чу  Русову
об®явлен  строгий  выговор  и  лишение  квартальной  премии,  и
вообще, этого Kacmpy мы поставили на вид.  Так  что  все  негры
довольны.  Кроме  этого,  я  лично  заставил  его  сожрать  сто
килограммов "Останкинской".
     Кальтенбрунер находится в Берлине, вся информация о нем  у
товарища  Хонекера  (говорят,  что он, Хонекер, голубой, но мой
вам совет: не верить этим слухам. Вы меня понимаете?). В случае
необходимости, готов вылететь за ним немедленно."
     Юстас".
     Через пять минут в  номере  Штирлица  раздался  телефонный
звонок и кто-то, голосом Никиты Сергеевича, прошипел:
     "Алекс -- Юстасу.
     Ответственность  за  провокацию при моем выступлении в ООН
полностью ложится на вас.
     В случае каких-либо инцидентов -- получите по роже.
     За поклеп на моего друга, товарища, партнера  и  брата  --
товарища  Хонекера  ответите  по всем статьям, в том числе и по
двести семнадцатой.
     Алекс".
     -- Слушаюсь, товарищ Первый! -- отрапортовал Штирлиц,  но,
услышав  короткие  гудки,  добавил:  -- Дебил, тебя еще, лысый,
научат говорить со мной!
     Молодая радистка услужливо на  подносе  принесла  Штирлицу
банку  тушенки.  Максим  Максимович  подобрел,  Хрущев стал ему
неинтересен.
     -- Тебя  как  звать  то?  --  участливо  спросил  Штирлиц,
поглаживая грязной рукой нежное бедро девушки.
     -- Так... Маруся же я.
     -- Маруся! Это хорошо! Ну что ж, Маруся, давай-ка займемся
тем, чем все нормальное человечество занимается в это время! --
полковник  Исаев украдкой посмотрел на часы. Стрелки показывали
3.20. Штирлиц разделся и прижал к себе груди девушки, смущенная
радистка кокетливо прошептала "Не надо!" и полностью отдалась.
     В это время Шлаг, лежащий под  ванной  в  номере  Штирлица
неожиданно  для  себя  проснулся. Быстро умывшись, он здесь же,
под ванной, одел новую сутану и пополз к Штирлицу.
     -- Ну, что ты вся сжимаешься, девочка моя, расслабься!  --
страстно шептал разведчик, облизывая девушку.
     --  Штирлиц!  Вы  слышите меня? -- глухо проговорил пастор
Шлаг, уже лежащий под диваном влюбленных.
     -- Кто это? -- насторожился разведчик.
     -- Это я, Шлаг, -- пробубнил все тот же противный и глухой
голос.
     -- Дебил, ты что здесь делаешь? -- надевая штаны,  спросил
Штирлиц.
     --  Послушайте,  я  в  разведке  не первый год, -- цитируя
Штирлица, начал Шлаг. -- Я не позволю оскорблять себя,  как  вы
выразились, идиотом. Я к вам от Бормана и товарища Брежнева.
     --  Ты  чего, папаша, совсем обурел?! Тоже мне святоша! --
полковник Исаев машинально полез за кастетом.
     "Сейчас будут  бить!"  --  подумал  пастор.  Но  удара  не
последовало.
     --  От  кого?  От  Бормана?  --  Максим Максимович спрятал
кастет и вытащил толстого Шлага за несколько уцелевших волос на
его безобразной лысине. -- Ну, чего надо?
     -- Послушайте, я все слышал и все знаю! Я  ехал  вместе  c
ними к ООН.
     -- Вместе c ними? Где же ты, дружище, там уместился?
     --  Пустяки!  Но  если вас это интересует, то в промежутке
между аккумулятором и карданным валом! -- гордо  заявил  пастор
Шлаг.
     --  Да,  тяжело,  наверное,  было.  Ну,  так что ж ты там,
собака, слышал?
     -- Во время выступления вашего, ну, этого,  лысого,  тама,
--  пастор показал куда-то пальцем, -- сработает одно из адских
устройств Бормана. Кроме этого, Леонид Ильич  передал  вам  вот
этот пакет.
     Штирлиц вскрыл большой конверт, в котором, кроме фальшивых
долларов,   лежало   несколько   исписанных  листков  бумаги  и
отпечатанная на пишущей машинке записка:
     Максим Максимович!
     Если вы хотите участвовать в финале, подложите эти  бумаги
к докладу Первого. За мной дело не станет.
     Вы меня понимаете?
     Ваш дорогой Леонид Ильич.
     Полковник  Исаев  бегло  прочитал указанные документы и от
души рассмеялся. Взглянув на пастора, он прошипел:
     -- Что ты, собака,  имеешь  против  моего  любимого  друга
Бормана? А?! Иди и помогай ему! Чем больше сработает его адских
устройств в ихнем гадюшнике, тем лучше!
     Пастор,  потянув  за  собой  весьма  длинную сутану, мирно
удалился, не забыв отрапортовать:
     -- Служу полковнику Исаеву!
     Штирлиц еще немного поржал, посмотрел на часы  и  принялся
за  прерванное  важное  дело.  Маруся  встрепенулась  и ласково
заморгала глазками.

