втра.
    - Но куда, Гризельда? - сказала миссис Гринтоп с некоторым колебанием.
    - В наш домик.
    - Видишь  ли, Гризельда, мистер Гринтоп думает теперь продать домик, когда
миссис  К„фью  так  хорошо  устроена и за ней такой хороший уход, и - ну ведь,
правда, девочка, ты такая маленькая и так много на себя взвалила.
    - Гриззель  плачет, - сообщила наблюдательная Мейбл, - Гриззель, почему ты
плачешь?
    - Помолчи,  Мейбл,  и  не  трогай  ее.  Гриззель  останется  у нас и будет
нянюшкой  Малыша,  а  вы,  дети,  все  будете любить ее, а потом мы все вместе
поедем на море на целых шесть недель. Подумай об этом, Гризельда!
    - Гриззель, - потянула ее за руку Конни, - у нас сегодня кекс к чаю.
    Гризельда  отвернулась  и проглотила тугой комок в горле. Не годится детям
показывать  горести  жизни, она это знала. Те, кто отвечают за детей, в ответе
за  то, чтобы они были веселыми и счастливыми. Но даже в самые плохие минуты в
больнице  ей  не  было  так  тяжело, как сейчас. Кекс и море ничего для нее не
значили.
    Миссис  Гринтоп сдержала свое слово, и на следующий день Гризельду отвезли
к  Прабабушке  К„фью  в  ее  новые апартаменты в Приюте для престарелых - в ее
новый дом, куда более старый, чем даже она сама. Много раз Гризельда проходила
под  древней  аркой  в  квадратный  садик,  замкнутый стенами жилищ стариков и
старушек,  что сидели, греясь на солнышке, у своих последних в жизни дверей. В
этом  садике,  залитом  солнцем,  было  покойно и красиво. В каждом ромбе окна
стоял  свой  горшок  с  геранью,  или  с  петунией, или с настурцией, в каждую
открытую  дверь  виднелся  потрескивающий  камин и заварной чайник на каминном
выступе, у каждого старичка была своя трубочка, а у каждой старушки - фунтик с
понюшкой  табаку.  Садик  в  центре  двора был разбит на маленькие делянки для
каждой пансионерки и для каждого пансионера. Молодой садовник полол сорняки на
дорожках  и  подравнивал  бордюры,  а  каждый  старичок и каждая старушка сами
копались  в  своих  палисадничках. А тем, у кого были родные, дочери и сыновья
помогали  украсить  делянку  и возделать ее. Идя за миссис Гринтоп по дорожке,
Гризельда  уже  думала,  какой  из  палисадничков  отведен ее бабуле, и решала
посадить  несколько  стеблей  горошка  и  кустик черной смородины на первые же
сбереженные пенни.
    Один-другой  посетитель прогуливались вокруг, останавливаясь перемолвиться
словом  с наиболее интересным на вид пансионером. Приятного вида дама и умного
вида джентльмен остановились у двери Эмили Дин, которая сетовала вслух.
    Эмили Дин, в свои сто один год, долго была предметом гордости в знаменитом
старом Приюте.
    - Не  верьте  ей,  -  тараторила  старая Эмили, глотая половину букв, - не
верьте  ни единому слову. Ей девяносто девять, и ни днем больше. Вы на зубы ее
посмотрели? У нее их шесть, а у меня только два. И это она-то старше меня? Нет
уж, сэр, нет уж, мэм. Шесть у нее, и два у меня. Все ясно, как божий день!
    - Доброе утро, Эмили. Что за беда приключилась? - спросила миссис Гринтоп.
    - Доброго  утра и вам, мэм. Старая миссис К„фью, в ней вся беда. Это ей-то
сто  десять  лет?  Девяносто  девять, и ни днем больше. Здравствуй, Гриззи, ты
пришла забрать свою бабку домой? Чем скорее - тем лучше.
