ькую мясорубочку. Потолок был 
неумело, но старательно разрисован желтыми топориками. Кое-где к нему, очевидно, 
для разнообразия были подвешаны и настоящие топоры. Между ними живописно 
болталось два проткнутых вилами скелета. Лица мраморных статуй становились все 
печальнее, впрочем, среди них попадались и бодрые деловые субъекты, вроде нашего 
общего знакомого - толстяка в шляпе. 
  Если не считать нескольких пустяков, вроде гигантского паука, через сеть 
которого нам пришлось перебираться и дремлющего рыцаря в доспехах, которому 
Настя нечаянно наступила на ногу и который от этого, разумеется, немедленно 
проснулся, наша прогулка была довольно приятной. 
  В комнаты мы решили пока не соваться, во всяком случае, пока что-нибудь не 
подскажет, что перед нами та самая комната. 
  - Ты когда-нибудь в кого-нибудь влюблялся? - спросила у меня Настя. 
  Вопрос этот был задан непосредственно после того, как увязавшийся за нами 
рыцарь зацепился о ножку декоративной гильотинки и с грохотом развалился. При 
этом странным образом обнаружилось, что внутри доспехов ничего нет. 
  - Влюблялся... Ну... э-э... 
  Я забормотал что-то невнятное. На самом деле я влюблялся лишь однажды, в 
девчонку, которая полтора месяца гостила у наших соседей по даче. Но эта 
девчонка встречалась с какими-то великовозрастными типами, и на меня обращала не 
больше внимания, чем на шланг для полива огорода. Помню, я целыми днями следил 
за ней из-за забора, но увы! Максимум, что мне удалось, это передать ей однажды 
спикировавшую к нам в лопухи летающую тарелку. Потом лето закончилось, мы уехали 
с дачи, и моя любовь выветрилась в один или два дня. 
  Не знаю, смогла ли Настя извлечь из моего невнятного мычания эту роковую 
историю. Очень в этом сомневаюсь. 
  - А я однажды влюбилась, - призналась Настя. 
  - Да? - ревниво спросил я. 
  - В нашего нового историка, - продолжала она, рассеивая мои сомнения. - Любила 
его месяца два как дура. Даже любовные письма ему писала, правда, не отдавала. А 
он оказался таким гадом, что влепил мне три двойки в журнал за забытую сменку. 
Ну разве можно было его после этого любить? 
  - За сменку двоек не ставят. К тому же трех сразу, - сказал я. 
  - Это у вас не ставят. Но я думаю, на самом деле он поставил мне двойку не за 
сменку, а за котлету. 
  - За котлету? 
  Чурилова слегка смутилась. 
  - Понимаешь, у меня такая бабушка. Она вечно сует мне в школу всякие там 
бутерброды, яблочки, яйца всмятку. И притом подкладывает потихоньку, когда я не 
вижу. 
  - И мне тоже! - признался я. 
  Настя кивнула. 
  - И вот в тот день она положила мне с собой котлету, а я ее уронила и не 
знала, куда с ней деться. Выбросить, вроде некуда, а в сумку сунуть - только все 
заляпаешь, она же жирная. Тогда я положила ее в кульке рядом со своим стулом, а 
кто-то из мальчишек стащил ее и подложил историку в ботинок. У него, понимаешь, 
привычка во время урока снимать один туфель. Снимет, положит ногу на ногу и 
носком качает. Вот они ему в пустой туфель котлету и сунули. Историк потом 
вставил ногу и - сам понимаешь, все размазалось. По кульку, по ноге. 
  - Но как он узнал, что это была именно твоя котлета? Она что была подписана? 
  Настя нахмурилась. Видно, это воспоминание до сих пор вызывало у нее досаду. 
  - Представь себе, была. В кульке с котлетой случайно оказалось мое любовное 
письмо. Письмо к нему. Я, понимаешь, их много писала, - буркнула она. 
  - ЧТО??? 
  Я расхохотался. В эту минуту я почти любил Настю, уверенный, что такая 
дурацкая история может произойти только с исключительными людьми. 


