иентов, тусующихся у домика, и Свена,
родного сапиенса, который нагло тряс Зойку за плечо и спрашивал:
   - У вас все цело? У вас все цело? У вас все цело?
   Заладил, блин...
   - Все цело, все, - ответила Зойка, потому что процесс окончился. -  Где
мы?
   - Не знаю,  -  беспечно  сказал  Свен,  усаживаясь  рядом  и  оглядывая
окрестности. - Пока это похоже на Подмосковье.
   - Пока?
   - В любой момент все это может трансформироваться в пустыню или  там  в
тайгу. Только ваше желание я ввел независимым блоком, а остальное...
   Не договорил, не успел. Мимо, из ниоткуда взявшись и в  никуда  свистя,
прямо по воздуху, прямо сквозь деревья пронеслась красавица яхта с  полной
парусной оснасткой и даже  с  полосатым  пузырем  спинакера  на  бушприте.
Длинный облезлый киль яхты  опасно  скользнул  над  задранной  в  ошарашке
головой Зойки, едва на нее ракушку не скинул. На плоской попе яхты золотом
сияла надпись: "Марина". То ли, значит, имя любимой и единственной, то  ли
легкий намек на морские шири и глади. Над косогором "Марина" плюхнулась на
левый бок, посвистела по длинной дуге прямо в рощу у реки и затерялась там
столь же загадочно, как и возникла.
   - "Летучий голландец", - ничему, похоже,  не  удивляясь,  констатировал
Свен. - Буквально.
   Земные познания его росли, как в сказке, - не  по  дням,  а  по  часам.
Впрочем, Зойку это не слишком волновало  сейчас,  сейчас  ее  совсем  иное
волновало, посему она спросила:
   - Что это было?
   - Яхта, - точно ответил Свен.
   - Сама не слепая. Почему летает?
   - Несовпадение фаз, обычное дело. Фаза одного желания налезает на  фазу
другого, фазы пересекаются, но друг другу не мешают. То,  что  для  нас  -
воздух, для яхты - вода. Море.
   - Моря же не было...
   - Для нас не было. А для испытуемого - еще как было! Вон он какой вираж
заложил...
   - Фаза на фазу... - задумчиво сказала Зойка. - Красиво... А  мы  сейчас
где? В какой такой фазе?
   - Не знаю. Тоже чье-то желание.
   - Почему оно тогда такое... - поискала слово, нашла, - подробное?
   - Мало ли!.. Точнее знают, чего хотят. Лучше воображают. Да  и  вообще,
может, это - массовое желание.
   - Что за бред?
   - И не бред вовсе. Несколько испытуемых  одновременно  хотят  одного  и
того же. Детали желаний различны, а суть  одна.  Суть  доминирует,  детали
корректируются.
   - И вся эта фаза... - реальна? Река, яхта?
   - Для того, кто _хочет_, - вполне и факт.
   - Попахивает солипсизмом. - Зойка знала очень богатое слово. - Не  наша
философия.
   - А какая ваша? - почему-то обиделся Свен. - У вас на Земле философий -
как собак нерезаных, и все разные, и все гавкают:  кто  кого  переорет.  А
общей нету... Общей, кстати, и быть не может... Вот вы, марксисты, - да? -
утверждаете примат материи над духом. Чушь какая, надо же  так  ошибаться?
Дух - первичен. Первичная идея. _Желаемое_. Желаемое значит истинное.  Мой
эксперимент это доказывает.
   - Ни хрена он не доказывает, - стояла на своем, то есть  на  общем,  на
выстраданном в труде и бою, Зойка.
   - У вас говорят: лучше один раз увидеть...
   Он поднялся, опять ей руку протянул. Зойка сняла туфли и пошла  босиком
по траве, как давеча - по песку. Во класс, думала она, только что в океане
теплом прыгала, а сейчас можно и в речку, в реченьку быструю,  в  реченьку
тихонькую... Думала о том, как о свершившемся  факте,  и  никаких  научных
об®яснений не желала, не лезла к Свену с разными там "почему?" да  "как?".
