то
означает,  что он не прибегал к разуму, чтобы противиться дао, не при-
бегал к человеческому, чтобы помогать небу. Такой человек и называется
настоящим человеком.  Сердце такого человека свободно [от чувств], по-
ведение сдержанно, его лицо [выражает] простоту"62. Иногда он холоден,
как осень, иногда тепел, как весна; радость и гнев [чередуются в нем],
так же как [чередуются] четыре времени года;  [он] приспосабливается к
вещам, и никто не знает предела его [возможностей]...
     Смерть и жизнь -- это [неизбежная] судьба.  Они так же естествен-
ны,  как  естественна постоянная [смена] ночи и дня.  Если в этом есть
нечто,  чего человек не может постичь, [то это происходит от] существа
самих вещей. Некоторые люди лишь небо считают своим отцом и любят его,
разве [не должны они] тем более [любить то,  что] возвышается над  не-
бом? Некоторые люди лишь своего правителя считают превосходящим их са-
мих и [готовы] умереть за него,  разве [не должны они] тем более [быть
готовы  умереть  за то,  что еще более] настоящее,  чем правитель"63 ?
Когда высыхают источники, рыбы, оказавшись на суше, помогают друг дру-
гу,  дышат  друг на друга влажным воздухом и увлажняют друг друга слю-
ной. И это хуже, чем [если бы они] забыли друг о друге, находясь в ре-
ках и озерах.  И точно так же хвалить Яо и порицать Цзе хуже,  чем за-
быть их обоих и раствориться в дао...
     Дао обладает  чувствами  и верностью,  оно неактивно и бесформен-
но"64.  Дао можно передать,  но нельзя взять; можно постичь, но нельзя
увидеть. Оно само для себя начало, само для себя основа. Оно существо-
вало издревле,  уже давным-давно, когда еще не было ни неба, ни земли.
Оно одухотворило духов и верховного владыку неба"65 , оно породило не-
бо и землю.  Оно опережает праначало и все же не является  высоким"66,
оно  ниже  шести  точек пространства и все же не является глубоким"67;
оно рождено раньше неба и земли и все  же  не  является  древним;  оно
старше глубокой древности и все же не является старым"68...
     Четверо -- Цзы-сы,  Цзы-юй, Цзы-ли и Цзы-лай "69, -- беседуя, по-
ведали друг другу: <Кто может считать небытие головой, жизнь -- позво-
ночником, смерть -- крестцом; кто знает, что смерть и жизнь, существо-
вание  и исчезновение -- это единое целое,  с тем мы [могли бы] подру-
житься>.  Затем все четверо посмотрели друг на друга и рассмеялись, [и
так  как]  в  своих сердцах они соглашались друг с другом,  то все они
подружились.
     Неожиданно Цзы-юй заболел,  и Цзы-сы навестил его,  чтобы осведо-
миться [о его здоровье].  [Цзы-юй] сказал:  <Это грандиозно!  Вот  как
творец  всех вещей скрутил меня судорогой!  > Кривым горбом изогнулась
его спина,  внутренности поднялись кверху, подбородок прятался в пупе,
плечи поднимались выше макушки, изогнутые позвонки шеи шишками торчали
в небо -- жизненные силы начал инь и ян [находились в нем] в беспоряд-
ке"70,  однако сердце его было спокойно и свободно от забот.  Медленно
дотащившись до колодца и посмотрев на свое отражение, [Цзы-юй] сказал:
<Ого!  Вот  как  творец всех вещей скрутил меня судорогой!  > [Услышав
это], Цзы-сы спросил: <Тебе это не нравится?> -- <Нет, почему мне [это
должно]  не  нравиться?  -- ответил [Цзы-юй].  -- Предположим,  что он
превратил бы мою левую руку в петуха, тогда я бы пользовался [ею, что-
бы  петушиным пением] отмечать ночное время"71 ;  предположим,  что он
превратил бы мою правую руку в самострел,  тогда я бы пользовался  ею,
чтобы добывать голубей на жаркое; предположим, что он превратил бы мой
крестец в колесницу"72,  а мою душу в лошадь,  тогда я бы  пользовался
ими, чтобы ездить на них, Разве [стал бы я] менять этот экипаж? К тому
же приобретение [жизни] -- временное [явление],  а ее  потеря  следует
[за  ее  приобретением];  если  довольствоваться этим временем и жить,
следуя этому, то печаль и радость не смогут проникнуть [в сердце]. Это
и есть то,  что древние называли освобождением от пут. А кто не спосо-
бен освободить себя,  того опутывают внешние вещи.  К тому же  испокон
веков  внешние вещи не могут одолеть природу,  Почему же должно мне не
нравиться это? >
     Внезапно заболел Цзы-лай. Близкий к смерти, [он лежал] тяжело ды-
ша,  а вокруг стояли его жена и дети, заливаясь слезами. Цзы-ли, кото-
рый  навестил  его,  чтобы  спросить [о здоровье],  прикрикнул на них:
<Прочь! Уйдите отсюда! Не тревожьте [его в момент этой] перемены!> За-
тем, опершись о дверь, заговорил с Цзы-лаем и сказал: <Это грандиозно!
