орой  забыты, но  которая сама не
умерла  и  еще   недавно  возвращена  была  к  жизни   одним  из  крупнейших
отечественных поэтов, Иммерманом, есть не что иное, как  та же древняя поэма
рока; а песнь об Илионе прекраснее всего возвеличивает старую тему, и все же
она  не величавей и  не мучительней французской  народной песни,  в  которой
Сегюр  прославил гибель своего героического мира.  Да, это истинная  эпопея:
героическая молодежь Франции -- прекрасный герой, преждевременно погибающий,
подобный тому, про кого мы читали в песнях о гибели Бальдура, Зигфрида,

     97


     Роланда  и Ахилла,  точно  так же  павших жертвой  несчастья  и измены;
героев, которыми мы восхищались в "Илиаде", мы вновь находим в песне Сегюра,
мы  видим,  как  они  совещаются,  ссорятся,  дерутся,  словно некогда перед
Скейскими  воротами;  и  если  куртка   короля  Неаполитанского  слишком  уж
по-современному пестра, то боевая его отвага и его пыл столь  же велики, как
у Пел  и  да; Гектором, по  кротости  и мужеству,  нам представляется  принц
Евгений;  благородный рыцарь Ней сражается, как  Аякс; Бертье --  Нестор без
мудрости; в Даву,  Дарю, Коленкуре и  т.  д. живут  души  Менелая,  Одиссея,
Диомеда. Одному только императору  нет  равного, в его голове -- Олимп  всей
поэмы; и если по внешнему царственному величию  я сравню его с  Агамемноном,
то  это  потому,  что  его,   как  и  большую  часть  его  чудесных   боевых
сподвижников, ожидала трагическая судьба, и потому, что его Орест еще жив.
     Подобно  творениям Скотта, сегюровская эпопея пленяет наше сердце своим
тоном. Но тон этот не пробуждает любви к безвозвратно минувшему; это тон, на
который  настраивает  современность,  тон,  вдохновляющий  нас  в  борьбе за
современность.
     Мы,  немцы, в самом деле,  настоящие Петеры Шлемили. Мы и  в  последнее
время много видели,  много вынесли, например -- воинские постои и дворянскую
спесь; мы проливали благороднейшую нашу кровь, например, для Англии, которая
и  теперь еще должна выплачивать ежегодно приличные суммы прежним владельцам
оторванных немецких рук и ног; в малых делах мы так много сделали, что, если
подсчитать все, получатся величайшие подвиги, например в Тироле; и мы многое
потеряли, например  нашу тень  -- титул славной Священной Римской империи, и
все-таки,  при  всех   наших  потерях,  лишениях,   несчастиях  и  подвигах,
литература наша  создала ни одного памятника славы, вроде тех, что наподобие
вечных  трофеев,  ежедневно воздвигаются у наших соседей.  Наши  лейпцигские
ярмарки мало  выиграли от битвы при Лейпциге.  Я  слышал,  что  один готский
обыватель собирается воспеть  ее в  эпической форме;  но  так как он  еще не
знает,   принадлежит   ли   он  к  ста   тысячам   душ,  которые  достанутся
Гильдбургхаузену,  или   к   ста  пятидесяти   тысячам,  которые  достанутся
Мейнингену, к ста шестидесяти тысячам, которые достанутся Альтен-

     98


     бургу,  то  он  и не  может начать  своей поэмы, иначе ему  пришлось бы
начать  так:  "Воспой,   о   бессмертная  душа,  гильдбургхаузенская   душа,
мейнингенская  душа  или также и альтенбургская душа,-- все равно --  воспой
спасение греховной Германии". Эта торговля душами  в самом сердце Германии и
ее кровавая раздробленность  подавляют  всякое гордое  чувство, а  тем более
гордое  слово; лучшие  наши  подвиги становятся смешными,  потому  что глупо
кончаются, и пока мы хмуро укутываемся  в пурпурный  плащ, окрашенный кровью
наших героев, является политический шут и нахлобучивает нам на голову колпак
с погремушками.
     Именно   для   того,   чтобы   понять   скудость  и  ничтожество  нашей
безделушечной жизни,  нужно  сравнить литературы наших соседей по ту сторону
Рейна  и Ла-Манша  с нашей  безделушечной  литературой.  Так как  я  лишь  в
дальнейшем  предполагаю  поговорить обстоятельнее  об  этом  предмете  --  о
литературном  убожестве  Германии, то предлагаю  здесь забавное  возмещение,
включая  в  текст  нижеследующие  "Ксении",  вылившиеся  из-под  пера  моего
высокого соратника Иммермана. Единомышленники будут мне, конечно, благодарны
за сообщение этих стихов, и,  -- за немногими исключениями, отмеченными мною
звездочкой,  --  я  готов стоять за них, как за выражение  моих  собственных
убеждений.