  2. 


  Вскоре направо и налево пошли ответвления со множеством новых комнат. Между 
комнатами был расстелен очень миленький длинный красный коверчик. Каждые 
несколько секунд по коврику пробегала дрожь, и он принимался волноваться, как 
поверхность моря. 
  Перед ответвлением коридора располагалась полукруглая площадка, чем-то 
напоминающая арену небольшого цирка, обращенную тонким ценителем растений в 
зимний сад. Под ветвями лианы, вероятно в знак трогательной заботы об уставших 
гостях подземелья, заботливо была поставлена скамеечка. 
  - Посидим? - предложила Настя. 
  - Ага, - сказал я. - Посидим! 
  Подняв с пола валявшуюся берцовую кость, я бросил ее на скамейку. Тотчас из 
скамейки выскочили тонкие острые шипы, а сверху нетерпеливо свесилась 
лиана-удавка. Никого не нашарив, она печально втянула побег. 
  - Что это было? - охнула Настя. 
  - Liana-mostera. Или лиана чудовищная. Внесена в Черную книгу кошмаров в 
отдел: вымирающие виды. Существуют две разновидности: лиана-стульчиковая и 
лиана-скамеечная. Корни первой напоминают стул, корни второй - скамейку. 
Сесть-то сядешь, а вот встать - не встанешь, - сказал я, пользуясь случаем 
щегольнуть теми немногими познаниями, которые сумели засунуть в меня в 
потусторонней школе. 
  - А-а... - без интереса протянула Настя. Эту особу явно занимало что-то 
другое. 
  - Можно еще вопрос! - сказала она, задорно глядя на меня. 
  - Валяй! 
  - Ты когда-нибудь целовался? - выпалила она. 
  - Э-эээ... Ну-ааа... Еще бы! - соврал я. 
  - С кем, со своим котом? 
  Я побагровел. Причем побагровел отчасти и потому, что хотя кот у меня 
отсутствовал, зато была собака Динка, обожавшая, подскакивая, лизать в губы. Так 
что в известном смысле действительно выходило, что до сих пор я целовался только 
со своей собакой. 
  Настя сняла очки. Без очков ее глаза выглядели беззащитными. Словно неодетыми. 
Я уже знал, что без очков она почти ничего не видит - значит, сняв их, она как 
бы ослепила себя. Вовсе отказалась от зрения. 
  - Ответь мне на один вопрос: я красивая? 
  - Д... да, - сказал я. Мне и в самом деле так казалось. 
  - А почему мне этого никто не говорил? 
  - Ну... э-ээ... дураки потому что... 
  Настя удовлетворенно кивнула. Такой ответ ее вполне устраивал. 
  - Значит, я красивая? 
  - Ага. 
  - И я тебе нравлюсь? 
  Я вздохнул. Меня буквально припирали к стене. Ну что за девчонки сейчас пошли? 
Вс„, абсолютно вс„ делают за тебя! 
  - Ну нравишься, - сознался я неохотно. 
  Настя довольно улыбнулась. 
  - Это видно. Ты совершенно не умеешь скрываться. А почему я тебе нравлюсь? 
  - Я вообще люблю, когда мне на пальцы наступают, - буркнул я. 
  - Спорим, я совсем не поэтому тебе нравлюсь! - возмутилась Настя. Кажется, 
этой взбаломошной особе пришло вдруг на ум, что она давно уже ни с кем не 