Сейчас "как" волновало ее куда менее, нежели "где". Или "кто". Кто вот  те
персонажи, которые хотят мчаться на яхте под парусами, кто они и  кто  эти
тусовщики у реченьки быстрой, что эти-то хотят, что  нажелали,  намечтали,
наворожили,   что?   А   таких,   этаких,   всяких   желальщиков,    таких
хотельщиков-мечтальщиков у нее в отеле - под тыщу,  и  у  каждого  -  свое
заветное, несказанное, потаенное. У Зойки-то - что! - мелочевка для сильно
бедных. Океан с мокрым культуристом, слово залетное "Канары" - не лысый ли
Сенкевич из телевизора с барского плеча отстегнул?
   Да и вздор, да и не ее это мечта вовсе, просто Свен  услыхал  глупое  и
овеществил на раз... А почему тогда он ничего  другого  не  овеществил  на
раз? Почему не овеществил на раз то заветное,  несказанное,  потаенное,  о
чем  Зойка  и  вправду  мечтает?  Ведь  рощи  все  эти,  все  яхты-усадьбы
подсмотрел-таки он в глубоком подсознании отельных постояльцев,  неведомым
аппаратиком выколупнул на свет Божий, а в  Зойкином  девичьем  подсознании
ковыряться не стал. Постеснялся? Такт проявил? Или пожалел глупую?..
   И ведь поняла с горечью: именно пожалел, именно глупую! Не в чем у  нее
ковыряться, нечего выколупывать, нет у нее никаких толковых желаний, нет и
не предвидится в дальнейшей текучке, а за Шварценеггера Свену можно  и  по
шее: примитивно, Свен, вы о нас думаете, нехорошо, некорректно... И  опять
осеклась: ни о чем он не думает! Если об океане она вслух сказала, то ни о
каких культуристах с трицепсами речи не было. Значит, где-то глубоко  -  в
печенках или в матке - живет, живет у эмансипированной  Зои  Александровны
крутой образ мускулистого мена, как у пэтэушницы  сопливой,  как  у  телок
дешевых тусовочных... Ну-ну...
   Зойке  было  жутко  стыдно,  Зойка  шлепала  за  Свеном  по  травке   и
помалкивала в тряпочку, ни одного вопроса не задала, хотя с десяток  "кто"
и "что" в ее головке подпрыгивали от нетерпения,  тянули  ручонки,  алкали
ответа.  Ничего,   потерпим,   решила   Зойка,   оценим   желания   других
аудиовизуально. Чем это, любопытно,  они  лучше,  чем  это  они  богаче?..
Помнится,  об®яснила  Зойка  Свену,  что  никаких  супержеланий  советские
граждане и гражданки за минувшие десятилетия не нажили, не  нажелали,  что
нечего   их   приравнивать   к   высокоцивилизованным    таукитянам    или
альфацентаврам...
   И еще одно надо отметить.
   В  фантасмагоричном  галлюциногенном  мире,  сочиненном  и  построенном
Свеном,  Зойка  думала  о  Свене  именно  как  об  инопланетянине,  а   не
психе-командированном из Краснококшайска. Но принимала ли она всерьез  его
мир? Да, купалась - всерьез; да, яхту  испугалась  -  всерьез;  да,  запах
шашлыка от избушки у реки - тоже всерьез; но  тем  не  менее,  но  тем  не
более... Если Зойка начинала _игру_ - в любовь ли, в отдых ли, в гости ли,
если Зойка четко решала для себя, что все начатое - только  игра,  то  она
отдавалась ей легко и с удовольствием, все до одного правила блюла, верила
в игру, как в реальность, но - лишь до конца игры.
   А у всякой игры есть конец.  Тем  паче,  что  Зойка  затвердила  точно:
желаемым может быть только действительное, врет  Свен.  На  том  стоим,  и
никто пути пройденного у нас не отберет.


