апасное оружие и скафандр -  был  с  них
снят и аккуратно сложен  под  навесом.  Центральный  навес  окружали  четыре
других, по числу полусотен, и там суетились воины: одни таскали мох,  другие
готовили ужин, третьи присматривали за кострами.  Треть  дежурной  полусотни
уже стояла в охранении - Дарт  видел,  как  тут  и  там  поблескивают  шлемы
часовых и как лейтенант, помощник Ренхо, обходит  их  с  мешком  метательных
раковин. Видно, воинские заботы были для пограничников  делом  привычным,  и
это  успокаивало  Дарта;  ему  не  хотелось,  чтоб  повторилась  история   с
даннитами.
   Он прожевал мучнистый, напоминавший лепешку плод и покосился  на  палатку
Нерис. Там все было тихо: вход  занавешен,  плотная  ткань  озарена  изнутри
слабым светом лишайника, и на ней - черное на сером -  склонившийся  женский
силуэт; то ли молится, то ли ест или  копается  в  своем  мешке.  ?Скоро,  -
подумал Дарт, - скоро мы расстанемся? Так, как не расстаются ни здесь, ни на
Земле, где все дороги коротки в сравнении с межзвездной бездной?? Запоздалое
сожаление кольнуло его и, потянувшись за новым плодом, он пробормотал:
   - Мон дьен! Не так уж она виновата? -  А  отхлебнув  напитка  из  медовой
смолки, добавил:
   - Женщин надо сразу ставить на то место, на каком желаешь их видеть. Но в
подобных делах мне никогда не хватало умения.
   Стемнело. Лагерь затих; костры  едва  тлели,  люди  исчезли,  слившись  с
грудами мха, по листьям  и  ветвям  навесов  забарабанил  дождь.  Дарт  лег,
вслушиваясь  в  этот  монотонный  убаюкивающий  шелест.  ?Все   уйдет,   все
забудется, - мелькнула мысль. - Все! И этот дождь, и Лиловые Долины, и река,
по которой он плыл, и пылающие даннитские плоты, и темная тень  мелькнувшего
над ним маргара, и губы Нерис, и ее лицо? Вернется ли он на Анхаб с  победой
или с пустыми руками - неважно; в обоих случаях память о  Диске  принадлежит
не ему, а Джаннаху. Его балару и прочим Ищущим?  Таков  уговор!  Он  -  лишь
бокал, который то наполняют, то опрокидывают под жерлом  ментаскопа?  И  тот
выпивает все - увиденное и услышанное, все запахи и звуки, печали,  радости,
движения души и даже вкус еще не съеденных плодов?? Но Дарт  не  сожалел  об
этом, он думал лишь о тех воспоминаниях, что возвращались капля за каплей  в
этом странном мире, но не затрагивали его. Память о Земле,  о  родине,  лица
друзей и недругов, их речи и поступки? Гасконь, Париж, узкие улочки,  мосты,
таверны? желтый мерин с облезлым хвостом, ступающий среди  луж?  скачка  под
небом, усыпанным звездами? Кто бы ни возвратил все это, бог или дьявол,  дар
оказался драгоценным!
   Но неужели придется его потерять? Или такие воспоминания, не  относящиеся
к Диску, принадлежат ему, и только ему?
   Дарт задремал, размышляя об этом, и пробудился глубокой ночью, когда  его
коснулась осторожная рука. Он сел, нашаривая шпагу, но пальцы еще не  успели
сомкнуться на рукояти, когда знакомый голос произнес:
   - Оставь оружие, маргар. Оно пригодится тебе, но не в это  время.  Позже,
позже?
   Нерис склонилась над ним, и в полумраке Дарт увидел, как блестят ее глаза
и сияет холодным блеском раят на правом виске.
   - Я видела вещий сон, - прошептала она. - Ты уйдешь, маргар? уйдешь через
три или четыре цикла?