        ГЛАВА 15. КОНЦЕРТ ПО ЗАЯВКАМ ШПИОНСКИХ ТОВАРИЩЕЙ

     -- Дорогие мои! Товарищи ньюйоркцы, Нью-Йорки  и  граждане
прилегающих улиц, кварталов, округов, районов, городов, селений
и  прилегающих  к  ним штатов! Я пришел сюды не для того, чтобы
восхвалять вашу страну! Нет! В  жопу  всех  вас,  дорогие  мои!
Насрать  мне  на  ваш  проклятый  капитализм! Я здесь для того,
яночки родные мои, чтобы  прославить  свою  страну!  --  Никита
Сергеевич  дрожащей рукой вытер потную лысину и тайком взглянул
в зал ООН. Все были ошарашены. У Эйзенхауэра, сидящего в первом
ряду, отвисла челюсть. Поборов невольное смущение  перед  таким
сенсационным  вниманием,  Хрущев  продолжил:  --  Я  -- человек
простой, и не люблю громких  фраз.  Я  вот  тут  когда  ехал  в
Нью-Йорк,  видел  как  ваши  мерзкие челюсти поедали достаточно
жирненькие сарделечки. Да, у нас  этого  нет,  но  я,  товарищи
янки,  люблю  социализм.  Так  вот, до каких пор, заедрени вашу
мать     и     статую,     вы     будете     порочить      наше
советско-социалистическое  отечество?  Вы  --  мелкие людишки и
подлые подхалимы. -- Хрущев уверенно показал пальцем в зал.  --
Вы -- те, кто сегодня порочит меня, а завтра пьет со мной шнапс
или  водку. Вы -- лицемеры и мерзопакостники. Вы -- прохиндеи и
политические проститутки. Вы -- рогоносцы и  скотобазы.  Вы  --
гибриды  мертвой  кобылицы  и  живой  курицы. Вы -- голландские
петухи, выращенные в Тюменской области на китайском корме...
     Зал   пришел    в    волнение,    атмосфера    становилась
взрывоопасной.  Господин  Эйзенхауэр  приказал своему помощнику
принести ведро тухлых яиц и ящик прошлогодних помидоров.
     -- Скоты, вы хотите Кубу? Получите!  --  Никита  Сергеевич
скрутил  две  фиги  на  правой  руке и показал это произведение
залу. Все открыли рты. -- Я вам покажу  Кузькину  мать!  Я  вам
устрою   капитализм   в  мировом  масштабе!  Мировой  революции
захотели? Вы ее получите! Это я вам обещаю.
     Принесли помидоры и яйца.
     -- Вы  --  шпионы  вражеских  разведок,  сейчас  я  к  вам
обращаюсь!  Накось,  выкусите!  --  произведение  неформального
искусства было изображено  уже  на  двух  руках.  --  Карибский
кризис  --  это наша проблема, и не суйте свои грязные, вонючие
срачки, а также гриппозные нюхательники туда,  где  и  без  вас
воняет.
     Первый  помидор,  брошенный  "навесиком",  мягкой посадкой
приземлился  на  лысину  Хрущева,  струйки   пахучей   жидкости
разбрелись  по  лицу и легко, мягко, и терпко стекали на доклад
главы  советского  правительства.   Послышался   робкий   смех,
переходящий   в   оглушающий   ропот.  Пресс-атташе  республики
Зимбабве не выдержал и культурно вышел. Но  он  был  один.  Его
никто не поддержал.
     -- Стыдно! А еще, президент! Тоже мне нашел солиста группы
"Самоцветы"!  Придурок,  ты  хоть  знаешь,  что по этому поводу
может сказать Кальтенбруннер? -- крикнул  Хрущев,  обращаясь  к
Эйзенхауэру,  но  вдруг,  на  минуту задумался, пытаясь понять,
почему это он опять вспомнил Кальтенбруннера. И  тут  сработало
одно  из  адских  устройств  великого  мерзопакостника: трибуна
развалилась и кто-то подлой рукой Бормана  незаметно  для  всех
стянул  штаны  Хрущева.  Полуголый,  в плавках "ADIDAS", Никита
Сергеевич ничего не мог понять. Доклад он крепко держал в руке,
но строчки сливались  между  собой  и  читать  становилось  все
труднее.   Зал   ликовал.   Один   из  представителей  народной
республики Ангола высморкался. Эйзенхауэр метким ударом  бросил
яйцо,  удар  оказался  удачным и его яйцо угодило прямо в левый
глаз Хрущева. Но Никита Сергеевич, сделав вид,  что  ничего  не
произошло, продолжил:
     --  Товарищи!  Вы  думаете,  что  вам здесь концерт группы
"Scorpions"? Нет, вы глубоко ошибаетесь! Шоу Бенни Хилла я  вам
здесь   показывать  не  намерен!  --  зал  рукоплескал.  Второй
представитель республики Ангола сделал изящную улыбку и показал
первому представителю республики Южная Корея свои изящные белые
зубы. -- Таким поведением вы позорите прежде всего себя,  а  не
меня.  Наберитесь  хотя  бы  такта  и  выслушайте  до конца мой
доклад.
     -- Какого конца? -- кто-то крикнул из зала.
     -- Звери! -- рыдал Хрущев.
     Но никто его уже не слушал: яйца, помидоры,  пустые  банки
из-под  пива,  бутылки,  остатки  сарделек  и  сосисок летели к
трибуне. Никита Сергеевич  чувствовал  себя  полным  идиотом  и
гневно  вспоминал  Штирлица.  В конце концов он решил, что пора
сматываться и на  прощание,  сняв  башмак  фирмы  "Salamandra",
стукнул  им  по  грязному  полу  и  громко  бросил  в  зал свою
историческую фразу:
     -- Ну я вам еще покажу Кузькину мать!
     Мелкий  пакостник,   стоявший   на   оконной   перекладине
тридцатого  этажа здания ООН потирал руки. Прошедший день можно
было считать удачным. Борман, раскрыв парашют, прыгнул  вниз  и
полетел куда-то на северо-восток, где его ждал Штирлиц.

