмен помялся, - умертвить, так скажем.  В  назидание
другим, - он протянул фото и данные на человека, его адреса, место работы  и
прочее, по фильмам и  детективам  зная,  что  именно  так  договариваются  с
киллерами. И действительно так делалось. Но этих данных маловато.
   - Это кто такой? - спросил Художник.
   - Бывший компаньон. Вы бы знали, на какие бабки меня эта сука кинула.
   - Вернуть бабки?
   - Да хрен с ними, с бабками. Ничего не хочу.  Хочу,  что