главные и вспомогательные двигатели не
так уж  просто.  Жизненный путь сдатчика двигателей отнюдь не усыпан розами.
Если  говорить о розах, то на его долю приходится больше шипов и терний. Еще
до начала испытаний на швартовых кто-то выскажет предположение, что  главные
двигатели неспособны развивать  положенную мощность. Этот слух,  как гадюка,
поползет по кораблю, и, хотя впоследствии  испытания покажут,  что проектная
скорость корабля перекрыта и  двигатели работают точно  в режиме номинальной
мощности,  до  самого конца испытаний все будут смотреть  на  вас с  суровым
укором, подозревая в нечестном намерении утаить от государства несколько сот
лошадиных сил.
     Потом начнут  мутить  воду  радиолокаторщики.  Они  всегда  мутят  воду
потому, что у них что-то не клеится.  Они будут  утверждать,  что регуляторы
дизель-генераторов  не поддерживают заданную частоту.  С такими регуляторами
их тонкая техника работать не может.
     А тут  еще  вас начнут донимать  собственные  неприятности. При проходе
узкостей  заест  блокировка,  и  вы не  сможете вовремя выполнить  команду с
мостика. Затем  обнаружится, что идеально отрегулированные давления сгорания
по цилиндрам  проявляют  тенденцию  к  разброду  и  шатанию, вы  будете  под
скептическими  взглядами  членов  комиссии  лихорадочно менять форсунки.  Но
самое ужасное  -  это то,  что  появится течь масла из  кормового уплотнения
коленчатого  вала.  Она  всегда  появляется потому, что ее почти  невозможно
устранить во время  сдачи. Как только  будут обнаружены первые  капли масла,
члены комиссии начнут слетаться на них, как мухи на мед.
     К концу второго дня испытаний вы потеряете  голос и начнете из®ясняться
жестами, скорее вразумительными, чем пристойными.
     За всю свою  жизнь я знал только одного сдатчика  дизелей, не терявшего
голоса и присутствия духа до конца испытаний. Он безвыходно находился у себя
в  каюте и на все претензии  отвечал одной  и  той же  фразой: "Люди, я  вас
любил". В его устах эти прекрасные слова приобретали совсем иной смысл.
     Рано  или  поздно  его оставляли в покое, и  возникающие  недоразумения
улаживались  сами собой. Потом оказалось,  что у  него  была злокачественная
опухоль мозга, и он вскоре умер. Жаль. Очень хороший  был сдатчик, хотя и не
без странностей.
     Не  обращайте внимания  на  интриги  радиолокаторщиков.  Все  равно  их
россказням о гуляющей частоте никто не верит. Все знают,  что радиолокатор -
это такая вещь, которую голыми руками не возьмешь.
     Однажды на  испытаниях  мы  определяли  радиус циркуляции корабля.  Это
радиус окружности, описываемой кораблем при руле, положенном на борт Каждому
капитану  необходимо  знать  циркуляцию своего  судна,  чтобы  потом  давать
об®яснения аварийной  комиссии  о причинах, вызвавших  столкновение. В  море
была спущена шлюпка с радиоотражателем, и корабль начал описывать вокруг нее
циркуляцию  Радиус  определяли по  локатору.  Когда  маневр  закончился,  на
мостике появился бледный штурман и крикнул вниз, чтобы кто-нибудь принес ему
из  аптечки  валериановых  капель. Ему  первый  раз  приходилось плавать  на
корабле, описывающем циркуляцию с радиусом сорок километров. В приемном акте
записали, что радиус циркуляции равен  двумстам  тридцати шести метрам.  Эта
величина была определена на глаз капитаном и всех устраивала.
     Один раз, после определения радиуса циркуляции, шлюпку с отражателем не
подняли на  борт, а взяли на  буксир, пока не  приведут  в порядок под®емное
устройство.  Находившийся  в шлюпке  помощник сдатчика  радиолокаторов,  как
всегда,   спал.  Спустя  некоторое   время  кто-то  обнаружил,   что  шлюпка
буксируется вверх  килем.  Сыграли  тревогу "Человек  за  бортом". Это  был,
пожалуй,  единственный  случай,  когда не сработали  колокола  громкого боя.