        ГЛАВА 16. ВЕЛИКОЕ ПРИЗНАНИЕ ГИТЛЕРА

     Холод,  проникающий  в полумрак Бутырской тюрьмы не был бы
сильно ощутимым, если бы окно камеры Гитлера  было  нормальным,
вместо  этого  на  месте  окна  виднелась  безобразная  дыра, в
которую  проникали  все  атмосферные  осадки,  наблюдавшиеся  в
январе одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.
     Адольф  высунул  свою  изнуренную  мордашку  в  эту дыру и
увидел  мрачные  улицы  чуждого  ему  города.  Стало  скучно  и
невыносимо, проступили еще несколько закругленных седин.
     Внезапно  в камеру вошел надзиратель. Злополучная баланда,
которой пичкали несчастного фюрера, была поставлена на парашу.
     -- А твой друг, как его -- Борман, уже  на  свободе!  Один
ты, придурок, сидишь тут. Ничего, скоро и твоя очередь.
     "Es  ist  kalt!" -- подумал Гитлер, а вслух сказал: -- Как
вы говорите? Простите, но я плохо понимать по-русски.
     -- Гитлер капут! --  c  издевкой  сказал  надзиратель.  --
Послушайте,  товарищ  фюрер, когда вас будут расстреливать, вас
спросят, каково ваше последнее желание. Так вот, скажите, чтобы
мне повысили зарплату; зовут меня Петя Рукомойников. Запомнила,
фашистская?
     -- Хорошо... -- прошептал  Адольф  Гитлер  и  принялся  за
баланду.
     --   Приятного   аппетита!  --  C  пренебрежением  пожелал
Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку  в
чан  c  дерьмом.  --  Да,  холодновато здесь у тебя и окошко, я
смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в  эту
войну?
     Петька  закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало
пожирающего баланду.
     Делать  было  нечего,  но  настроение   было   хорошее   и
располагало к беседе.
     --  Да,  кстати,  Гитлер  Адольфович,  вы  вон на то окно,
наверное, частенько смотрите? Небось, кроме этого здесь  делать
больше нечего? Ублюдкина-то знаете?
     --  Какого еще там Ублюдкина? -- жуя хрен c сыром, спросил
фюрер.
     -- Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.
     -- А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!
     -- Ну так вот, -- c хохотом произнес Петька, -- теперь  он
живет как раз против своего дома.
     Гитлер  чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c
дерьмом:
     -- Как, и его забрали?
     -- Забрали!
     -- За что же?
     -- За общение c тобой, придурок! Эх, да ладно, че это я  c
тобой  здесь  треплюсь?  Того и гляди еще и меня засадят в этот
сортир...
     Рукомойников вышел, оставив за собой свист ветра и  унылую
тоску.  Гитлер  доел  баланду  и  вновь посмотрел на улицу. Ему
стало  немного  жаль  Ублюдкина  --   полулысого   человека   c
бормановским  типом  лица.  "Скотина,  хоть  бы  пива  дал! Вот
интересно,  что   бы   по   поводу   этого   Ублюдкина   сказал
Кальтенбруннер?" Вспомнились строчки Пушкина:
     Вечер зимний, вьюга воет,