   Домик на берегу, по всему видно,  баней  был.  То  ли  финской,  то  ли
русской, но срубленной богато и любовно. И наличники-то на оконцах резные,
вязевые; и столбы-то  на  крыльце  фигурные,  художественные;  и  крыша-то
красною черепичкою крыта; и бревна-то на баньку пошли ровнехонькие, одно к
одному; и дух-то из  нее  выползал  прихотливый,  березовый,  смородинный,
эвкалиптовый, а еще какой - Зойка таких запахов не слыхала, не  доводилось
ей.
   В бане орали, ржали, матерились.
   Зойка  представила  себе   временных   постояльцев   отеля,   умученных
заседаниями, совещаниями, докладами и содокладами, беготней по  кабинетам,
столовым  и   магазинам,   Зойка   представила   себе   крохотные   душные
однобедренные номерочки, нищие буфеты на третьем, пятом и девятом этажах -
с кривыми сосисками, с лоснящейся колбасой, с вечно крутыми яйцами,  Зойка
легко  поняла  вечернее  одиночество  этих   провинциальных   инопланетян,
залетевших в негостеприимную Москву, и сразу же оправдала их, и поняла,  и
простила, и даже подумала, что желание сладко попариться  -  с  доступными
бабешками, с обильной жратвой, с хорошей выпивкой, в  славную  погодку  на
славной природе - да не хуже других! И главное, об®яснимо. Да  и  чего  им
еще желать?..
   Дверь на резном  крыльце  распахнулась,  из  нее  выскочил  здоровенный
бородач, прикрытый единственно березовым листком на  причинном  месте.  На
закорках у него  сидела  голая  толстая  Даная  привокзального  розлива  и
сверкала на солнце золотой фиксой - что твоим лазером. В три прыжка  мужик
одолел ступеньки и сиганул в реку. Бабешка сразу же  отцепилась  от  него,
запрыгала на одном месте, повизгивая и шлепая о  воду  литыми  грудями,  а
мужик, ухая, поплыл саженками на тот берег.
   Зойка отвернулась.


   Не то чтоб она была ханжой-недотрогой -  да  такого  повидала  за  свой
бабий  век,  за  гостиничную  свою  неподцензурную   службу,   да   такого
наслышалась, что все эти  картиночки  ей  -  как  слону  горчичник!  -  но
противно стало. Пошла в горку  -  прочь  от  реки,  от  буйства  духов.  А
буйство, похоже, ширилось: на реке орали  на  разные  голоса,  веселились,
по-научному - релаксировали. Над Зойкой в синем небе,  но  невысоко  парил
бумажный змей, воздушные лихие потоки давили его к земле, а он не хотел и,
наоборот, рвался к солнцу, как Икар. И вырвался-таки! Но в  некий  момент,
научно говоря, контрапункта он совсем низко завис над Зойкой, и та увидела
на змее большую черно-белую фотку грустной девочки лет двенадцати,  а  над
фоткой - надпись плакатным пером:  "Наташенька,  золотце  мое,  вернись  к
маме!" Змей, повторимся, одолел потоки и глиссанул ввысь, мячиками  в  ней
запрыгали: вернись к маме,  вернись  к  маме,  вернись  к  маме...  Зойка,
любопытная, быстро ухватила одну и, вскрикнув, выронила: буковка оказалась
горячей, как головешка.
   - Жжется, - удивленно сказала Зойка.
   Свен только плечами пожал: мол, всяко бывает.
   - Это тоже чье-то желание? - спросила Зойка.
   - Наверно.
   - А почему оно не исполняется?
   Буковки, как гномы, шуршали в траве.
   - Не знаю. Такое, значит, желание.
   - Я хочу, чтобы Наташа вернулась к маме.
   - Какая Наташа? Кто мама? Помилуйте, Зоя, это же не ваше желание...
   - Нет, пусть вернется, - упрямо настаивала Зойка.
   Свен тяжко вздохнул:
   - Считайте, что вернулась.
