ие звезды!
   - Какой ужас... - прошептала Юлия. - Они же могут погибнуть!
   - Все предусмотрено, - тоном знатока успокоил блондин. - На космопланах
есть специальный автомат-ограничитель, который не позволит  перейти  грань
разумного риска...
   Тем временем Лесс Гюнт объявил  чемпионат  открытым  и  пожелал  победы
сильнейшему. Затем на полиэкранах возник популярный спортивный комментатор
Арго.
   - Внимание, внимание!  Только  что  произведена  жеребьевка.  Позвольте
представить участников чемпионата. Номер первый - Гарольд Ли!
   Юноша на полиэкранах приветственно поднял руку. Космодион аплодировал.
   - Номер второй - Джанни Рикко!
   Улыбка во весь полиэкран, воздушный поцелуй, волна рукоплесканий.
   - Номер третий - Петр Черноруцкий!
   Смуглое застенчивое лицо, скупой жест. Болельщики  встают,  приветствуя
любимца.
   - ...Номер десятый... - сделал паузу  Арго,  -  серийный  робот  ТМ-32,
выступает вне конкурса.
   Пригасили полиэкраны, космодион глухо зашумел, как немыслимых  размеров
раковина, приложенная к уху великана.
   Комментатор поспешил разъяснить:
   - СКА приняла такое решение с целью усилить элемент соревновательности.
Роботу отводится роль эталона!
   Полиэкраны,  словно  колоссально  увеличенные  живые   клетки,   начали
делиться, образуя калейдоскоп изображений. Одни давали в  разных  ракурсах
объемную картину подземного комплекса,  другие  -  укрупненные  фрагменты.
Сосредоточив взгляд  на  том  или  ином  элементе  ближайшего  полиэкрана,
болельщик зрительно переносился внутрь, попадал в  окружение  изображенных
на нем предметов.
   Между тем на стапелях подземного комплекса заканчивалась  подготовка  к
взлету. Спортсмены заняли места в кабинах космопланов.
   Космоплан Гарольда Ли был алым, с крупной белой единицей на фюзеляже  и
с короткими,  косо  срезанными  крыльями.  Джанни  Рикко  достался  желтый
космоплан, а Петру Черноруцкому - василькового цвета.
   Последней в очереди готовых к взлету машин, с чуть большим  интервалом,
подчеркивающим обособленность, стояла черная "десятка" робота.
   Прозвучал зуммер.  Космопланы,  словно  детали  на  конвейерной  ленте,
поползли к эстакаде. Те из болельщиков, которые  предпочитали  полиэкранам
собственное  зрение,  увидели,  как  из  чрева  эстакады  одна  за  другой
появлялись  крошечные  стрелы  -  красная,   желтая,   синяя,   зеленая...
Электромагнитное поле разгоняло их и вышвыривало из сопла эстакады,  точно
ядра из древней катапульты.
   Через минуту над космодионом прогремели, слившись в единый  вибрирующий
грохот, десять  взрывов  -  космопланы  преодолели  звуковой  барьер.  Шум
включенных на взлете атмосферных моторов, быстро затухая,  ушел  в  зенит,
вслед за десятью белоснежными дымчатыми нитями...