Правда, после того как  была устранена неисправность, они отлично звонили  в
течение  сорока  минут,   и  так  как  поднятый  ими  шум  мешал  электрикам
соображать, почему они звонят, пришлось обесточить всю линию.
     Нет, он не утонул, так как держался за  шлюпку. Когда  его вытащили, он
сразу  сел писать акт на списание казенных сапог, которые ему пришлось снять
в воде, хотя все видели, что он садился в шлюпку в тапочках.
     Я не люблю радиолокаторщиков, хотя допускаю, что и среди них попадаются
хорошие люди.
     Кроме  радиолокаторов,  в  ходовой  рубке имеется  еще  куча  приборов:
гирокомпас,    магнитный   компас,   радиопеленгатор,   эхолот,   курсограф,
радиотелефон  дальнего действия, радиотелефон ближнего  действия и прочие. Я
просто не понимаю, как я когда-то доверял свою  жизнь штурманам,  не имевшим
за душой ничего, кроме компаса и старенького секстана. Страшно подумать, что
с такими техническими средствами они  еще  имели наглость плавать чуть ли не
вокруг всего земного шара.
     Так мы же с  вами и говорим  об испытании дизелей!  Ну, хорошо, хорошо,
постараюсь не отвлекаться.
     Кроме сдаточной команды, на судне  присутствует штатная команда Это те,
в чьи руки передадут корабль после  подписания приемного акта. Это они будут
водить  его  по  всем  морям  и  океанам от  Кейптауна до Чукотки,  снабжать
топливом  антарктические  экспедиции  и  возить  дальневосточных  крабов  из
Владивостока  в  Сан-Франциско.  Они  обожжены  солнцем  тропиков и закалены
суровыми  буднями  арктических  плаваний.  Однако,  если  не хотите развеять
очарование, навеянное их профессией, не спрашивайте их  ни о чем. Они плохие
рассказчики. Они могут рассказать кучу мелких историй, но  ничего серьезного
вы от них не услышите.
     Однажды на Сахалине мой сосед по комнате в гостинице, главный бухгалтер
управления флота, рассказал мне об одной  сельдяной  экспедиции, попавшей  в
Беринговом  море в жесточайший  шторм. Рассказчик  он был  превосходный, и я
ясно представлял себе маленькие суденышки,  черпающие дымовыми трубами воду;
обледеневшие палубы; людей, скалывающих лед, держащихся за протянутые леера,
полузадохшихся от обрушивающихся  на  них  волн,  и  моториста,  ныряющего в
ледяную воду,  чтобы  выяснить  причину  течи,  угрожающей гибелью  судну  и
команде.
     Я  интересовался подробностями  и  был очень  рад,  когда  мне  удалось
встретиться  с  одним  из  флагманов этой  экспедиции.  Мы выпили.. Неважно,
сколько мы  выпили, но  единственное, что мне удалось из  него  вытянуть  за
целый вечер, это то, что "по линии шторма стоял вопрос о гибели двух судов".
Нарисованная моим воображением яркая картина сразу поблекла.
     Моряки плохие рассказчики, и  если вам придется услышать от кого-нибудь
истории  о штормах,  льдах, выжимающих судно и  кладущих  его  на  борт, или
пожарах в океане, будьте уверены,  что  бард,  повествующий об  этом с таким
искусством, при сем не присутствовал. В море все бывает, но моряки не  любят
рассказывать о таких вещах.
     Навсегда ушел  в прошлое  бичкомер - нигде не плавающий моряк,  живущий
подаяниями,  перепадающими  ему  на   судах,   и   начиненный  всевозможным"
историями. Нынче бичей на  флоте не жалуют.  Но я помню время, когда в южных
портах можно было наблюдать такую картину.