Что же еще сделает с тобой творец перемен? Куда тебя направит? Сделает
из тебя печень крысы? А может, сделает из тебя ножку насекомого?> Уми-
рающий ответил: <Куда бы родители [ни отправили] сына -- на восток или
на запад,  на юг или на север, он должен лишь повиноваться их приказу.
А ведь начала инь и ян -- нечто большее для человека, чем отец и мать.
Если они торопят меня умереть, а я не повинуюсь, то окажусь дерзким, а
разве они в чем-нибудь виноваты? Природа снабдила меня телом, изнурила
меня  жизнью,  [дала] мне отдых старостью и успокоит смертью.  Поэтому
то,  что сделало прекрасным мою жизнь, это же сделает прекрасным и мою
смерть.  Если бы ныне великий литейщик стал плавить металл,  а металл,
вскипев,  сказал бы: <Я должен стать мечом Мо-е"73>, то великий литей-
щик непременно счел бы его зловещим металлом.  Если бы ныне тот,  кому
лишь только придается форма человека, стал кричать: <[Хочу быть] чело-
веком!  [Хочу быть] человеком!>,  то творец перемен непременно счел бы
его зловещим человеком.  Ныне стоит только принять  небо  и  землю  за
большую  плавильную печь,  а творца перемен за великого литейщика,  то
разве [найдется такое место],  куда бы нельзя было отправиться? Рожде-
ние как сон, смерть как пробуждение>"74

                ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.  <О ВЗЛАМЫВАНИИ ЛАРЦОВ>
     Чтобы уберечься от [мелких] воров,  которые взламывают ларцы, ша-
рят по мешкам и вскрывают сундуки,  считают необходимым обвязывать все
эти вещи веревками и бечевами,  ставить крепкие засовы и замки.  И мир
обычно называет это мудростью.  Однако если придет большой вор, то он,
взвалив  на  себя сундук,  подхватив ларец и положив [на плечо] мешок,
убежит со всем этим, опасаясь только, чтобы веревки и бечевы, засовы и
замки не оказались непрочными. В таком случае разве то, что прежде на-
зывали мудростью, не окажется лишь собиранием [добра] для большого во-
ра?! Поэтому попытаюсь разобраться в этом: среди тех, кого мир называ-
ет умными, есть ли такие, которые не собирают [добра] для большого во-
ра? А среди тех, кого называют совершенномудрыми, есть ли такие, кото-
рые не охраняют великих воров? Как узнать, так ли, это?
     В прежние времена в государстве Ци"75 жители  соседних  поселений
могли  видеть  друг  друга  и слышать пение петухов и лай собак друг у
друга. На пространстве в две с лишним тысячи квадратных ли ставили се-
ти и силки, обрабатывали [землю] сохами и мотыгами. В пределах четырех
границ при постройке храма предков [правителя] и алтарей духов земли и
урожая,  в  управлении  любым  уголком страны -- во всем этом разве не
соблюдались правила, [установленные] совершенномудрыми? И все-таки од-
нажды Тянь Чэн-цзы убил правителя Ци и присвоил себе его страну"76. Но
разве он украл только страну?  Вместе со страной он украл и ее священ-
ные,  мудрые правила,  и поэтому,  хотя Тянь Чэн-цзы прослыл как вор и
разбойник,  он жил в таком же покое,  как Яо и Шунь. Малые государства
не  осмеливались  его порицать,  а большие -- наказывать,  и в течение
двенадцати поколений [его потомки] владели Ци. В таком случае разве не
для  того  он  украл  государство Ци и его священные и мудрые правила,
чтобы сохранить свою воровскую и разбойничью суть"77 ?
     Попытаюсь разобраться и в этом:  среди тех, кого мир называет са-
мыми умными,  есть ли такие,  которые не собирают [добра] для большого
вора? А среди тех, кого называют совершенномудрыми, есть ли такие, ко-
торые не охраняют больших воров? Как узнать, так ли это?