   Мотор  гудел  басовито  и  отрешенно,  будто  жил  своей   собственной,
независимой от космоплана жизнью.
   Джанни Рикко  вслушивался  краем  уха  в  это  невозмутимое  гудение  и
вполглаза созерцал игру светомолекул на информационных  дисплеях.  Он  мог
расслабиться и дать волю текучке мыслей:  сейчас  от  него  ровным  счетом
ничего не зависело.
   Там, на космодионе, был старт для зрителей. Для тех же, кто  оспаривает
мировое первенство, старт впереди. Смешно, что они, участники  чемпионата,
самые неинформированные из людей: болельщикам уже  известны  навигационные
параметры  орбиты,  многие  наверняка  извлекли  карманные  компьютеры   и
увлеченно рассчитывают оптимальный коридор входа...
   Спортсменам  же  будут  отпущены  мгновения.  Произойдет   это,   когда
автопилоты выведут их на  стартовую  орбиту.  Они  сгруппируются  в  месте
встречи, примут параллельную ориентацию,  перейдут  на  ручное  управление
и... Остальное будет зависеть от мастерства, мужества, удачи.
   А пока космоплан в стратосфере. Пройдут минуты, автомат уберет ненужные
крылья, вырубит атмосферный мотор, запустит ракетный  двигатель.  Начнется
космический этап полета.
   "Пусть победит сильнейший!" - традиционно провозгласил Лесс Гюнт...
   Джанни боготворил этого человека, с мальчишеским восторгом упивался его
подвигами.  Дальний  космос...  Для  Джанни  он  остался  неосуществленной
мечтой. Жизнь сложилась иначе  -  природный  дар,  исключительной  силы  и
редкого обаяния тенор, привел юношу на сцену "Ла Скала". "Второй  Карузо",
- говорили о нем. А он предпочел бы оказаться вторым Гюнтом...
   Лавры оперного  певца,  доставшиеся  почти  без  усилий,  не  приносили
удовлетворения экспансивному итальянцу. И, не став профессионалом космоса,
он сделался космонавтом-любителем, спортсменом, хотя и не титулованным, но
сумевшим войти в девятку сильнейших, которым предстояло  теперь  разыграть
между собой мировое первенство.
   Лесс Гюнт осваивал Марс, побывал за пределами  Солнечной  системы...  А
он, Джанни Рикко, дальше Луны не летал, да и туда его пригласили в составе
труппы, давшей концерт для сотрудников лунной обсерватории.
   "Пусть победит сильнейший..."
   Джанни  понимал,  что  может  стать  чемпионом   лишь   по   счастливой
случайности.   Скорее   всего   первые   три   места   займут   победители
полуфинального соревнования Петр Черноруцкий, Гарольд Ли и  Виктор  Яншин,
выступавший под номером 9, - его космоплан был фиолетового цвета.  Это  не
вызывало у Джанни ни зависти, ни досады: самый  молодой  из  всех,  он,  к
общему удивлению, опередил  многих  маститых  спортсменов,  шансы  которых
расценивались гораздо выше.
   Стать финалистом первого, а потому исторического,  чемпионата  само  по
себе почетно. Ни "золото", ни "серебро", ни "бронза"? Ну и что же!  Медаль
из легкого сплава, вручаемая занявшим в  финале  четвертое  и  последующие
места, ему обеспечена!
   "Пусть победит сильнейший..."
   Эта формула вполне устраивала Джанни. Вернее устраивала  еще  утром.  А
сейчас... Его сердце, сердце темпераментного итальянца, не могло смириться
с тем, что роль сильнейшего заранее и безоговорочно отведена роботу.
   Умом, не чуждым технике (иначе он не  стал  бы  космонавтом-любителем),
Джанни сознавал, что  быстрота  реакции  робота,  безошибочность  решений,
острота рецепторов, безупречная логика  намного  превосходят  человеческие
возможности. Но мысль, что человеку не по силам соревноваться с роботом  в
космическом слаломе, что в лучшем  случае  можно  лишь  тянуться  за  ним,
стараясь не слишком отстать, казалась унизительной.
   Джанни не желал утешиться тем, что речь идет, по  существу,  о  том  же
автопилоте, которому лишь  придали  вид  серийного  робота  ТМ-32.  Зачем?
Вероятно, руководители СКА решили сыграть на самолюбии спортсменов,  иначе
было бы объявлено, что один из космопланов беспилотный. Но нет, за штурвал
усадили карикатурное подобие человека...
   Для Джанни не могло быть  большего  оскорбления.  И  с  каждой  минутой
вынужденного безделья,  когда  его,  как  горнолыжника  на  вершину  горы,
услужливо возносили на орбиту, пощечина роду человеческому  ощущалась  все
болезненней.
   И вдруг пришло нечто, граничащее - Джанни сознавал это  -  с  абсурдом,
бросающее вызов не только инстинкту самосохранения,  но  и  самим  канонам
космического слалома.
   "Надо бы просчитать варианты", - подсказывало благоразумие.
   "Все равно не успею, - отмахнулся Джанни. - Попробую  сымпровизировать,
я везучий..."
   И он во  весь  свой  великолепный  певческий  голос  затянул  старинную
неаполитанскую песню о юноше, умирающем от неразделенной любви.  На  самой
верхней, сладчайшей ноте Джанни сорвал пломбу  с  автомата-ограничителя  и
выдернул из гнезда предохранительную вставку.


