ротивника, моя конница в самых тяжелых условиях пересекла безлюдную и
безводную калмыцкую степь, преодолела ряд укрепленных и отчаянно
оборонявшихся противником рубежей и подошла к Царицыну, "Красному
Вердену", как именовали его большевики, пройдя около 300 верст, в
назначенный мною Главнокомандующему трехнедельный срок.
   Намечая этот срок, я правильно учел обстановку. В то же время обещание
Главнокомандующего дать мне необходимые для завершения операции силы и
средства исполнено не было. Развивавшиеся успехи на Харьковском
направлении поглощали все внимание Главнокомандующего и Царицынское
направление в глазах генерала Деникина стало второстепенным.
   Наша разведка установила, что укрепленная противником Царицынская
позиция несколькими линиями опоясывает город. Окопы были усилены
проволочными заграждениями в 4 - 5 колов. Сильная артиллерия надежно
защищала подступы.
   29-го вечером я пригласил командиров 2-го и 4-го корпусов на военное
совещание.
   Я ознакомил их с общим положением и сообщил о выяснившейся
невозможности в ближайшее время рассчитывать на присылку обещанных
Главнокомандующим, в предвидении операции по овладению Царицыном,
подкреплений. Я предложил им высказать мнения, следует ли нам, не
дожидаясь подхода пехоты, открытой атакой овладеть городом, или,
закрепившись на реке Царице, выжидать подхода пехоты и технических
средств. Рассчитывать на успех атаки в настоящих условиях было трудно, с
другой стороны к Царицыну беспрерывно подходили свежие части красных.
   Противник лихорадочно продолжал работу по укреплению позиций и в
дальнейшем атака города могла представить еще большие трудности. В
войсках, видевших в Царицыне после тяжелого похода в пустыне, Обетованную
Землю, отказ от наступления вызвал бы, несомненно, упадок духа. Наконец,
противник, усилившись, мог сам перейти в наступление и отбросить нас от
Волги в пустынную степь.
   Несмотря на все трудности, на совещании было решено наступление
продолжать.
   29-го мая войскам армии был отдан приказ: а) 2-му Кубанскому корпусу
генерала Улагая наступать на фронт Царицын - Воропоново и овладеть
Царицыном с юга; б)
   4-му Конному корпусу генерала Шатилова, сосредоточив главную массу
своих сил на левом фланге, - наступать на фронт Воропоново - Гумрак и
овладеть Царицыном с запада; в) 1-му корпусу генерала Покровского
наступать вдоль железной дороги Лихая - Царицын и по овладении станцией
Карповка составить армейский резерв, направить одну бригаду в район
станции Котлубань - хутор Грачевский, с целью отрезать противнику пути
отхода на северо-запад.
   Преодолевая упорное сопротивление противника после ряда жестоких боев,
генерал Улагай занял Теплые воды, подойдя на десять верст к городу; корпус
генерала Шатилова достиг реки Ягодной; корпус генерала Покровского овладел
станцией Карповка.
   Наличие у противника сильной судовой артиллерии, при отсутствии у нас
дальнобойных орудий, чрезвычайно затрудняло действия частей генерала
Улагая.
   Последний доносил, что, по его мнению, трудно рассчитывать на успех
атаки города с юга и, со своей стороны, предлагал часть своих сил передать
в распоряжение генерала Шатилова, для нанесения решительного удара с
запада. Последнее направление представляло и тактические выгоды, создавая
угрозу путям отхода красных. Я принял предложенное генералом Улагаем
решение. Атака была намечена на рассвете 1-го июня.
   В ночь с 31-го мая на 1-ое июня была произведена необходимая
перегруппировка. В руках генерала Шатилова были объединены: 4-ый конный
корпус, 2-ая Кубанская дивизия, три полка 1-ой Кубанской дивизии и 3-я
пластунская бригада. Ударная группа сосредоточилась в районе Гавриловка -
Варваровка.
   Вечером 31-го мая был получен подписанный накануне Главнокомандующим
приказ о подчинении его адмиралу Колчаку. Принятое Главнокомандующим
решение я горячо приветствовал. Объединение всех борющихся против общего
врага русских сил, несомненно, усиливало наше положение и значение нашего
дела в глазах мира.
