у Турка.
Вот помяни мое слово. А пока милиция дурака валяет, очень  может  быть,  что
его оттуда переправят в другое место. Так что поторопись.
   Сашка вскоре ушел, а я еще немного посидела на скамейке, размышляя, затем
отправилась в дом. Сенька перебрался в комнату  по  соседству,  и  это  тоже
наводило на определенные мысли. Я, открыв  окно  настежь,  лежала  на  своей
постели, чутко прислушиваясь,  вместо  того  чтобы  спать.  Где-то  ближе  к
полуночи раздался тихий скрип, затем шаги. Кто-то  открыл  нашу  калитку,  а
теперь удалялся по асфальтовой дорожке. Не включая света, я быстро  натянула
джинсы и заранее приготовленную черную футболку и вышла из комнаты. Заглянув
к Сеньке, я убедилась, что племянник крепко спит, свесив с  кровати  руку  и
лежа на животе, вернулась  к  себе,  постояла  возле  окна,  по-прежнему  не
включая свет, затем села на подоконник и бесшумно спрыгнула на землю. Тишина
была, как... на кладбище. Слегка пригнувшись, я направилась  по  тропинке  в
сторону церкви, то и дело останавливаясь  и  прислушиваясь.  Очень  скоро  к
биению моего сердца прибавился еще один  звук:  кто-то  так  же,  как  и  я,
осторожно шел по дорожке, то замирая, то вновь начиная двигаться. Сообразив,
что этот кто-то может  меня  услышать,  я  сошла  с  асфальта  и,  обнаружив
тропинку между могил, направилась по ней. Вот так мы и продвигались, не видя
друг друга. Любопытство прямо-таки  распирало  меня.  Мы  как  раз  достигли
места, куда доходил свет фонаря возле  церкви,  темная  тень  отделилась  от
ближайшей ограды, и  я  увидела  высокого  широкоплечего  мужчину.  Стараясь
держаться в тени, он сделал несколько шагов, а я, подобрав с  земли  камень,
швырнула его на асфальт. Мужчина вздрогнул и  обернулся,  а  я  увидела  его
лицо... Если быть точной, я увидела грязь на его лице  и  сразу  сообразила:
новый нищий. Постояв немного и прислушиваясь, он, вдруг решившись на что-то,
резко повернул к церкви.  Чем  ближе  он  подходил  к  фонарю,  тем  ниже  и
согбеннее становился. А Сашка еще сомневается, - проворчала я себе под нос и
надумала возвращаться. Конечно, интересно, чем занят нищий на кладбище, но я
только что могла убедиться: он далеко не такой хилый, каким  представляется,
и возможная встреча с ним не сулит  мне  ничего  хорошего.  Я  добралась  до
своего окна, посидела немного, глядя по сторонам и  все  еще  прислушиваясь.
Что же мне делать? То есть разумнее всего, конечно, лечь спать, но  как  раз
этого не хотелось. Я сидела на подоконнике, дрыгала ногами, а время  шло,  и
глаза понемногу начали слипаться. И тут я заметила свет, он шел  со  стороны
аллеи бандитской славы. Робкий такой лучик, сверкнул пару раз, точно  кто-то
неловко выронил фонарь, а затем быстро поднял, но и этого хватило, чтобы всю
мою дрему как ветром сдуло.  Я  спрыгнула  на  землю  и,  согнувшись  в  три
погибели, бросилась в ту сторону. Мелькнула  мысль:  не  худо  бы  разбудить
Данилу, но возвращаться я не стала, нетерпение гнало меня вперед со страшной
силой. Небо затянуло тучами, было прохладно, но футболка моя липла к телу от
пота.  Ветви  деревьев  сплетались  вверху,  и  темень  стояла  такая,   что
разглядеть можно было лишь надгробия, да и то, когда утыкаешься в них носом.
