приобрел все достоинства электронных машин,- сказал  он,-
мозг немедленно потерял бы все свои преимущества перед этими машинами. А их,
как мы видели, немало..."
     Итак, мы вновь сталкиваемся с  основной проблемой бионики:  исследовать
живое  для  того, чтобы  использовать  преимущества  живого  в  мире  машин,
механизмов и  электроники.  Можно  с уверенностью  сказать -  живой мир  еще
недостаточно исследован, он таит в  себе огромные  возможности  для развития
мира машин.

     19 мая, вторник
     Сегодня привезли запасные детали  для электронной  машины. Это большие,
аккуратно запакованные ящики - отдельные органы  Ки-бера.  Для всех это была
большая радость. Кузовкин ликовал:
     - Зачем монтировать старье, будем ставить новое!..
     Работали дружно,  весело  и  шумно. А  ведь это  действительно удобно -
заменять отдельные ящики машинной памяти.
     Если  бы  можно  было  делать так  же и для человека,  думал я. Человек
накапливает знания, приобретает опыт, и вдруг какая-то деталь в его сложном,
мудром организме отказывается работать - наступает катастрофа. А вот если бы
можно было заменить эту деталь, поставить новую...
     Кибер, конечно, слышал наш разговор на эту тему.
     Вечером я спросил его:
     - Ну, как дела, старина? Помогли тебе немножко? К" Спасибо. Хоть вы нас
и  ругаете  за  отсутствие  надежности,  есть  у  нас  исключительно  важное
преимущество  перед  людьми  -  взаимозаменяемость  отдельных  частей.  Сиял
деталь, поставил новую - а это и незаметно. Куда вам, людям, до нас!..
     Я засмеялся:
     - Ты  говорил, что учишься быть человеком. К  чему же тогда? Ведь мы не
ремонтируем человека такими же методами, как машину!
     К. Так что же у вас  получается? Вышла  из строя одна  деталь  - и  всю
человеческую машину останавливай? Нечего сказать - великое совершенство!..
     А. Конечно, в чем-то ты действительно прав. Сегодня мы еще не можем так
запросто  заменять  вышедшие  из  строя  детали  человеческого организма. Но
придет день,  когда  это  станет  совершенно обычным  явлением, и здесь  нам
невозможно будет обойтись  без современной техники.  Слушай,  я приведу лишь
один пример. Ведутся опыты по  восстановлению слуха,  по борьбе с  глухотой.
Глухой воспринимает речь с помощью маленького микрофона.
     Каким  образом?  От  микрофона  электрические   колебания  поступают  в
радиопередатчик,  а радиоволны несут сигналы к крохотному приемнику, который
непосредственно соприкасается с нервами глухого человека.
     Как ты думаешь, где  располагается приемник? В полости одного из зубов.
В данном  случае роль антенны  выполняет пломба, а электрические колебания с
помощью  пьезокристаллов  воздействуют   на  рыхлую  соединительную   ткань,
заполняющую полость зуба глухого человека. И он слышит.
     Как  видишь,  мы  имеем  дело  с  целым рядом  подмен.  Звуковые  волны
превращаются в  электромагнитные колебания  и в раздражение  нервной  ткани.
Слуховые нервы заменены нервами зуба.
     К.  Зачем  же  так сложно? Может быть, поступить, как  у нас, у машин,-
менять непосредственно орган на запасной.
     А. Дорогой мой, не  забывай: живой организм, привыкший бороться за свое
существование,  не  приемлет  ничего "чужого",  хотя бы  это  и было на  его
пользу.
     К. Ну, а как же вставные зубы, капроновые аорты, металлические кости?
     А. Во-первых, это,  скорей,  не  чужое, а  ничье.  А во-вторых,  это не
решает вопроса. Сейчас наука бьется над проблемой пересадки живых органов.
     Вот  тогда-то   мы   еще   поспорим   с  вами,   машинами,  в   области
взаимозаменяемости основных запасных частей!
     Забери-ка  в свою  машинную  копилку  памяти  чудесные  слова  Герцена,
обращенные к жизни во всех ее проявлениях:
     "Жизнь  вечна,  жизнь  идет  своим чередом, она производит для  себя  и
уничтожает изношенные формы, не жалея о них".
     Как эта мысль органически подходит к человеческой жизни, не правда ли?
     Наутро, склонившись над бумагой, я погрузился в воспоминания.

