ение от
нормы, связана  с  накопленной  ошибкой в наследственном веществе.  При этом
бывают сопутствующие изменения генетического кода. Иногда летальный ген...
     Он говорит о своей гениальности так, словно речь идет о паховой грыже.
     - Вы слишком осторожны! - В голосе Лилли звучат нотки,  от  которых мне
становится тошно. - Цель оправдывает риск. Разве я вам не нравлюсь?
     Это уже черт знает что!
     Лой жмурится, как сытый кот. Сейчас он облизнется.
     -  Что ж,  - говорит  он, - было бы  любопытно  составить  генетический
гороскоп нашего потомка.
     Лилли бросает на меня торжествующий взгляд. Пауза затягивается.
     - Давайте сыграем в тараканьи бега, - предлагает Тони.
     -Тони историк,  -  поясняет Лилли, -  Он  всегда выкапывает  что-нибудь
интересное.
     Тони достает из стола коробочку и извлекает оттуда двух тараканов. Один
помечен белой краской, другой - синей.
     - Выбирайте! - предлагает он мне.
     - Где вы их раздобыли? - спрашиваю я.
     - В энтомологическом музее. У меня там есть приятель.
     Я выбираю белого таракана.
     Тони ставит на стол деревянный лоток.
     Лой  наблюдает за  нами  со снисходительным любопытством, будто мы сами
забавные и безвредные насекомые.
     Игра  идет  с переменным успехом. После нескольких заездов я  возвращаю
своего таракана Тони.
     - Надоело? - спрашивает он.
     Я  киваю головой. У  меня так  мерзко на душе,  что  еще немного -  и я
разревусь.  Мне страшно  думать 0 том, что Лилли...  Уж лучше бы это был  не
Лой, а Макс.
     - Это потому, что мы играем без ставок,  - говорит Тони.  - Представьте
себе, что проигравший  должен был бы пойти в соседнюю  комнату и повеситься.
"Висеть повешенному за шею,  пока не будет  мертв". Игра сразу  бы приобрела
захватывающий интерес.
     -  Что ж, это мысль,  - усмехается Лилли. - Попробуй,  Свен.  Рыцарский
турнир на тараканах за право обладания дамой. Очень элегантно'
     До чего же она меня ненавидит!
     Право, я не прочь попробовать, но мне не хочется подвергать риску Тони.
Он, в  общем, славный парень. Вот  если бы Лой.. Чего не сделаешь ради того,
чтобы на свете стало одним лопоухим меньше.
     - Ладно! - говорю я и пододвигаю лоток к Лою. - Выбирайте таракана.
     - Я не играю в азартные  игры, -  сухо отвечает  он. - Что  же касается
вашей  затеи, то это  просто  идиотизм! Неужели  у вас  нет  более  разумных
развлечений?
     Тони неожиданно взрывается.
     - А что вы нам еще оставили?! - кричит он.
     Лой пожимает плечами:
     - Не понимаю, чего вы хотите.
     -  Работы! - орет  Тони. - Можете вы  понять,  что и обычные люди хотят
работать?!
     - Разве вы не работаете?
     - Работаю. - Он одним махом  допивает коктейль и немного успокаивается.
- Я написал монографию о восемнадцатом веке, а кому она нужна? Кто ее читал?
Да  и  какой смысл копаться  во всем этом дерьме, когда  я не  понимаю,  что
творится вокруг?  Чем вы  там занимаетесь  в вашем  проклятом Центре?! Какие
сюрпризы  вы  нам  еще  готовите? Господи!  Иногда мне кажется,  что  все мы
заперты в огромном сумасшедшем доме. Ведь есть же еще люди на Земле.  Можете
вы  об®яснить,  почему мы ограждены от всего мира  непроницаемой  стеной? Не
умеете сами сообразить,  что делать, так  учитесь у  других! Весь  мир живет
иначе.
     -  Нам  нечему учиться у коммунистов,  -  высокомерно  отвечает Лой.  -