По этой причине двигалась я медленно, и где-то на середине пути меня  застал
дождь. Робкий, тихий вначале, он постепенно расходился и, выбираясь к аллее,
я понадеялась, что  из-за  дождя  мои  шаги  не  услышат.  И  тут  случилось
неожиданное: я заплуталась. Тропинка оборвалась, а я оказалась зажатой между
трех оград. Минут десять я потратила на то, чтобы выбраться оттуда, обогнула
аллею бандитской славы и вышла к ней как раз со  стороны  свежих  могил.  Ни
света  фонаря,  ни  какого-либо  движения   здесь   не   наблюдалось,   лишь
потревоженная мною ворона злобно каркнула. "Почудилось", - решила я, имея  в
виду недавнее свечение, постояла немного в  темноте  и  собралась  выйти  на
аллею, чтобы добраться до дома более  удобным  путем.  Я  сделала  несколько
шагов,  споткнулась,  пролетела  вперед,   нелепо   размахивая   руками,   и
приземлилась животом на груду земли, приподнялась - и тут волосы у  меня  на
голове буквально встали дыбом. Я лежала у разверстой могилы: слева  веночки,
справа веночки, а подо мной чернела яма. Я даже не пыталась заглянуть в нее,
зажмурилась, начала читать "Отче наш"., сбилась на третьем слове и, вскочив,
как  сумасшедшая  кинулась  к  дому,  мысленно  повторяя:  "Свят,  свят".  Я
перемахнула через подоконник, заперла раму, в темноте  налетела  на  стул  и
вместе с ним грохнулась на пол. Не знаю, сколько после этого прошло времени,
но, когда я вновь пришла в себя, никакого дождя и в  помине  не  было,  тучи
рассеялись, показалась луна, и комната моя тонула в ее свете. Я  села,  дико
таращась по сторонам, затем пробралась к  окну  и  выглянула:  кладбище  как
кладбище, покойники не толпятся возле дома,  тишина,  и  никаких  огней.  "А
может, мне все привиделось?" - подумала я, плюхнувшись на стул. Надо сходить
за Данилой и вместе проверить, привиделось или нет. Но я  никуда  не  пошла,
тупо сидела возле окна в состоянии прострации,  пытаясь  понять,  как  такая
чертовщина могла произойти со мной? Надо отдать мне  должное,  просидев  так
некоторое время, я начала успокаиваться, и совершенно иные мысли пришли  мне
в голову. Если я и видела разрытую могилу, то с какой стати решила, что  это
дело  рук  покойников?  Все,  что  происходит  на  этом  кладбище,  никакого
отношения к потусторонним силам не имеет. Чем больше я об этом  думала,  тем
больше злилась и в конце концов рассвирепела до такой степени, что шагнула к
окну, бормоча себе под нос: "Никому  не  позволю  себя  запугивать".  Открыв
раму, я вновь вспомнила про Данилу, но, немного помедлив, пошла на  разведку
в одиночестве: хороша же я буду, если никакой разрытой могилы не окажется  и
все это плод моего воображения. Не  стану  утверждать,  что  я  не  боялась:
шататься ночью по кладбищу не входит в число моих любимых занятий. Но злость
была сильнее страха, и, чувствуя, как бешено стучит мое сердце,  я  отчаянно
пробормотала:
   - Ну, погодите.
   Теперь при свете луны идти было значительно легче, приблизившись к аллее,
я осторожно выглянула из-за вековой липы.  Одиннадцать  памятников  сверкали
под луной, рядышком притулились две могилы, обложенные  венками.  Я  открыла
рот от изумления и простояла так минут пятнадцать, не меньше.
