алину Никитичну.
   Варя побежала в Высоково.
   Неожиданно ребята заметили Никиту Кузьмича.  Он  поднимался по склону
холма к школе.
   - Гляди,  кто  пожаловал,  -  шепнул приятелям Костя.  -  Сам  Никита
Кузьмич! Догадываетесь, зачем пришел?
   - Еще бы... - ухмыльнулся Паша. - Птенчика выручать.
   - Тогда обождем... Узнаем, чем разговор кончится, - предложил Костя.
   Ребята присели около школьного крыльця. Когда Кораблев подошел ближе,
Костя вскочил и бойко крикнул:
   - Здравствуйте, Никита Кузьмич!
   "Здравствуйте" и  "добрый  день"  полетели со  всех  сторон.  Девочки
произносили приветствия ласковыми голосами,  а мальчики срывали с головы
фуражки,  раскланивались и  почтительно  расступались,  точно  встречали
самого желанного гостя.
   Подозрительно  покосившись  на  школьников  и  сдержанно  ответив  на
приветствия, Никита Кузьмич взошел на крыльцо.
   Все заулыбались.
   - Видали,  какие сдвиги у Кораблева?  Здороваться стал!  -  засмеялся
Костя.
   Уже не первый год учителя высоковской школы добивались, чтобы ученики
были вежливы и  почтительны к  взрослым,  первыми приветствовали их  при
встрече,  привыкали говорить "спасибо" и  "пожалуйста".  Учителя не  раз
вели  об  этом беседы с  родителями,  убеждая их,  чтобы они  следили за
детьми и сами подавали хороший пример.
   Однажды Костя при встрече поздоровался с Никитой Кузьмичом.  Кораблев
ему не ответил.
   Разобиженный Костя  прибежал к  Федору Семеновичу и  сказал,  что  не
станет больше здороваться с Кораблевым.  Пожаловались на Никиту Кузьмича
и другие ученики.
   Учитель успокоил ребят,  посоветовал им от своего не отступать и  при
встрече с Кораблевым обязательно здороваться, да погромче.
   А  на  очередном колхозном собрании  Федор  Семенович рассказал,  как
школа приучает детей к вежливости:
   - Ребятишки что саженцы молодые. Мы их тут выхаживаем, бережем. И без
вас нам никак не  обойтись.  А  вы порой пройдете мимо,  да и  придавите
сеянец  сапогом...  -  И  он  напомнил  Кораблеву про  случай  с  Костей
Ручьевым.
   Никита  Кузьмич  буркнул,   что  все  это  пустой  разговор,   но  на
приветствия детей после этого стал отвечать более аккуратно.
   ...В  учительской  Ваня  Воробьев  рассказывал  Федору  Семеновичу  о
заседании комитета,  а  Митя  Епифанцев все  пытался  подсунуть какую-то
тетрадку:
   - Федор  Семенович,   вы   протокол  посмотрите.   Все   высказывания
записаны... почти слово в слово.
   - Хорошо,  хорошо...  - Учитель отодвинул тетрадку. - Это потом... Вы
мне своими словами обо всем расскажите.
   В учительскую вошел Никита Кузьмич.
   Федор Семенович поднялся ему навстречу и протянул руку:
   - Очень рад, что зашли. Не частый вы у нас гость в школе.
   - Дело привело.  -  Кораблев покосился на школьников: - Мне бы, Федор
Семенович, с глазу на глаз поговорить с вами, без свидетелей.
   - Можно и так, - согласился учитель. - Только я попрошу вас послушать
и ребят... Заканчивай, Ваня!
   Воробьев,  беспокойно ероша волосы,  продолжал рассказ.  Он  вспомнил
все,  что  говорилось  о  Вите  на  заседании  комитета,  вспомнил,  как
школьники были возмущены его поведением.
   - А  вы уверены,  что правильно поступили с товарищем?  -  неожиданно
спросил учитель. - Вполне уверены?
