вероятно, не хотелось бы, чтобы вы писали об этом в вашей газете.
     -- Я-то хотел с вами поговорить относительно вашей дочери, Нины.
     О, она в фильме не участвует. Я вообще далеко не уверен, что у нее есть
талант. Удивительно, как такие вещи иногда передаются  через  поколение. Мой
отец,  например,  был очень плохим актером, хотя всегда играл  главную роль,
когда мы на Рождестве ставили любительские спектакли. Честное  слово, иногда
он выглядел просто нелепо.  Помню,  однажды он изображал  пародию  на  Генри
Ирвинга в "Колоколах"...1

     1  Английский  актер  Генри Ирвинг (1838-1905) прославился  исполнением
роли  убийцы  в  пьесе  "Колокола",  сделанной  по  роману   Эркман-Шатриана
"Польский еврей".

     Боюсь, вы  меня не помните, сэр, но я приезжал к вам недели  две назад,
насчет  Нины.  Она просила меня  рассказать вам,  что  теперь  я  --  мистер
Таратор.
     -- Таратор?.. Нет, голубчик, что-то не помню.  Память у меня не та, что
была... Знавал  я  одного каноника Таратора--  это  да.  Мы с  ним учились в
Нью-колледже... странная такая фамилия.
     -- Мистер Таратор из "Дейли эксцесс".
     -- Нет-нет, мой  милый, уверяю вас, вы  ошибаетесь. Он  был рукоположен
вскоре  после того,  как  я кончил  колледж,  и  служил где-то за  границей,
кажется на Бермудских островах. Потом вернулся, жил в Вустерс. Он никогда не
работал в "Дейли эксцесс".
     -- Нет-нет, сэр. Это я работаю в "Дейли эксцесс".
     -- Ну,  вам своих  сотрудников лучше знать. Возможно, он и в самом деле
уехал  из  Вустера и  занялся журналистикой. Я  знаю,  многие духовные  лица
теперь так поступают. Но должен сказать, что от  него я этого не ожидал.  Он
всегда  был  глуповат.  Да и лет  ему  уже  много,  не меньше  семидесяти...
Ну-ну...  кто  бы  мог подумать. До  свидания, голубчик.  Хорошо  мы  с вами
поговорили.
     -- Но  вы  не понимаете,  сэр!  -- воскликнул Адам, видя, что полковник
уходит.-- Я хочу жениться на Нине.
     -- Тогда нечего было приезжать сюда,-- сказал полковник сердито.-- Я же
вам сказал,  она где-то  в Лондоне.  К  фильму  никакого отношения не имеет.
Придется  вам у нее самой  спросить. Между прочим, я случайно  знаю, что она
уже помолвлена. Сюда недавно приезжал по этому поводу один молодой болван...
пастор говорит,  у  него  не  все  дома.  Всю дорогу смеялся  --  это плохой
признак...  но  Нина почему-то все-таки хочет  выйти за него замуж.  Так что
боюсь,  вы опоздали,  голубчик.  Очень сожалею... а  пастор в  связи  с этим
фильмом показал себя с очень  некрасивой стороны. Отказался предоставить нам
свой  автомобиль.  Наверно,  из-за  веслеанства. Узость взглядов...  Ну,  до
свидания.  Спасибо,  что  приехали. Привет  от меня канонику  Таратору. Надо
будет заглянуть к нему, когда буду в следующий раз в Лондоне, да поддеть его
на этот счет... Пишет в газетах, это надо же, в его-то возрасте!
     И полковник Блаунт удалился, торжествующий.
     Поздно вечером Адам и Нина сидели на галерее в "Cafй de la Paix" и  ели
устриц.
     -- Ладно,--  сказала  она,--  оставим папу в покое и  просто  теперь же
поженимся.
     -- Мы будем очень, очень бедны.
     -- Не беднее, чем  сейчас... По-моему, это будет божественно... И будем
изо  всех  сил экономить.  Майлз говорил,  он  обнаружил  одно  место  около
Тотнем-Корт-роуд, там устрицы стоят три с половиной шиллинга дюжина.
     -- Наверно, такие, что от них заболеть можно?
     -- Ну, Майлз говорил, что  они ничего, только немножко странно, что они
все  разные на вкус. Я с Майлзом сегодня завтракала. Он позвонил узнать, где
ты. Хотел продать "Эксцессу" новость про помолвку Эдварда Троббинга.  Но Вэн
предложил ему пять гиней, и он продал ему.
     -- Жаль, что мы это упустили.  Редакторша будет в ярости. Кстати, а как
моя светская хроника? Удалось тебе заполнить страницу?