    Гризельда тоже так думала, но миссис Гринтоп лишь улыбнулась:
    - Нет,  Эмили, Гризельда просто пришла проведать свою бабулю и посмотреть,
как  ей  здесь  хорошо. - Потом она повернулась к даме и джентльмену, которых,
как видно, знала:
    - Ну, Маргарет, ну, профессор, а вы уже видели миссис К„фью?
    - Замечательная старушенция! - сказал профессор.
    - А что я вам говорила!
    - Девяносто девять, и ни днем больше, - прошамкала Эмили.
    Приятного вида дама по имени Маргарет ласково посмотрела на Гризельду:
    - А  это ее маленькая правнучка, которая была больна? Миссис К„фью вс„ нам
про  нее  рассказала  и  про  то,  как  она  хорошо  поет.  Как ты теперь себя
чувствуешь, моя милая?
    Гризельда присела перед ней:
    - Хорошо, благодарю вас, мэм.
    - А ты споешь нам, Гризельда?
    - Да,  мэм,  -  шепнула  Гризельда застенчиво, ведь на самом деле она пела
лишь для своей бабули и для Малыша Ричарда.
    - Как-нибудь  в другой раз, - добавила миссис Гринтоп, к вящему облегчению
Гризельды.  - А сейчас нам надо идти к ее прабабушке. Они ведь не виделись три
месяца.  Не  забудьте,  мы  ждем вас к обеду, Маргарет. Если придете пораньше,
увидите, как мы купаем Ричарда.
    Потом  они пошли дальше по солнечной дорожке и остановились на углу, и там
в своем собственном старом кресле-качалочке дремала у камина Прабабушка К„фью.
Больше Гризельда сдерживаться не могла. Она бросилась к ней и крепко обхватила
свою бабулю руками, и миссис К„фью открыла глаза и сказала:
    - Здравствуй,  Гриззи,  вернулась,  наконец?  Что  тебе  наделали с твоими
волосами?
    - Их остригли, бабуля, когда я болела.
    - Мне  так не нравится, - сказала старая дама. - Что это они тебя остригли
и меня не спросили. Сейчас мы пойдем домой?
    - Ох, бабуля, - прошептала Гризельда.
    Миссис Гринтоп опять пришла ей на помощь.
    - Не  сейчас,  миссис  К„фью.  А  сейчас вы должны показать Гризельде, как
хорошо  и  удобно вам здесь живется. Взгляни, Гризельда, твоя прабабушка здесь
ну  совсем  как  дома.  И книги ее, и чайник, и даже цветы на окне - из вашего
сада.
    - И  Белла,  -  воскликнула Гризельда, увидев свою куклу, выглядывающую из
складок прабабушкиной шали.
    - Да, вы заботились о Белле вместо Гризельды, не правда ли, миссис К„фью?
    - Белла себя хорошо вела, бабуля?
    - Когда как, - сказала старая дама.
    - Я принесла тебе мятные леденцы, бабуля.
    Гризельда вложила бумажный пакетик в маленькую худую ручку, которая тотчас
спряталась  под  теплой  шалью.  Вдруг глаза Прабабушки К„фью сверкнули, и все
личико сморщилось в ее лукавой милой улыбке.
    - Ох уж эта Эмили Дин, - прыснула она.
    - А что Эмили Дин, бабуля?
    - Ревнует.  Она была до меня самой старой. А теперь нет. Ей ведь только за
сто  перевалило,  мошеннице.  Ну  да ладно. Пусть будет по ее завтра, когда ты
возьмешь меня домой.
    - Ох, бабуля, - прошептала Гризельда.
    - Утром  я  буду  готова,  -  сказала Прабабушка К„фью, и вдруг, как малый
ребенок или малый котенок, она уснула.
    - Идем  же,  Гризельда,  -  ласково  сказала миссис Гринтоп. - Я думаю, ты
захочешь взять Беллу с собой, не так ли?
    - Нет,мэм,  -  сказала  Гризельда.  -  Я оставлю Беллу бабуле. У меня есть
Малыш.
    Она  вышла следом за миссис Гринтоп и шла за ней по дорожке, отворачиваясь
и пряча лицо в тени капора всю дорогу.