     У стоящего под погрузкой парохода вырастает тощая фигура с персональной
лопатой  в руках.  Неккоторое время фигура,  опершись на  лопату, критически
взирает на  пароход,  мысленно оценивая все статьи лошади,  на  которую  она
делает  последнюю ставку.  Потом,  сунув  лопату под мышку, она  приставляет
ладони рупором ко рту и кричит:
     - На шипе! Я уже хочу видеть вашего кепа
     После появления на палубе капитана происходит следующий диалог:
     - Кеп, тебе нужен тррропический кочегаррр?
     - Какой ты, к черту, кочегар? Одни кости'
     - А кожу ты не считаешь?
     - Иди продай свою кожу на барабан.
     - Ну хорошо, что ты меня не взял. Я бы тебе наработал!
     С какими только типами тогда не приходилось встречаться на море Однажды
я должен был  принять дела у механика небольшого теплохода. Встретил он меня
с распростертыми об®ятиями.
     - Пойдем,  родной, ко мне в каюту, -  сказал он ласково. -  Там у  меня
есть пара капель нектара, и нам никто не помешает подписать приемо-сдаточный
акт.
     Я робко заметил, что перед подписанием акта хотел бы посмотреть машину.
     -   Посмотреть  машину?  -  удивился   этот  видавший  виды  укротитель
механизмов. - А зачем ее смотреть? Она ведь железная.
     Когда  же ему  стало ясно, что  речь идет  не только о наружном осмотре
железной  машины, а  даже  о ревизии  чугунных поршней,  его  лицо  выразило
отвращение.
     - Моторист! - закричал  он вниз.  - Покажи  этому дикарю поршни, он  их
никогда не видел!
     К сожалению,  акта я не подписал. Поршни оказались в  таком  состоянии,
что всякая попытка пуска двигателя могла расцениваться как внесение горящего
факела в бочку с порохом. Таких  поршней я  действительно до этого не видел.
Нужно учитывать, что я тогда был еще очень молод.
     Извините, я невольно немного отвлекся. Если память  мне не изменяет, мы
говорили о том, что на корабле  присутствует штатная команда, в руки которой
его передадут после подписания приемного акта. Они  вежливы и немногословны,
но  их  блокноты  когда-нибудь доведут  ответственного сдатчика  корабля  до
инфаркта. Они пред®явят  свои  замечания в  конце  испытаний.  Ответственный
сдатчик будет вертеться, как уж, но бульдожья хватка молодых людей в беретах
заставит  его выполнить все работы до  единой. Он и сам знает, что  все  это
нужно  сделать, и  мечтает только о разрешении устранить все недоделки после
подписания  акта. Как-никак,  а  ведь он отвечает за план. Скажу по секрету,
что иногда ему идут навстречу.
     Наконец  все приготовления к отходу закончены. Два замызганных буксира,
плюясь  клубами черного  дыма, выводят  белоснежного красавца  из заводского
ковша на встречу с первой волной.
     И вот вы снова  на палубе  корабля,  устремляющегося  в неведомые дали.
Нежное дыхание моря играет остатками волос на  вашем темени. Море шепчет вам
на ухо,  что сорок  лет назад, когда вы  познакомились, у вас была чудесная,
густая шевелюра.  Что ж, ничего  не поделаешь! Время берет  свое.  Сорок лет
назад вам море казалось другим.  Таинственным и  более заманчивым. Теперь вы
лучше знаете друг друга. Между вами  легли долгие годы измены, которую можно
простить, но  нельзя забыть. И  все  же вы с наслаждением  вдыхаете пьянящие
запахи  смолы,  насыщенного  озоном  ветра  и  еще  чего-то неуловимого, что
свойственно  только судам, отправляющимся в первый рейс.  Скорее  всего, это
легкий запах спиртного, витающий над кораблем с момента, когда перед спуском
на воду об его форштевень была разбита традиционная бутылка шампанского.