ЗАПАСНЫЕ ЧАСТИ ЧЕЛОВЕКА

     Это было зимой 1941 года в Москве. Молодежь, вероятно, не помнит Москву
этих лет, В те дни фашистские войска подступали вплотную к столице, в городе
было  холодно, голодно. Все, кто  мог, с  оружием в  руках вышли на  оборону
Родины. На улицах было пустынно, неприветливо и тревожно.
     В  холодные дни января по улицам Москвы шел молодой  человек. Он не был
военным. Он  только что закончил авиационный  институт.  В его  кармане была
путевка   на   один   из   авиационных   заводов,   эвакуированный   куда-то
далеко-далеко,  в  Сибирь.  Бывший студент,  а  ныне  строитель  авиационных
моторов, получил первое в жизни направление на работу.
     Парень  пришел  на  вокзал.   Лишь  на  запасном  пути  стоял   длинный
железнодорожный состав. Это был  госпиталь на колесах - пассажирские вагоны,
переоборудованные  под  хирургические  помещения,  купе,  в  которых  вместо
пассажиров  лежали  раненые.  Единственный  поезд,  отходивший  в  те дни  в
Сибирь...
     "Ну что  ж,  буду проситься  в этот состав",- подумал парень. И спросил
начальника поезда.
     Навстречу ему вышел пожилой офицер. На петлицах его была всем  знакомая
эмблема:  мудрая  змея, обвивающая  чашу  с ядом. Майор  медицинской  службы
заинтересовался  молодым  человеком. То ли парень  понравился ему,  то ли он
вспомнил о сыне, который был в те дни на фронте, то  ли направление молодого
специалиста на  работу показалось начальнику поезда веским  документом,  но,
махнув рукою, он сказал:
     - Хорошо! Поедете с нами.
     И вот пятнадцать дней и пятнадцать ночей по заснеженным просторам Урала
и Сибири двигался поезд; в нем шла битва за жизнь людей. Эти пятнадцать дней
наложили отпечаток на всю биографию молодого парня.
     Пятнадцать дней и пятнадцать ночей... Никогда он до этого
     не был в кабинете хирурга. Никогда до  этих страшных дней не  склонялся
он над хирургическим столом, где трепетала в муках и страданиях человеческая
жизнь. А здесь ему приходилось  делать все...  ассистировать при  операциях,
делать мучительные перевязки. Так молодой инженер поневоле стал санитаром.
     Все  было  для  него ново и  необычно. Возникали  тысячи  вопросов,  на
которые  сразу   нельзя  было  найти   ответ,  рождались  сотни  недоумений,
объяснявшихся    медицинской   неграмотностью.   Вставал    один    большой,
всеподавляющий вопрос: "Почему?"
     ...Почему этому  рослому, широкоплечему  парню с голубой татуировкой на
груди хирург  спокойно отрезает  руку?  Огромная, могучая  ладонь,  каменные
бицепсы... Да и ранение-то - маленькая дырочка,  прорезающая живую ткань. Но
врач,  склонившись  над спящим  под  наркозом гигантом,  спокойно  и  быстро
отнимает руку.
     - Никак  нельзя иначе,- отвечает хирург на недоуменный взгляд  молодого
инженера. Пуля пробила  кровеносный  сосуд. Рука  умерла.  Кислород, который
питает живую  ткань,  больше  не  поступает  вместе  с  кровью  по  сосудам.
Образуется гангрена  - человек может погибнуть, если она распространится  по
всему телу.
     -  Но  неужели  нельзя  соединить   пораненные  кровеносные  сосуды?  -
спрашивает хирурга молодой человек.- Как  инженер, могу  вас заверить - мы в
состоянии   соединить  любые  трубки:   стеклянные,  капроновые,   чугунные,
стальные. Мы  всегда сумеем соединить между собой  трубки высокого давления,
трубки, несущие  химические  растворы. Мы можем при этом использовать болты,
сварку,  склейку...  А вы?  Вы навсегда  делаете  человека инвалидом,  и это
только из-за своего неумения.
     Пожилой хирург только невесело улыбнулся в ответ.
     -  Почему так?  - возражал  он  молодому инженеру.- Среди хирургов есть
удивительные   мастера.   Тончайшими   шелковыми   нитями,   иглами   тоньше
человеческого волоса стык в стык соединяют  они кровеносные сосуды диаметром
иногда меньше  миллиметра. И вот кровь по отремонтированным сосудам начинает
поступать  в  руку. Наступает полная видимость  возвращения  жизни.  Раненый
ликует. Но проходит день, другой, третий - и вновь проступают следы гангрены
на руке.