     --  Ой,  милый, по-моему, я справилась замечательно.  Понимаешь,  Вэн и
Майлз не знали,  что я  к этому  причастна,  и  много  чего  наговорили  про
помолвку Эдварда, а я  все это пустила в ход... свинство, правда?.. И одного
чего написала  про Эдварда и про его невесту.  Я была  с ней знакома,  когда
только начала  выезжать,  это  заняло половину страницы.  А потом я добавила
немножко про всяких вымышленных людей, как ты делаешь, вот и все.
     -- Что же ты написала про вымышленных?
     -- Уж  не  помню.  Ну,  что  я  видела, как  граф  Цинциннати  вошел  в
"Эспинозу" в зеленом котелке... всякое такое.
     -- Ты это написала?!
     --  Да,  а разве  не  надо  было?..  Радость моя,  я что-нибудь не  так
сделала?
     -- О, черт.
     Адам рванулся к телефону.
     --  Центральная  десять тысяч...  дайте  мне  ночного  редактора...  вы
слушаете? Мне надо внести исправление в заметку Таратора... срочно.
     --  Сожалею, Саймз. Последнее  издание  полчаса как  ушло в  машину. Мы
сегодня рано отделались. И Адам пошел доедать устрицы.
     --  Нумерация  подкачала,--  сказал лорд  Мономарк  на следующее  утро,
прочитав злосчастную заметку.
     И мистером Таратором стал Майлз Злопрактис.
     -- Теперь мы не можем пожениться,-- сказала Нина.

        Глава 10

     Адам, мисс Рансибл, Майлз и Арчи Шверт поехали на автомобильные гонки в
машине Арчи Шверта.  Ехать  оказалось долго и холодно.  Мисс Рансибл  была в
брюках, а  Майлз  надумал подкрасить себе ресницы  в  ресторане придорожного
отеля, где они  хотели позавтракать.  Поэтому их попросили удалиться.  Перед
следующим  отелем  они оставили мисс Рансибл в  машине  и  принесли ей  туда
холодной баранины и  соленых огурцов. Арчи  решил, что  недурно будет выпить
шампанского,  и  замучил официанта расспросами  о  сроках разлива  (официант
питал особое отвращение к этой теме). Они завтракали не торопясь, потому что
в ресторане было  тепло, а потом еще пили кюммель  у камина, пока за ними не
явилась мисс Рансибл, очень рассерженная, и не увела их на улицу.
     Потом Арчи  сказал, что  не может  больше  вести машину  -- очень спать
хочется,--так что Адам сел за руль и  сбился с  дороги, и они проехали много
миль не в ту сторону, по какому-то бесконечному об®ездному шоссе.
     А  потом  стало темнеть и дождь усилился. Обедали они  в третьем отеле,
где  все  подсмеивались над  брюками  мисс  Рансибл,  а  стены были  увешаны
старинными медными грелками.
     Наконец они добрались до города, где должны были состояться гонки.  Они
под®ехали к отелю,  в котором остановился тот гонщик,  что дружил с Майлзом.
Отель,  построенный в  готическом стиле  1860  года, был большой,  темный  и
назывался "Империал".
     Они  заранее послали гонщику телеграмму с просьбой  заказать им номера,
но... "Что вы,-- сказала дежурная,-- у нас за полгода вперед все номера были
заказаны. Будь вы самые главные асы, я бы и то не нашла,  где вас поместить.
Сегодня  вы  во всем  городе  не  найдете комнат,  разве что в привокзальной
гостинице. А больше нигде".
     В привокзальной гостинице их тоже отказались принять, хотя мисс Рансибл
оставалась ждать в машине. "Одного из  вас я еще могла бы положить на диване
в  баре, у меня там сейчас только муж с женой и два мальчика, а то можно еще
в вестибюле, только там лечь негде,  придется всю ночь сидеть". Что касается
постелей, так об этом и  думать  нечего. Пусть  заглянут  в  "Ройял Джордж",
только  едва  ли им там понравится, даже  если  место найдутся,  а мест там,
скорее всего, тоже нет.
     Тут  мисс  Рансибл  вспомнила,  что,  кажется, здесь  неподалеку  живут
знакомые ее отца;  она узнала их телефон и позвонила, но в ответ услышала --
очень жаль, но дом и так полон гостей, и прислуги, можно сказать, нет, а про
лорда Казма они, сколько помнится, даже не слышали. Так что ничего не вышло.
     Они об®ездили еще  несколько гостиниц, изучив  по нисходящей всю гамму:
"Отель  семейный  и для коммивояжеров", просто "Для коммивояжеров", "Пансион
высшего  класса, плата помесячно", "Общежитие  для девушек-работниц", просто
"Пивная  и  чистые  постели.  Только  для мужчин". Везде  было  переполнено.