     Сейчас  дух,  выпущенный из бутылки,  чтобы оберегать своего крестника,
снова  надежно заперт в трех  канистрах,  хранящихся в  каюте ответственного
сдатчика  корабля.  Назначение  спирта,  щедро  отпускаемого  ответственному
сдатчику,  окончательно  не  выяснено,  хотя  на  этот счет  делается  много
предположений.
     Ответственный  сдатчик  - главная фигура на корабле, и его  обязанности
весьма разнообразны. Что же  касается всяких разговоров о назначении спирта,
то мало ли что люди говорят из зависти.
     Пока  штурманы  возятся с устранением девиации компасов,  а  кок тщетно
пытается  разжечь  камбуз,  в  каюте  капитана созывается  первое  заседание
приемной комиссии.
     Непременные члены комиссии - представитель Комнаба и инспектор Морского
Регистра.  Это, так сказать, рабочий аппарат комиссии.  Правда, у  них  есть
тоже свой рабочий  аппарат - ОТК судостроительного завода. Рабочим аппаратом
ОТК  служит  сдаточная  команда.  У  сдаточной  команды  есть  представители
контрагентов, вроде вас, которые,  если разобраться,  тоже  могут  считаться
рабочим  аппаратом.  Все  же  Комнаб и  Регистр - это  самый главный рабочий
аппарат.
     Когда-то  в  Англии существовал  излюбленный моряками  парусного  флота
кабачок Ллойда.  Хозяин  кабачка,  бывший  моряк, живо  интересовался  всеми
делами   на  море  и  мог   дать  в   любой   момент  справку   относительно
целесообразности  отправки  грузов  на  том  или  ином  корабле. Нередко  он
выступал  поручителем  за сохранность грузов. Сейчас  фирма  Ллойда -  самое
крупное  морское страховое агентство в мире.  За границей  судно, не имеющее
класса  Ллойда,  не может  рассчитывать на получение выгодного  фрахта.  Лет
тридцать  назад  и  на наших  судостроительных  заводах  можно  было  видеть
красномордых англичан  -  сервейеров  Ллойда,  осуществлявших наблюдение  за
постройкой наших судов.
     Между  тем  наш  флот  рос,  и  государству  не  было  смысла   тратить
значительные суммы в золоте на страховку у  Ллойда,  так как ответственность
за сохранность грузов оно могло  взять на себя. Для наблюдения за постройкой
судов,  их  классификации  и обеспечения  безопасности  плавания  был создан
Морской Регистр.
     Некоторое  время   Регистр  и  Ллойд   действовали  на   наших  заводах
параллельно.  Часто можно  было  видеть,  что если грузовая марка Ллойда  на
борту судна разрешает максимальную осадку 20 футов, то скромно расположенная
ниже марка Регистра допускает только 18. Избавленный от  необходимости нести
страховые  обязательства,   Регистр   был  склонен   все   же  к   некоторой
перестраховке. Потом  Регистр  окреп, и  англичан  вежливо  проводили домой.
Сейчас   Регистр   -   это    мощная   организация,   насчитывающая    сотни
квалифицированных инспекторов.
     Однако  кому-то  этого  показалось  мало.  Министерство Морского  флота
организовало  Комитет  наблюдения  за  постройкой судов - Комнаб. С тех  пор
представители Комнаба и Регистра на заводах представляют  собой нечто  вроде
двойной звезды, вращающейся вокруг оси, проходящей через общий центр тяжести
системы.  Эта  ось  называется  перечнем  обязательных  приемок.  Никому  не
известно,  что должен принимать Комнаб,  а что Регистр,  и почему. Только  в
отношении приемки от ОТК заводов воздухохранителей и сосудов, работающих под
давлением, Регистр не уступает никому своего права контроля,  за исключением
тех  случаев, когда он передоверяет эту работу Котлонадзору, которому в этом
деле, как  говорится, и  карты в руки. Котлонадзор  не может  справиться  со
всем, что ему положено  делать,  и охотно выдает доверенности  на проведение
испытаний ОТК заводов. В общем, получается вроде замкнутого круга.
