действует;  кто смотрит вверх и кто смотрит вниз. Вот и мой хозяин выбрал меня
себе  в  слуги потому, что мы вдвоем составляем весь свет, в котором он Принц.
Ибо  он  богат,  а  я  беден, он раздумывает о делах, а я их делаю, он смотрит
вниз, а я смотрю вверх, и раз он молчит, то я занимаюсь разговорами.
    - Зачем он приехал? - спросил король.
    - Жениться  на Вашей дочери, - сказал Слуга в Лохмотьях, - на свете всякой
твари по паре, и где есть мужчина, должна быть и женщина.
    - Несомненно,  -  сказал  король, - но у меня семь дочерей, не может же он
жениться на всех.
    - Он  женится  на  той,  которая  должна стать королевой, - сказал Слуга в
Лохмотьях.
    - Пусть  позовут  моих  дочерей, - сказал король, - настало время измерить
длину их волос.
    И  вот  семь  принцесс предстали перед королем. Шесть светлокудрых девушек
пришли  с  кормилицами,  а  маленькая смуглянка пришла сама. Слуга в Лохмотьях
быстро  окинул  их взглядом, а Принц Всего Света стоял, опустив глаза, и ни на
одну из них не взглянул.
    Потом  король  послал за королевским портным и его сантиметром и, когда он
явился, шесть светлокудрых принцесс, тряхнув головой, рассыпали до самой земли
свои косы.
    Каждой  по  очереди  портной  измерял  длину  их  волос, тогда как шестеро
кормилиц  с  гордостью  на  это  взирали  -  ибо  разве  не  вс„  старание они
вкладывали,  холя  косы своих любимиц? Но поскольку, увы, именно вс„ старание,
не  больше,  не меньше, было .вложено в волосы каждой, то теперь обнаружилось,
что у всех шестерых принцесс были волосы равной длины.
    Весь  королевский двор изумленно всплеснул руками. Кормилицы заломили свои
в  отчаянии, король скреб макушку, Принц Всего Света не отрывал глаз от земли,
а Слуга в Лохмотьях смотрел на Седьмую принцессу.
    - Что  нам  делать,  -  сказал король, - если у моей младшей дочери волосы
такой же длины, как и у остальных?
    - Не  думаю, сир, - сказала Седьмая принцесса, и ее сестры с беспокойством
смотрели,  как  она  развязывает свой красный платок. Действительно, ее волосы
оказались  не  той  длины, что у сестер, поскольку были коротко острижены, под
мальчишку.
    - Кто постриг тебя, дитя? - спросил король.
    - Моя  матушка,  сир, - сказала Седьмая принцесса. - Каждый день, когда мы
сидели на крыше, она подрезала мне волосы ножницами.
    - Ну и ну! - сказал король, - кто бы ни стал королевой, это будешь не ты.
    Вот  и  вся история о шести принцессах, которые жили ради своих волос. Всю
оставшуюся  жизнь  они  их  мыли,  расчесывали  и  причесывали с помощью своих
кормилиц, пока их кудри не побелели, как их ручные лебеди.
    А Принц Всего Света так и прождал с опущенным взором всю жизнь, когда одна
из  принцесс  отрастит  самые длинные волосы и станет его королевой. Поскольку
этого не случилось, он и по сию пору вполне может ждать.
    А Седьмая принцесса повязала голову красным платком и убежала из дворца на
реку,  в  холмы,  на луга и базары; и голубь, и Слуга в Лохмотьях увязались за
ней.
    - Но  что  будет  делать  Принц  Всего  Света без тебя? - спросила Седьмая
принцесса.
    - Придется ему как-нибудь обойтись, - сказал Слуга в Лохмотьях, - ведь так
уж устроен свет, в нем есть те, кто остается, и те, кто уходит.