     Снег безжалостный идет...
     Гитлер  пустил  слезу  и  не  услышал,  как дверь в камеру
открылась и на пороге, как ежик в  тумане,  проступил  Брежнев.
Посмотрев на фюрера, он, издеваясь, продолжил:
     Непогода важно стонет,
     Песни зимние поет.
     Гитлер  заморгал  глазками  и  вытер  слезу.  Леонид Ильич
подошел к нему и по-отечески похлопал его по щечке, заметив при
этом:
     -- Мужайтесь, мой фюрер, сейчас я вас буду щиссен.
     -- Как? Уже?
     -- А вы как думали? Церемониться c вами  что  ли?  Товарищ
Рукомойников, зайдите сюда на пару минут!
     Вошел Рукомойников, волоча за собой пулемет "Максим".
     --  К  стенке,  скотина! -- крикнул он, прислоняя фюрера к
параше.
     -- O, mein  God!  --  всплакнул  Адольф  Гитлер  и  затряс
коленками.
     Рукомойников  принялся  налаживать пулемет. Когда все было
готово, в камеру вошел пастор Шлаг;  посмотрев  на  фюрера,  он
прошептал:
     --  Мужайтесь,  сын  мой,  все  кончено, Господь, надеюсь,
простит вас за все грехи, что совершил  ты,  скотина,  на  этой
грешной земле.
     -- Спасибо, отец мой! -- ответил Гитлер и вытер слезу.
     Рукомойников  дернул  затвор,  Леонид  Ильич поднял руку и
приказал:
     -- Готовьсь! Целься! Огонь!
     Прозвучала  беспорядочная  стрельба.  Камера   наполнилась
густым дымом, завоняло порохом.
     --    Черт!    --    заругался    Рукомойников,   заставив
перекреститься пастора Шлага. -- Опять заело! Наверное, патроны
сырые!
     -- Вечно вы, товарищ, подводите меня,  --  сказал  дорогой
Леонид Ильич и дал понять Шлагу и Петьке удалиться.
     Гитлер  пришел  в себя и попытался понять, где это он -- в
аду или в раю. Увидев грязные стены, он понял что в аду. "А где
же черт?" -- подумал Адольф Гитлер, разглядывая  среди  густого
дыма    прислужника    дьявола;    вместо   этого,   постепенно
вырисовывалась тускнеющая физиономия Леонида Ильича.
     -- Я здесь, мой фюрер! Мы решили вам дать шанс.
     -- O, mein God! Только не надо меня больше щиссен!  Bitte!
Я прошу вас!
     --  Хорошо,  хорошо!  А  теперь,  мой фюрер, слушайте меня
внимательно. Чтобы спасти  вашу  жалкую  шкуренцию,  вы  должны
подписать этот документ.
     Гитлер   взял   листок  бумаги  на  котором  по-немецки  c
баварским акцентом было написано:
     Об®яснительная
     Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего  Рейха,  будучи  в
здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю,
что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской
России  в  период  c  1933  по  1945  год  c подпольной кличкой
"Лысый".
     А. Гитлер
     Январь 1964 года.
      -- А чего тут подписывать, это и так правда!
      -- Как? -- изумился Брежнев.
      -- А вы не знали? Ну знаете ли,  батенька,  видно  сразу,
что  вы  в  политике  недавно,  --  сказал  Гитлер  и  подписал
документ.
      За окном шел снег.

        ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!

      Никита Сергеевич  сидел  в  своем  кремлевском  кресле  и
занимался   одновременно  пятью  делами:  курил  сигару,  писал
квартальный отчет, цедил виски, жрал половником черную  икру  и
старался не замечать только что зашедшего к нему Брежнева.
      "Тоже мне Цезарь," -- подумал Леонид Ильич.
      -- Ну что там еще? -- спросил Хрущев.
      --  Все!  --  ответил сияющий Брежнев. -- Король умер, да
здравствует король!
      Бумага,  которую   протянул   Хрущеву   Брежнев,   воняла
бутырским  сортиром. Это Первый секретарь понял сразу. Но кроме
этого, он  отдал  себе  отчет  в  том,  что  пришел  конец  его
политической   карьеры.   Документ,   который  прочитал  Никита
Сергеевич, был ужасным приговором.
      -- Брехня! -- спокойно  сказал  Генсек.  --  Да,  кстати,
Леонид  Ильич, я тут собирался в Сочи! Надо бы отдохнуть! Устал
я от этой работы...
      --  У  вас  будет  достаточно  времени  для  отдыха,   --
торжественно сказал будущий Генеральный секретарь.
      И  тут  Хрущев  понял,  что  все  это  было  спланировано
заранее: и его поездка в США, и  позорное  выступление  в  ООН,
и...
      Никита Сергеевич нажал кнопку и вызвал секретаршу.
      --  Вот  что,  милая  моя, закажите-ка билет на самолет в
Сочи первым же рейсом.
      -- Все уже готово, товарищ бывший  Первый  секретарь,  --
сказала  Катя  Козлова, -- заказное такси ждет внизу. Скатертью
дорожка!