спорила. Минут эдак десять с хвостиком. 
  Я чувствовал: мало-помалу наш разговор возвращается к тому, с чего начался, а 
именно к поцелую. Беседуя, мы незаметно все ближе подходили друг к другу и 
настал, наконец, момент когда мой нос уже почти касался ее носа. 
  "Сейчас это случится!" - подумал я одновременно с ужасом и восторгом, но тут 
вдруг наше уединение было прервано. Талисман, висевший на груди у Насти, на 
мгновение ожил и, возмущенным голосом пискнув что-то, замолчал. Мы отпрянули 
друг от друга. 
  - Что он сказал? - спросил я. 
  - Мне почудилось, он сказал: "тряпка!" 
  - Какая тряпка? - уточнил я, с подозрением подумав, не относился ли этот 
эпитет ко мне. Возможно, талисман намекал, что я вот уже четверть часа никак не 
осмелюсь поцеловать Настю. Если так, то это было со стороны талисмана порядочное 
свинство. 
  Девочка с волосами цвета соломы загадочно улыбнулась. 
  - Он не уточнил, какая тряпка. Он просто сказал "тряпка". 
  Пожав плечами, я осмотрелся и, к своему удивлению, обнаружил наподалеку от 
liana-monstera небольшой столик. На столике лежал деревянный гребень для волос и 
аккуратно свернутый кусочек ткани. Гребень был ровным счетом никак не подписан и 
не сопровождался никакими пояснениями, к ткани же был подколот ярлычок: 
"Бархотная тряпочка для ухода за талисманами". 
  После недолгих колебаний я взял е„ в руки. 
  - Ты не считаешь, что талисман, когда говорил "тряпка", имел в виду... 
  Настя нетерпеливо взглянула на меня. 
  - Спорю, что так оно и есть. Протирай его скорее! 
  Я принялся энергично тереть полумесяц и тер его до тех пор, пока он не засиял 
и не засеребрился, как новенькая монета. 
  - Эй, талиман! - окликнул я. 
  Молчание. 
  - Должно быть, ты неправильно тер. Не в ту сторону. Дай-ка я, - сказала Настя, 
забирая у меня тряпку и принимаясь за работу. 
  - Бесполезно! Он молчит. Ничего не выходит, - убито сказала она через минуту. 
  Но тут талисман соблаговолил подать голос. 
  - Пардон, - сказал он довольно. - Я молчал так долго, потому что мне хотелось 
продлить блаженство. 
  - Блаженство? 
  - Разумеется. Массаж - это наслаждение. Нектар для долгожителей. Для нас, 
талисманов, это единственный способ восстановить израсходованные силы. Однако вы 
могли бы соображать и быстрее. У меня едва хватило сил пискнуть вам подсказку... 
Кстати, у меня для вас хорошая новость. Я, кажется, чувствую, где скрывается 
палец. Попробуйте четвертую дверь справа по боковому коридору. Только улучите 
момент, когда по ковру не пробегают волны. Я вам искренне советую это учесть. 
  Забыв поблагодарить полумесяц за подсказку, я рванулся вперед. 
  - Погоди, я с тобой! - крикнула Настя. - Только захвачу гребень. Иметь волосы 
и не иметь расчески так же ужасно, как иметь расческу, но не иметь волос. 