    Весь  день  Гризельда занималась Малышом Ричардом, и никто не вмешивался в
ее  занятия. Миссис Гринтоп настолько хорошо понимала, что она переживает, что
даже заговорила об этом со своим мужем, когда они переодевались к обеду.
    - Так ты думаешь, Джон, это невозможно?
    - Оставим  это,  дорогая,  -  сказал сквайр. - Скоро они с этим свыкнутся,
старушке с каждым днем будет требоваться ухода все больше и больше. Ребенок не
сможет  зарабатывать и платить нам ренту и одновременно ухаживать за бабушкой.
Кроме  того,  я  не  хочу  больше сдавать коттедж, я хочу его продать и на эти
деньги  отремонтировать  ограду,  сменить  крышу, а на оставшиеся купить новый
амбар.  Фермер  Лоусон  предлагал мне за него тридцать фунтов, но я думаю, что
его  можно продать и за тридцать пять. Во всяком случае, ремонтировать коттедж
не имеет смысла, нужно его продать.
    - Ш-ш,  тише,  -  сказала  миссис  Гринтоп, поскольку мимо двери проходила
Гризельда, неся купать Ричарда, и тихонько ворковала с ним.
    - Ты  у меня такая добрая, - сказал мистер Гринтоп и нежно ущипнул жену за
ушко.  -  А  теперь  оставим  пустяки, потому что, если я не ошибаюсь, в дверь
звонят.
    Это  приехали гости, и после того, как расцеловались, первое, что Маргарет
сказала миссис Гринтоп:
    - Можно я посмотрю на Ричарда?
    - Его как раз купают, - сказала миссис Гринтоп.
    - Какое  счастье, - воскликнула Маргарет и без лишних слов побежала наверх
в детскую.
    Миссис  Гринтоп  побежала  за  ней,  чтобы  посмотреть, как будет смотреть
Маргарет на ее безупречного малыша, и крикнула профессору через плечо:
    - А вы не хотите взглянуть, Джеймс?
    - Конечно же, не хочет, дорогая, - сказал мистер Гринтоп с нетерпением.
    Но профессор покладисто сказал:
    - Конечно же, хочу! - и оба джентльмена пошли наверх за дамами.
    Но  у  дверей  детской  они  застали миссис Гринтоп, которая держала дверь
настежь  и  прижимала  палец к губам, поскольку над воркотней Малыша Ричарда и
плеском воды в ванночке звенел чистый, как серебро, голосок Гризельды К„фью:

    Баю, баю, бай,
    Я качаю свою детку,
    Я качаю свою детку,
    Баю, баю, бай.

    - О, это абсолютно прелестно! - шепнула Маргарет.
    Но  профессор  вдруг  быстро  протиснулся в дверь и, ринувшись к ванночке,
спросил у Гризельды:
    - Что  это  за  песня, дитя? Откуда взялась эта мелодия? Ты знаешь, что ты
поешь?
    Гризельда испуганно подняла глаза и вся покраснела, а вытащив брыкавшегося
Малыша из воды, сказала:
    - Да,  сэр, это то, что я пою, когда укладываю спать свою бабулю. Не пищи,
зайчик,  будь  хорошей деткой. Вот послушай: "Я качаю свою детку, я качаю свою
детку",  - опять запела Гризельда, покачивая закутанного в полотенце Ричарда у
себя на коленке.
    - Кто тебя научил этой песне? - допытывался профессор.
    - Да в чем дело, Джим? - спросила Маргарет.
    - Помолчи,  Пегги, - сказал профессор. - Кто научил тебя словам и мелодии,
Гризельда?
    - Никто не учил, сэр. Бабуля когда-то ее пела моему дедушке, а потом моему
папе, а потом мне, а теперь я сама ее пою бабуле и Малышу.
    - А кто ее пел твоей бабуле?
    - Ее бабуля.
    - А кто ее пел бабуле твоей бабули?
    - Оставь  эти  глупости,  Джим,  -  засмеялась  Маргарет. - Откуда ребенку
знать? Ты так можешь дойти до царствования Вильяма и Мэри.