   - Сон тебя обманул. Конечно, я уйду когда-нибудь, но не так быстро. -  Он
помолчал, собираясь с мыслями. - Этот  договор,  который  ты  подстроила?  я
выполню его. Спущусь в хранилище, а после,  если  меня  не  перемелет  и  не
сожжет, вернусь в Лиловые Долины и буду ждать.
   Она покачала головой.
   - Ждать? Чего? Нет, Дважды Рожденный,  сон  не  лжет,  и  ждать  тебе  не
придется! Ты уйдешь от меня, покинешь ради другой женщины - той, чей облик я
вижу в твоих  глазах,  а  после  исчезнешь?  не  понимаю,  куда  и  как,  но
исчезнешь. Совсем! - Протяжный вздох вырвался из груди Нерис. - Сначала  мне
показалось, что тебя заберет Предвечный и в самом деле дарует вторую  жизнь,
но это не так. Ты попадешь куда-то в другое место, которое я не могу  понять
и объяснить? в место, где нет деревьев, но высятся горы со множеством пещер,
и горы эти сверкают на солнце, а между ними ползают жуки,  огромные  жуки  в
блестящих разноцветных панцирях? Странно, правда? Странно и непонятно?
   Внезапное возбуждение охватило Дарта.
   - Скажи, эти сверкающие горы и эти жуки парят под  облаками,  в  небе?  И
земля? Ты видела землю? Холмы, равнину? Может быть, океан?
   - Нет? не уверена? там не было ни деревьев, ни  земли,  а  только  что-то
серое, длинное между горами? - Нерис с  досадой  поморщилась.  -  Разве  это
важно, маргар?.. Я ведь говорю о  другом  -  о  том,  что  ты  уйдешь  и  мы
расстанемся.
   Она придвинулась ближе, положила ладони  ему  на  плечи,  и  Дарт  ощутил
пьянящий запах ее волос.
   - Когда-нибудь это должно было случиться, - пробормотал он.  -  Рано  или
поздно все приходит к концу, моя госпожа, в том числе - и счастье быть твоим
защитником. Счастье - такая хрупкая вещь?
   Нерис вздрогнула, отстранилась, всматриваясь в его лицо.
   - Думаешь, я обманула тебя? Ну, может быть, чуть-чуть, в самом начале?
   Куда мне было деваться? Куда, скажи? Лысые жабы хотели, чтоб  я  помогала
им и чтобы уговорила  Сайана?  Он  -  лучший  из  маргаров,  хотя  последнее
хранилище нашли и вскрыли до того, как он родился. Конечно, он  не  лазал  в
подземелья, но знал, как это делать, и не испытывал страха, подобно  червям,
которых ты вытащил из Долин? В общем, тьяни в нас нуждались, понимаешь?  Они
расчетливы и понимают:  тот,  у  кого  маргар  и  шира,  в  любых  спорах  -
победитель! Так бывало и в прежних балата? - Нерис вдруг  всхлипнула.  -  Но
Сайан отказался, и жабы его убили? вспороли горло, чтобы устрашить меня?
   - Тебе был нужен новый  маргар?  Ну,  могла  бы  в  этом  признаться,  не
дожидаясь, пока меня сунут в темницу, - буркнул Дарт и, помолчав, прибавил:
   - Темница, конечно, веский довод, но вряд ли укрепляющий доверие.
   - Ты тоже лгал мне! - Нерис, вытерев слезы, внезапно перешла в  атаку.  -
Ты говорил о непонятном, о странных вещах, которых не может быть! О солнцах,
что светят в холодной тьме, и людях,  спобных  менять  свой  облик!  А  всем
известно, что солнце - одно, и  облик  роо  никогда  не  изменяется:  даннит
всегда даннит, а рами - это рами! И еще ты сказал, что ищешь тварь, живую  и
неживую, которая ждет тебя у океанских берегов? Ты  проговорился!  Ты  ищешь
зерна бхо! Не знаю, кто послал тебя, но?