  3. 


  Дождавшись, пока ковер в очередной раз придет в состояние покоя, мы ступили в 
боковой коридор и подбежали к четвертой двери. 
  - Открывай! - нетерпеливо крикнула Настя. 
  Я дернул ручку. Навалился на нее. Бесполезно. 
  - Заперто! Бежим назад! 
  - Нельзя назад. Ковер! 
  Начало ковра, по которому мы только что пробежали, уже начинало вздыматься. 
Путь к оступлению был отрезан. Я бешено заколотил в дверь кулаками, но, видя, 
что это не помогает, разбежался и врезался в нее плечом. Трах! Дверь открылась, 
и я буквально влетел в комнату. Настя впрыгнула за мной как горная коза. Услышав 
ее визг, я поднялся с пола. Отшибленное плечо ныло. Почему-то я решил, что Настя 
визжит оттого, что волнуется за меня. 
  - Да ладно тебе. Не волнуйся! Давай искать палец и пойдем отсюда! - 
великодушно сказал я. 
  Не отвечая, Настя смотрела куда-то мимо меня. На ее лице был написан 
откровенный ужас. Я обернулся. 
  В углу комнаты стояла большая железная бочка. На ней кривыми синими буквами с 
подтеками краски было написано: "ЯД". Но это было еще не все. На бочке сидело 
раздувшееся синее чудище и хмуро смотрело на нас белыми глазами. 
  - Добрый день, ребята! - просипело чудовище голосом, не предвещавшим ничего 
хорошего. - За пальчиком пришли? И года не проходит, чтобы сюда кто-нибудь не 
сунулся. Неужели он вам так нужен, этот пальчик? 
  - Совершенно не нужен! Как вы только могли подумать? Мы просто так зашли! 
Заглянули, так сказать, на огон„к. Простите за беспокойство! - бормоча всякую 
чушь, я схватил Настю за руку и потянул ее к дверям. 
  Для меня уже было ясно, как белый день, что перед нами подвальный мертвец, 
которого мы видели в зеркале. 
  - Как, вы уже уходите? - ухмыльнулось чудище. - А мне почему-то кажется, что 
вы остаетесь. 
  - Пятьдесят на пятьдесят, - сказал я. 
  - В самом деле? А я почему-то уверен в этом на все сто! 
  Чудище слегка взмахнуло синей рукой без ногтей, и дверь захлопнулась. 
Заскрежетал засов. Подвальный мертвец неуклюже спустился с бочонка и вперевалку 
направился к нам. 
  - Отгадайте, что я сейчас с вами сделаю? - спросил он почти нежно. 
  - О-о-отпустите? - предположил я, потому что мне очень хотелось на это 
надеяться. 
  Чудовище забулькало от смеха. 
  - Не угадали! Я вас задушу, а потом... думаю, вам лучше не знать, что будет 
потом, - сказало оно почти нежно. 
  - Вы бессердечный тип! - возмущенно крикнула Настя. 
  - Ничего подобного. У меня есть сердце, очень даже большое. Могу вам его 
показать, - возмутился подвальный мертвец и потянулся пальцами к груди. - Хотя 
нет, не сейчас. Полагаю, вы разглядите его, когда будете у меня в желудке. Итак, 
кого же задушить первым? Даму или ее кавалера? 
  - Кавалера! - подсказала Настя. 
  - А разве дам не пропускают вперед? - поинтересовался я. 
  - Ответы не принимаются. Я задушу вас обоих, только в какой 
последовательности? С кого начать? Признаться, выбор из двух возможностей для 
меня всегда мучителен. 
  Я про себя пожелал ему помучаться подольше, но мертвец, видимо, уже 