   Змей резко затормозил, пошел на посадку. Зойка не видела, где  он  сел,
но зато увидела вдалеке  среди  деревьев  девочку,  которая  легко  бежала
куда-то.
   - Это Наташа? - строго спросила Зойка.
   - Наташа, Наташа, - успокоил Свен. - Кто ж еще?..
   - Так-то лучше. А то одни сопли: вернись, вернись...
   - Вы вмешались в чужую фазу, - укорил ее Свен. - Так нельзя.
   - Можно! - утвердила Зойка. - Эта  мамаша-дура,  может,  и  хотеть  уже
перестала, а я ей помогла. Просто так. Разве неправильно?  Разве  я  плохо
поступила?
   - Не знаю. Желание суверенно...
   - Это у вас в Краснококшайске оно суверенно,  а  у  нас  -  все  вокруг
колхозное, все вокруг мое. Буду вмешиваться!


   Она глянула на реку. Там буйствовало штук двадцать голых духов,  но  не
вместе буйствовало, а поврозь, по компаниям. Баня, как трамвай,  оказалась
резиновой, вместив в себя всех желающих попариться на пленэре, а таковых в
Зойкином отеле оказалось немало. Странно, конечно, что  способ  релаксации
они выбрали одинаково незамысловатый, тут даже  Зойкины  Канары  гляделись
вершиной фантазии, но в чужой монастырь, как известно...
   - Хотите вмешаться? - спросил Свен.
   Зойка призадумалась. Заменить им реку на  море?  Водку  "Столичную"  на
водку "Смирновскую"? Превратить всех мужиков в Шварценеггеров? Зачем?  Они
хотят того, что хотят, что знают, что проверено. Да и  так  ли  уж  сильно
Зойкины представления о здоровом  отдыхе  отличны  от  их?  Только  что  с
наклейкой "made in...".
   - Я же говорила, Свен, не стоит  с  нами  вязаться.  Мы  люди  простые,
бесхитростные, мы и хотеть толком не умеем... - ерничала,  а  ведь  обидно
было. И за себя - такую _безжеланную_, и за этих  банных  юродивых,  и  за
неведомую мамашу, которая не смогла дожелать... - Погодите секунду, я ногу
ополосну.
   Отвыкла босиком ходить, порезала ступню  о  какую-то  подлую  травинку.
Сбежала к реке, окунула ногу в такую прозрачную, в такую уютную воду  и...
вскрикнула. Ранку обожгло, будто опустили ее не в чистую аш  два  о,  а  в
крепкий раствор йода, например.
   - Что стряслось? - крикнул Свен.
   - Сейчас,  сейчас...  -  Зойка  нагнулась,  зачерпнула  ладошкой  воду,
принюхалась: отчетливо несло спиртом.
   Бред какой, восхитилась Зойка и осторожно лизнула ладонь.  Анализов  не
требовалось: что-что, а уж водку-то Зойка в  чем  угодно  узнает,  даже  в
речных берегах.
   - Свен, - позвала Зойка, - подойдите-ка... Тут какой-то кретин  воду  в
водку превратил.
   Свен даже не сдвинулся.
   - Его право, - только и сказал.
   - А рыба как же?
   - А никак. Он пожелал реку без рыбы,  иначе  бы  она  сейчас  -  кверху
брюхом...
   - Закуска ему, значит, не требуется, - констатировала  Зойка.  -  А  вы
говорите: мы хотеть не умеем!
   - Это не я говорю. Это вы говорите.
   - Ошибочка вышла. Желаний - невпроворот. Не удивлюсь, если  этот  алкаш
еще и поллитровку в речку опустил - чтоб охладилась... Как  там  у  вас  с
галактическими стандартами? Тянем? Или уже переплюнули?  Небось  у  вас  в
Краснококшайске никто не допер реки водярой заполнять. Слабо?
   - У нас нет водки, - сказал Свен.
   Ему было явно не по себе.