    - Я  и  дальше  дойду,  если  понадобится, - сказал профессор. - А теперь,
Гризельда - Гризельда, Боже, твоя прабабушка называла тебя Гриззель?
    - Гриззи, сэр.
    - Отлично, сойдет и Гриззи. Скажи, а как зовут твою бабушку?
    - Мою  бабулю  зовут  Гризельда,  и  ее  бабушку  звали  Гризельда. Мы все
Гризельды, из-за этой песни. Она называется "Песня Гриззель", сэр.
    - Да, я знаю, - сказал профессор, весьма всех удивив.
    - И  это наша песня, - сказала Гризельда, осторожно промокая все складочки
у Ричарда.
    - Прелесть ты моя, - сказала Маргарет, наклоняясь его поцеловать.
    - Не  перебивай,  Пегги,  -  сказал  профессор.  -  Что  ты имеешь в виду,
Гризельда, "наша песня" - твоя песня?
    - Она  была написана для нас, - ответила Гризельда. - Для одной из нас, из
Гризельд, много лет тому назад, но я не знаю, для какой именно.
    - А ты знаешь, кто написал ее?
    - Мистер Деккер, сэр!
    - Именно! - торжествующе сказал профессор.
    - Из-за чего ты так разволновался, Джеймс? - спросила Маргарет.
    - Замолчи же, Пегги. Послушай, Гризельда, как ты узнала, что мистер Деккер
написал эту песню, да еще для "одной из вас"?
    - Потому что это есть в книге, сэр.
    - В какой книге?
    - В  бабулиной.  Ну,  в  той,  где  плохое  правописание  и  печать  такая
диковинная.
    - А,   печатная   книга,   -  в  голосе  профессора  прозвучало  некоторое
разочарование.
    - Да,  сэр.  Но песня написана от руки, на обратной стороне обложки, а под
ней приписано "Моей детке Гриззель. Т.Деккер", и день, и месяц, и год.
    - А какой месяц, какой год?
    - Октябрь одиннадцатого дня, одна тысяча шестьсот третьего года, - сказала
Гризельда.
    - Эврика, - провозгласил профессор.
    - Никак ты с ума сошел, Джеймс? - вопросила Маргарет.
    Но профессор уже задавал новый вопрос:
    - А где эта книга сейчас?
    - Думаю, Белла сидит на ней, сэр.
    - Белла?
    - Моя кукла, сэр. Книга хорошая для нее подпорка.
    - А где же Белла? - спросил профессор, обегая глазами комнату.
    - Я оставила ее у бабули в Приюте, сэр, чтобы ей не было скучно.
    - Ага, так ты уступила свою детку другому, не так ли. Терпеливая Гриззель?
Завтра мы вместе пойдем в Приют навещать твою бабулю.
    У  Гризельды  разгорелись  глаза;  тем  временем она застегивала пижамку с
пушистым начесом на Ричарде, но сказала она лишь:
    - "Терпеливая Гриззель" - так называется книга, сэр.
    - Да, я знаю, - сказал профессор, - я знаю.
    На  следующий  день  профессор заехал за Гризельдой и повез ее в Приют для
престарелых.  Он  приехал  раньше  того,  как Ричард справился со своей первой
бутылочкой молока, и миссис Гринтоп заметила:
    - О, ты ранняя пташка, Джеймс.
    На что профессор ответил:
    - Кто рано встает, тому Бог дает.
    Они застали Прабабушку К„фью еще в" постели, сидящей в подушках, около нее
была  Белла,  подсматривавшая  из-под лоскутного одеяла. Прабабушка с живостью
взглянула на Гризельду и сразу сказала:
    - Что, Гриззи, идем домой?
    - Этот джентльмен хочет взглянуть на твою книгу, бабуля.
    - А вот она, на окне, пусть глядит, если хочет.
    Профессор  взял  старую  книгу  в  кожаном  переплете,  бережно открыл ее:
сначала он посмотрел на титульную страницу, потом на обратную сторону обложки.