   - Что же такое творится? - примерно через это время прошептала я,  обошла
аллею и оказалась в том самом месте, что и  в  первый  приход  сюда.  Могила
выглядела совершенно невинно. Я сориентировалась (чего не  могла  сделать  с
перепугу в прошлый раз) и сообразила, что это могила Турка, взяла чуть левее
и на всякий случай пригляделась к его соседу, то есть к месту его упокоения,
конечно. Второй холмик, обложенный венками, выглядел обыкновенно, не похоже,
чтобы кто-то орудовал здесь лопатой. С другой стороны, после дождя наверняка
ничего не скажешь. "Неужели мне все привиделось?" -  испугалась  я  за  свое
здоровье и даже пощупала лоб: лоб как лоб.
   Вернувшись в свою комнату, я в крайней задумчивости немного  посидела  на
постели, затем, трижды перекрестившись, легла спать.
   Утро началось с разговора под моим окном.
   - Данила, - звал батюшка. - Андрюша никак веревки не найдет,  те,  что  в
ведре лежали. Не видел ли ты веревки, Данила?
   - Сейчас найдем, батя.
   - Мне все приснилось, - громко сказала я, имея в виду ночные приключения,
и запретила себе даже думать об  этом.  Но  уже  к  обеду  запрет  нарушила.
Обедали мы вместе с рабочими, Данила на обед опоздал, а сев за  стол,  начал
ерзать и смотреть с томлением, так что батюшка  не  выдержал  и  сделал  ему
замечание.
   - Если что сказать хочешь, так говори.
   - Я потом, батя, чтоб умы в соблазн не вводить. - Отец Сергей  нахмурился
и покачал головой, а Даниле все  не  сиделось,  точно  в  его  стуле  торчал
гвоздь. Едва рабочие ушли из дома, как он выпалил:
   - Покойничек у нас гуляет...
   - Да что ты говоришь-то? - перекрестился батюшка. - Как  тебе  не  стыдно
богохульничать?
   - А вы сами посмотрите, - насупился Данила. Мы с  Сенькой  с  готовностью
вскочили, а батюшка досадливо махнул рукой, но пошел с нами. Само собой,  мы
вышли все к той же аллее. - Вот, - ткнул Данила пальцем в  могилу  Турка.  -
Полюбуйтесь.
   Могила ничуть не изменилась. Я нахмурилась, мне уже все  это  поднадоело,
но вдруг я увидела следы. Они начинались  от  самой  могилы  и  выходили  на
асфальтированную дорожку, где и терялись. Вокруг земля была ровненькой,  без
единой отметинки, и следы в самом деле выглядели подозрительно.
   - Вот, - повторил довольный Данила, а батюшка рассердился:
   - Следы, ну и что ж такого? Мало ли кто могилу навещал?
   - Так следы-то в одном направлении, батя.
   - Пустой ты человек,  Данила.  Одна  суета  в  тебе.  И  не  волнуй  меня
глупостями. - Отец Сергей зашагал по аллее, Данила плелся рядом и повторял:
   - Молебен бы надо, батя, а то начнет  шастать,  как  наш  граф,  никакого
покоя не будет.
   Мы с Сенькой замыкали шествие, переглядываясь.
   - Думаешь, он вправду вылез? - спросил племянничек.
   - Кто?
   - Турок, конечно.
   - Что за глупость? - возмутилась я и задумалась, вспомнив ночные события.
   Два дня ничего не  происходило,  даже  Родионов  не  показывался.  Сенька
целыми днями пропадал на  пару  с  Федором  Михайловичем  Достоевским,  а  я
помогала Пелагее по хозяйству. На третий день я  мыла  посуду  после  обеда,
когда прибежал Сенька и заявил:
   - Мороз приехал, возле Турковой могилы ходит, а с ним еще двое.
   Я бросила посуду и понеслась к аллее, хотя объяснить, чего это  меня  так
разбирает, я и самой себе не могла. Мы укрылись  в  кустах  по  соседству  и
смогли лицезреть Мороза, который в некоторой задумчивости стоял возле могилы
дружка. Две  личности  внушительной  комплекции  замерли  поодаль  и  гневно
посматривали по сторонам, как видно, таким нехитрым способом намекая на свою
готовность защитить хозяина, а может, просто пытались убедить  его  в  своей
нужности. В общем, ничего интересного не происходило, бросать  посуду  нужды
не было. Через  пять  минут  Мороз  отбыл,  а  я  путем  нехитрых  подсчетов
выяснила, что сегодня девять дней,  как  Коля  помер,  и  навестить  его  по
православным традициям лучший друг был просто обязан.