     В прежние  времена  был  обезглавлен  Гуань Лун-фэн,  разрезан Би
Гань,  разорван колесницами Чан Хун и сгноен У Цзы-сюй"78. Все четверо
были  мудрыми  и  благородными  [людьми] и все же не избежали смертной
казни.
     В связи с этим сподручный разбойника Чжи"79 спросил у него: <Есть
ли и у разбойника свое дао?> -- <А разве можно найти [такое место, где
бы] не было дао? -- ответил Чжи. -- Чутьем угадать, где в доме спрята-
ны [ценности],  -- это мудрость;  войти туда первым -- это  храбрость;
выйти последним -- это чувство долга;  знать, возможно ли [нападение],
-- это умение;  разделить [добычу] поровну -- это чувство братства.  В
Поднебесной еще не было такого [человека], который смог бы стать боль-
шим разбойником,  не обладая сполна этими пятью [качествами]>.  Отсюда
видно, что, не постигнув дао совершенномудрых, нельзя стать ни хорошим
человеком,  ни действовать,  как разбойник Чжи. Однако хороших людей в
Поднебесной мало, а нехороших -- много, поэтому польза, которую мудре-
цы [приносят] Поднебесной,  невелика, а вред большой. Поэтому говорит-
ся: <Если исчезнут губы, зубам [станет] холодно>, <Плохое было вино из
Лу,  но осаде подвергся Ханьдань>"80,  <Когда рождается мудрец,  тогда
появляется и большой разбойник>. Поэтому если расправиться с совершен-
номудрыми и отпустить на волю воров и разбойников,  то  в  Поднебесной
воцарится порядок.  Ведь если высохнет река,  то опустеет и долина, по
которой она текла; если сравнять [с землей] холм, то заполнится [нахо-
дящийся  рядом] глубокий омут;  а когда вымрут совершенномудрые,  то и
большие разбойники не будут появляться. И тогда в Поднебесной воцарит-
ся спокойствие и не будет [преступных] дел. А если совершенномудрые не
вымрут,  то и большие разбойники не перестанут [появляться],  и  тогда
даже  если  удвоить число совершенномудрых для управления Поднебесной,
то от этого только удвоится выгода разбойника Чжи.
     Когда люди  сделали  доу и ху"81 для измерения [зерна],  то [воры
стали] красть [зерно] вместе с доу и ху;  когда сделали гири и безмены
для взвешивания, то стали красть [взвешиваемое] вместе с гирями и без-
менами; когда сделали верительные бирки и [государственные] печати для
[укрепления] доверия,  тогда стали красть то, [к чему они относились],
вместе с бирками и печатями; а когда придумали [понятия] человеколюбия
и справедливости для исправления [нравов], то стали красть [исправлен-
ные нравы] вместе с человеколюбием и справедливостью.  Как узнать, так
ли это?
     Укравшего поясную пряжку казнят, а укравший государство становит-
ся  правителем.  А  ведь  человеколюбие и справедливость находятся при
дворе правителя -- разве это не означает кражу человеколюбия  и  спра-
ведливости,  мудрости и знания?  Поэтому тех, кто следует большим раз-
бойникам,  захватывает [престол]  правителя,  крадет  человеколюбие  и
справедливость, а вместе с ними и выгоды от доу и ху, от гирь и безме-
нов,  от верительных бирок и [государственных] печатей,  невозможно ни
побудить [творить добро],  награждая сановничьими колесницами и шапка-
ми"82,  ни запретить [творить зло],  угрожая топором и секирой"83. Это
только  удваивает выгоду [людей,  подобных] разбойнику Чжи,  и ведет к
тому, что невозможно пресечь [их злодеяния], и в этом вина совершенно-
мудрых.  Поэтому говорится:  <Рыбе нельзя покидать омута; острого ору-
жия, имеющегося в стране, нельзя показывать людям"84>.