   -  Все  сказанное  мною  -  правда,  -  перебил  ее  Дарт,  -  и  ты  еще
познакомишься с тварью, которая ждет меня, - ведь  океанский  берег  близок.
Кстати, у нее есть имя, и зовут ее Големом? - Он помолчал, подбирая слова  и
сожалея о том, что подходящих немного, и на фунги, и на рами. Как рассказать
без подходящих слов о космосе, звездах и о других планетах, совсем непохожих
на этот плоский мир? Как объяснить, что  таится  за  гранью  небес,  которые
выглядят тут неизменными? Почти неразрешимая задача?
   Наконец он произнес:
   - Ты видела странные вещи во сне - вещи, которых не понимаешь, не  можешь
истолковать и  объяснить,  но  ты  уверена,  что  посланный  Предвечным  сон
правдив. И это, должно быть, так; мир огромен, и  одни  вещи  в  нем  мнятся
странными тебе, другие - мне. Ты не можешь представить множество  солнц  или
таких людей, чьи лица меняются по их желанию, а я? Прости, ма белле, но  мне
не верится, что ты способна беседовать с мертвыми.
   - Но это в самом деле так! - гневно выкрикнула Нерис. - Те,  кто  ушел  к
Элейхо и получил вторую жизнь, обитают в нас, и я умею с ними говорить! Умею
вызывать умерших! Почему ты мне не веришь?
   Потому, что сам был мертв и абсолютно безгласен, чуть не ответил Дарт, но
лишь усмехнулся и пожал плечами.
   - Наверное, по той же причине, которая не  дает  поверить  тебе.  Слишком
необычно, странно? Души умерших для меня - как солнца, которых ты не видишь.
Не видишь и не веришь, что я прилетел с одного  из  них,  что  мой  небесный
корабль был разбит и что я - никакой не маргар,  а  странник,  затерянный  в
вашем мире. Не знаю, понял ли это кто-нибудь? возможно, твой отец?
   - Возможно. - Гнев Нерис  угас,  и  теперь  она  слушала  Дарта,  склонив
голову, с задумчивым выражением лица.  -  Старый  хитрец!  Он,  быть  может,
понял?  Долго  расспрашивал  меня,  а  потом  сказал:  рад,  что  мы  с  ним
встретились. И добавил: неважно, откуда он взялся, а важно, что он есть.
   - Я тоже рад. Шир-до оказал мне благодеяние,  позволил  коснуться  дерева
туи, и я? - Дарт смолк. Ему не хотелось  упоминать  о  своих  видениях;  это
повлекло бы за собой слишком долгие рассказы, такие же непонятные для Нерис,
как свойства звезд в ядре Галактики. В самом деле, что мог он  поведать  ей,
что объяснить? Что был военачальником и воином на одной из далеких планет  и
принял смерть во время битвы? Что тело его похитили и привезли на  Анхаб,  в
мир парящих в небесах хрустальных замков? Что там он получил вторую жизнь  -
не призрачную, какой наделяет Предвечный, а вполне реальную  и  что  за  это
должен отслужить? И служба его - полеты  неведомо  куда,  неведомо  за  чем,
скитания во мраке Инферно и  в  позабытых  мирах,  покинутых  давно  усопшей
расой? Странные истории, способные вызвать лишь недоверчивую усмешку!
   Нерис пошевелилась, прошептала:
   - Может, ты не лгал мне? может, ты не маргар и вообще не рами?  сердце  у
тебя с другой стороны, и ты не продлил мою жизнь?  Может,  Нарата  прав:  не
важно, откуда ты взялся, а важно, что ты есть? - Она  поднялась  и  потянула
Дарта за собой. - Идем! Я тоже не хочу, чтоб ты считал меня лживой.  Идем  в
шатер и там попробуем поговорить с твоими мертвыми. Возможно, с предками или
с другими людьми, чью смерть ты видел? Такое, я думаю, случалось, и не раз?