     - В чем же дело? - волнуется молодой инженер.
     -  Дело объясняется  очень  просто,-  рассказывает хирург.-  Мельчайшие
сгусточки крови  стремительно  оседают  на  нитях,  только  что  пронизавших
кровеносный сосуд.  И вот уже  плотная  пробка  забила горлышко  кровотока -
опять угроза  гангрены в результате  образования  тромба. Лучше ампутировать
руку, чем рисковать жизнью человека. Не так ли?
     Молодой человек не понимал расчетливой холодности хирурга. Она казалась
ему жестокой. Он негодовал.
     -  Но  неужели  хирурги так ничего и не могут придумать? Сшивать сосуды
вручную  -  наивно  и  смешно  в  век  сварки,  высшей  математики  и  новых
материалов.  Надо  искать новые  пути,  -  взволнованно  говорил он,-  новые
решения...
     - Ну что ж, ищите,- спокойно говорил ему хирург.
     - Я буду искать и найду. Даю вам  честное слово  - найду. И до тех пор,
пока не найду, больше ничем не буду заниматься.
     А  поезд  все шел и шел по заснеженным дорогам  Сибири, Шел на  Восток,
подальше от войны...
     Молодой   инженер   сдержал   свое   честное   слово.  Десятки,   сотни
экспериментов - и вот пришла победа!
     * * *
     В руках у меня небольшой  никелированный аппарат.  Он чем-то напоминает
не то затвор от винтовки, не то сложный замок - один из  тех, какие делали в
средние  века  кузнецы-умельцы.  Принцип работы этого  аппарата поразительно
прост.  Он напоминает машинку для сшивания бумаги, которая стоит у многих на
письменном столе. Стоит вам нажать сверху на рычаг, и металлическая скобочка
прошивает бумажные листы к аккуратно сгибается. Готово! Плотная пачка бумаги
крепко соединена.
     Именно  на  этом  принципе, конечно  видоизмененном,  более  точном,  и
основан аппарат для сшивания кровеносных сосудов.
     Чем  прошивать живую ткань?  Нитями? Нет. Металлическими скобами. Но из
какого  металла?  Единственным  пригодным  в  этом случае  металлом оказался
тантал. Об этом металле мало что  было известно. Металл редкий. Но  чудесным
свойством  его  оказалась способность не быть чужеродным  живому  организму.
Мало  того, что живая  ткань принимала металл, не вызывая  ни нагноения,  ни
новообразования,  тантал  со временем медленно растворялся  в организме,  не
оставляя никаких следов.
     Тонкие  скобки  из  тантала,  заложенные  в  аппарат  в  виде  колечка,
пронизали кровеносный  сосуд,  словно  чулок,  натянутый  на это  кольцо,  и
загибались,  сжимая края  сосуда. Место соединения  получалось не только  не
зауженным, но даже несколько расширенным: никакой опасности тромба.
     Я стою в кабинете Василия Федотовича Гудова.
     Василий  Федотович  оживлен  и  энергичен.  Он  встречает  меня посреди
комнаты,  горячо  пожимает   руку,   подводит   к   столу  и   рассказывает,
рассказывает...   Слушая  его,   я  мысленно   представляю   себе   молодого
застенчивого студента, окончившего  авиационный  институт,  который  впервые
приблизился к хирургическому столу.
     ...Кто-то  стучится  в  дверь.  Увлеченные  разговором, мы не  обращаем
внимания на стук, но он повторяется. Кажется, что кто-то скребется в дверь.
     - Да войдите же! - громко говорит Гудов.
     Дверь  открывается, и  совершенно неожиданно в кабинет вбегает огромная
собака, немецкая овчарка.
     Я люблю  больших, могучих собак, ненавижу  избалованных, затасканных на
руках маленьких любимцев. Именно такой гигант и вломился в кабинет, заставив
меня из предосторожности встать за письменный стол.
     - Не бойтесь, Джерри умница! Он никогда вас не тронет. Как вам нравится
собака?
     - Очень! - отвечаю я, протягивая руку к мохнатому гиганту.
     - Вы не замечаете ничего особенного? Я ничего не замечаю.
     - А вы присмотритесь внимательно. Взгляните на заднюю ногу.