   Ваня переглянулся с членами комитета.
   - Уверены,  Федор Семенович,  - негромко сказал он. - Мы от своего не
отступимся.
   - И воздерживаться мы не век будем,  -  поднялся Митя. - Пусть Виктор
подумает... пусть докажет. Мы его в комсомол сами тогда позовем.
   - Ну хорошо,  ребята! Теперь идите, - отпустил Федор Семенович членов
комитета.
   Плотно прикрыв за  ними дверь,  он  взял из угла стул и  сел напротив
Никиты Кузьмича.
   - А  я ведь к вам собирался,  -  заговорил учитель.  -  Как стемнеет,
думаю, так и пойду. Разговор нам с вами откладывать никак нельзя!
   Никита  Кузьмич  выжидательно молчал,  неторопливо скручивая  толстую
цигарку.
   - Товарищи не пожелали принять Витю в свою семью,  -  продолжал Федор
Семенович. - Не по душе он им пришелся. А ведь это беда, Никита Кузьмич,
большая беда!
   - Беда невелика! Дайте команду, все и поправится.
   - А вы слышали, что школьники говорили?
   - Им только волю дай, они выдумают, наплетут всякой всячины.
   - Да разве комсомольцы плохого Вите желают? - удивился учитель. - Они
же хотят,  чтобы ваш сын стал настоящим товарищем. И двери комсомола для
него не закрыты: поживет, поразмыслит, поймет самое важное, и ребята его
с радостью примут.
   - Я  словеса не  мастер плести.  Я  так скажу,  без дальних подходов:
сынка в  обиду не  дам!  И,  как он  пятерочник у  вас,  вы ему помех не
чините. Пусть ваш комсомол заново все порешит.
   - Вы   способностей  сына,   Никита  Кузьмич,   не   преувеличивайте.
Математику  он  любит,  это  верно,  а  к  другим  предметам  нередко  с
прохладцей относится...  Но  дело даже не  в  этом.  Для комсомола одних
пятерок в  табеле еще  мало.  Душа  у  человека должна быть  ясная,  ему
товарищи должны поверить...  -  Федор Семенович поднялся.  -  За то, что
Витю не приняли в  комсомол,  мы,  учителя,  тоже несем ответственность.
Значит,  недоглядели кое-чего.  Но  во  многом  и  вы,  Никита  Кузьмич,
виноваты.  Неверно вы сына воспитываете.  Я  вам не раз говорил об этом.
Белоручкой он растет у вас, себялюбцем.
   Никита Кузьмич потемнел в лице:
   - Вон  куда  целите!  Опять  Кораблев нехорош!..  Всю  жизнь вы  меня
поправляете да подсиживаете.
   - Подсиживаю?.. - Федор Семенович побледнел. - Я? Вас?..
   - Известное дело.  Вспомните-ка,  где вы  меня только не  задевали...
Чуть ли  не на каждом собрании имя мое склоняете.  А  теперь вот к  сыну
придираетесь...
   - Папа,  что ты говоришь такое?  Одумайся!  -  раздался встревоженный
голос: в дверях стояла Галина Никитична.
   Никита Кузьмич кинул на дочь сердитый взгляд, махнул рукой и вышел из
учительской.
   Учитель потянулся к графину с водой. Руки его дрожали.
   - Федор Семенович!  -  кинулась к  нему Галина Никитична.  -  Что тут
произошло?
   - Нет, нет, ничего. Пустяки. Поспорили немного... совсем пустяки... -
Учитель отставил стакан с  водой,  так и не отпив из него,  опустился на
стул и придвинул к себе папку с бумагами:  смотрите,  мол,  я уже совсем
спокоен.
   - Вам комсомольцы обо всем рассказали? - помолчав, осторожно спросила
Галина Никитична.
   - Да, я знаю...
   - Вы считаете, что я совершила большую ошибку...
   - Почему же ошибку? - перебил ее учитель.