Уровень производства, достигнутый нами...
     - Я  ничего  не смыслю в производстве, но  думаю,  что  тот  уровень не
ниже...  - говорю  я.  -  Меня интересует  другое - люди. Что  вы  сделали с
людьми?
     - Разве автоматизация не освободила их от тяжелого труда?
     - Освободила. От всего освободила, а взамен ничего не дала. Может быть,
поэтому мы перестали походить на людей.
     - Глупости!
     Мне не хочется больше спорить.
     - Был очень рад повидать тебя, Ли, - говорю я. - До свиданья!
     - Будь здоров, дорогой!
     - Прощайте, Тони! Мы еще с вами как-нибудь сыграем.
     Лой тоже встает. Он целует руку Лилли и небрежно кивает Тони.
     Мы выходим вместе.
     - Пройдемтесь пешком, - предлагает Лой, - мне нужно с вами поговорить.
     Я знаю, о чем он хочет поговорить.
     Лой ставит рычажок на  пульте своей машины  против надписи "возврат", и
мы поднимаемся на пешеходную трассу.
     Он сразу приступает к делу:
     -  Я хочу получить у  вас кое-какие сведения о Лилли. Ведь вы ее хорошо
знаете.
     - Никто не может познать душу женщины.
     Меня самого ужасает пошлость этой фразы.
     -  Я спал  с  ней  всего  три месяца, - добавляю  я, и это  уже  пахнет
стопроцентным кретинизмом.
     Лой  бросает   на  меня  быстрый   взгляд   из-под  насупленных  бровей
Точь-в-точь как Макс на ту корреспондентку.
     Я  сгораю  от  стыда, но в  душе рад,  что разговор на эту  тему уже не
состоится.
     Целый квартал мы проходим молча.
     На  перекрестке  -  затор.  Равнодушная, сытая  толпа  молча  наблюдает
движущуюся  колонну  молодых  ребят.  Они  несут  транспарант  с   надписью:
"Л_о_п_о_у_х_и_е,  п_р_и_д_у_м_а_й_т_е н_а_м  з_а_н_я_т_и_е!"  Очевидно, это
студенты.
     - Вы понимаете, что им нужно? - спрашивает меня Лой.
     - Вам лучше знать, - отвечаю я.
     - К  их услугам все блага жизни, - задумчиво продолжает он.  - Они ни в
чем  не  нуждаются  и могут  заниматься  чем  угодно, в  меру  своих  сил  и
возможностей, разумеется.
     -  Вот  в  этом-то все  дело,  - говорю  я.  -  Возможности  непрерывно
сокращаются.  Вероятно, они боятся  что скоро даже те  крохи,  которые вы им
оставили, будут отвоеваны вашими обезьянами.
     - Обезьянами? - переспрашивает Лой. - Ну нет, обезьяны предназначены не
для этого
     - А для чего?
     Лой  не спешит с ответом Последние ряды демонстрантов уже прошли, и  мы
снова пускаемся в путь.
     - Профаны, - говорит Лой.  - Профаны всегда падки  на всякую  сенсацию,
способны  раздуть ее до невероятных размеров. Ваши  представления о мыслящих
обезьянах  -  чистейшая фантастика. Сверхмозг - просто рабочая машина, такая
же,  как любое счетно-решающее устройство. Нет смысла изобретать то, что уже
создано природой, но усовершенствовать природу
     всегда  можно.  Пока  тот  же   Макс  нам  очень  полезен  при  решении
ограниченного круга задач. Изменятся эти задачи - придется искать что-нибудь
новое.
     -  Не  знаю,  - говорю я.  - Все это  темный  лес. - Просто  меня,  как
писателя, пугают эти обезьяны. Впрочем, я их и близко-то не видел.
     - Хотите посмотреть? Я могу это вам устроить, хотя Центр очень неохотно
выдает разрешения на посещение питомника.
     - Еще бы! Вероятно, зрелище не для слабонервных.
     - Нет, - отвечает он, - просто это отвлекает обезьян.