     Совершенномудрые --  это острое оружие Поднебесной,  и поэтому их
нельзя ей показывать.  Поэтому необходимо отказаться от совершенномуд-
рых и отбросить знания -- и тогда переведутся большие разбойники; выб-
росить нефрит и растолочь жемчуг -- и тогда мелкие воры перестанут по-
являться;  сжечь  верительные бирки и сломать [государственные] печати
-- и тогда народ станет простым и  безыскусственным;  разбить  меры  и
сломать безмены -- и тогда народ перестанет спорить; уничтожить в Под-
небесной все правила совершенномудрых -- и тогда можно будет начать  с
народом  рассуждать  [о  дао];  нарушить  гармонию шести тонов музыки,
уничтожить музыкальные инструменты,  заткнуть уши Гу-куана -- и  тогда
люди в Поднебесной начнут обретать собственный чуткий [слух]"85; унич-
тожить украшения,  разбросать пять красок, заклеить глаза Ли Чжу"86 --
и тогда люди в Поднебесной начнут обретать собственное ясное [зрение];
уничтожить гоу и шэн "87,  выбросить циркули  и  угломеры,  переломать
пальцы  Гун-чуя"88 -- и тогда люди в Поднебесной начнут обретать собс-
твенное мастерство [в труде].  Поэтому говорится:  <Великое мастерство
похоже  на  неискусность>.  Следует отбросить поведение Цзэн Цана и Ши
Цю"89, заткнуть рот Ян Чжу и Мо Ди, отвергнуть гуманность и справедли-
вость,  и тогда моральные качества в Поднебесной начнут объединяться с
непостижимым дао...

                ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.  <ОСЕННИЙ  РАЗЛИВ>
     Наступило время  осеннего  разлива.  Сотни  потоков влились в Ху-
ан"90. Разлив ее был так велик, что [с одного берега] или острова [по-
середине  реки] нельзя было отличить лошади от коровы на противополож-
ном берегу.  И тогда дух Хуанхэ Хэ-бо восторженно  обрадовался  самому
себе,  считая,  что красота Поднебесной достигла в нем своего предела.
Следуя течению, он поплыл на восток и достиг Северного океана. Посмот-
рев на восток, он увидел, что нет воде конца. Тогда Хэ-бо стал вертеть
головой [по сторонам, затем] с уважением посмотрел на Жо "91 и, вздох-
нув,  сказал:  <В  народной  поговорке говорится:  <Наслышался много о
дао"92 и уже считает,  что нет равного ему>, -- это сказано обо мне. К
тому  же  я  слышал  когда-то  [людей],  которые  пренебрегали знаниями
Кун-цзы и презирали беспристрастность Бо И"93.  Тогда я им не поверил,
но теперь я видел твою беспредельность [и убедился в их правоте]. Если
бы я не пришел к твоим воротам, то мне [грозила бы] опасность еще дол-
го быть посмешищем в глазах постигших великое дао>.
     Бэй-хай Жо сказал:  <С лягушкой,  живущей в колодце, нельзя гово-
рить  об  океане:  она привязана к своей дыре;  с насекомым,  [живущим
только одно] лето,  нельзя говорить о льде:  оно  ограничено  временем
[своей краткой жизни]; с ограниченным грамотеем нельзя говорить о дао:
он скован своим образованием.  Только теперь,  когда ты вышел из своих
берегов  и  увидел великий океан,  ты узнал свое ничтожество и с тобой
можно говорить о великом законе.
     В Поднебесной нет воды большей,  чем океан. Сотни рек вливаются в
него,и не известно,  когда перестанут, а он не переполняется. Его вода
выливается через [отверстие в скале] Вэйлюй "94,  и не известно, когда
перестанет, а он не иссякает. Океан не меняется ни весной, ни осенью и
не знает, что такое наводнение или засуха. Его превосходство над пото-
ком вод Янцзыцзян и Хуанхэ не поддается ни измерению, ни подсчету, од-
нако  я  поэтому никогда не считал себя огромным,  так как я сравнивал
свои размеры с небом и землей,  а жизненную силу получал от инь и  ян.
Между небом и землей я как камешек или деревце на большой горе.  Видя,
как я мал среди существующего, разве могу я считать себя огромным? Уч-
ти,  что  четыре моря в пространстве между небом и землей -- разве они
не похожи на вход в муравейник, [затерянный где-то] в больших болотах?
А  Срединное государство между [четырьмя] морями,  разве оно не похоже
на зернышко проса в большом амбаре"95 ?  Называя число вещей, говорят,
что их тьма, среди них человек лишь единица. Человек заполонил все де-
вять областей"96,  [однако среди всего],  что живет,  питаясь  зерном,
[среди  всего],  к чему можно добраться на лодках и повозках,  человек
лишь единица.  Если его сравнить с тьмой вещей,  разве он не похож  на
кончик волоска на лошадиной шкуре?  Таков же предел и того,  ради чего
следовали [друг за другом] пять правите-- лей, и того, за что боролись
три основателя [династий]"97,  и того, о чем заботится человеколюбивый
человек,  и того,  ради чего изнуряет себя служилый. Бо И отказался от
престола, чтобы обрести славу; Кун-цзы беседовал [о <Шестикнижии>]"98,
чтобы показать свою ученость; и этим они сами себя превозносили. Разве
они не похожи на тебя, недавно кичившегося [разливом своих] вод ? >
     <В таком случае могу ли я [считать] небо и землю самым большим, а
кончик волоска -- самым маленьким?> -- спросил Хэ-бо.