   А Зойка расходилась и совсем уже разошлась:
   -  Тем  более!  Нуль-транспортируетесь  куда  ни  попадя,  а  водку  не
изобрели! Мозгов не хватило? А мы, Свен, мы рождены, чтоб  сказку  сделать
былью. Вот она - сказочка! И все, Свенчик, с вашей подмогой, спасибо  вам,
Свенчик, не забудем никогда.
   - Зачем вы так, Зоя... - Свен выглядел чистым преступником,  будто  это
он водочную реку возжелал. - У нас тоже дураков хватает.
   - Вы с ними боретесь, да? Или жалеете: чего с дурака  взять?  А  мы  их
лелеем и  холим,  Свен.  Мы,  Свен,  обвешиваем  их  медалями  и  обшиваем
лампасами. Мы живем в большой стране дураков, Свен, а вы нам  хотите  поле
чудес всучить. Зря! Прежде чем на Землю транспортироваться, вы б  лучше  с
местным фольклором познакомились, тогда бы  знали,  чем  это  поле  у  нас
засеют... Ладно, все - в кайф: хоть ранку продезинфицировала. Дальше куда?
   - Куда хотите.
   - Что в том доме? Вот в том, в помещичьем...
   - Не знаю. Живут, наверно... Можно пойти посмотреть.
   - Идти далеко. - Зойке больше ничего не хотелось. Зойке хотелось  домой
в Марьину рощу. И чтоб без Свена.
   А он посмотрел удивленно:
   - Только пожелайте, и вы - там. Сразу. Забыли?.. Вы  совсем  не  умеете
желать, Зоя, вы правы, я поражен. Запомните, наконец:  любое  _осознанное_
желание здесь исполняется. Шагните...
   Отступить? Шагнуть в Марьину рощу? Не-ет, стыдно! Если уж позор, так до
конца, тем более что неизвестно: а вдруг позора больше не будет, вдруг все
грядущие фазы окажутся толковыми и лестными для земной фантазии?..
   - Шагаем, Свен.
   Она подхватила Свена под локоток, нацелилась на далекий дом и  шагнула.
И оказалась посреди буквально-таки Колонного зала,  только  без  привычных
сцены и кресел. Атак - одно в одном: и колонны,  и  мрамор,  и  люстры,  и
белые шторы гармошкой. Ну, может, просторы чуть поменее... И во всю  длину
означенного зала тянулся стол, уставленный, пардон,  жратвой.  Все  как  в
лучших домах: икра черная и красная, ветчина баночная  югославская,  крабы
тихоокеанские, горбуша малосольная, семга  нежнейшая  розовая  экспортная,
балычок  лоснящийся  пергаментный,   селедочка   в   винном   соусе,   сыр
голландский,  швейцарский,  российский,  колбасный,  пирожки  с  мясом,  с
ливером, с капустой, с рыбой, с яйцами, с яблоками, с творогом, с  вишней,
сосиски вареные, шпикачки, жаренные в масле, картофель  "фри"  и  картошка
печеная с укропом и в сметане, кстати - и сметана в  банках,  и  оливки  в
банках, и помидоры в банках и свежие, и  огурчики  свежие,  малосольные  и
соленые, и кинза, и тархун,  и  фрукты  местные  и  заморские,  и...  Все!
Надоело описывать! Кто что хочет, пусть то и представит на  этом  раздолье
холодных закусок и сладостей. Но - не выходя за пределы знакомого в родном
отечестве ассортимента, ибо, отметила глазастая Зойка, никаких там авокадо
либо папайи не наблюдалось.
   Людей в зале не было. Но над всем этим великолепием  порхали  обеденные
плоские тарелки, но не сами порхали, а их придерживали руки  -  мужские  и
женские, а другие руки, мужские и женские, цепко держали вилки и  ложки  и
накладывали, наваливали на тарелки богатые харчи. Но  вот  вам  сюр:  руки
жили сами по себе, без тел. Такая получилась жутковатая картиночка,  вроде
бы эпизод из фильма про привидения, да только руки были вполне реальными -
молодыми и старыми, волосатыми и загорелыми, с наманикюренными ноготками -
это женские, с пожелтевшими от никотина крепкими ногтями  -  это  мужские.