        ЭПИЛОГ


      За окном шел снег и Юрий Гагарин.
      Леонид  Ильич  лениво  опустился  в  кресло  и,  крякнув,
спросил стоящего у окна Черненко:
      --  Константин Устинович, а что, товарища Штирлица еще не
убили?
      -- Однако, не знает  моя?  Надо  у  Пельше  спросить!  --
ответил Черненко.
      -- У дорогого товарища Пельше?
      --  Да.  А  у  кого  же еще? На то он и Пельше, чтобы все
знать.
      -- Пельше, Пельше... --  генсек  на  минуту  задумался  и
вызвал своего помощника.
      Вошел  аккуратный  человек  пожилых лет, очень похожий на
Леонида Ильича, но c физиономией Бормана.
      -- Вот что,  Мартин  Рейхстагович,  --  сказал  четырежды
герой  Советского  Союза,-  узнайте-ка,  где  находится товарищ
Пельше и пригласите его к нам.
      Борман  покорно  кивнул  и  вышел,  не  забыв  при   этом
рассыпать  канцелярские кнопки на стул, на котором обычно сидит
Константин Устинович.
      -- Однако, не понимает моя, зачем нам Штииц? -- садясь на
стул, удивился Черненко, и громко ойкнул  от  боли,  поразившей
его   зад   посредством  кнопок  Бормана.  --  Однако,  Брежнев
Леонидыч,  этот  фашист  со  своими  кнопочными  штучками   мне
порядочком надоел! Весь задник мой истыкан, как паровоз...
     --  До  свадьбы  заживет!  Тем  более  все  это  мелочи по
сравнению c тем, что я хочу вам сказать... Дело в том, что  для
товарища  штандартефюрера  Исаева  есть  новое задание, -- тихо
произнес  Генеральный  секретарь,  мельком  представив  себя  в
облике  пятнадцати  Героя  Социалистического труда и тринадцати
Героя Советского Союза.
     -- И я того же мнения, дорогой мой товарищ Леонид Ильич.
     А за окном шел снег и Юрий Гагарин.



         * Книга пятая. ШПИОН, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ТУШЕНКУ * 




        ПРОЛОГ. 


     За окном шел снег и XXVI с®езд КПСC.
     Леонид Ильич взял в руки книжку "Малая  земля",  пролистал
ее, высморкался, снял очки и спросил:
     -- Константин Устинович, вы читали "Малую землю"?
     -- Однако, обижаете, читал.
     -- Ну и что?
     --  Нет  слов,  Леонид  Ильич.  Моя  ее пять раз читал, на
шестом жена оторвал,  а  то  б  моя  читала  и  читала...  Прям
бестселлер какой-то, во!
     --  Ну да?! Надо и самому как-нибудь прочитать, вот только
все времени не хватает. А что же я у тебя спросить хотел... xm?
Ах, да! Этого, c усами, еще не убили?
     -- Он, однако, без усов, но он жив, то есть, его не убили.
     -- Глубоко вы размышляете! Ну что ж, нет так нет. А где он
сейчас?
     -- Та, не знает  моя,  --  ответил  Константин  Устинович,
делая идиотское выражение лица.
     Брежнев  нажал невидимую кнопку и вызвал своего помощника.
Через минуту вошел  Борман.  Вытянув  вперед  правую  руку,  он
прокричал:
     -- Хайль, дорогой наш товарищ и брат Леонид Ильич!
     --  Да  ладно  вам, -- сказал Брежнев. -- Бросьте в унитаз
Евы Браун ваши кинчевские штучки! Вот что... Опять забыл...
     -- Про Штирлица... -- напомнил Черненко.
     -- Да, про него. Мартин Рейхстагович, где генерал Исаев?
     -- Так ж в Бразилии он! Отдыхает...
     -- Это  значит,  мы  здесь  строим  коммунизм,  а  товарищ
штандартенфюрер отдыхает!
     -- Но... -- хотел было возразить мелкий пакостник.
     -- Однако, это не по-партийному! -- вставил Черненко.
     -- Да, это не по-коммунистически! Немедленно вызвать его в
Москву! -- приказал генсек.
     --  Я  воль,  мой