     <Нет! -- ответил Бэй-хай Жо.  -- Ведь  размеры  вещей  безгранич-
ны"99;  время никогда не останавливается;  судьба непостоянна; конец и
начало непрочны.  Поэтому человек, обладающий великими знаниями, [оди-
наково]  смотрит на далекое и близкое;  малое не считает ничтожным,  а
большое -- огромным,  так как знает,  что размеры [вещей] безграничны.
Он доказывает, что настоящее и прошлое -- [это одно и то же], и поэто-
му не тоскует по далекому [прошлому] и не  пытается  схватить  близкое
[настоящее],  так как знает, что время никогда не останавливается"100.
Он исследует полноту и пустоту и поэтому, обретая, не радуется, теряя,
не печалится,  так как знает, что судьба непостоянна. Он ясно понимает
ровный путь"101 и поэтому не радуется своему рождению и  не  [считает]
несчастьем  свою  смерть,  так как знает,  что конец и начало не могут
быть прочными.
     Учти также,  что [немногое] известное человеку не сравнить с тем,
что ему не известно,  и что [краткое] время его жизни не  сравнить  со
временем его небытия.  Поэтому тот, кто при помощи крайне малого пыта-
ется определить пределы крайне великого,  непременно впадает в заблуж-
дение и не может удовлетвориться.  Если исходить из такого взгляда, то
как же можно знать,  достаточно ли кончика волоска,  чтобы  определить
границу крайне малого; как же можно знать, достаточно ли неба и земли,
чтобы исчерпать пределы самого великого?>
     Хэ-бо сказал:  <В мире все люди, [искусные] в рассуждениях, гово-
рят: мельчайшее лишено телесной формы, величайшее нельзя охватить. Это
действительно так?>
     Бэй-хай Жо ответил:  <Если от малого смотреть на великое,  то оно
кажется беспредельным [и поэтому необъятным]; а если от великого смот-
реть на малое,  то оно кажется неразличимым [и поэтому лишенным телес-
ной  формы].  Ведь  мелкое -- это крошечное из малого;  великое -- это
большое из огромного. Поэтому они отличаются друг от друга в их приме-
нении  в  зависимости  от  их свойств.  Ведь существование и мелкого и
крупного обусловлено обладанием ими телесной формой.  То, что не обла-
дает телесной формой,  не может быть разделено для подсчета;  то,  что
нельзя охватить, не может быть исчерпано при счете. То, что может быть
выражено словами,  -- это грубая [сторона] вещей;  то,  что может быть
постигнуто мыслью, -- это тонкая [сторона] вещей. За пределами тонкого
и грубого находится то,  что словами нельзя выразить,  а мыслью нельзя
постичь.
     Поэтому великий  человек  своим поведением не причиняет вреда лю-
дям,  но и не усердствует в проявлении  человеколюбия  и  доброты.  Он
действует  не ради выгоды и не презирает [обязанностей] раба -- стража
ворот.  Не борется за имущество и богатство,  но и не старается  отка-
заться от них или уступить [их другим]. Вершит дела, не пользуясь [по-
мощью] других людей, но и не усердствует, чтобы кормиться [собственны-
ми] силами,  не презирает жадных и алчных. Своим поведением отличается
от простонародья, но и не старается обособиться. В своих действиях [он
часто] следует за толпой и не презирает краснобаев и льстецов.  Рангов
знатности и жалованья всего мира недостаточно,  чтобы его воодушевить,
а казней и позора -- чтобы его унизить,  ибо он знает,  что невозможно
точно отделить правду от неправды, так же как невозможно точно разгра-
ничить малое и великое.  Я слышал, что человек, [постигший] дао, оста-
ется безвестным; [человек, обладающий] совершенными моральными качест-
вами,  ничего не обретает;  большой человек лишен самого себя -- танов
предел ограничения судьбы.
     <Где же проходит граница между ценным и ничтожным"102,  между ма-