Руки иногда жали  друг  друга  -  здоровались,  иногда  нежнейшим  образом
поглаживали одна другую - любились, а иной  раз  и  перепадало  руками  по
рукам. Наполнив тарелку, руки уносили ее в сторону от  стола,  и  там  она
исчезала  в  темноватом  -  несмотря  на  огнедышащие  люстры  -  воздухе,
исчезала, подчеркнем, вместе с руками.
   - Пир! - произнес Свен. В голосе его слышалось довольство. А то?! Это ж
вам не водяра в речке, это ж вам культурная  и  разнообразная  трапеза  из
"Книги о вкусной и здоровой пище". В галактике рассказать не  стыдно...  -
Пир, - повторил он, - или банкет: юбилей, свадьба, крестины, поминки...
   - А вот вам фигу! - сказала Зойка.
   Она,  глазастая,  подметила  до  боли   знакомую   по   родному   отелю
закономерность в движении рук. Оно, движение, начиналось строго  с  одного
конца стола, где на _пустые_ тарелки накладывались мясные холодные  харчи,
оно продолжалось строго вдоль стола, никто никого не обгонял,  не  забегал
поперек батьки - Зойка внимательно это пасла, руки если  и  переплетались,
то лишь над одним каким-нибудь блюдом - то с буженинкой, то с ветчинкой, а
так - плыли в чинной очереди, и завершалась она на  противоположном  конце
стола, где царствовали сначала фрукты-ягоды, а  потом  сладости  -  торты,
конфеты, пирожные, кексы. Отсюда руки и отправлялись  в  Ничто.  Вместе  с
переполненными тарелками. И такая обреченная  очередность,  такой  бараний
порядок,  по  мнению  Зойки,  никак   не   соответствовали   расхристанной
безалаберности банкета или, тем паче, пира - пир "а-ля  фуршет",  виданное
ли дело?! - где никто за все подряд в спешке не хватается, где на  тарелку
кладут лишь то, что любо глазу и  пузу,  а  не  оптом  "от  сих  до  сих",
поскольку "уплочено"...
   Вот оно, нужное слово!..
   - Фигу! - уверенно повторила Зойка. - Никакой это не пир, хотя,  может,
для кого-то и пир. Рано радуетесь, Свенчичек, шведский стол это,  а  вовсе
не пир.
   - Какой какой стол?
   - Такой такой стол. Обыкновенный, шведский. Платишь пятерик, как у  нас
в отеле, а жрешь до отвала - хоть на четвертной, если влезет. У этих...  -
она брезгливо смотрела на снующие туда-сюда ручонки,  -  влезает.  Халява,
сэр.
   - Халява... - эхом повторил Свен. - Но ведь выбор-то какой...
   - А что выбор, что выбор? Те, кто эту  халяву  намечтал,  каждый  Божий
день жрут борщ с котлетами, если пофартит, если мясца им  обломится.  А  о
шведском столике слыхали, читали, у нас, Свенушка, средства шибко массовой
информации эту передовую форму общепита прославили на века... Да я  за  те
же бабки такого намечтаю - по Молоховец пройду,  прямо  по  оглавлению!  -
Пояснила для Свена: - Поваренная книга такая была. В дикой древности...  А
тут не по Молоховец, Свенчик, тут, Свенчик, фантазия  продуктового  заказа
ко Дню шахтера - по  максимуму.  Жрать  народ  хочет,  лопать,  хавать,  в
желудках гадко от мойвы с вермишелью, а  ты,  Свен,  это  простое  желание
наружу выковыриваешь и, спасибо тебе, овеществляешь. Хоть погаллюцинируют,
да нажрутся...
   - Это не галлюцинация.
   - А что ж это? Где ты всю эту красоту у  нас  видел?  В  гас