И  оба  раза  кивнул  головой,  как  будто чем-то довольный, а потом присел на
постель Прабабушки К„фью, точь-в-точь как доктор, и сказал:
    - Расскажите  мне  об  этой  книге, миссис К„фью. Вы что-нибудь помните из
того, что вам о ней говорили?
    - Помню  ли  я?  - негодующе вскричала Прабабушка К„фью. - Конечно, помню!
То, что мне рассказывала моя бабушка про то, что ей рассказывала ее бабушка, я
помню так, будто это было вчера. За кого вы меня принимаете? За старую калошу,
вроде Эмили Дин, у которой мозги, как решето?
    - Ну,  конечно,  нет,  миссис  К„фью.  Расскажите  мне  в точности, что вы
помните,- попросил профессор.
    Глаза  у  Прабабушки  К„фью загорелись как никогда, стоило им обратиться в
прошлое.
    - Моя  бабушка,  -  сказала  она,  заговорив  так внятно, как Гризельда не
слышала  чтобы  она  говорила  раньше, - родилась, когда на троне сидел король
Вильям  Оранжский,  благослови  его Бог, а е„ бабушке было тогда девяносто три
года, хотя она прожила не больше ста четырех, бедняжка, но одиннадцать лет она
пела  бабушке  эту  песню,  которая  в  книге,  которую  сочинил  для  нее  ее
собственный папа, когда она родилась, и напечатал в книге, и написал от руки.
    - Мистер Томас Деккер, - сказал профессор.
    - Именно так его звали, сэр.
    - Это был ваш пра-пра-пра-прадедушка?
    - Смею сказать, сэр.
    - Он был знаменитым человеком, миссис К„фью.
    - Не удивляюсь, сэр.
    - А как звали бабушку вашей бабушки, миссис К„фью?
    - Гризельдой, сэр.
    - А как вас зовут, миссис К„фью?
    - Гризельдой, сэр.
    - И эту девчушку тоже зовут Гризельдой?
    - А  то  как  же,  сэр.  Бог ты мой, - прыснула Прабабушка К„фью - столько
вопросов про то же самое имя.
    - Миссис К„фью, я хочу вам сказать, что этой книге большая цена. И я хотел
бы купить ее у вас.
    Прабабушка  К„фью  взглянула  на  него  и улыбнулась своей милой, лукавой,
жадной улыбкой.
    - Большая цена? Десять шиллингов?
    Профессор заколебался:
    - Гораздо больше, миссис К„фью.
    Неожиданно Гризельда собралась с мужеством заговорить:
    - Как вы думаете, она стоит тридцать пять фунтов, сэр?
    Профессор опять заколебался, а потом сказал:
    - Я думаю, она вполне стоит пятьдесят фунтов, Гризельда. Во всяком случае,
я  могу  заплатить  пятьдесят  фунтов  твоей  бабушке, если она захочет ее мне
продать.
    - О, - выдохнула Гризельда, - спасибо, сэр!
    - За что ты благодаришь джентльмена, Гриззи? - спросила Прабабушка К„фью с
едкостью. - Это моя книга, а не твоя.
    - Да, да, бабуля, - беспокойно согласилась Гризельда.
    - И я ее ему не продам... - упрямо продолжала старая дама.
    - Бабуля, о...
    - ...меньше, чем за десять шиллингов, - закончила Прабабушка К„фью.
    Профессор засмеялся, а Гризельда чуть не заплакала от радости.
    - Ну,  Гриззи, довольно всякой чепухи, - сказала миссис К„фью. - Почему ты
не поднимешь и не оденешь меня? Что сделалось с твоими волосами, детка?
    - Меня остригли, когда я была в больнице.
    - А ты была в больнице?
    - Да, бабуля, разве ты не помнишь?
    Прабабушка К„фью тоскливо уставилась на короткие волосы Гризельды.
    - Мне  так  не  нравится, - сказала она наконец. - Не надо было делать без
моего разрешения.
    Вдруг она совсем сникла:
    - Одень меня, Гриззи. Я хочу домой.