     ПОЭТИЧЕСКИЙ ЛИТЕРАТОР
     Полно  ныть, и ухмыляться,  и  лукавить;  дай  ответ -- Векерлин  когда
родился и Ганс Сакс покинул свет?
     "Люди  смертны",  -- заявляет  человечек важным  тоном.  Это,  друг, не
слишком ново и известно уж давно нам.
     Шкуркой ссохшеюся критик мажет обувь, всем на диво; Чтоб  лилися слезы,
жрет он лук поэзии ретиво.
     "Дай хоть  Лютеру пощаду, комментатор неудачный,  Эта  рыба нам вкуснее
без твоей приправы смачной.

     99


     ДРАМАТУРГИ
     1
     "Кончил  я  писать  трагедии,  мщу  я публике  сурово!" Друг,  ругайся,
сколько хочешь, но держи теперь уж слово.
     2
     Смолкни, колкая сатира, и оставь его в покое:
     Он командует стихами, этот ротмистр, в конном строе.
     3
     Будь  девицей  Мельпомена,  простодушною красоткой, Вот бы  муж  ей был
примерный, тихий, ласковый и кроткий.
     4
     За грехи былые строго Коцебу карает рок:
     Эким чудищем он бродит, без чулок и без сапог
     И  старинное преданье  возникает  в  полной  силе --  Что  вселяются  в
животных души тех, кто прежде жили

     ВОСТОЧНЫЕ ПОЭТЫ
     Кто воркует вслед Саади, нынче в крупном  авантаже А по мне, Восток ли,
Запад, -- если фальшь, то фальшь все та же
     Прежде  пел  при  лунном свете  соловей,  seu1  Филомела;  Нынче  трель
Буль-буль выводит -- ту же трель, по сути дела.
     Ты,  поэт маститый, песней  мне напомнил Крысолова "На Восток!" -- и за
тобою мелкота бежать готова
     ______________
     1 Или (лат.).
     100


     Чтят они  коров индусских по особенным  условьям: Им Олимп готов отныне
-- хоть в любом хлеву коровьем.
     От  плодов  в садах  Шираза,  повсеместно  знаменитых,  Через  край они
хватили -- и газеллами тошнит их.

     КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
     Посмотрите  --  толстый  пастор:  он  в  церковном  облаченье  И  вовсю
трезвонит, дабы тем снискать себе почтенье.
     И  текут к  нему  глухие, и слепые,  и хромые,  И  в особенности дамы в
непрестанной истерии.
     Белой мазью не излечишь и вреда не принесешь,
     Ты в любой из книжных лавок эту мазь теперь найдешь.
     Если дальше будет то же  и  почет попам продлится,  В лоно  церкви  мне
придется поскорее возвратиться.
     Буду папе я покорен, буду чтить в нем praesens numen Здесь же мнит себя
за numen всякий поп, любое lumen1.

     ORBIS PICTUS2
     Всем бы вам одну лишь шею, вам, высокие светила, Вам, жрецы, и лицедеи,
и поэты -- злая сила!
     Утром в церкви созерцал я комедийную игру,
     С тем чтоб проповедь в театре слушать позже, ввечеру.
     Сам господь, по мне, теряет очень много потому, Что жрецы его малюют по
подобью своему.
     Если  нравлюсь я вам, люди,  то я  словно  покалечен, Если  злю  я вас,
отлично это действует на печень.
     "Как  владеет языком он!"  Да,  нельзя не засмеяться,  Глядя,  как его,
беднягу, заставляет он ломаться.
     _____________________________-
     1  Praesens  Numen  -- воплощенное  божество; lumen --
светоч или (в данном случае) свеча (лат.).
     2 Мир в картинках (лат.).
     101