     Я  замечаю,   что   шерсть   на   задней   ноге  собаки   располагается
кольцеобразно, как бы охватывая сильную лапу животного.
     -  Месяц назад  мы отрезали ногу у Джерри,-  говорит  Гудов,- несколько
дней продержали ее в  холодильнике, а потом опять пришила. Как видите, все в
порядке.
     И,  подняв руку,  Гудов заставляет  пса танцевать  на задних лапах. Да,
действительно все в порядке.
     - Вот что позволяют нам делать  аппараты для сшивания сосудов,- говорит
Василий Федотович.
     Из  кабинета мы пошли  в палаты института. То, что мне пришлось увидеть
здесь,  потрясало.  Живая  почка,  пришитая  под кожу  животного,  нормально
функционирует, выполняя свою ответственную работу.  Вот  собака,  у  которой
было вынуто сердце  и через час  вновь возвращено на место. Эксперименты над
животными смелые, дерзкие, необычные...
     Когда мы вышли из института, я обрушился на Гудова вопросами.
     - Василий Федотович,  вы делаете чудеса,  вы  маг и  волшебник.  Но,  я
думаю,  все это  вы делаете не для  того, чтобы лечить животных, а для того,
чтобы помогать человеку. Покажите же, что делается в этом направлении.
     Гудов взглянул на часы.
     - Хорошо,-  сказал  он.- Одевайтесь,  поедем. Мы сели в машину, Василий
Федотович достал из портфеля лачку фотографий и протянул их мне.
     - Вам это будет интересно,- сказал он.
     Мне  запомнилась   одна   фотография.  Молодая   девушка   с  красивым,
перепуганным, охваченным скорбью лицом смотрела на меня с фотографии. Чьи-то
крепкие пальцы держали ее  руку выше кисти.  А самой  кисти не было... Кисть
руки лежала отдельно - чужая, распухшая, почти нечеловеческая.
     - Несчастный случай,-  пояснил Гудов.- Попала  рукой в  станок,  и, как
видите, он откромсал ей правую руку.
     Машина остановилась возле института имени Cклифосовского. Это сюда, под
своды  древнего здания, со  всех  концов столицы  везут людей машины "скорой
помощи".  Это жертвы автомобильных катастроф, несчастных  случаев.  В  таком
огромном городе, как Москва, случается  всякое. Чего только  не бывает... То
привезут мальчика,  неосторожно засунувшего в нос шарик подшипника - да так,
что и достать его невозможно. А однажды, как мне рассказывали, сюда привезли
девушку, которая вместе с куском мяса проглотила вилку.
     Жизнь этих людей спасают, их лечат, ставят на ноги и говорят:
     - Иди, дорогой, в жизнь - и больше никогда нам не попадайся!
     Палаты  института  были переполнены людьми. Мне  помогли  надеть  белый
халат. Он  был  мал, и  тесемки, завязанные  на спине, стягивали  меня и  не
давали возможности двигать руками.
     В сопровождении хирурга Андросова мы шли по длинным коридорам.
     Я был так взволнован, что даже не заметил, как мы вошли в палату.
     -  Ну, как  идут дела?  - спросил врач  у девушки,  легко поднявшейся с
постели.
     Я  сразу узнал ее по миловидному лицу и по выражению растерянности. Да,
это была  та  самая  девушка,  которая  смотрела на  меня с  фотографии.  Мы
поздоровались,   обменялись  улыбками...  И  только  через  несколько  минут
настигла    меня   мысль,   поразившая,   как   электрическим   током:   "Мы
поздоровались!.. Как  же это? Ведь на фотографии кисть ее руки лежала рядом,
отдельно..."
     Мой взгляд  искал правую руку девушки. А она подняла ее к  повеселевшим
глазам хирурга и энергично пыталась двигать непослушными пальцами.
     - Смотрите, доктор, двигаются. Двигаются! - радостно говорила девушка.
     "Не может быть! - думал  я.-  Неужели эта кисть..." И, словно  прочитав
мои мысли, Гудов сказал:
     - Вот видите, и подлечили лапочку.

     Через два с половиной часа, буквально оглушенный всем увиденным, вместе
с  врачом  и  инженером  я  вышел  из  института. Я был так  взволнован, что
хотелось обнять Андросова, Гудова, сказать им ласковые слова... Ведь они так
много делают для человека.