Элинор Фарджон

                              Попугайчики


    В  конце  улицы  стояла  школа. Старая цыганка Дайна, которая держала двух
попугайчиков в клетке, сидела на углу по правую руку от школы, а на углу слева
от  школы  сидела  Сьюзан  Браун, которая продавала шнурки для ботинок. Сьюзан
думала, что ей лет девять, но точно она не знала. Что касается возраста старой
Дайны, то она его давно позабыла, он был слишком большой, чтобы помнить.
    Каждый  день  в  половине  первого,  когда  заканчивались уроки, маленькие
мальчики  и  девочки  выбегали  из ворот школы, и Сьюзан вспоминала про обед и
доставала  хлеб  со  шкварками; принимаясь за еду, она любовалась ленточками в
косичках   у  девочек  и  прочными  ботинками  у  мальчиков.  Очень  часто  их
разорванные шнурки были связаны узелками, ведь известно, что такое эти шнурки,
но  Сьюзан по-настоящему не надеялась, что мальчики подойдут к ней и возьмут у
нее новую пару за пенс.
    Мамы  покупали  им шнурки в магазине, и мальчики тратили свои пенсы совсем
на другое- на драже, волчок или шарик. А девочки покупали за свои пенсы бисер,
подвески  "слезкой"  или  букетик  фиалок. Но почти каждый день то мальчик, то
девочка,  то  двое-трое  останавливались  перед  попугайчиками  старой  Дайны,
протягивали ей свои пенсы и говорили: "Пожалуйста, вытяните мне счастье".
    Попугайчики  ведь были такие чудесные птицы - чудесные не только на вид, с
их  гладким,  зеленым,  как  трава,  тельцем  и длинными голубыми перышками на
хвосте,  они  были чудесными, потому что могли вытянуть счастье за пенни; а уж
дешевле вы счастья нигде не получите.
    Как только малыш подходил за счастьем за пенни, старая Дайна говорила:
    - Просунь палец в клетку, голубчик!
    И  когда малыш это делал, один из двух попугайчиков прыгал ему на палец, а
потом,  бьющий  крылышками,  извлекался наружу. Старая Дайна подавала голубое,
зеленое,  розовое,  желтое, сиреневое счастье, сложенное из цветных бумажек, в
мешочке,  всегда висевшем на клетке. И чудесная птичка доставала счастье своим
изогнутым  клювом,  и  малыш  его получал. Но как же попугайчик угадывал, кому
какое  счастье  нужно:  какое  нужно  Марион, Сирилу, Хелен или Хью? Все дети,
сдвинув   головы,   склонялись  над  маленькими  цветными  листками  бумаги  и
удивлялись.
    - Какое у тебя счастье, Марион?