   Генерал Деникин, подчинившись адмиралу Колчаку в дни блестящих успехов
своих войск, давал пример гражданского долга. По форме я находил приказ
неудачным.
   Упоминание о том, что "в глубоком тылу зреет предательство на почве
личных честолюбии, не останавливающихся перед расчленением Великой, Единой
России", имевшее, очевидно, в виду "самостийные группы казачества", должно
было произвести на войска, далекие от политики и мало осведомленные о
борьбе главного командования с этими группами, неблагоприятное
впечатление. Неудачна была и фраза о том, что генерал Деникин, "отдавая
свою жизнь горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье",
подчиняется адмиралу Колчаку. Добровольное подчинение в интересах Родины
не только не требовало "отдать жизнь", но и не должно было быть жертвой
для честного сына Отечества...
   1 июня, едва стало светать, армия, заняв в течение ночи исходное
положение, перешла в решительное наступление. Ударная группа стремительно
атаковала позиции противника на реке Ягодной, прорвала фронт красных и
заняла станцию Басаргино.
   Развивая далее наступление, к б часам вечера овладели селением
Червленноразное, несколько раз переходившим из рук в руки, станциями
Воропоново и Крутенькая.
   Противник при поддержке могущественной артиллерии и бронепоездов
оказывал упорное сопротивление, задерживаясь на каждой позиции.
Наступившая темнота приостановила бой на последнем перед Царицыным рубеже
по линии: станция Ельшанка - село Ельшанка - станция Садовая - станция
Гумрак. Ночью было получено донесение, что разведкой частей генерала
Покровского в районе хутора Вертячий - станица Качалинская обнаружено
сосредоточение значительных неприятельских сил.
   С утра 2 июня бой снова разгорелся. Ударная группа генерала Шатилова,
развивая достигнутый накануне успех, с прежней стремительностью атаковала
позиции красных; однако, встреченная сильнейшим огнем батарей и
бронепоездов, вынуждена была отойти. Потери ударной группы за последние
два дня боя были свыше тысячи человек, утомление людей и лошадей было
чрезвычайное. Артиллерийские снаряды были совершенно на исходе.
Двухдневный бой выяснил, что овладеть Царицыным нам не под силу. С болью в
сердце вынужден я был предположенную в ночь со 2 на 3 июня атаку отменить.
2 июня полковник Кусонский телеграфировал генерал-квартирмейстеру штаба
Главнокомандующего:
   "Армия продолжает упорный бой под Царицыным. Колонна генерала Савельева
(генерал Савельев, сдав Сводно-Донской корпус, вступил в командование
Астраханской дивизией) продвинулась до Каменного Яра, перенеся штаб в
хутора южнее Райгорода.
   На Волге нашей артиллерией подбит пароход красных, выбросившийся на
берег и выкинувший белый флаг. Части генерала Улагая, несмотря на
фланговый огонь броневиков и барж с Волги, овладели Отрадным, Бекетовской
и Марчиковым. Части 4-го корпуса, овладев станцией Воропоново и селом
Червленноразное, атаковали позиции противника, получившего значительное
подкрепление с восточного фронта на линии Гумрак - высота 467 к востоку
от Воропонова, но вследствие ураганного огня артиллерии и бронепоездов
противника, атака пластунов и конницы успеха не имела. Ударная группа
несет громадные потери. За последние два дня выбыло из строя свыше 1000
бойцов. Части утомлены до крайности. Выбыли из строя начдив 2-й кубанской
дивизии и командир Осетинского полка ранен, командир Кабардинского полка
убит. Предположенную нами со 2 на 3 июня атаку, вследствие полного
изнеможения пехоты и конского состава, а также почти полного
израсходования огнеприпасов Командарм был вынужден отменить. На фронте
1-го Кубанского корпуса, занявшего вчера хутора Бабуркин и Алексеевский,
противник, сосредоточивший свои подкрепления в Рассошинском (Адрианов) в
районе Вертячего, перешел в наступление, но был отброшен.