     Много я стерпеть способен, но одно -- для сердца рана: Нервный  неженка
в обличье гениального болвана.
     --Ты мне нравился когда-то, как с Люциндой вел интрижку,
     Но грешить с Марией в мыслях -- это дерзко, это слишком!
     В недрах английской, испанской и потом браминской
     школы Всюду терся, протирая -- ах! -- немецкие камзолы.
     Дамы    пишут    неизменно    про    сердечные    страданья:    Fausses
couches1, обиды злые -- ох, уж эти излиянья!
     Дам, пожалуйста,  не троньте:  сочиняют -- и  прекрасно! Если  дама  --
сочинитель, то она хоть не опасна.
     Будет  скоро так в  журналах, как  за прялкою  когда-то:  Пряхи-кумушки
судачат, рты разинули ребята.
     Будь я Чингисхан,  тебя бы уничтожил я, Китай, Губит нас неумолимо твой
проклятый "светский чай".
     Все пришло в порядок  должный, успокоился и  гений: Благодушно собирает
дань с минувших поколений.
     Этот город полон статуи, пенья, музыки, картин,
     У ворот Гансвурст с трубою: "Заходите, господин!"
     Твой хорей звучит прескверно: где размер и где цезуры?
     -- Обойдутся без мундира литераторы-пандуры.
     Как, скажи нам, докатился ты до грубости и брани?
     -- Друг, на рынок отправляясь, локти в ход готовь заране.
     Но ведь ты в твореньях прежних достигал больших высот.
     -- Лучший, смешиваясь с чернью, долю черни познает.
     Мух, назойливо  жужжащих, вы хлопушкой  летом бьете,  А  в стихи мои со
злости колпаком ночным метнете.
     ___________________
     1 Неудачные роды (фр.).
     102

        "ЧАСТЬ ВТОРАЯ"


     Вторая часть "Путевых  картин" была опубликована  в  1827 году,  в  нее
входили также второй  цикл стихов "Северного моря"  (см. т.  1 наст, изд.) и
"Письма из Берлина".
     Прозаическая часть "Северного моря"  формально привязана  к  пребыванию
поэта на  острове  Нордерней во время летних  курортных сезонов 1825  и 1826
годов (во французском издании этот раздел "Путевых картин"  так и назывался:
"Нордерней").  Однако  внешние  обстоятельства  мало  отображены  в   книге,
собственно  "путевых  картин"  в  ней  почти  нет,  главное  место  занимают
лирические   раздумья  автора  о  насущных  проблемах   современности   и  о
литературных делах. "Северное море" задумано как очень свободное  сочинение,
непринужденно объединяющее суждения на разные темы. Гейне, не слишком дорожа
авторством,  обратился  к  друзьям  с предложением принять  участие в книге.
Откликнулся  только Карл  Иммерман  своими литературными эпиграммами, они  и
составили вторую, стихотворную, часть этого раздела "Путевых картин".
     Уже в  "Северном  море" намечена тема, которая становится центральной в
"Идеях. Книге Le Grand" -- произведении, которое имело огромный читательский
успех.  Здесь  собственный  предмет   "Путевых  картин"  --  размышления   о
европейских политических делах, об исторических судьбах европейских народов,
прежде всего немецкого -- не прикрыт уже никакими путевыми впечатлениями, он
становится и сюжетом, и  фактурой,  и  сутью повествования.  Предпосылкой  и
двигателем повествовательной динамики становится внутренний процесс, процесс
воспоминания,  "действие" книги, таким образом, переведено в план лирической
исповеди, глубоко личной и в то же время наполненной актуальным общественным
содержанием.  Это  восприятие  политических  вопросов  как  вопросов  сугубо
личных,  кровно  связанных  с  судьбой  каждого  современника,  --  огромное
завоевание Гейне, свидетельство демократизма и высокой гражданственности его
искусства. По точному наблюдению советского исследователя Н. Я. Берковского,
"Гейне  показывает, с  какой  личной страстью могут переживаться  события  и
отношения, лежащие далеко  за чертой  непосредственно личных  интересов, как
велики могут  быть общественно-исторический пафос и гражданская активность у
тех,  в  ком они не только не предполагаются, но  кому  они прямо воспрещены
существующим политическим строем".
     Существующему  политическому  строю,  охранительному  духу  европейской
Реставрации в "Идеях" противопоставлено буквально каждое слово. Автор упорно
возвращает  свою  память  и   память  читателя   (обращение  к  воображаемой
слушательнице -- madame --
     447