   - Случалось, - подтвердил Дарт, вставая. - Но при кончине отца и  матушки
я не был? кажется, не был? не помню?
   - Может быть, твоя возлюбленная? Или близкие друзья?..
   Он покачал головой. Может быть? Память его молчала.
   - Значит, я не смогу возвратить их тебе, - сказала Нерис, хмуря брови.  -
А жаль! Это стало бы моим прощальным даром? Ведь ты, наверное, их любил?
   "Любил, но не могу припомнить, где и как они умерли?, - с печалью подумал
Дарт, вдохнув теплый сырой воздух. Члены  его  отяжелели,  и,  не  глядя  на
джелфейр,  он  знал,  что  до  рассвета  -  вернее,  до  красного   времени,
обозначавшего рассвет, - еще далеко. Если отправиться  сейчас  в  поход,  то
всем, и воинам, и бхо-носилыцикам, пришлось бы сгибаться под двойным грузом?
Мудро устроен мир, в котором тяготение определяет: день  -  для  странствий,
ночь - для снов и сотворения потомства! Эта мысль его позабавила; он постоял
у шатра, вслушиваясь в голос дождевых  струй,  шуршавших  по  навесу,  потом
наклонился и шагнул внутрь.
   Шатер был просторен и высок - даже у  входа  ему  удалось  выпрямиться  в
полный рост. Нерис сидела напротив, покачивая в ладонях прозрачный кристалл,
уже знакомый Дарту, - он видел его в своей пещере на каннибальском  острове.
Мешокиз полосатой шкуры валялся слева от входа, рядом  с  плетеным  коробом,
где хранилась одежда; справа стояли поднос с недоеденными фруктами и миска с
грудой светящегося  лишайника.  На  этой  мягкой,  горевшей  неярким  светом
подстилке спал Брокат. Нерис вытянула тонкую руку.
   - Сядь здесь, смотри на камень и слушай, что я тебе скажу.
   Дарт послушно опустился на колени. Кристалл выглядел сейчас иным,  чем  в
пещере на острове  кри-би,  -  он  переливался,  словно  огромный  мерцающий
бриллиант, над которым кружат крохотные радужные смерчи.  Казалось,  что  от
него к потолку  шатра  тянется  столб,  сотканный  из  серебристых  нитей  и
разноцветных искр, мелькавших в быстрой и подчиненной завораживающему  ритму
пляске.
   - Ты видишь свет? - спросила Нерис.
   - Да.
   - Благоприятный признак! Значит, Элейхо наделил тебя внутренним  зрением.
Я и не сомневалась?  Ты  дважды  касался  дерева  туи  и  что-то  видел?  не
спрашиваю, что; главное - видел. Это поможет преодолеть стену.
   - Какую стену? - Его глаза не отрывались от кристалла.
   - Здесь, - Нерис коснулась виска с  тускло  блестевшим  раятом.  -  Знай,
Дважды Рожденный, что тело наше стареет и умирает, но плоть - лишь оболочка,
сосуд, хранящий дар Предвечного. Этот дар - мы сами; мы слиты с ним,  каждый
из нас - его частица, он существует в нас, и в  то  мгновение,  когда  сосуд
разбит, он забирает свой дар и отдает его другому. Это и есть вторая  жизнь,
лишенная плоти, незримая для нас, но получившие ее осознают,  что  сделались
частью Элейхо и обрели прибежище. Ты спросишь - где? И я  отвечу:  тот,  кто
окажется рядом в мгновение смерти, и станет прибежищем,  ибо  Предвечный  не
ищет долгих путей и сложному предпочитает простое. По этой  причине  потомок
обязан сидеть с умирающим, чтобы Элейхо вложил в  него  дар  из  треснувшего
сосуда и шире не пришлось искать умершего. А это, скажу тебе, нелегкий труд!
Ведь в Лиловых Долинах множество людей, а в мире их гораздо больше,  и  если
потомок был нерадив, как ты, то где же искать его предка?