   2 июня 23 часа. Будка ј4. Воропоново, 0957. Кусонский"
   Я телеграфировал Главнокомандующему:
   "После трехнедельного тяжелого похода, ведя непрерывные бои, армия
подошла к Царицыну. Двухдневные кровопролитные атаки разбились о технику,
сильнейшую артиллерию и подавляющую численность врага. Учитывая значение
Царицына противник продолжает подвозить подкрепления. Честно смотря в
глаза истине, вижу, что без мощной пехоты, артиллерии и технических
средств взять Царицын не могу. Должен допустить мысль, что переход
противника в наступление приведет к потере обескровленной армией части
захваченного пространства. Армию упрекнуть не могу.
   За время операции некоторые полки дошли по составу до сотни. Убито и
ранено пять начальников дивизий, три командира бригад, одиннадцать
командиров полков.
   2 июня, будка ј4 у Воропоново. Нр 01047. Врангель".
   4-го июня красные, сосредоточив ударную группу против фронта 4-го
корпуса, при поддержке сильной артиллерии, сами перешли в наступление в
направлении на Воропоново. Главный удар врага обрушился на пластунов,
которые, невзирая на мужественное сопротивление, были оттеснены.
Одновременно противник вел сильное наступление и против других частей
армии. Воздушная и войсковая разведки устанавливали ежедневный подход
свежих неприятельских сил. Ввиду сложившейся обстановки я решил оттянуть
войска к линии рек Червленная и Карповка, упираясь правым флангом в
Сарепту, и здесь ожидать подхода подкреплений.
   Мост через Сал был исправлен и поезд мой получил возможность
продвинуться на север.
   Неудача нашей атаки под Царицыном тяжелым камнем легла мне на сердце. Я
негодовал на ставку, сорвавшую весь успех, не выполнив данного мне
обещания своевременно усилить меня пехотой, артиллерией и техническими
средствами, что клал я в основу всей операции. Бесконечно жаль было
напрасно понесенных жертв.
   Под влиянием этих чувств написал я немедленно по окончании операции,
находясь в хуторе Верхне - Царицынском, письмо генералу Деникину, в коем
излил всю горечь своих переживаний. Я упоминал о том, что невыполнение
данного мне Главнокомандующим обещания, на каковом строил я свой план
действий, лишает меня возможности и на будущее время принимать
ответственные решения, не будучи уверенным, что последние не будут сорваны
распоряжениями свыше. При этих условиях я не считал возможным нести
лежащую на мне перед войсками ответственность и просил по завершении
Царицынской операции освободить меня от должности командующего армией. Для
вручения письма Главнокомандующему я командировал полковника фон-Лампе.
Последний был ознакомлен с содержанием письма.
   Проезжая через станцию Котельниково, где находился штаб армии,
полковник фон-Лампе являлся генералу Юзефовичу. Последний, узнав о
командировке полковника фон-Лампе, решил его задержать. Однако, тот
доложил, что имеет от меня приказание безостановочно ехать в Екатеринодар.
Генерал Юзефович приказал полковнику фон-Лампе по прибытии в Екатеринодар
ожидать от него телеграммы, до получения которой письма генералу Деникину
не передавать. Сам генерал Юзефович выехал мне навстречу в Абганерово. Он
горячо стал упрашивать меня взять мое решение обратно. Полковник Кусонский
присоединился к нему.
   4-го июня генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего вызвал
генерала Юзефовича к аппарату и передал ему, что по получении моей
телеграммы от 2-го июня, Главнокомандующий отдал приказание спешно
направить ко мне закончившую формирование 7-ую пехотную дивизию в составе
двух полков и пяти батарей; 3 бронепоезда, вооруженные тяжелой артиллерией
и наконец, шесть танков.
   Ходатайства мои о сформировании управления начальника военных сообщений
также было удовлетворено. Начальником военных сообщений был назначен
генерал Махров.
   Лишь после полученного кровавого урока ставка спохватилась. Я уступил
настояниям своих ближайших помощников и приказал телеграммой полковнику
фон-Лампе письма не вручать.
   На фронте Донской и Добровольческой армии наши части безостановочно
двигались вперед. Донцы генерала Мамонтова овладели станцией
Усть-Медведицкой и двигались далее к железной дороге Поворино - Царицын.