   Петр  Черноруцкий  оглядел  сквозь  алмазное  стекло   кабины   шеренгу
космопланов, сверкающую на солнце всеми цветами  спектра.  Автопилоты  так
точно уравняли скорости, что машины казались неподвижными, словно  бегуны,
застывшие на стартовой черте в  ожидании  выстрела.  А  внизу,  серебристо
переливаясь, медленно проплывала Земля...
   Двигатель умолк, были слышны только привычные  шумы  агрегатов.  Сейчас
Петр  не  походил  ни  на  смотрителя  ЭВМ  Кировского   завода,   ни   на
студента-заочника  Ленинградского  политехнического   института,   ни   на
именитого спортсмена, ни на скромного, отзывчивого парня, каким его  знали
товарищи. Теперь  он  составлял  целое  с  системой  управления,  бортовым
компьютером, двигательной установкой.
   Рявкнет  стартовый  зуммер,  на  дисплее  вспыхнут  вереницы   цифр   -
рассекреченные навигационные параметры.  И  тотчас  же,  презрев  инерцию,
включится  на  полный  ход  совершеннейшая  система  "Петр  Черноруцкий  -
васильковый космоплан, номер З".
   Зуммер. Цифровой взрыв дисплея.  Мгновенный  предварительный  расчет  в
уме. Биоэлектрическая команда тормозному двигателю. Задание компьютеру.
   Космоплан круто сваливается с орбиты. Щелчок -  выпущены  крылья.  Рука
привычно ложится на штурвал...
   Большинство космических кораблей двадцатого века  использовали  коридор
входа, напоминавший искривленную наподобие рога воронку, острием  наискось
к земле. Попадая в нее, корабль соскальзывал по  намеченному  фарватеру  в
атмосферу.  Спуск  неизбежно   сопровождался   многократной   перегрузкой,
обгорала обшивка -  в  иллюминаторы  било  пламя.  Впрочем,  верхний  слой
корпуса специально предназначался в жертву огню.
   В начале двадцать первого века стали применять  термопарное  охлаждение
космических судов. Но для легких космопланов, которые по размерам и  массе
почти не отличались от спортивных  самолетов,  такой  способ  не  годился.
Пришлось разработать иную, более сложную, стратегию спуска.
   Коридор входа в атмосферу напоминал  здесь  зигзагообразную  траекторию
лыжника-слаломиста (отсюда и  произошло  название  "космический  слалом").
Спуск  космоплана  можно  также  сравнить  с  порханием  осеннего   листа,
падающего с ветки дерева.  Войдя  в  атмосферу  с  выключенным  мотором  и
выпущенными крыльями, космоплан становится планером. Он ныряет  в  плотные
слои атмосферы и сразу же выныривает,  но  на  несколько  меньшей  высоте.
Снова погружается в атмосферу  и  опять  делает  "горку".  Так,  нырок  за
нырком,  космоплан  теряет  высоту,  не  перегреваясь   и   не   испытывая
значительных перегрузок.
   И вот  тут-то  проявляется  искусство  пилота:  чем  меньше  "порханий"
совершит "осенний лист" и чем ближе окажется последнее из них к  заданному
месту приземления, тем быстрее закончится спуск.
   Петр Черноруцкий владел искусством слалома в совершенстве. Он  выполнял
меньше "порханий", чем любой из его соперников, рассчитывая и  преодолевая
коридор входа  так,  чтобы  все  время  оставаться  на  грани  максимально
допустимых перегрузок. К  тому  же  Петр  приземлялся  "в  одно  касание",
планируя  до  момента  посадки.  Большинству  же  спортсменов  приходилось
дотягивать к финишу на моторе, теряя дорогие минуты.
   ...Щелчок - выпущены крылья. Рука привычно ложится на  штурвал.  Взгляд
сквозь алмазное стекло. Наперерез, в  почти  отвесном  падении,  -  желтая
молния!
   "Катастрофа? - обожгло мозг. - Или... Неужели решил напролом? Безумие!"
   Петр дал сигнал общей тревоги - впервые за свою спортивную жизнь. И тут
же увидел черную молнию, сверкнувшую вслед за желтой.