   Мышцы Дарта то расслаблялись, то каменели в ритме мерцания кристалла,  но
разум оставался ясен. ?Я мог бы объяснить тебе,  куда  девается  душа,  если
сосуд расшибли ядром из пушки?, - подумал он, но вслух произнес:
   - Ты имеешь в виду, что душа умершего переселяется в живого? В того,  кто
окажется рядом? Тогда во мне живет немало душ, сударыня,  ибо  я  смотрел  в
лицо костлявой гораздо чаще, чем хотелось бы. И где  же  они?  Почему  я  не
чувствую их?
   - Они здесь, за стеной, - Нерис снова коснулась виска. - За  той  стеной,
которая охраняет дар, назначенный тебе. Стена необходима,  понимаешь?  Иначе
бы дары перемешались и ты лишился разума - не смог бы отличить себя от  всех
почивших, которых поместил Элейхо в твой сосуд. - Она помолчала,  пристально
глядя Дарту в лицо. - Эта стена очень прочная, но ширы умеют  справляться  с
ней. Не разрушать, но делать крохотную щелку? в своей стене или  в  твоей-..
щелку, в которую проскальзывают вещие сны, видения грядущего и прошлого? Так
говорит с нами Предвечный - через дары,  принадлежавшие  умершим  и  ставшие
теперь его частицей.
   Ритм мерцаний кристалла изменился, и над Дартом вдруг сомкнулась  тишина.
Он уже не слышал, как стучат дождевые капли, как ветер посвистывает и шуршит
листвой; только голос Нерис, тихий и монотонный, звучал в его ушах.
   - Я помогу тебе раскрыть стену, - промолвила она. - Не знаю, кто  к  тебе
придет, что скажет и что ты увидишь, прошлое или  будущее.  Обычно  являются
те, кому мы были дороги при жизни, но ты говорил, что смерть  твоих  близких
прошла стороной? Значит, явятся другие - может быть, враги, которых ты убил,
может быть, те, кого  ты  предал  и  обрек  на  гибель?  Это  станет  тяжким
испытанием. Готов ли ты к нему?
   - Я не боюсь, - шепнул Дарт, еле ворочая  заледеневшим  языком.  -  Много
грехов у меня на душе, всех не упомнить, но думаю,  я  никого  не  предавал.
Если бился, то честно и за победу платил собственной кровью.
   Вслух ли он произнес последние слова или они прозвучали лишь в  сознании?
Это  осталось  неясным,  ибо  мир  вокруг  разительно   переменился:   ткань
реальности треснула, поползла, свернулась клочьями, и в разрывах  он  увидел
небо - мрачное, грозное, затянутое  серо-багровыми  тучами.  Но  серебристое
зарево на востоке и редкие искорки звезд подсказывали, что небо над ним - не
то, что нависает над Диском, а земное, и влажный воздух  говорил,  что  тучи
здесь уже пролились дождем.
   Была полночь; месяц, озаренный последними отблесками грозы,  всходил  над
Армантьером, ближним городком, и в его тусклом свете маячили темные  силуэты
домов и высокой ажурной колокольни. Впереди катила воды река, и на другом ее
берегу виднелись очертания деревьев, темневших  на  фоне  багровых  яростных
небес, - они, казалось, создавали подобие сумерек среди ночного мрака. Слева
высилась старая заброшенная мельница с крестом неподвижных крыльев, и  в  ее
развалинах то и дело раздавался пронзительный монотонный крик совы.  К  реке
от города вела дорога, и по обе  ее  стороны  выступали  из  темноты  низкие
коренастые  дубы  -  точно  уродливые  тролли,  присевшие  на   корточки   и
подстерегавшие добычу в этот зловещий час. Время  от  времени  яркая  молния
озаряла  горизонт,  змеилась  над  черными  купами   деревьев   и,   подобно
чудовищному ятагану, рассекала надвое воду и  небо.  Вокруг  царила  тишина;
земля была влажной и скользкой после недавнего ливня, и Дарт чувствовал, как
влага и холод проникают в него, заставляя дрожать в предчувствии смерти.