   - Илья Васильевич говорит, что я должна была сдержать комсомольцев.
   Федор Семенович на минуту задумался.
   - Нет,  я этого не думаю,  - убежденно сказал он. - Пусть комсомольцы
на этот раз поступили с Витей слишком строго -  это ему не повредит.  Но
меня радуют их принципиальность, твердая позиция, взыскательность друг к
другу. А это очень дорого, Галя...
   Учительница облегченно перевела дыхание.
   - Ты что, переволновалась?
   - Очень!  -  призналась Галина Никитична. - Слишком уж я близко все к
сердцу приняла.
   - "Близко к сердцу"...  -  повторил Федор Семенович.  - Это не так уж
плохо.   Пожелаю  тебе  сохранить  это  качество  до  старости...  -  Он
внимательно посмотрел на девушку и указал ей на стул рядом с собой. - Ну
что, много нерешенных задачек накопилось?.. Садись, подумаем...
   Из учительской Галина Никитична вышла, когда уже начало смеркаться.
   Около крыльца сидело человек десять комсомольцев.
   - Вы почему не расходитесь? - удивилась учительница.
   Комсомольцы молча обступили ее, заглянули в лицо.
   - Галина Никитична,  он за кого, - вполголоса спросила Варя: - за нас
или за Никиту Кузьмича?
   - За нас, ребята, за нас! - улыбнулась учительница.
   Все  двинулись к  Высокову.  Даже те,  кто жил в  Локтеве и  Почаеве,
решили проводить Галину Никитичну до дому.
   Кто-то зажег электрический фонарик и светил учительнице под ноги,  то
и  дело предупреждая о  лужах и  рытвинах.  И  потому ли,  что шли такой
дружной компанией,  или  потому,  что ребята наперебой болтали о  всякой
всячине,  но дорога к дому показалась Галине Никитичне много короче, чем
обычно.

        "Глава 19"
   НА РЕКЕ ЧЕРНУШКЕ

   Ударили первые морозы.  Лужи затянуло хрупким педком, трава покрылась
сединой,  дороги и тропки стали твердыми и звонкими,  точно их вымостили
камнем.
   Сергей  Ручьев  попросил  Костю   написать  к   пуску  электростанции
несколько красочных плакатов и лозунгов.
   Но  обычные  плакаты  не  устраивали Костю,  и  он  придумал  сложную
композицию:  бетонная  красавица плотина,  водная  гладь  широкой  реки,
густая сеть проводов на  ажурных башнях,  а  на  заднем плане -  богатое
электрифицированное хозяйство колхоза.
   К работе над картиной Костя привлек Варю, Митю и Пашу.
   - Очень уж сложно все,  не справиться нам, - озадаченно заметил Паша,
когда мальчик рассказал ребятам план будущей картины.  -  Да и нет всего
этого в нашем колхозе.
   - Нет, так будет! - возразил Костя. - Надо вперед заглядывать...
   Писать картину начали на  огромном листе  фанеры.  Но  дело  ладилось
плохо.  Вода  в  реке выглядела,  как  высокий снежный сугроб;  бетонная
плотина походила на дощатый забор.
   - Мазилки мы,  а не художники! - созналась Варя. - Что ни говорите, а
без Вити нам не обойтись.
   Кораблев  между  тем  почти  не  задерживался  в  школе.  Как  только
кончались уроки, он собирал книги и спешил домой.
   Однажды Варя затащила его в  пионерскую комнату и попросила поправить
на картине плотину и воду.
   Увидев склонившихся над  картиной ребят,  мальчик Даже подался назад.
Что это? Смеются они над ним или он действительно им нужен?..
   - Вовлекаете!  -  усмехнулся Кораблев.  -  Били, били, а теперь мягко
стелете...
   - Да  нет же,  Витька!  У  нас в  самом деле ничего не получается,  -
горячо принялась уверять его Варя.