определился. Он схватил меня синими пальцами за горло и стал давить. Руки у него 
были влажные и холодные, как сосульки. У меня мгновенно перехватило дыхание, а 
перед глазами запрыгали разноцветные полосы и круги. 
  "А мог бы и не умереть. Что ж ты с него медный шлем не сбил?" - вдруг вспомнил 
я слова тощего старика с кладбища. 
  Ничего уже не видя, кроме разноцветных полос и кругов, я взмахнул рукой. 
Что-то звонко ударилось об пол и покатилось. Подвальный мертвец разжал пальцы, 
сжимавшие мне горло, и стал шарить, отыскивая свой шлем. Я мешком свалился на 
пол и, жадно заглатывая воздух, пополз. Теперь все зависело от того, кто отыщет 
шлем первым. Изредка мои пальцы сталкивались с синими пальцами мертвеца, только 
он был так занят поисками, что не обращал на меня внимания. 
  Шлем, уворачиваясь, с насмешливым звоном укатывался от нас. 
  - Хватай! Надевай его! - крикнул я Насте. 
  - Но я его не вижу! 
  - Ты и не должна его видеть! Бери шлем! 
  Я не слишком надеялся, что ее рассеянность поможет ей быстро схватить шлем, 
но, как оказалось, ошибся. Когда необходимо она умела быть ловкой. 
  Нагнувшись, Чурилова подхватила что-то с пола и теперь растерянно, не зная, 
что с этим делать, держала в руках. 
  - Надевай на голову! Поворачивай два раза! - крикнул я. 
  - Зачем? 
  - Поворачивай! - завопил я. 
  Настя подала плечами, надела шлем и тотчас исчезла. 
  - Не-е-ет! - страшно завопил подвальный мертвец. - Она взяла мой шлем! Ну 
ничего: ни она, ни ты от меня не укроетесь! Из комнаты нет выхода! Вначале я 
убью тебя, а потом нашарю ее. 
  Он кинулся на меня. Я попятился, отпрыгнул и понял, что выбрал не то 
направление: за мной спиной была глухая стена. Подвальный мертвец прыгнул на 
меня с гневным бульканьем, но внезапно подскользнулся на ровном месте и врезался 
головой в дверь. Удар был таким сильным, что дверь слетела с петель, и мертвец 
вылетел в коридор. 
  Давно замечено, что если человека (или даже мертвеца) начинают преследовать 
неудачи, то они преследуют его до конца. Мертвец оказался на ковре в тот самый 
момент, когда по нему прокатывалась очередная волна. Более того - он оказался на 
гребне этой волны. Ковер провалился под ним. Под ковром оказался люк, а внутри 
люка - чан с кислотой. 
  Жуткий крик - и все смолкло. 
  Все произошло быстро. Так быстро, что я едва сумел что-то понять. Я озадаченно 
моргал, не понимая, как могло произойти, что мертвец подскользнулся на ровном 
месте. 
  Рядом со мной кто-то закашлялся. Настя сняла с головы шлем. 
  - Можешь сказать мне "спасибо"! Это Настенька тебя спасла! Настенька - хорошая 
девочка! - сказала она, гладя сама себя по голове. 
  - Ты поставила ему подножку? - не поверил я. 
  - Ну вообще-то не совсем. Вс„ было несколько иначе. Я нечаянно упала, он 
споткнулся о меня и... 
  Ее волосы, растрепанные шлемом, светлым водопадом сбегали по плечам. И вот 
тут-то я, не отдавая отчета, что я делаю, обнял ее. 
  - Эй вы там! Хватит обниматься! Терпеть не могу всех этих сентиментальных 
сюсю-муму! - возмущенно завопил талисман. - И вообще, вороны, загляните в бочку! 