Добровольцы взяли Лозовую и Чаплино. На Астраханском направлении удачно
продвигались части генерала Эрдели.
   В Екатеринодаре и Ростове было общее ликование. Вместе с тем от
генерала Юзефовича узнал я и много грустного. По его словам штаб генерала
Май-Маевского во главе с ним самим вел себя в Ростове самым
непозволительным образом.
   Гомерические кутежи и бешеное швыряние денег на глазах всего населения
вызывали среди благоразумных элементов справедливый ропот. Тыл был
по-прежнему не организован. Войсковые начальники, не исключая самых
младших, являлись в своих районах полновластными сатрапами. Поощряемые
свыше войска смотрели на войну, как на средство наживы. Произвол и насилие
стали обычным явлением. Как я уже говорил, трудно было первое время в
условиях настоящей борьбы требовать от войск соблюдения обычаев войны. В
течение долгих месяцев армия жила военной добычей.
   Разоренные и ограбленные большевиками казаки справедливо хотели вернуть
свое добро. Этот стимул несомненно приходилось учитывать. В приказе моем к
войскам, говоря о накопленном противником несметном добре в Царицыне, я
сам это учитывал.
   Однако, рядом неуклонно проводимых мер, я стремился постепенно привить
частям моим чувство законности. В этом отношении я имел верных помощников
в лице командиров корпусов - генералов Улагая и Шатилова. Генерал
Покровский и тот, умный и с большой выдержкой, считаясь с моими
требованиями, поддерживал теперь в своих войсках должный порядок.
Захваченные у красных деньги делились между людьми полков особыми
полковыми комиссиями. Часть денег отчислялась в артельные суммы частей.
Все же оружие, войсковое и интендантское имущество сдавалось полками и
поступало в отдел снабжения армии. Я достиг полного уважения со стороны
войск к частной собственности населения. Ежели этого удалось достичь с
казаками, то с регулярными частями, в значительной мере пополненными
интеллигентным элементом, с огромным процентом офицерского состава, это
могло, казалось бы, быть достигнуто и того легче.
   Подхода всех обещанных подкреплений я мог ожидать только около 15-го.
До этого времени я решил возвратиться в Котельниково. Предстояло немало
работы, необходимо было прочно наладить тыл и обстоятельно подготовиться к
предстоящей серьезной операции. В Котельниково приехал ко мне по поручению
атамана походный атаман Кубанского войска, генерал Науменко. Науменко
горько жаловался мне на несправедливость главного командования к кубанским
казакам, на незаслуженное и обидное, по сравнению с донцами, к ним
отношение. Вновь всплыл вопрос о создании Кубанской армии. Я мог лишь
повторить то, что говорил в Екатеринодаре и Ростове.
 
   Генерал Науменко сообщил мне, что Главнокомандующий и генерал
Романовский мною очень недовольны - мне ставилась в вину резкость моих
телеграмм. Генерал Романовский говорил генералу Науменко, что тон этих
телеграмм совершенно недопустим, что "генерал Врангель не просит, а
требует, почти приказывает".
   Ставил мне в вину генерал Романовский и то, что в недоразумениях
кубанцев с главным командованием я не стал всецело на сторону последнего.
Тем не менее я был доволен, что наконец добился обещанных подкреплений.
Правда, взамен прекрасных пластунских частей, я получил неизвестную мне
7-ую пехотную дивизию.
   Дивизия едва успела закончить формирование; некоторые части не имели
обозов; состав частей был сборный; начальники новые. В разговоре по
аппарату с генералом Юзефовичем сам генерал Романовский характеризовал
дивизию как "неопределившуюся". Тем не менее, при почти полном отсутствии
в армии пехоты, 7-ая дивизия значительно усиливала армию, а прибытие
тяжелой бронепоездной артиллерии и, главным образом, танков давало
возможность бороться с позиционной и судовой артиллерией красных и
преодолеть искусственные препятствия. Я, в бытность в Екатеринодаре, видел
пробную работу танков с обученными английскими инструкторами русскими
командами и тогда же оценил всю мощность этого средства позиционной борьбы.