     Искусственный пищевод, пришитый  к кровеносным сосудам грудной  клетки,
часть  аорты  из  капрона,  заменившая  больной  участок,  смелые  операции,
неожиданные решения...
     - Дорогие  мои,-  восторженно  говорил я  спутникам,-  если вы способны
творить такие чудеса, то что вам стоит пришить руку человеку, потерявшему ее
на войне,  взяв  ее,  скажем,  от  умершего.  Вы  ведь  можете  использовать
отдельные органы умершего человека для десятков и десятков операций?
     - Это не совсем так,- грустно улыбнулся профессор Андросов.- Вы слышали
что-нибудь о несовместимости тканей?
     - Да, конечно,- ответил я.
     ...На  протяжении   миллионов  и  миллионов  лет  своего   формирования
человеческий   организм   вырабатывал  автоматическое   сопротивление  всему
чужеродному.  Белки, входящие  в состав  живой  ткани, у одного  человека не
схожи с  белками другого. И если рука одного человека будет пришита другому,
помимо воли оперируемого организм  вступит в смертельную борьбу с чужеродным
белком.
     Казалось бы,  операция  прошла благополучно.  Начали шевелиться пальцы,
чужая рука приобрела чувствительность.  Хирург блестяще соединил  не  только
кровеносные сосуды, но  и нервные окончания, и сухожилия, и мышцы,  и кость.
Но  проходит  две-три  недели,  и  неотвратимо  наступает  процесс отмирания
чужого.  Это   действует  механизм   защиты,   вырабатывающий   антитела   -
биологические  вещества, энергично  нападающие на чужеродные  белки.  Именно
этот  сложный  процесс  и  объясняет неуспех любой смелой,  но  недостаточно
продуманной операции. О таком случае совсем недавно писали газеты.
     В Эквадоре хирург  Гуякильского госпиталя Хильберг пришил руку молодому
моряку Хулио Лупа. Пресса восторженно сообщала о первых успехах - о том, что
рука  приобрела чувствительность. Но те же газеты через три недели с грустью
констатировали,   что   врачи   были   вынуждены  ампутировать  пересаженную
конечность.  Защитные средства сработали  против  Хулио - они, "традиционно"
защищая  его организм,  не защитили его  от инвалидности. Об этом с  грустью
рассказывали  мне  люди,  замятые решением  проблемы пересадки органов.  Так
через  23  дня  скончалась тридцатилетняя  американка Жанни  Гудфеллоу после
удачной пересадки печени.
     Я пытался восстать против их жестокой логики.
     - Но  ведь в институте  имени Филатова, в Одессе, пересаживают роговицу
от   мертвого  живому?  И  возвращают  человеку  зрение!  Ведь  освоили   же
переливание  крови от одного  человека  другому, полностью освоили пересадку
костей  и  хрящей.  Пересаживают кожу,-  не  унимался я.- А  недавно  газеты
сообщали об успешном завершении сложной операции по пересадке почек.
     Ученые возражали:
     - Да, роговица может быть пересажена, но это специфическая ткань, резко
отличающаяся по своему характеру от обычной живой ткани. То же можно сказать
в  отношении хрящей  и  костей.  А если  говорить о пересадке  кожи, которую
применяют  при  тяжелых  ожогах,  то  здесь   речь  идет  не   о  постоянной
приживаемости кожи, а лишь о временном покрытии чужой кожей пораженных мест.
Впоследствии чужая кожа отмирает,  но она дает время для восстановления кожи
пострадавшего. Какая же это пересадка?
     Вы говорите о пересадке почек? - спрашивали меня.-
     Да, такие операции были  сделаны. Известен успешный результат перэсадки
почек в Англии. Это  были два брата-близнеца. Один  из них умирал от болезни
почек, тогда другой, здоровый,  чтобы  спасти жизнь брата,  решил отдать ему
свою здоровую почку. После сложной операции почка прижилась. Врачи ликовали!
Но  успех операции определялся исключительным случаем. Мало  того что братья
были близнецами,  их зародыш развивался  из  одной начальной клетки. Пытаясь
повторить  подобный  опыт на единоутробных собаках, мы никогда не  достигали
положительного  результата.  Видимо, во  всех  последующих  опытах  не  было
двойного совпадения, имевшего место в рассказанном нами случае.
     С волнением обратился я к специальной  литературе, посвященной проблеме
пересадки  органов.  Все  увиденное  взволновало  меня  и  заставило  искать
п