    - Я выйду замуж за короля. У меня сиреневое. А у тебя, Сирил?
    - У меня зеленое. Меня ждут путешествия. А у тебя, Хелен?
    - У  меня  желтое,  -  говорила  Хелен. - У меня будет семь детей! А какое
счастье у тебя, Хью?
    - Мне повезет во всех моих делах. У меня голубое, - говорил Хью.
    А потом они бежали домой обедать.
    Сьюзан  Браун  сидела  и затаив дыхание слушала. Как хорошо иметь счастье!
Если  бы  у  нее  был  один  лишний  пенс! Но у Сьюзан Браун никогда не бывало
лишнего пенса. И вообще пенс бывал у нее нечасто.
    Но  однажды,  когда  дети  все  разошлись,  а  старая  Дайна  задремала на
солнышке,   случилось  нечто  прекрасное.  Дверца  клетки  случайно  оказалась
приоткрытой, и один попугайчик вылетел. Старая Дайна, дремавшая на своем углу,
не  видела этого. А Сьюзан, и не думавшая спать на своем, увидела. Она видела,
как  зеленая  птичка  спрыгнула с жердочки и спорхнула на тротуар. Она видела,
как птичка засеменила по тротуару, и видела, как в сточной канавке тощая кошка
подобралась для прыжка. Сердечко у Сьюзан так подпрыгнуло, что подкинуло ее на
ноги.  Она  сорвалась  с  места  раньше, чем кошка, и бросилась через дорогу с
криком: "Кш-шшш!".
    Кошка  свернула  в  другую  сторону,  как будто вспомнила о важном деле, а
Сьюзан  подставила  руку,  и  птичка сразу вспрыгнула ей на палец. Попугайчик,
усевшийся на твоем пальце - лучшее, что можно придумать себе пожелать в летний
день. Это было самое лучшее, что случилось со Сьюзан Браун за всю ее жизнь. Но
это  было  еще  не вс„. Как только она поднесла попугайчика к клетке, он сразу
сунул  свой  клюв  в мешочек, вытянул розовое счастье и дал его Сьюзан. Она не
поверила,  что  так  может  быть,  но так оно было. Она посадила попугайчика в
клетку и пошла на свой угол, держа в руках свое счастье.
    Прошло  время,  и Марион, Сирил, Хелен и Хью перестали ходить в школу. Они
давно  потеряли  свое  счастье  и вообще забыли об этом. Марион вышла замуж за
ученика аптекаря, Сирил сиднем сидел в конторе, Хелен вообще не пришлось выйти
замуж, а Хью никогда не случалось заниматься никакими делами.
    А  Сьюзан  Браун  хранила  свое  счастье  всю жизнь. Днем она носила его в
кармашке,  а ночью клала его под подушку. Она не знала, что там было написано,
потому что не умела читать. Но это было нежно-розовое счастье, и она не купила
его - оно ей было дано.