Наконец на берегу какого-то канала они нашли "Ройял Джордж". Хозяйка, стоя в
дверях, доругивалась с пожилым человечком в котелке.
     --  Сперва  он  снимает в  баре башмаки,--  пожаловалась  она, взывая к
сочувствию новых слушателей,-- джентльмены так никогда не поступают...
     -- Мокрые они были,-- сказал человечек,-- насквозь промокли.
     -- А кому  нужны  его мокрые башмаки на стойке,  хотела бы  я знать?  А
потом,  видите ли, называет меня интриганкой за то, что я велела ему обуться
и идти домой.
     -- Домой  хочу,--  сказал человечек.-- Домой,  к жене и к деткам. Разве
это дело -- не пускать человека к жене?
     -- Кто это не пускает тебя  к жене, старый ты дурак? Я одно  говорю, --
обуйся ты ради  бога, а потом уж ступай домой. Что жена-то подумает, если ты
явишься домой без башмаков?
     --   А  вы  знаете,  деточка,  она  совершенно  права,--  сказала  мисс
Рансибл.-- Будет гораздо лучше, если вы обуетесь.
     -- Вот, слышал, что дамочка говорит? Дамочка говорит -- надень башмаки.
     Человечек взял свои  башмаки  из рук  хозяйки, внимательно оглядел мисс
Рансибл  и швырнул башмаки в  канал.-- Дамочка,-- сказал  он с чувством.-- А
штаны-то! -- И зашлепал в одних носках в темноту.
     --   Он  вообще-то  ничего,  безобидный,--  сказала  хозяйка.--  Буянит
помаленьку,  но только когда  выпьет.  Вот ведь, хорошие башмаки  загубил...
Небось проведет ночь в кутузке.
     -- А к жене он, бедняжечка, не пойдет?
     -- Ну что вы. Она живет в Лондоне.
     Тут Арчи Щверт,  не наделенный столь всеоб®емлющим  человеколюбием, как
мисс Рансибл, окончательно потерял интерес к этому разговору.
     --- Мы хотели узнать, можете вы предоставить нам постели на ночь?
     Хозяйка метнула на него подозрительный взгляд.
     -- Постель или постели?
     -- Постели.
     -- Это еще надо  подумать.--  Она перевела взгляд с автомобиля на брюки
мисс Рансибл  и  обратно на  автомобиль, прикидывая, что важнее, и, наконец,
сказала: -- По фунту с каждого, тогда можно.
     -- И место найдется для всех?
     -- Да как сказать. Который из вас с дамочкой-то?
     --  Я,  к сожалению, одна,--  сказала  мисс Рансибл.-- Со стыда сгореть
можно, правда?
     -- А вы не  горюйте, моя красавица, вы еще свое возьмете... Ну, так как
же  мы все  разместимся? Одна комната  есть свободная.  Я могу  лечь с нашей
Сарой,  значит,  освобождается  кровать для джентльменов... если дамочка  не
против переночевать со мной и Сарой...
     --  Пожалуйста,  не  сочтите меня  невежливой, но  я бы  предпочла  ту,
освободившуюся кровать,-- сказала мисс Рансибл смиренно и добавила с большим
тактом:-- Понимаете, я очень громко храплю.
     -- Пустяки, наша Сара тоже храпит. Нам это ничего, но, конечно, если вы
предпочитаете...
     -- Да, пожалуй, предпочитаю,-- сказала мисс Рансибл.
     -- Ну что ж,  тогда я могу  постелить мистеру Тичкоку на полу, так, что
ли?
     -- Да,-- сказал Майлз.-- Постелите мистеру Тичкоку на полу.
     --  А  если  тот  джентльмен  не  против  ночевать  на площадке...  Ну,
как-нибудь да устроимся, вы не сомневайтесь.
     Они все вместе  выпили джину в  комнате позади бара и разбудили мистера
Тичкока, чтобы он  помог внести вещи,  и  его  тоже  угостили  джином, а  он
сказал,  что ему все равно,  где  ни спать,  он всякому рад услужить,  а  от
второго стаканчика не откажется, это уж, как  говорится, на  сон грядущий; и
наконец все улеглись спать, очень усталые и более или менее довольные, и как
же их всю ночь кусали клопы!
     Адаму  досталась отдельная комната.  Он проснулся рано, под  шум дождя.