   12-го июня пал Харьков. Донцы быстро продвигались на север.
   В газетах был опубликован ряд приветствий, адресованных генералу
Деникину старшими начальниками, в связи с решением его подчиниться
адмиралу Колчаку. Я не считал удобным в порядке подчиненности выражать
Главнокомандующему одобрение или порицание тому или иному решению его,
имеющему государственно политический характер. Однако, не желая, чтобы
молчание мое было истолковано, как не сочувствие его решению, я написал
генералу Деникину частное письмо, выражая глубокое уважение перед
выполненным им гражданским долгом. В ответ я получил весьма любезную
телеграмму Главнокомандующего.
   13-го июня в Ростове, где происходили заседания Южно - Русской
конференции по созданию так называемой южно - русской власти,
долженствующей разрешить взаимоотношения главного командования с
автономными казачьими правительствами, был убит один из наиболее ярких
представителей кубанских самостийных групп С. К.
   Рябовол. Убийцы успели скрыться. Часть прессы приписывала убийству
политический характер.
   9-го июня начали прибывать первые эшелоны 7-ой дивизии. Вид частей
порадовал меня. Полки были отлично одеты в английскую форму хаки и
металлические шлемы.
   Люди выправлены, в частях большой процент старых кадровых офицеров.
Начальник дивизии генерал Бредов был чем-то задержан в Ростове и во главе
дивизии стоял полковник Непенин. Последний произвел на меня прекрасное
впечатление. Следом за 7-ой дивизией подошли танки. Сосредоточение
подкреплений происходило крайне медленно, дорога пропускала лишь шесть пар
поездов в сутки.
   Могучее средство позиционной борьбы, тяжелая артиллерия бронепоездов и
особенно танки, тесно связанные в своих действиях с железной дорогой,
приковывали армию к последней. Эти причины, несмотря на тактические
невыгоды атаки Царицынской укрепленной позиции с юга, заставили меня
искать решения именно с этой стороны.
   Я решил, обнажив почти совершенно свой центр на протяжении около 25
верст, сосредоточить 0,75 своих сил на крайнем правом фланге и этим
кулаком нанести удар вдоль Волги по левому крылу неприятеля. Левофланговый
корпус армии должен был отрезать пути отступления противника на север.
Днем 14-го июня войска получили директиву:
   "Группе генерала Улагая (2-ой и 4-ый корпуса, 7-ая пехотная дивизия,
дивизион танков, бронеавтомобилей и 4 бронепоезда) прорвать фронт
противника и, развивая наступление вдоль железной дороги Сарепта -
Царицын, овладеть Царицыном с юга.
   1-му Кубанскому корпусу, выделив часть сил для обеспечения маневра с
севера, наступать в общем направлении на хутор Россошинский - Гумрак,
дабы прижать противника к Волге и отрезать ему путь отхода на север.
   Начало общего наступления с рассветом 16-го июня".
   К 10-му июня по данным разведки противник имел под Царицыном 16 000
штыков, 5000 сабель, 119 орудий, 6 бронепоездов. На Волге стояла речная
флотилия из 4-х дивизионов, катеров и понтонов и 9-ти канонерок и
миноносцев. 14-го июня к Царицыну подошел переброшенный из Уфы через
Саратов один из полков 2-ой красной дивизии. В ближайшие дни ожидался
подход остальных полков дивизии.
   В ночь на 16 июня ударная группа генерала Улагая построила боевой
порядок западнее железной дороги к югу от деревни Копани: в центре и
впереди 4 танка с 3 броневыми автомобилями; непосредственно за ними пехота
- 7-ая дивизия и пластуны; в резерве два конных корпуса; на правом фланге
3 бронепоезда и 3-я Кубанская дивизия.
   Едва стало сереть, танки двинулись вперед и, давя проволочные
заграждения, разошлись вправо и влево, расстреливая бросившуюся в панике
бежать неприятельскую пехоту. Следом за танками стремительно двинулась
пехота. Вслед за пехотой устремилась в прорыв кавалерия.
   Противник бежал частью на Царицын, частью в Воропоново. Брошенная для
спасения положения со стороны станции Басаргино в направлении на
Червленноразно