Элинор Фарджон

                              Юная Кейт


    Однажды,  давным-давно, в домишке на окраине одного городка жила старушка.
Звали ее мисс До. И была у нее служанка Кейт. Раз послала ее хозяйка протирать
чердачные  окна.  И за этими окнами взгляду девочки открылся вдруг простор без
конца  и  краю: сразу за городом раскинулись зеленые луга. Справив всю работу,
Кейт обратилась к мисс До:
    - Хозяюшка, пусти на лужок погулять.
    - Нет-нет, нельзя тебе на луга ходить.
    - Отчего ж нельзя?
    - А  то,  неровен  час,  Травницу  повстречаешь.  Запри-ка лучше ворота да
садись чулки штопать.
    Неделю  спустя Кейт снова случилось протирать окна на чердаке. На этот раз
она  разглядела  речку, которая извивалась по дну долины. Выполнив всю работу,
девочка сказала мисс До:
    - Хозяюшка, а на речку отпустишь?
    - Нет-нет, нельзя тебе на речку ходить.
    - Отчего ж нельзя?
    - Там Речного Короля повстречаешь. Запри-ка лучше дверь на засов да копоть
с медных чайников ототри.
    Спустя еще неделю, протирая чердачные окна, разглядела Кейт далекий лес на
склоне холма. Сделав всю работу, она попросила мисс До:
    - Хозяюшка, отпусти хоть в лес погулять.
    - Нет-нет, - сказала мисс До. - Нельзя тебе в лес, нипочем нельзя!
    - Отчего же?
    - Ты там Плясуна встретишь. Задерни-ка шторы да начинай картошку чистить.
    С  той  поры  мисс  До больше не посылала Кейт на чердак. Шесть долгих лет
прожила  у  нее  девочка:  штопала  чулки,  оттирала от копоти медные чайники,
чистила  картошку.  А  потом  мисс  До  умерла,  и пришлось Кейт искать другую
работу.
    Прослышав,   что  за  холмами,  в  соседнем  городке,  есть  работа,  Кейт
засобиралась туда. Денег на дорогу у нее не было, вот и пришлось пешком идти.
    Только  пошла  она не по дороге. Чуть за околицу - сразу свернула на луга.
Не прошла и трех шагов, глядь: Травница стоит, цветы сажает.
    - С добрым утром, Кейт, - сказала она. - Куда путь держишь?
    - Иду в городок, за холмы.
    - Ты,  коли  торопишься,  иди  по  дороге. Я ведь напрямик, через луга, не
всякого пропущу. Сперва придется тебе цветок на лугу посадить.
    - С  радостью!  -  воскликнула  девушка и, взяв у Травницы совок, посадила
маргаритку.
    - Спасибо,  -  сказала  Травница.  -  А  теперь  нарви себе цветов сколько
хочешь.
    Кейт набрала букет. На прощание Травница сказала:
    - Запомни крепко: посадишь один цветок - тебе пятьдесят прибудет.
    И  Кейт  пошла  дальше, к реке, что извивалась по дну долины. На берегу, в
камышах, она повстречала Речного Короля.
    - С добрым утром, Кейт, - сказал он. - Куда путь держишь?
    - За холмы, в город, - ответила девушка.
    - Ты,  верно,  спешишь? Так шла бы по дороге. А то ведь я не всякого вдоль
реки пропущу. Сперва присесть придется да песенку повеселее спеть...
    - Отчего  ж  не  спеть?  С удовольствием! - и, присев на берегу у камышей,
Кейт спела песню.
    - Спасибо, - сказал Речной Король. - А теперь послушай меня.
    И он принялся петь для нее песню за песней. И перепел все до единой только
к вечеру. Тогда он поцеловал Кейт и сказал:
    - За каждую спетую песню услышишь ты пятьдесят новых.
    И девушка отправилась дальше, к далеким лесам на склонах холмов. Там, едва
войдя в лес, она повстречала Плясуна.
    - С добрым утром, Кейт, - сказал он. - Куда путь держишь?
    - Иду за холмы, в город, - ответила Кейт.
    - Хочешь  дойти  к  утру  -  иди по дороге, - сказал Плясун. - Я через лес
только тех пропускаю, кто сплясать для меня не откажется.
    - Зачем  же  отказываться?  Спляшу!  -  И  Кейт  станцевала легко и ловко,
стараясь угодить Плясуну.
    - Ну, спасибо! - сказал он. - А теперь гляди!
    И  он  пустился в пляс. Взошла луна - а он все плясал, луна закатилась - а
он все плясал. Лишь к утру остановился, поцеловал Кейт на прощание и сказал:
    - Разок попляшешь - все для тебя с радостью спляшут!
    Пришла  Кейт в город. Там, на самой окраине, ее взяла в служанки мисс Дрю.
Хозяйка запирала домишко на закате и не пускала девушку ни на луг, ни к речке,
ни в лес.
    Но  годы шли, Кейт совсем повзрослела, вышла замуж, появились у нее дети и
даже  своя  маленькая  служанка.  Вечерами,  когда  вся  работа  по  дому была
справлена, Кейт отворяла дверь и говорила:
    - Бегите,  детки, бегите на лужок, бегите к речке, бегите в лес. Вдруг вам
посчастливится и вы повстречаете Травницу, или Речного Короля, или Плясуна.
    И дети со служанкой выбегали из дома...
    А  потом возвращались - с веселыми песнями, с удалыми танцами и с охапками
луговых цветов. И Кейт поджидала их на пороге.