        x x x

     Разрешение приходит через пять дней. Почему-то оно на двух человек.
     Я решаю, что Лой хочет блеснуть перед Лилли, и звоню ей по телефону.
     - Я сегодня занята, - говорит она. - Если не возражаешь, с тобой поедет
Тони.
     ...Мы  останавливаем автомобиль перед воротами Центра.  Висящее  на них
об®явление доводит до всеобщего сведения, что в®езд общественного транспорта
на территорию категорически воспрещен.
     Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном аппарате и сразу попадаем в
иной мир.
     Густые, нависшие  кроны деревьев,  посыпанные  розовым песком  дорожки,
спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.
     Если  бы не  вспыхивающие  при нашем приближении  указатели, можно было
подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.
     Указатели приводят  нас  к  большому одноэтажному  зданию,  обнесенному
высоким забором.
     Небольшая калитка  в заборе заперта. Я  нажимаю кнопку звонка, и  через
несколько минут появляется худой, высокий человек, облаченный в синий халат.
Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.
     - Ну что ж, заходите!
     Мы идем за ним.  В нос нам  ударяет запах  зверинца. Весь двор уставлен
клетками, в которых резвятся мартышки.
     - В кабинеты заходить нельзя, - говорит наш проводник.
     - Мы имеем разрешение.
     -  Они сейчас  работают.  Никому  не  разрешается  заходить, когда  они
работают.
     - Но тут же ясно написано в пропуске, - настаиваю я.
     - Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.
     Нужно  ждать,  ничего   другого  не  остается.  От  нечего   делать  мы
разглядываем мартышек.
     - А они тут зачем? - спрашивает Тони, указывая на клетки.
     -  Не  знаю. Я  сторож, мое  дело  их кормить, а что с ними  там делают
потом, меня не касается.
     - Ну их к черту! - говорит Тони. - Поедем домой, Свен.
     - Когда у них обед? - спрашиваю я.
     - А вот сейчас буду звонить,
     Раздается звук колокола. Мартышки  прекращают  свою возню и припадают к
решеткам.
     Я почему-то испытываю невольное волнение.
     Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл.
     Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают руками,
плюют сквозь прутья.
     Гориллы идут медленным  шагом, высокомерные,  в  ярких  халатах, слегка
раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя.
     Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая  обезьянка с детенышем на
руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать
взгляда от приближающейся процессии.
     Шум становится невыносимым.
     Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать.
     Гориллы проходят  мимо,  не  удостаивая  нас  даже  поворотом головы, и
скрываются в маленьком домике расположенном в конце двора.
     - Все!  - говорит сторож. - Через час они  пойдут обратно; если хотите,
можете подождать.
     Я подхожу к одной из клеток.
     В глазах  маленькой мартышки - тоска и  немой  вопрос, на который я  не
могу ответить сам.
     - Бедная девочка! - говорю я. -  Тебе тоже не  хочется быть  хуже своих
сородичей.
     Она  доверчиво  протягивает  мне  лапку. Я  наклоняюсь и  целую  тонкие
изящные пальчики.
     Тони трогает меня за рукав.
     - Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже... здравому смыслу.
     Назад мы идем уставшие и  злые. Тони  что-то насвистывает сквозь  зубы.
Это меня раздражает.
     У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу узнаю,
     - Снимите  шляпу, Свен,  - высокопарно  произносит Тони.  - Сегодня  мы
присутствуем  при  величайшем  эксперименте,  кладущем  начало  расширенному
воспроизводству лопоухих.
     Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот.
     -  Вы идеалист, Свен, -  говорит Тони, вытирая ладонью кровь с  губы. -
Неисправимый  идеалист.  И ударить-то  по-настоящему  не  умеете. Бить нужно
насмерть. Писатель!
     Я  приближаюсь  к ним, сжав кулаки и проклиная  себя за то,  что у меня
никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу его
дыхание у себя за спиной.
     Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастливые глаза.
     -  Поздравьте  нас, мальчики, -  говорит  она. -  Все получается просто
великолепно! И гороскоп изумительный!
     Мы молчим.
     Лой берет ее под руку, Лилли оборачивается к Тони:
     - Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бесчувствия.
     Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до поворота, Тони говорит:
     - Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутылка спирта.

        x x x

     Проходит  всего  три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время
на десяток лет.
     Я улетаю. Тони меня провожает.
     - Вот  письмо к Торну, -  говорит он, протягивая мне конверт.  - Думаю,
что Торн не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь археология
не входит в список официально признанных наук. Приходится рыть лопатами.
     - Спасибо,  Тони!  - говорю  я.  -  По правде сказать,  мне  совершенно
наплевать, чем они там роют. Меня интересует совсем другое.
     - Чепуха  все это,  - говорит Тони. -  Двадцатый  век. Не  понимаю, что
может вас интересовать там.
     -  Не знаю. Мне  хочется вернуться в прошлое. Понять, где и когда  была
допущена роковая ошибка. Может быть, я напишу исторический роман.
     - Не напишете, - усмехается он, - ведь сами знаете, что не напишете.
     Я смотрю на часы. Пора!
     - Прощайте, Тони!
     - Подождите, Свен! - Он обнимает меня и неловко чмокает в щеку.
     Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх.
     - Скорее возвращайтесь, Свен!
     - Я вернусь!  - кричу я, но  шум мотора заглушает мои слова.  - Вернусь
месяцев через шесть! Ошибаюсь я ровно на год...