  Я метнулся к бочке, на которой до этого сидел мертвец. На дне бочки лежала 
большая деревянная шкатулка. Я открыл ее. В шкатулке лежал указательный палец 
Красной Руки. Выглядел он достаточно противно, примерно так, как и должен 
выглядеть отрубленный палец. 
  Пошевелившись, он брезгливо поманил меня к себе. 
   
   

  Глава девятая. 

  МЕРЗЛЯКИ 

   
  У одного мальчика на потолке появилось черное пятно. 
  Мальчик бросил в пятно тапком. Пятно сожрало тапок. 
  Мальчик кинул стулом. Пятно сожрало 
  стул, а заодно стол, кровать и книжный шкаф. 
  Мальчик испугался и стал швырять в пятно книжками, 
   игрушками и цветочными горшками. Пятно пожирало 
  их и становилось больше. В комнату вошла собачка. 
   Пятно съело собачку. Теперь оно занимало уже весь потолок. 
  - Готовься! Теперь настал твой черед! - сказало пятно мальчику. 
  Мальчик испугался, побежал от пятна и бросил в него 
  коробкой со стиральным порошком. 
  - Стиральный порошок! Ты убил меня! 
  - застонало пятно и исчезло. 

  "Черное пятно". 


  1. 


  - Браво! - сказал талисман. - Браво! Не без моего драгоценного участия 
(кстати, не слышу слов благодарности!) вы обнаружили один из пяти пальцев. 
Всего-то и осталось, хо-хо, найти еще четыре пальца и Ледяной камень. Однако 
имейте в виду, что Красная Рука порядком взбешена. Она терпеть не может, когда 
кто-то без спросу распоряжается ее пальцами. 
  - Спорим, что она не взбешена? - в Насте мгновенно пробудилась склонность к 
противоречию. 
  - На что спорим? На корову? На пузырек из-под зеленки? На два использованных 
носовых платка? - язвительно поинтересовался талисман. - Загляни в шкатулку, 
юная упрямица, и ты поймешь, кто из нас действительно мудр! 
  Настя приоткрыла шкатулку. Отрубленный палец стремительно вылетел из нее и, 
выписывая стремительные зигзаги, замелькал перед нашими лицами. Казалось, он 
что-то пишет. 
  Посреди комнаты вспыхнули огненные буквы: 
  "ЗНАЙТЕ! СКОРО ВЫ ВСЕ УМРЕТЕ!" 
  Я невольно вздрогнул. От этих букв повеяло чем-то зловещим. Это была не 
простая угроза. Полумесяц недовольно завозился. 
  - Требую уточнений! Надеюсь, что под "все" не подразумеваются талисманы. 
Предупреждаю, что мы, волшебные предметы, пользуемся неприкосновенностью! В 
противном случае я отомстю, и моя мстя будет ужасна! - сказал он с 
беспокойством. 
  Однако от пальца никаких уточнений не последовало. Он преспокойно улегся в 
шкатулку, поворочался, как старый холостяк, страдающий бессонницей, и отрубился. 

  Талисман зазвенел от возмущения. 
  - Бестактная свинья! Бандит! Ты ответишь мне за свои наглые угрозы! Я их не 
боюсь! В крайнем случае, я всегда дематерилизуюсь! Не расчитывайте меня 
прикончить! - стал выкрикивать полумесяц. 
  Однако было видно, что он порядком обеспокоен. 
  "Маленький трус!" - подумал я и стал размышлять, как нам выбраться из 
подземелья. Признаться, снова идти по этим коридорам, а потом выбираться на 
кладбище к виселицам мне не хотелось. 
  - Я знаю, о чем ты думаешь, - внезапно сказал талисман проникновенным голосом. 

  - И о чем? - удивился я. 
  - Ты думаешь, как я прекрасен, и как жалко тебе будет, если меня сожрут. Не 
так ли? 
  - Разумеется, так, - поспешил подтвердить я. 
  - Вс„ ты врешь! - взвигнул полумесяц. - Я тебя разоблачил! На самом деле тебя 
беспокоит только одно: как бы поскорее унести ноги из колодца! 
  - И как же? - спросил я, решив не ввязываться с ним в спор. 
  - "Как же, как же?" - хмуро передразнил он. - Запросто. Бросьте гребень. 
  - И что будет? 
  - Что будет, то будет. А я, пожалуй, вздремну. Утро вечера мудренее и все 
такое прочее в этом духе. 
  - Разве сейчас вечер? Спорю, что не вечер, - сказала Настя. 
  - Не спорь со мной, юная упрямица! У нас, талисманов, свои представления о дне 
и ночи. Даже если бы солнце шпарило во все лопатки, то и тогда... - не 
договорив, полумесяц отрубился и захрапел. 
  - Имейте в виду, самый короткий путь не всегда самый короткий, - загадочно 
пробормотал он сквозь храп. 
  - Что он хотел этим сказать? - спросила Настя. 
  Я пожал плечами. 
  - Представления не имею. Он обожает туманно высказываться. 
  - Тогда я бросаю гребень! Жаль, хорошая была расчесочка! 
  И, вытянув руку, Настя осторожно уронила гребень на пол. В тот же миг... 


  2. 


  Как читателю вне всякого сомнения известно, гребни бывают различными. Бывают 
гребни лесовырастательные. Бросишь такой гребень - и вырастет густая ча