Элинор Фарджон

                             Безымянный цветок


    Как-то  раз  крестьянская  дочка  Кристи  отправилась  на лужайку, которая
зеленела  позади  матушкиного  огорода,  и  сорвала  там цветок. Случилось это
давным-давно,  но  все  же на людской памяти: то есть не сегодня и не в первый
день творения, а как раз посередине.
    Кристи  очень  обрадовалась  цветку - он в самом деле был очень красив - и
побежала к матушке поделиться своей радостью.
    - Мама! Гляди, какой я цветок нашла!
    Матушка  поливала  клумбу  с  гвоздиками.  Но,  услыхав  дочкин голос, она
поставила  кувшин  и  поспешила  навстречу.  Времени на ребенка она никогда не
жалела.
    - Какой красивый! - воскликнула матушка, взяв цветок в руки.
    - Я его на лужайке нашла! А как он называется? - спросила Кристи.
    - Ну как же! Это... это... Ой, а я и не знаю! Спроси лучше отца.
    Отец в это время чинил изгородь. Подбежав к нему, Кристи протянула цветок.
    - Пап, как он называется?
    - Дай-ка взглянуть...
    И отец отложил молоток. Он рассматривал цветок со всех сторон, внимательно
и долго, а потом почесал в затылке.
    - Ну  и  ну!  Забыл!  А  может, и вовсе не знал. Знаешь, я сегодня пойду к
леснику за кротоловками. Он, верно, про цветок скажет, он про них все знает.
    Обсудив с лесником свое дело, крестьянин показал ему цветок.
    - Как он называется?
    Лесник поглядел, понюхал, подумал. И в конце концов произнес:
    - Я  таких никогда не видел - ни в лесу, ни в поле, ни в суши, ни в хляби.
Не  знаю  я  его  имени.  Но  ты  мне  его отдай: я пойду сегодня на помещичью
усадьбу,  так  заодно  спрошу  у секретаря. Он малый смекалистый, и книгочей к
тому же - недаром очки носит.
    Секретарь  знал о цветах все. Или почти все. Во всяком случае, он прочитал
о  цветах  все  книги  со всего света, потому что они были собраны в хозяйской
библиотеке. И едва лесник произнес:
    - У  меня  тут  цветок  есть,  не знаю, как называется, - секретарь тут же
ответил:
    - Показывай, я тебе мигом скажу.
    Но, взглянув на цветок, понял, что поторопился.
    - Удивительно!  -  воскликнул  секретарь.  -  Я знаю все цветы - и научные
названия, и просторечные. Но этот мне незнаком. Оставь его здесь, я постараюсь
выяснить.
    Секретарь  засушил цветок между страницами огромного фолианта. И целый год
расспрашивал о цветке мудрейших ученых со всех концов королевства.
    Вскоре  даже заморские мудрецы принялись ломать головы: как же он все-таки
называется?
    И вот, спустя год, секретарь пришел к леснику и сказал:
    - У твоего цветка нет никакого имени.
    - У  какого  цветка? - Лесник к тому времени уже позабыл, о чем идет речь.
Секретарь, однако, продолжал:
    - Мудрецы  со  всего  света порешили так: раз Адам дал имена всем цветам и
травам,  а этот цветок остался безымянным, значит, Господь сотворил его позже.
Раз  Адам  не дал ему имени, значит, имени у него нету. Раз у него нет имени -
его надо уничтожить. Нельзя же жить без имени! Так порешили мудрецы, и так они
и сделали.
    - Твоя правда, - отозвался лесник. - Без имени жить нельзя.
    И, повстречав крестьянина, лесник сообщил ему:
    - У твоего цветка имени вовсе не было.
    - У какого цветка? - Крестьянин давно позабыл эту историю.
    Но  лесник  разъяснил  ему  суть  дела  и  добавил,  что  мудрецы порешили
уничтожить безымянный цветок.
    - Что  в  мире  ни  делается  - все к лучшему, - вздохнул крестьянин, а за
ужином сказал дочке:
    - У твоего цветка так-таки не было имени.
    - Но где он? - спросила Кристи.
    - Мудрецы его уничтожили.
    На  том  разговор  и  окончился. И все позабыли о прекрасном цветке. Все -
кроме Кристи.
    Всю жизнь, до самой старости, Кристи вспоминала:
    - Я в детстве раз нашла очень, очень красивый цветок.
    А  когда  люди  спрашивали, как называется ее цветок, Кристи, улыбнувшись,
отвечала:
    - У него не было имени, но Господь знает, что творит.