   Он стоял на коленях на речном берегу, рядом с неуклюжей лодкой. Где-то во
тьме прятались темные фигуры в плащах  и  широкополых  шляпах,  их  было  не
меньше десятка, и все они были врагами. Безжалостными мстителями! По крайней
мере, трое из них! Четвертый, в красном плаще и капюшоне, склонился к  нему,
связывая руки.
   Эти руки поразили Дарта - тонкие, нежные, изящные, с холеной  кожей,  они
не  могли  принадлежать  ему!  Руки  пленницы,  высокородной  дамы,  но   не
Констанции? Он помнил ее, эту  женщину,  -  в  пеньюаре  из  полупрозрачного
батиста, в чью постель он проник обманом и  чуть  не  напоролся  на  кинжал.
Кажется, она ему  являлась  -  тут,  на  Диске,  в  смутном  сне,  с  лицом,
искаженным яростью? В тот день, когда их с Нерис атаковали черви?
   Едва он это понял, как его сознание раздвоилось; он оставался самим собой
и как бы сторонним наблюдателем и в то же время был погруженной  в  отчаяние
пленницей. Страх неотвратимого возмездия терзал  ее  -  страх,  ненависть  и
злоба. Эти чувства кружили голову, туманили разум, и не было сил  припомнить
ни собственное имя, ни совершенные преступления.
   Ее - или его? - губы зашевелились.
   - Вы трусы, жалкие убийцы! Вы  собрались  вдесятером,  чтобы  убить  одну
женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!
   Одна из темных фигур шевельнулась, и Дарт увидел знакомое лицо - мрачное,
бледное, с благородными чертами. Затем раздался голос, холодный, как посвист
ветра над ледяным морем.
   - Вы не женщина, вы не человек, а демон, вырвавшийся из преисподней, и мы
заставим вас туда вернуться! Вы - убийца!
   - О, добродетельные господа! - Злая ирония звучала в тоне пленницы. -  Вы
называете меня убийцей? Пусть так! Но если вы прикоснетесь ко мне,  вы  тоже
станете убийцами!
   Человек в красном плаще откинул капюшон, ухмыльнулся и погладил свисавший
с пояса широкий клинок.
   - Палачу дозволено убивать, сударыня! - возразил он. - Палач - не убийца,
а лишь последний судья. Nachrichter, как говорят наши соседи немцы.
   Пленница - или сам Дарт?  -  испустила  дикий  вопль,  мрачно  и  страшно
прозвучавший в ночной тишине. Ее губы что-то шептали, кривились  в  обещании
или мольбе, мужчины возражали ей, а руки палача уже подталкивали ее к лодке.
Страх и ненависть сменились ужасом; пламя адских костров плясало над  рекой,
видение было жутким и таким реальным, что Дарт застонал в мучительной тоске.
   Или это стонала женщина?
   Бледный, с мрачным лицом, промолвил:
   - Ну, палач, делай свое дело!
   - Охотно, ваша милость, ибо я - добрый католик и убежден, что поступаю по
справедливости.
   Сильные руки приподняли Дарта, безжалостно сдавили и швырнули в лодку. Он
лежал там на дне и в то же время следил за разворачивающейся сценой,  видел,
как подходит бледный, за ним - еще один из мстителей, слышал сказанное ими -
последние слова, что предназначены приговоренному к казни.
   Затем раздался его собственный голос:
   - Прошу простить меня, сударыня,  за  то,  что  я  недостойным  дворянина
обманом вызвал ваш гнев. Сам же я прощаю вам убийство  моей  возлюбленной  и
вашу жестокую месть. Я прощаю вас от всего сердца и оплакиваю  вашу  участь!
Умрите с миром!
   Лод