   Витя сказал, что ему некогда, надо сегодня пораньше прийти домой.
   - Будет тебе тоску наводить!  -  вспылил Костя.  -  Ну,  что было, то
было. Не век же тебе барсуком отсиживаться?
   - Ладно,  помажу я вам, - снисходительно согласился Витя. - Только за
красками домой схожу.
   Ребята ждали его полчаса,  сорок минут, пятьдесят, но Кораблев все не
возвращался.
   - Подведет, так я и знал! - сказал Митя.
   Варя растерянно мазала кистью по фанере.
   - Ладно, - поднялся Костя, - схожу я за ним.
   Он направился в Высоково.
   У моста,  в перелеске,  вился синий дымок.  Костя заглянул за кусты и
заметил небольшой костер.
   Колька с Петькой,  чумазые,  с покрасневшими от дыма глазами, пекли в
горячей золе картошку. Кто же не знает, как вкусна печеная картошка!..
   Около них сидел Витя Кораблев и подбрасывал в костер ..валежник.
   - Картошки желаешь?  -  предложил Колька  брату,  вытаскивая из  золы
обуглившиеся, черные клубни. - С пылу-жару... Объедение!
   Костя, не удостоив брата ответом, сердито посмотрел на Витю:
   - Неделю  за  красками  ходить  будешь?..  Эх  ты,  человек!  Просили
помочь... Рука у тебя отсохнет или что?
   Витя долго дул на картофелину, перебрасывая ее с ладони на ладонь.
   - Рука не отсохнет, а рисовать для вас не желаю... Раздумал.
   - Так не для нас... для дела нужно.
   - Все равно. Хватит с меня! Порисую в другом месте.
   - В каком другом?
   - Найдется такое...  На  высоковской школе  свет  клином не  сошелся.
Возьму и переведусь в районный центр. Знаешь, какая там десятилетка?
   - А  чем тебе в Высокове плохо?  -  не поверил Костя.  -  Такую школу
поискать!
   - Хорошо,  вот  как  доволен...  по  самое некуда!..  -  Витя черкнул
пальцем по  горлу.  -  Директор заранее все  расписал:  кого принимать в
комсомол, кого нет. И натравил на меня сестру да Варьку Балашову, а вы и
уши развесили...
   - Погоди,  погоди!  -  опешил Костя.  - Зачем же учителю натравливать
нас?
   - А затем...  - Витя оглянулся и, будто решив доверить тайну, шепнул:
- Он с моим отцом личные счеты сводит.  Всю жизнь его подсиживает. Вот и
мне перепало...
   У  Кости потемнело в  глазах...  Учитель -  и личные счеты!  Учитель,
который был для ребят примером во всем!..  У  него они учились жить,  по
нему  проверяли каждый  свой  шаг,  каждый поступок,  старались во  всем
подражать Федору Семеновичу.  Учитель всегда был с  ними:  в  школе,  на
улице,  и  даже на  расстоянии они чувствовали его близость...  И  вдруг
оказывается,   что  в  душе  этого  человека  гнездится  что-то  мелкое,
подленькое и Федор Семенович способен кого-то подсиживать!..
   Костя подался к Вите:
   - Скажи еще раз про учителя... Скажи!
   - Ну-ну, не напирай! Ты что думаешь: святой у нас директор, без тени,
без пятнышка?  Ходишь у него в любимчиках,  не видишь ничего. А учитель,
он такой - против него слова не скажи, не покритикуй. Любит, чтобы перед
ним  на  цыпочках все  ходили.  Кто на  собрании против школьной бригады
выступал? Отец мой! Вот директор и попомнил, свел с нами счеты...
   - Замолчи ты!.. - выкрикнул Костя и, не помня себя, кинулся на Витю.
   Сцепившись, мальчики покатились по земле. Зашуршали листья, затрещали
сучья.