     рефреном проходит через всю книгу  именно с этой целью, создавая эффект
разговора,  беседы,  признания) к  событиям недавней  европейской истории, к
ощущению  грандиозных  исторических  сдвигов,  вызванных  к   жизни  Великой
французской  революцией. Именно при* частностью к  большой истории ценна для
Гейне и  фигура Наполеона, в возвеличивании которого в ту пору  крылся заряд
немалой   оппозиционной   силы.   Впрочем,   возвеличивание   здесь   скорее
художественное,   нежели   историческое,   образ  Наполеона,   как  и  образ
барабанщика  Ле  Грана,  перерастают в  символы революционной эпохи,  всякое
воспоминание о  которой правители  Священного  союза старались вытравить. Из
столкновения подлинных  масштабов истории, явственно ощутимых в  "Идеях",  с
масштабами устаревшими и мелкими, с реалиями  феодально-монархической Европы
Гейне умеет  извлекать  не только  драматические,  но и  комические эффекты,
особенно   во   всем,   что   касается   Германии.   "Лоскутное"   убожество
провинциальных  немецких  княжеств, безнадежный застой немецкой общественной
жизни именно на  фоне  недавних исторических  бурь, отзвуками  которых полна
книга Гейне, делаются жалкими и смешными.

        "СЕВЕРНОЕ МОРЕ"
     Стр. 73. "Биографические памятники"  Варнхагена фон Энзе.-- О  фон Энзе
см. коммент. к с. 36.  Гейне ссылается  здесь на первые страницы  вышедшей в
1824 г. книги биографических  очерков  фон Энзе,  где  дается весьма суровая
характеристика немецкой действительности: "Во  всех  областях духовной жизни
Германии наблюдается своеобразное явление: при обилии выдающихся дарований и
сил таковые неизменно встречают противодействие в виде величайших Трудностей
и  препятствий...  Как  бы ни  были  велики  сила  чувства и  духовная  мощь
отдельных лиц, чувства и  дух нации, раздробленные и живущие особой жизнью в
отдельных ее  членах, действуют сильнее и  преграждают  доступ  к широким  и
свободным  путям,  которые...  так  легко открываются у других  народов  для
каждого выдающегося человека". И далее в том же духе. Книгу фон Энзе Гейне с
интересом читал во время пребывания в Нор-дернее.
     Стр. 74. Римско-христианская церковь в средние  века стремилась... -- В
этом  историко-утопическом тезисе  Гейне, видимо,  опирая  ется  на  трактат
Новалиса "Христианство, или Европа", впервые опубликованный в 1826 г.
     Стр. 76. "Избирательное сродство" (1809) -- роман Гете; герои  книги --
Эдуард и Оттилия, испытывая друг к другу сильное любовное влечение, чувствуя
свою предназначенность для этой любви,


     к  решаются  порвать  с  общественными  условностями.  У  жены  Эдуарда
Шарлотты рождается ребенок, похожий на Оттилию.
     Стр.  78.  "Что  так спешишь,  Мефисто?"  -- Строки  из так называемого
"Профауста" Гете, рукопись  которого была опубликована только 1887  г. Далее
Гейне ссылается на писателя Морща Карла  Филиппа 1757--1793), автора "романа
воспитания" "Антон Рейзер" (Гейне шшбочно называет его "Филиппом Рейзером").
Мориц был  пылким  ючитателем  Гете; приводимый  диалог  (вероятно,  со слов
самого чете, который с  Морицем  был снисходительно-дружелюбен) цитируется в
пятом,  вышедшем  посмертно,  томе   "Антона  Рейзера".  ...в  клауреновской
улыбке...--См.  коммент.  к  с. 63.  Стр.  79.  Вольфганг-Аполлон.  -- Гейне
переиначивает  имя  Иоганна  Вольфганга  Гете,  подчеркивая  эллинистическое
начало  его  искусства. "Дневник Бертолъда" -- популярный в то  время  роман
Освальда  псевдоним М.-Г.  Гутвалькера),  вышедший в  1826 г. Роман описы-ал
жизнь   националистически   настроенного    студенчества,   так   называемых
"буршеншафтов" -- объединений,  где  культивировалась "исконная простота"  и
грубость немецких "народных нравов".
     Дендерский  зодиак --  знаки зодиака,  изображенные  на  своде древнего
храма богини любви в Египте, в селении Дендера.
     ...наполненный ртутью юноша...-- Ртуть -- традиционное средство лечения
сифилиса.
     "Достоинство женщин" -- известное стихотворение  Шиллера. "Ла  шла  илл
алла, вамохамед расуль алла!" (араб.) --"Нет бога кроме Аллаха, и Магомет --
пророк его".
     Стр. 80. Архенгольц Иоганн  Вильгельм (1741 --1811)  --  историк, автор
книги  "Англия и  Италия",  весьма  неприязненной  по  отношению  к  Италии.
"Коринна,  или  Италия"  -- роман  французской  писательницы  г-жи  де Сталь
(1766--1817), полный романтического восхищения перед Италией.
     ...когда   ему   приписывают  "предметное   мышление"...--  Лейпцигский
психолог  Гейнрот  в  своем  "Учебнике  антропологии" (1822)  так  определял
мышление Гете и нашел у Гете сочувственный отклик.
     ...желая дать нам  в автобиографии критическое  пособие...--  Имеется в
виду книга Гете "Из моей жизнйч Поэзия и правда" (1811-1833).
     Стр. 81.  Шлегелъ  Август Вильгельм  (1767--1845) --  один  из  вид-ных
представителей  немецкого  романтизма,  критик,  историк  литературы,  поэт,
переводчик. Гейне слушал  у него курсы лекций по  истории немецкого языка  и
литературы, а также по немецкой метрике в Бонне.
     Шубарт Карл Эрнст (1796--1861) --  автор исследования о Гомере (1821) и
двухтомной работы о Гете (1820).