    - Сегодня  вечером,  прямо сегодня вечером, бабуля, - пообещала Гризельда.
Она   сунула  "Терпеливую  Гриззель",  написанную  Томасом  Деккером,  в  руки
профессору  и  бросилась  бежать  со всех ног. В кабинет сквайра ввалилась без
стука совершенно запыхавшаяся Гризельда и крикнула:
    - Прошу  вас,  сэр,  прошу,  фермер Лоусон дает вам тридцать фунтов за наш
домик, а мы вам заплатим тридцать пять, мы вам заплатим пятьдесят...
    Вот  почти  и вся история. Вскоре вслед за Гризельдой приехал профессор, и
вс„  разъяснилось.  А  когда  мистер  Гринтоп  поверил,  что  Прабабушка К„фью
действительно  обладает  целым  состоянием  в  пятьдесят  фунтов,  и  когда он
услышал,  как Гризельда, разом смеясь и плача, умоляет его привезти прабабушку
домой,  обещая всю жизнь нянчить Малыша Ричарда, когда станет больше не нужной
своей бабуле - мистер Гринтоп тут же сдался и сказал:
    - Ну  ладно,  Гризельда,  я  согласен,  вы получите домик за тридцать пять
фунтов,  а пятнадцать я вложу в какое-нибудь дело и буду вам давать понемногу,
когда вам понадобится.
    В  тот же самый вечер Гризельда съездила в Приют в коляске миссис Гринтоп,
за ней следовала еще и подвода. В коляску она усадила Прабабушку К„фью, вместе
с  ее  Библией,  ее  шалью,  ее  чайником, ее лоскутным одеялом, и Беллу, а на
подводу  пристроила  ее  кресло-качалку,  ее  часы  и  ее маленький деревянный
сундучок  с  одеждой;  и  тронулись  они  обратно  к  самому последнему дому в
Переулке, где уже горел в камине огонь и была постлана свежая постель. Курочки
кудахтали,  пчелы  гудели, розы все распустились, и вот первое, что Прабабушка
К„фью сказала:
    - Если  ты меня посадишь у кустов смородины, Гриззи, я буду отгонять птиц,
пока ты заваришь чай.
    Поздно  вечером,  когда  счастливая  Гризельда  укладывала  свою бабушку в
постель, она отмывала ее иссохшие пальцы от красных пятнышек и говорила:
    - А теперь ты выпьешь лекарство.
    - Нет, Гриззи, не буду, лекарство горькое.
    - Будешь-будешь, бабуля. А потом я тебе дам конфетку.
    - А две конфетки дашь? - спрашивала бабушка. - А сказку расскажешь?
    - Расскажу.  Я  расскажу  тебе  сказку  про  великаншу, у которой было три
головы и которая жила в медном замке.
    - Эта  мне  нравится.  Сдается  мне, старая Эмили Дин сегодня счастливицей
будет.
    - Ну, бабуля, выпей лекарство.
    - А Белла уже пила?
    - Пила  и  даже не поморщилась. А вот твоя конфетка, а вот еще одна. Дай я
подоткну  тебе  одеяло.  А  теперь  лежи  тихо  и  слушай.  Однажды  жила-была
великанша.
    - Ага, - сказала Прабабушка К„фью.
    - И было у нее ТРИ ГОЛОВЫ!
    - Ага!
    - И жила она В МЕДНОМ ЗАМКЕ!
    - Ага, - и Прабабушка К„фью закрыла глаза.
    - Баю,  баю,  бай,  -  пела  счастливая Гризельда. - Я качаю свою детку! Я
качаю свою детку!




Элинор Фарджон

                             Западный лес


    I
    Я знаю, ты нежнее,
    Чем травка на лугу,
    И, как звезда, ты светишь
    Попавшему в пургу.

    Тоскую я о травке,
    Мечтаю о звезде,
    А кто ты, я не знаю,
    Тебя ищу везде.

    Как  только  молодой король дописал последнее слово в своем стихотворении,
горничная Селина постучала в дверь.
    - В чем дело, Селина? - нетерпеливо отозвал