Выглянув  в  окно, он  увидел  серое  небо,  какую-то  фабрику  и  канал, из
неглубоких вод которого поднимались  островки железного лома  и  бутылок;  к
дальнему  берегу прибило  наполовину  затонувшие  остатки детской коляски. В
комнате стоял комод с торчащими из ящиков грязными лоскутами и умывальник, а
на нем -- ярко  раскрашенный  таз, пустой кувшин  и старая зубная щетка. Еще
там  был  округлый  женский  бюст,  накрытый  блестящей  красной материей  и
обрубленный на шее,  на талии и у локтей, как в житиях древних  мучеников,--
предмет, известный под названием портновского манекена.  (Адам вспомнил, что
такой же  был когда-то у них  дома,  его называли  Джемайма -- однажды  Адам
ударил  Джемайму  долотом,  набивка  разлетелась  по  всей  детской,  и  его
наказали.  В  более  просвещенный век  в  этом  его  поступке  усмотрели  бы
какой-нибудь  комплекс  и встревожились  бы,  ему же  просто  велели  самому
подмести весь мусор.)
     Адаму очень хотелось пить, но  на дне графина рос бледно-зеленый мох, и
он  воздержался.  Он  снова лег в постель и  обнаружил  под подушкой  чей-то
носовой платок (очевидно, собственность мистера Тичкока).
     Немного погодя он снова  проснулся и  увидел,  что на краю его  постели
сидит мисс Рансибл в пижаме и меховом пальто.
     -- Деточка,-- сказала она,--  у  меня в комнате нет  зеркала,  а ванной
здесь вообще нет, а в коридоре я  наступила  на кого-то холодного и мягкого,
он там спит, а я всю ночь не спала -- капала на клопов лосьоном, и  все  так
плохо пахнет, и вообще мне так скверно, просто ложись и умирай.
     -- Ради  бога, давайте отсюда выбираться,-- сказал Адам.  Они разбудили
Майлза и Арчи Шверта,  и через десять минут, подхватив свои чемоданы, все на
цыпочках двинулись к выходу.
     --  Как  вы  думаете,  может,  надо  оставить сколько-нибудь денег?  --
спросил Адам, но ни в ком не нашел поддержки.
     -- За джин, пожалуй, надо бы заплатить,-- сказала мисс Рансибл.
     И они оставили на стойке пять шиллингов и уехали в "Империал".
     Было еще очень рано, но все, видимо, уже встали и носились вверх и вниз
на лифтах, нагруженные комбинезонами  и защитными шлемами. Приятель  Майлза,
как им сообщили, ушел еще до рассвета -- по всей вероятности, в  свой гараж.
Адам встретил  нескольких репортеров, которых помнил по работе в "Эксцессе".
Они сообщили ему, что  предсказать победителя невозможно,  а  смотреть гонки
интереснее всего с  Чертова  поворота,  где в прошлом году было три смертных
случая, а  в этом году будет  того хуже, потому что гудрон не  просох. Самое
опасное  место,  заверили его  репортеры, после чего отправились брать новые
интервью  у  гонщиков,  добавив  на прощание,  что  все  участники одинаково
уверены в победе.
     Тем  временем  мисс  Рансибл нашла  свободную  ванную  и через  полчаса
спустилась в вестибюль  умытая, подкрашенная и в юбке -- она совсем пришла в
себя и была готова к любым приключениям. Для начала они пошли завтракать.
     В   ресторане  яблоку   негде  было  упасть.  Там  были  гонщики   всех
национальностей, по большей части невзрачные мужчины с усиками и  с тревогой
в  глазах;  они  читали прогнозы  в  утренних  газетах и  ели то,  что могло
оказаться  (а  для иных и оказалось) последним  в их жизни  завтраком.  Были
многочисленные корреспонденты, вознаграждавшие себя за тяготы  командировки;
была пестрая орава  болельщиков -- весьма осведомленные молодые люди в ярких
свитерах, заправленных в брюки, в галстуках -- эмблемах своих закрытых школ,
в  клетчатых куртках,  с  развязным  лексиконом  и  чуть  заметным  акцентом
лондонских  низов;  были   инспекторы  из  К.А.К.,  инспекторы  из  А.А.1  и
представители  нефтяных  фирм  и  шинных  заводов.  Была  опечаленная семья,
приехавшая в  этот город  на крестины  племянницы.  (Их  не  предупредили  о
предстоящих гонках; счет в отеле явился для них жестоким ударом.)
     -- Так  еще жить можно,-- одобрительно сказала мисс Рансибл, попробовав
копченую пикшу.
     Со всех сторон до них доносились обрывки сугубо технических разговоров.
     --  ...  Сменил  весь  мотор  уже после  осмотра. Другого  бы за  такое
дисквалифицировали...