     Стр. 82. История Летучего  Голландца --  распространенное среди моряков
поверье о корабле-призраке, встреча с которым предвещает гибель.
     Феликс  Мендельсон-Бартолъди   (1809--1847)   --  немецкий  композитор,
пианист и дирижер, с юных лет  слывший вундеркиндом, Гейне  еще  в  1822  г.
писал о нем как о "втором Моцарте".
     Стр.  83.  "Светлый  мир  здесь  погребен  когда-то..."  --  Цитируется
стихотворение Вильгельма Мюллера "Винета".
     Стр.  85.  Григорий VII  -- папа  римский (1073--1085), известен  своей
приверженностью к религиозной аскезе.
     Али (602 --661) -- четвертый калиф Багдада.
     Антиэллинские  кабинеты.  --  Намек  на политику Священного  союза,  не
поддержавшего национально-освободительного восстания в Греции (1821 -- 1822)
против турецкого владычества.
     ...в  толстых  консисторских  животах...  -- Консистория  --  церковное
учреждение с административными и судебными функциями.
     Стр. 86.  ...Герте  или,  лучше  сказать, Форсете...--  Герта  (точнее,
Нертус) -- богиня плодородия у древних германцев. О Форсете  у Тацита ничего
не сказано, известен древнегерманский бог Форсети, сын Бальдура.
     Стр. 87. Арндт. -- См. коммент. к с. 57.
     Гюлъман, Радлов -- профессора истории в Боннском университете.
     Сезострис -- Рамзес II (1388--1322 гг. до н.э.), фараон Египта.
     ...новый Актеон увидел  таким образом одну купающуюся  Диану...-- Гейне
обыгрывает  здесь  известный  античный  миф о  богине охоты  Диане,  которая
превратила в оленя юношу Актеона, подглядывавшего за ней во время купания.
     Стр.  88. ...влияние ганноверского дворянства...--На Венском  конгрессе
1815 г. границы Ганновера были значительно расширены.
     Немецкий  легион  -- составленное  в 1803 г.  английским правительством
воинское формирование, вошедшее в армию герцога Браун-швейгского.
     ..."многих людей города посетил  и обычаи видел"...--Гомер, Одиссея (I,
3).
     Стр.    89.   ...родословных   деревьев   с   привязанными    к    'ним
лошадьми...--Скачущий конь -- герб Ганновера.
     "Турнирная  книга"  Рюкснера  -- сомнительный  по  своей  достоверности
документ, изданный впервые в 1566 г., содержал отчеты о рыцарских турнирах и
послужил обоснованием многих не слишком знатных родословных.
     Стр. 90.  Терсит  --  персонаж "Илиады" Гомера,  безобразное  и мерзкое
существо.
     Лютеция -- латинское название Парижа.


     Эта нация --  как называет их  Вертер...--  Подразумевается  брезгливое
высказывание  героя  романа Гете  "Страдания  юного  Вертера"  о  дворянстве
(письмо от 15 марта).
     ...к  медиатизированным  немецким государям.  -- Имеются в виду  мелкие
немецкие  князья,  лишенные власти и владений Наполеоном в  период 1806-1815
гг.
     Стр.  91. Мейтленд Фредерик Льюис  (1776--1839) -- командир английского
линейного  корабля  "Беллерофон".  После  поражения  при  Ватерлоо  Наполеон
поднялся  на борт  этого корабля  и сдался в  плен. В  1826  г. вышла  книга
Мейтленда  "Прибытие  и пребывание Бонапарта на "Беллерофоне" с 24 мая  по 8
августа  1815  г.".  "Нортемберленд"  --  корабль, на котором  Наполеон  был
доставлен на остров С