     Есть еще и другие члены  комиссии, но они  ничего  особенного  собой не
представляют.  Пока комиссия  распределяет обязанности  и составляет  график
дежурств, котирующийся  в  аду  наравне  с дефицитным  булыжником, в  салоне
расчерчивается пулька. Никто толком  не знает, кто эти преферансисты и зачем
они  присутствуют  на  корабле.  Таков обычай: на ходовых испытаниях  кто-то
должен играть в преферанс.
     Уже  подпишут приемный  акт, и  председатель комиссии,  надев полосатую
пижаму и ковровые туфли,  будет жаловаться жене на расстроенное пищеварение,
намекая,  что  в  этой  ситуации хорошая порция  перцовки была  бы отнюдь не
лишней, уже малярши,  надев шелковые платья и с профессиональным  искусством
подкрасив губы, пойдут в городской сад, уже вы будете  мчаться в  реактивном
самолете  на  короткую  побывку домой, мысленно повторяя в десятый  раз  все
горькие  слова,  которые скажете  начальнику ОТК насчет  качества  заводской
сборки,  уже боцман  перекрасит  по  своему вкусу все  надстройки  (Разве на
заводе красят?  Одна  срамотища!), а  из  дверей  салона,  вместе с  клубами
табачного дыма  будут  расползаться  по кораблю  карточные  афоризмы  времен
Очакова и покоренья Крыма: "под игрока с семака, под вистуза с туза", "валет
не фигура, бей дамой" и "кто играет семь бубен, тот бывает удивлен".
     Только вмешательство пограничных властей, закрывающих границу, заставит
игроков убраться  восвояси.  Пульку они будут расписывать  тут же, на пирсе,
под сенью ящиков с копченой скумбрией.
     Итак,  вы в  море, под надежной защитой джинна, выпущенного из  бутылки
шампанского.
     Тихая  погода на море располагает к  пению.  Мужчины предпочитают песни
мужественные и суровые,  вроде  "Ревела буря,  дождь шумел",  в которой  так
красиво звучат басы. Девушки же поют песни грустные и нежные, почерпнутые из
кинофильмов. Но джинн, вышедший  из бутылки, не терпит  уныния. Ведь сегодня
день рождения  его крестника. И  вот уже, под  неизвестно  откуда  взявшийся
баян, каблучки малярщ лихо отстукивают веселую плясовую:
     Я шахтерочка  сама, Зовут меня Маруся, В мене черных бров нема, Та я не
журюся.
     И  кажется,  что  даже  хитро  подмигивающая  луна  сейчас  сорвется  с
небосвода, чтобы рвануть на палубе трепака.
     Свою первую ночь в море корабль проводит на якоре, потому что команда в
таком настроении, когда море по колено. А  это плохо, когда море по  колено,
можно посадить судно на мель.
     И только вахтенные видят, как из недр перламутрового моря всплывает  на
поверхность  багровый  шар,   предвещающий   начало   второго  дня   ходовых
испытаний...
     Однако  мы  с  вами  заболтались.  Я   хотел  дать  вам  еще  несколько
технических советов, но боюсь, что у  меня уже не  хватит  времени.  Ничего,
вернетесь с моря, поговорим обо всем подробно.
     Или знаете что? Может,  мне с вами дернуть на ходовые? В последний раз.
Чем смогу, помогу на сдаче, а то ведь без опыта вам трудновато будет. Как вы
думаете?
     Что?! Вы сами  пришли меня  об  этом  просить?  Так какого же  черта вы
сидите, будто воды в рот  набрали?! Развесил уши, как лопухи, а мы тут битых
два  часа  теряем  драгоценное  время.  Одной  болтовней,  дорогой  мой,  вы
двигатели не сдадите. Тут еще  кое-что требуется. Ну, давайте сюда программу
испытаний.