   - Ну и что? - ворчала я когда мы с  Сенькой  возвращались.  -  Приехал  и
приехал, чего ты меня взбаламутил?
   - Мороз могилой интересовался, - сообщил племянничек. - Венки  снимал,  а
могила-то чудная стала, будто просела. ~ Ты себе голову ерундой не  забивай,
не бери пример с Данилы. А могила просела совершенно  естественно...  Ладно,
лучше Достоевского читай.
   Ближе к вечеру наконец-то прибыл Родионов.
   - Какие новости? - накинулась я на него. - Эксгумацию проводить будут?
   - Нет оснований.
   - Как нет? - возмутилась я. - Говорю, в гробу героин,  неужели  не  ясно?
Сегодня господин Мороз приезжал, наверное, хотел убедиться, что его добро  в
надежном месте, надежнее, чем в банке.
   - По городу странные слухи ползут, - хмурясь, сообщил Родионов.  -  Будто
Турок вернулся.
   - Как это? - опешила я. - Турок же того... по соседству зарыт?
   - Может, для кого и зарыт. Один человечек  сообщил,  что  звонили  Морозу
домой, и звонил вроде бы Турок.
   - Зомби, что ли? - еще больше растерялась я.
   - Может, и зомби.
   - Глупости. Я Колю лично видела...
   -  Ага,  -  кивнул  Александр  Сергеевич.  -  Я   тоже   видел.   А   еще
патологоанатомы, многочисленная родня и дружки.
   - Значит, это глупая шутка.
   - Может, и не шутка, и вовсе не глупая. Говорят,  Турок  Мороза  в  своей
смерти обвинил: мол, ты убил меня, а мне без дружка невесело, и я,  пожалуй,
тебя с собой прихвачу.
   - Да это черт знает что такое, - возмутилась  я.  -  Чепуха,  кто  в  нее
поверит?
   - Не знаю. Говорю, что слышал. Народ слегка занервничал,  и  очень  может
быть, что у некоторых людей к вашему  кладбищу  интерес  появится.  Так  что
поаккуратнее.
   Слова Родионова весь вечер не давали мне покоя, да и ночью спала я  плохо
и все к чему-то прислушивалась. Ровно  в  половине  первого  раздался  тихий
свист. Поначалу я подумала: может, это  птица  какая  в  тишине  вскрикнула?
Затем заскрипела половица в сенях, а я подняла голову  от  подушки:  тишина.
Полежав минут десять и сообразив, что уснуть не получится, я оделась и вышла
из комнаты, постояла  в  коридоре  и,  решив  проверить  кое-какие  догадки,
направилась к комнате Данилы. Мое внимание привлекло окно в конце  коридора,
я подошла и убедилась, что оно было плотно закрыто, но  не  заперто.  Я  без
стука  распахнула  дверь  в  комнату  Дьяконова  и  замерла:  Данила   горой
возвышался  на  диване  и,  судя  по  всему,  сладко  спал,  при  этом  даже
похрапывая.  Пожав  плечами,  я  закрыла  дверь  и   направилась   к   себе,
притормозила  возле  Сенькиной  комнаты  и,   аккуратно   приоткрыв   дверь,
заглянула. Через миг я распахнула ее настежь и влетела  в  комнату:  постель
была пуста, на подушке лежал том Достоевского. "Бесы", - прочитала я, хотела
рявкнуть в сердцах, но передумала: как-никак я в гостях и должна вести  себя
прилично. Через пять минут я была уже вблизи церкви и вертела головой во все
стороны, стараясь отгадать, куда мог деться Сенька. Нечто  темное  мелькнуло
возле колокольни, и я бросилась туда, но на всякий случай держалась в  тени.