   Колька,  размахивая  хворостиной,  бегал  кругом  и  кричал  истошным
голосом:
   - Расчепитесь вы... дурьи головы! Еще в костер попадете! - И, заметив
в кустах Прахова, бросился к нему навстречу. - Алешка, разними ты их!

        "Глава 20"
   ЧТО ДЕЛАТЬ?

   Про "побоище на  реке Чернушке" в  школе стало известно на  другой же
день.
   Колька с Петькой,  свидетели драки, помалкивали. Зато Прахов расписал
ее,  не  жалея красок.  Он  утверждал,  что драка была проведена по всем
правилам и оба противника понесли серьезные потери.
   В  потерях со стороны Кости никто,  впрочем,  не сомневался:  об этом
живописно  свидетельствовали многочисленные  царапины  на  его  щеках  и
распухший нос.
   Витя Кораблев в  школу не явился.  Вместо этого в  большую перемену в
учительскую вошла сторожиха и передала директору сложенный вчетверо лист
бумаги:
   - Никита  Кузьмич  просил  передать.   Сам  даже  в  школу  войти  не
пожелал...
   Федор Семенович пробежал глазами бумажку, озадаченно потер щеку.
   О  драке между Кораблевым и Ручьевым учитель узнал еще вчера вечером,
и она его изрядно встревожила.
   Любая ребячья драка доставляла учителю немало хлопот и огорчений,  но
эта  была  особенно  неприятна.   Никита  Кузьмич,  конечно,  поймет  ее
по-своему и всем будет твердить,  что его сына выживают из школы.  Федор
Семенович ждал,  что  отец  Вити вот-вот  явится в  учительскую и  будет
требовать сурового наказания Кости Ручьева.  Но то,  что директор прочел
сейчас, явилось для него полной неожиданностью.
   - Федор Семенович, - вполголоса спросила Галина Никитична, поднимаясь
с дивана, - что пишет отец? Чего он хочет?
   Федор Семенович еще раз прочел про себя заявление Никиты Кузьмича.
   - М-да...  Новости каждый день!  Никита Кузьмич требует выдать Витины
документы. Собирается перевести сына в другую школу.
   Учителя  встрепенулись.  Преподаватель географии  отложил  в  сторону
газету, посмотрел поверх очков на Галину Никитичну:
   - Вы,   вероятно,  в  курсе  дела.  Из-за  чего,  собственно,  Ручьев
схватился с вашим братом?
   - Я говорила с Витей. Он утверждает, что отказался рисовать плакат, а
Ручьев будто бы  налетел на него с  кулаками...  -  глухо сказала Галина
Никитична. - Но я, признаться, не очень верю этому...
   - А по-моему, вполне вероятно... Надо знать характер Ручьева!
   Илья Васильевич назидательно поднял палец и заговорил о том, как одно
цепляется за  другое:  сначала Витю оттолкнули от  комсомола,  настроили
против него всех ребят,  а теперь довели мальчика до того, что он должен
менять школу.
   Федор  Семенович еще  раз  перечитал заявление.  Драки были  довольно
редким явлением в школе и,  по выражению Клавдии Львовны,  давно "ушли в
область преданий".
   - Что  же  делать?   -   растерянно  обратилась  к  директору  Галина
Никитична.  - Ручьева только что приняли в комсомол, и вдруг такой срыв.
Может быть, комсомольскую группу собрать?
   - А  я  бы советовал Ручьева на педсовет вызвать.  Поговорить с  ним,
предупредить. Слишком он горяч и несдержан! - предложил Илья Васильевич.
- И  вообще,  надо решительно встать на  защиту Вити Кораблева...  Раз и
навсегда оградить его от всяких нападок.
   Федор Семенович ответил не сразу.
   Он медленно прошелся по учительской.
   Случай был не  из  легких.  Отпустить Витю Кораблева в  другую школу?
Сколько это  вызовет разговоров среди родителей;  какое нелестное мнение
составится о высоковской школе по всей округе;  какой удар будет нанесен
Галине Никитичне -  все  скажут,  что она молода,  неопытна,  не  сумела
удержать в школе даже родного брата.