        x x x

     Стоит  мне  снова  переступить порог моего дома, как у меня  появляется
такое ощущение, будто  этих полутора лет просто не существовало. В  мире все
идет по-старому.
     Первым делом я звоню Тони.
     - Здравствуйте, Свен! - говорит он. - Очень рад, что вы уже в городе.
     -- Не могу сказать того же о себе, - отвечаю я. - Ну, как вы живете?
     Тони мнется.
     -  Послушайте, Свен, - говорит  он после небольшой паузы,  -  вы сейчас
где?
     - Дома.
     - Можно, я к вам приеду?
     - Ну, конечно, Тони!
     Через десять минут раздается звонок в дверь.
     - А вы молодцом, Свен, - говорит  он, усаживаясь в кресло. - Вас просто
не узнать!
     - Похудел на десять килограммов, - хвастаю я.
     - Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Торн?
     - Молодчина Торн! И ребята у него отличные!
     - Будете писать?
     - Вероятно. Нужно еще о многом подумать.
     - Так...
     Мне хочется разузнать о Лилли, но вместо этого я задаю дурацкий вопрос:
     - Как ваши тараканы?
     Лицо Тони расплывается в улыбке.
     -  У  меня  теперь  их  целая  конюшня.  Некоторые   экземпляры  просто
великолепны!
     Почему-то мы оба чувствуем себя очень неловко.
     - Жаль, что у меня нечего выпить, - говорю я, - но в экспедиции...
     - Я не пью, - перебивает Тони, - бросил.
     - Вот не ожидал! Вы что, больны?
     - Видите  ли, Свен,  -  говорит он, глядя в пол,  - за  ваше отсутствие
произошло много событий... У Лилли ребенок.
     -  Ну  что  ж,  -  говорю  я,  -  она этого хотела. Надеюсь, теперь  ее
честолюбие удовлетворено?
     Он хмурится:
     - Не знаю, как вам лучше об®яснить. Вы помните, был гороскоп.
     - Еще бы!
     - Так  вот...  по  гороскопу  все получалось  очень здорово. Должен был
родиться мальчик с какими-то необыкновенными способностями.
     - Ну?
     -  Родилась  девочка...  идиотка...  кроме   того...   с...  физическим
уродством.
     У меня такое чувство, будто мне на голову обрушился потолок.
     -  Боже! - растерянно  шепчу я. - Несчастная Ли! Что же теперь  будет?!
Как все это могло произойти?!
     Тони пожимает плечами:
     -  Понятия не имею.  Может быть, вообще генетические гороскопы сплошная
чушь,  а может,  дело  в  стимуляторах. Они ведь там, в Центре, жрут  всякие
стимуляторы мозговой деятельности лошадиными дозами.
     Я все еще не могу прийти в себя:
     - А что же Ли? Представляю себе, каково это ей!
     - Вы  ведь знаете,  Лилли не терпит, когда  ее жалеют. Она очень нежная
мать.
     - А Лой? Он у вас бывает?
     - Редко.  Работает  как одержимый. У него там что-то не ладится,  и  он
совершенно обезумел, сутками не ложится спать.
     -  Скажите, Тони, - спрашиваю я, - как  вы думаете, можно  мне повидать
Лилли?
     - Можно,  - отвечает  он, - я  за этим и приехал,  только мне  хотелось
раньше обо всем вас предупредить.