Осторожно выглянула и смогла  убедиться,  что  воровски  крадется  вовсе  не
племянничек, а новый нищий, которому так приглянулось кладбище, что он здесь
днюет и ночует. Присматривая за ним,  я  двигалась  в  том  же  направлении,
стараясь  не  производить  шума.  Вдруг  нищий  исчез,  точно  сквозь  землю
провалился, а я выругалась. "Ну и черт с ним, -  решила  я.  -  Надо  Сеньку
найти и прекратить это ночное хулиганство". В то  же  мгновение  луна  (было
полнолуние, и луна с вечера выплыла такая, хоть волком вой), так вот,  в  то
же мгновение луна спряталась за тучку, сделалось темно, а я, глядя  на  ковш
Большой Медведицы, подумала: "Все как нарочно,  кладбище  большое,  где  мне
искать Сеньку, да еще в темноте?"Печалилась я недолго,  призвав  на  выручку
свою врожденную гениальность: если учесть, что все последние события так или
иначе крутятся вокруг могилы Турка, там скорее всего и стоит посмотреть. И я
направилась к аллее, которая успела осточертеть мне  прямо-таки  до  изжоги.
Шла я осторожно, не желая спугнуть  племянничка,  и  вскоре  услышала  шаги:
кто-то весьма торопливо двигал по тропинке, идущей  со  стороны  калитки  на
Красномилицейской. На всякий случай я свернула с дорожки и, держась  поближе
к надгробиям, чтобы в случае надобности укрыться за ними, прошла еще  метров
двадцать. Внезапно впереди вспыхнул огонек зажигалки и низкий мужской  голос
сказал:
   - Дураки, фонарь не взяли.
   - Зачем он тебе? - ответил другой мужской голос. - Лунища такая...
   - Ну и где твоя лунища?
   - Сейчас выглянет.
   - Давай подождем.
   - Чего ждать-то? Тут три шага осталось.
   - Три шага, - передразнил первый голос,  явно  нервничая.  -  Без  фонаря
ночью шею свернешь.
   - Фонарь заметить могут.
   - Кто?
   - Здесь на кладбище дом, священник живет.
   - Спятил он, что ли?
   - Откуда я знаю? Может, ему положено здесь  жить,  вон  церковь,  значит,
должен быть поп, вот и живет.
   - Я б ни за какие деньги на кладбище жить не стал.
   - Покойников боишься? - хихикнул второй, и тут третий голос совсем  рядом
спросил с грустью:
   - А чего нас бояться?
   Стало очень тихо, а я, приглядевшись, увидела в  конце  тропинки  силуэты
двух мужчин, они стояли неподвижно с лопатами в руках.
   - Слышал? - трагическим шепотом спросил один.
   -  Почудилось,  -  отмахнулся  другой,  но  безо  всякой  уверенности.  -
Побыстрее сделаем дело и свалим отсюда.
   - Сделаем... без фонаря... а темень...
   - Отвяжись... Зажигалкой  не  чиркай,  вдруг  у.  попа  телефон?  Вызовет
ментов... не хватает только, чтобы они нас здесь застукали.
   Парни свернули к салтыковскому склепу, а я сообразила: путь они держат  к
заветной могилке, а зачем им лопаты, гадать не надо. Пора вызывать милицию и
брать их с поличным, но для начала  следовало  убедиться,  что  догадки  мои
верны.
   Я ускорила шаг; в темноте  налетела  на  поваленный  могильный  камень  и
шлепнулась на землю, а лбом изловчилась к этому самому камню приложиться.