     -- ... еле тянет по пятьдесят миль...
     -- ...ужалила пчела, как раз когда он делал поворот, чуть не врезался в
дерево  и  угодил  прямо в ратушу.  А  за  ним  шел "райли",  тот завертелся
волчком, полез на насыпь, перевернулся и вспыхнул...
     --  ...клапаны  перегреваются...  С  этим  мотором  на  подсосе  ездить
бессмысленно...
     --  ...Чертов  поворот  --  это что.  Просто нужно перед белым  домиком
сбавить  до сорока -- сорока пяти,  потом у трактира  дать  газ и уходить на
второй по левой бровке. Это всякий ребенок сумеет. А вот двойной вираж сразу
за железнодорожным мостом -- это действительно штучка...
     -- ... раз за разом махали ему флажком, чтобы остановился. Говорю  вам,
эта шайка не хочет, чтобы он победил.
     --  ...  назвать себя  не  захотела, но  сказала,  что сегодня  вечером
встретится  со мной на том же месте, и дала мне веточку белого вереска, а я,
как дурак, ее потерял. Она еще сказала, что будет ее высматривать...

     -... в этом году предлагают всего двадцать фунтов премии...
     ... сошел с трека на скорости, семьдесят пять...
     -- ... прокладка лопнула, головка блока к черту...
     -- ... сломал обе руки, а в черепе две трещины...
     -- ... хвост затрясло...
     -- ... от скорости вибрация...
     -- ... мерк...
     -- ... маг...
     -- Тррах...
     Позавтракав, мисс  Рансибл,  Адам, Арчи  Шверт  и Майлз  пошли в  гараж
искать своего аса. Они застали  его  за тяжелой работой --  он  слушал  свой
мотор. Один угол гаража был отгорожен канатом, и пол посыпан песком, как для
встречи боксеров.
     Перед  канатом  крутилась  стайка  алчных  мальчишек  с  альбомами  для
автографов  и  подтекающими   вечными   ручками,  а   на  песке,  окруженные
механиками,  стояли основные части автомобиля. Мотор работал,  и  вся махина
сотрясалась  от  бесплодных усилий. Из нее  исходили  клубы темного  дыма  и
оглушительный рев,  который  отдавался от бетонного пола  и рифленого железа
крыши  во  все  углы здания, так  что  не было  возможности ни  говорить, ни
думать,  и  все  чувства мгновенно притуплялись. Довольно часто  этот ровный
жалобный  рев  прерывался резкими взрывчиками, и  они-то,  видимо,  вызывали
тревогу,  потому  что  при каждом  таком  хлопке  приятель  Майлза, который,
конечно  же,  не  мог  быть  чрезмерно  чувствителен  к   шуму,  морщился  и
многозначительно взглядывал на своего старшего механика.
     Непосвященного наблюдателя  этот автомобиль  поражал  не только  явными
дефектами звука,  но и странно незаконченным видом. Впечатление  было такое,
что  он еще  в  процессе  изготовления. У  него  было всего  три  колеса,  а
четвертое находилось в руках у молодого человека в  комбинезоне, который бил
по  нему молотком,  то и дело  прерываясь, чтобы откинуть  лезшую  на  глаза
занавеску  из  желтых волос.  Не  было  и  сидений,  и  на то место,  где им
полагалось бы быть, другой механик  навинчивал пластины свинцового балласта.
Не  было  капота -- им завладел  маляр, выводивший черную цифру  13  в белом
кругу. Такая же цифра была на задке, и еще один механик прикреплял дощечку с
номером  над фарой.  Был  там и  механик, мастеривший из  тонкой проволочной
сетки щиток на ветровое стекло, и механик, который, лежа врастяжку, колдовал
над задней  осью при помощи жестянки с  политурой и тряпки. Еще два механика
помогали приятелю Майлза слушать выхлопы. -- Как  будто мы не услышали бы их
с Беркли-сквера,-- сказала мисс Радсибл.
     Дело  в  том,  что  автомобили  являют  собой  очень  наглядный  пример
философского различия между "бытием" и "становлением". Есть машины, служащие
всего   лишь  средством  передвижения,  механические  работяги,  такие,  как
"испано-суиза" леди Метроленд, или "ролс-ройс" миссис  Маус,  или  "деймлер"
1912 года леди Периметр,  или "остин" рядового гражданина,-- эти, подобно их
владельцам, определенно имеют бытие. Их  покупают свинченными, покрашенными,
снабженными  номерами, и такими  они остаются, даже переходя из  рук в руки,
изредка  освежаемые  краской   или  на   время   омолаживаемые   добавлением
какого-ни