        x x x

     - Здравствуй, Свен! - говорит Лилли. - Вот ты и вернулся.
     Она очень мало изменилась, только немного осунулась.
     - Да, - говорю я, - вернулся.
     - Как ты с®ездил?
     - Хорошо.
     - Будешь что-нибудь писать?
     - Вероятно, буду.
     Молчание.
     - Может быть, вспомним  старое, сыграем? -  говорит  Тони. -  Смотрите,
какие красавцы! Все как на подбор!
     - Спасибо, - отвечаю я, - что-то не хочется. В следующий раз.
     - Убери своих тараканов, - говорит Ли, - видеть их не могу!
     Только теперь я замечаю, какое у нее усталое лицо.
     Из   соседней   комнаты  доносятся  какие-то  мяукающие   звуки.  Лиллн
вскакивает.  Я  тоже  делаю  невольное  движение.  Она  оборачивается  в мою
сторону. В ее глазах бешенство и ненависть.
     - Сиди, подлец! - кричит она мне.
     Я снова сажусь.
     Ее гнев быстро гаснет.
     - Ладно, - говорит она, - все равно, пойдем!
     - Может, не стоит, Ли? - тихо спрашиваю я.
     - Согрей молоко, - обращается она к Тони. - Идем, Свен.
     В кроватке  -  крохотное,  сморщенное  личико.  Широко  открытые  глаза
подернуты мутной голубоватой пленкой.
     - Смотри! - Она поднимает одеяло, и мне становится дурно.
     - Ну вот, - говорит Лилли, - теперь ты все знаешь.
     Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в другую сторону.
     - Пойдем, - говорит Лилли, - Тони ее покормит.
     Я беру ее за руку:
     - Лилли!
     -  Перестань! - Она  резко выдергивает свою руку из моей. -  Бога ради,
перестань! Неужели тебе еще мало?!
     Мы возвращаемся в гостиную.
     - Ты знаешь, - говорит Лилли, - я бы, наверное, сошла с ума, если бы не
Тони. Он о нас очень заботится.
     Я сижу  и думаю о том,  что я действительно подлец. Ведь все могло быть
иначе, если б тогда..,
     Возвращается Тони.
     - Она уснула, - говорит он.
     Лилли кивает головой.
     Нам не о чем говорить. Вероятно, потому, что все мы  думаем об одном  и
том же.
     - Ну, как ты с®ездил? - снова спрашивает Лилли.
     - Хорошо, - отвечаю я, - было очень интересно.
     - Будешь что-нибудь писать?
     - Вероятно, буду.
     Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно  к чему-то прислушивается.  Я
чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уйти.
     Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет.
     - Лой?!
     Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем грязная
рубашка, расстегнутая до пояса, ноги облачены в стоптанные комнатные туфли.
     Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку стекает тонкая струйка
слюны.
     - Что случилось, Лой?!
     Лой хохочет.  Жирный  живот  колышется в  такт  под  впалой,  волосатой
грудью.
     - Потеха!
     Он  подходит   к  дивану  и   валится  на  него  ничком.  Спазмы  смеха
перемежаются с судорожными всхлипываниями.
     - Потеха! .. Макс... за неделю... за одну неделю он сделал все, над чем
я, дурак, зря бился пять лет... В Центре такое веселье. Обезьяна!
     Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который заставляет крысу бежать с
тонущего корабля. Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать!
     - Лой!  - Лилли  кладет руку  на его вздрагивающий  от рыданий затылок.
Первый раз  я слышу в ее голосе настоящую нежность.  - Не надо, Лой,  нельзя
так отчаиваться, ведь всегда остаются...
     - Тараканы! -  кричит Тони.  - Остаются тараканы!  Делайте ваши ставки,
господа!

        КОНТАКТОВ НЕ БУДЕТ
     К  этому  событию  человечество готовилось  много  лет.  Радиотелескопы
крупнейших обсерваторий  Земли планомерно прощупывали глубины пространства в
поисках   сигналов   инопланетных   цивилизаций,   лингвисты  и   математики
разрабатывали   методы   общения  с  представителями   других  миров,  юноши
допризывного возраста жили в мечтах  о кремнийорганических и фтороводородных
возлюбленных,   писатели-фантасты,   вдохновленные    небывалыми   тиражами,
смаковали острые ситуации  столкновений с антигуманистическими общественными
формациями,  ученые  предвкушали  разгадку  самых  жгучих  тайн  мироздания,
галантно преподнесенную им коллегами из соседних галактик.
     Было  подсчитано и  взвешено все возможное количество обитаемых планет,
уровень   развития  существ,  их  населяющих,  вероятность  посещения  Земли
космонавтами,  представителями  сверхмудрых   рас,  овладевших   источниками
энергии невообразимой мощности и победивших Пространство и Время.
     Мечты  об эпохе  Вселенск