   - Ой! - взвыла я,  забыв  про  конспирацию.  Потрясла  головой,  пошарила
вокруг руками и уже встала на колени, как вдруг моего локтя коснулось что-то
влажное и холодное. Я вторично тюкнулась  лбом  в  камень,  бормоча  "святые
угодники", и, разом припомнив все кладбищенские страшилки, собралась  отдать
богу душу. Рядом что-то задышало часто-часто, а моего лица  коснулось  нечто
шершавое и на сей раз теплое. Шершавое и теплое - это, вне всякого сомнения,
язык собаки, следовательно, холодное и влажное - ее нос.
   - Кузя, - выдохнула я и, проверяя свою догадку,  протянула  руку:  так  и
есть, конечно, Кузя. Значит, и Чугунок где-то по соседству. Пес еще раз меня
лизнул, а я сердито зашептала:
   - Тебе не стыдно? Ладно  эти  шельмецы,  у  них  ума  нет  вовсе,  а  ты,
серьезный пес, и бродишь по кладбищу, как привидение. - Кузя слабо  тявкнул,
а я, зажав ему пасть, поднялась и сказала:
   - Пошли. - Сделала пару шагов и позвала тихонечко:
   - Васька, Сенька, идите сюда, глупо прятаться, у меня Кузя.
   Никто не ответил, повторять свои просьбы громче я  не  рискнула,  двое  с
лопатами могли услышать, в этом случае взять их с поличным вряд ли удастся.
   На все эти глупости я потратила  довольно  много  времени,  парни  успели
скрыться, и теперь я почти бежала. Кузя несся рядом и ужасно сопел.
   - Потише ты, - проворчала я и, потеряв бдительность, едва  не  наткнулась
на парней с лопатами. Они стояли на узком пятачке возле склепа Салтыковых  и
разговаривали.
   - Здесь кто-то есть, - бормотал один.
   - Вот придурок.
   - Говорю тебе, есть.
   - Идем, чего тут стоять.
   - Куда идти-то, не видишь, с тропинки сбились, кругом  одни  ограды,  вот
чертово место.
   В этот момент из-за облака как по заказу выплыла  луна,  парни  повернули
головы, высматривая путь, и дружно сказали:
   - Ой... - А я чертыхнулась:  прямо  передо  мной  на  фоне  бело-розового
мрамора салтыковского склепа сидел  Упырек.  В  свете  луны  физиономия  его
казалась серой, уши вроде бы еще больше заострились, а обычно красные глазки
прямо-таки горели огнем. Он улыбнулся и явил миру самые настоящие клыки. Тут
из темноты вынырнуло еще одно существо,  чумазое  и  невероятно  похожее  на
чертенка, давно не мытые волосы стояли дыбом, наподобие рожек. Впрочем,  для
Чугунка это было обычным делом. Ко всему  прочему,  мерзавец  приделал  себе
хвост и ненавязчиво им помахивал.
   - Привет, - сказал Упырь весело. - Копать надумали?
   - Угу, - промычали в ответ парни, так что неясно было: пришли они в  себя
или еще больше тормозят.
   - А дружок-то ваш тю-тю. Уж три дня как ушел. Так что если вы к нему,  то
опоздали.
   - Ты кто? - вполне  членораздельно  спросил  один  из  парней,  а  Серега
Клюквин честно ответил, вроде бы даже обидевшись:
   - Упырь.
   - Полнолуние, - вздохнул рядом с ним Васька-негодник.  -  Граф  на  охоту
выйдет. Слышь, Упырек, может, нам того... спрятаться на всякий случай?
   - А вот и граф, - испугался Упырь, а на аллее возникла  огромная  тень  и
начала приближаться. Двое  с  лопатами  все  еще  стояли  без  движения,  но
очнуться могли в любой момент, чего доброго с  перепугу  стрелять  начнут  и
дурацкая шутка дорого обойдется.
   - Вперед, - приказала я Кузе. Он в два прыжка достиг тропинки, но кинулся
вовсе не на парней, как я просила, а рванул за  таинственной  тенью,  потом,
словно опомнившись, жалобно заскулил и пове