   А может, и в самом деле построже наказать Костю Ручьева? Но так ли уж
он виноват?  Ведь в драке Ручьев пострадал не меньше, чем Витя Кораблев.
И кто из них больше виноват, это еще надо выяснить.
   - С педсоветом пока подождем,  - заговорил наконец Федор Семенович. -
Посмотрим,  как  ребята поведут,  себя.  Мне  кажется,  что драка эта не
совсем обычная... И за ней что-то скрывается.
   ...Весь  день  Костя не  выходил из  класса и  отсиживался на  задней
парте.  Он  все  ждал,  что  его позовут к  Федору Семеновичу или Галина
Никитична попросит его остаться после уроков.  Но к  директору почему-то
не звали, учительница к нему не подходила.
   Только Паша с Васей, поглядывая на Костю, покачивали головами, а Варя
кидала  такие  сердитые взгляды,  что  мальчик невольно закрывал ладонью
распухший нос.
   После занятий Костя долго копался в  парте и  отправился домой тогда,
когда в классе никого не осталось.
   У  моста через Чернушку он заметил Митю и  Варю.  Они стояли у самого
берега реки и продавливали ногами тонкий зеленоватый лед.
   Костя,  втянув голову в  плечи,  решил  незаметно проскользнуть через
мост.
   - Здравствуйте!  -  неожиданно обернулась к  нему Варя.  -  Отыдно со
всеми-то вместе идти? Один пробираешься... Так тебе и надо... битый нос!
   Костя остановился.
   - Молчишь?  Отвечать нечего?  -  наступала девочка.  - Комсомольского
стажа без году неделя,  а  уже отличился...  Вон сколько медалей на тебя
навешали!
   Костя вспыхнул и вновь прикрыл нос ладонью.
   - И  охота была связываться тебе с  Кораблевым!  -  с  досадой сказал
Митя.  -  Не хотел он рисовать - и шут с ним! Теперь пойдет звон на весь
белый свет: "Ручьев драку затеял".
   - На комитет потянут,  к  директору...  -  заметила Варя.  -  Строгий
выговор можешь заработать.
   - Очень свободно... - подтвердил Митя. - А то еще с предупреждением.
   - Ну и пусть строгий! - с отчаянием выкрикнул Костя. - А только я ему
все равно не позволю...
   - Опять на стенку полез! - нахмурилась Варя. - Чего ты не позволишь?
   - Не дам учителя поносить!  И  все тут!  Вы знаете,  что Кораблев про
Федора Семеновича сказал?.. "Учитель со мной личные счеты сводит..." - И
Костя торопливо передал подробности вчерашней стычки.
   - Так и сказал: "личные счеты"? - переспросила Варя.
   - А ты, значит, и навесил ему по первое число? - деловито осведомился
Митя.
   - Сам не знаю, как вышло... Кровь в голову ударила...
   - Ну и правильно!  И я бы не стерпел! - вырвалось у Мити. Но, заметив
строгий взгляд  Вари,  мальчик сконфуженно поправился:  -  Я  не  в  том
смысле... Можно, конечно, и без рук...
   - Что ж теперь делать, ребята? - озадаченно спросила Варя.
   - Вопрос ясен,  -  сказал Митя.  - Пусть Костька, как все было, так и
расскажет: и в классе, и Федору Семеновичу, и на комитете доложит. Я так
думаю: выговор ему теперь могут без предупреждения дать...
   - Учителям надо рассказать...  это так,  - согласилась Варя. - А всем
ребятам -  нельзя.  Вы понимаете, что будет? Вдруг вся школа узнает, что
Кораблев директора оскорбил?  Тут же такое поднимется!  Ребята ему этого
не простят, проходу не дадут...
   - А  пусть Витька перед Федором Семеновичем извинится:  так,  мол,  и
так,