   Близилось к концу ожидание. Болельщики  давно  закончили  навигационные
расчеты.  Заключали  пари,  как  когда-то  на  скачках.  То,  что   первой
приземлится черная "десятка", ни у  кого  не  вызывало  сомнений.  Страсти
разгорелись вокруг того, кто  окажется  на  втором  месте,  завоюет  титул
чемпиона. Из уст в уста передавали шутку, что чемпионская медаль нынче  не
золотая, а лишь позолоченная, как пресловутая пилюля...
   Менее искушенные наслаждались  иллюзией  космического  полета,  лунными
ландшафтами, багровыми облаками Марса: полиэкраны были щедры на зрелища.
   Но вот они разом ослепли, пригасли,  затем  засияли  матовой  белизной.
Невидимый Арго задышал в уши болельщикам:
   - Внимание, внимание! Совершает посадку... - Пауза, потом недоуменно: -
Совершает посадку Петр Черноруцкий, стартовый номер З!
   С полиэкранов  навстречу  зрителям  уже  несся  под  разными  ракурсами
васильковый  космоплан  чемпиона.  Беззвучно  скользнув  по   пластобетону
посадочной полосы, он замер вблизи центральной трибуны.
   Не прошло и минуты, как приземлился серебряный призер Виктор  Яншин  на
фиолетовой "девятке". Спустя три минуты стал известен обладатель бронзовой
медали  -  Гарольд  Ли.  Его  алая  "единица",   подхваченная   тормозящим
электромагнитным полем, остановилась  в  нескольких  метрах  от  синего  и
фиолетового космопланов.
   Пилотируемая роботом черная "десятка" запаздывала.
   Один  за  другим   опускались   на   космодион   финалисты.   Последней
приземлилась зеленая "четверка" Милана Славича.
   Ни "десятка", которой прочили фактическую победу,  ни  желтая  "двойка"
Джанни Рикко так и не появились...


   - Теперь будет жить сто лет, - сказал профессор Макуэлл.
   - А летать? - спросил Лесс Гюнт.
   - Жить, петь в опере, а вот летать... разве что пассажиром.
   - Глупый мальчишка, - огорченно проговорил Лесс Гюнт.  -  Ради  золотой
медали чуть не поплатился жизнью!
   - Кто пришел первым? - зашевелил губами Джанни. - Робот?
   - Нет, Петр Черноруцкий.
   - Рад, что не робот...
   - Вот как?! - воскликнул Лесс Гюнт в изумлении.  -  А  я-то  думал,  ты
просто тщеславный юнец! Выходит, ошибся... Знаешь, кому обязан жизнью?
   - Неужели...
   - Угадал.  Лишь  робот  с  его  феноменальной  реакцией  и  филигранной
точностью  движений  способен  состыковать  космопланы   в   беспорядочном
падении.



Александр Плонский. 

                                Только миг

   ----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Вокруг света".
   OCR & spellcheck by HarryFan
   ----------------------------------------------------------------------



   На свете всегда были, есть и будут Золушки, и  у  каждой  своя  сказка,
хотя не обязательно со счастливым окончанием. Наша Золушка - неважно,  как
ее звали взаправду, - родилась в охотничьей хижине на  берегу  Подкаменной
Тунгуски. Она рано лишилась матери, а отец так и остался бобылем.
   "Золушка без мачехи? Это не по правилам!" -  скажете  вы  и,  вероятно,
будете правы. Но жизнь так часто пренебрегает правилами!
   Отец неделями пропадал в тайге и в конце концов  не  вернулся.  Золушка
осталась одна.
   Однажды рядом с ее  домом  опустился  космический  корабль,  окруженный
сиянием. Вышедший из него человек тоже был весь в ореоле.  Золушка,  давно
мечтавшая о Принце, решила, что это он и есть, и  приготовилась  лететь  с
ним в пучину Вселенной.  А  ведь  Вселенная  -  самый  бездонный  из  всех
бездонных омутов...
   Принц был взволнован не  меньше,  ведь  в  арсенале  защитных  средств,
которыми он располагал, не оказалось главного - от  земной  любви:  сердце
Золушки источало "волны", неизвестные инопланетной науке.
   Они бросились друг к другу, но в последний момент Принц отпрянул.
   - Мы не можем прикоснуться друг к другу! - в отчаянии воскликнул он.  -
Мой мир и все сущее в нем состоят  из  антивещества.  Лишь  энергетический
барьер предохраняет нас от аннигиляции.
   - От чего? - воскликнула Золушка, не знающая физики.
   - От вспышки, которая длилась бы всего только миг!
   - Как это?
   - Это когда наши  сердца,  соединившись,  тотчас  бы  взорвались...  от
переполняющей их любви.
   - Как это прекрасно! - вздохнула Золушка.
   Шли дни, а может, годы - они были неразлучны, Золушка и Принц, хотя  их
разделяла самая непреодолимая из всех преград.
   - Я покажу тебе рассветы Альдебарана, - шептал Принц, хотя понимал, что
никогда не сможет выполнить обещание. - Понимаешь, они не  розовые,  и  не
алые, и не пурпурные, а...
   - Лиловые?
   - Вот именно, серебристо-лиловые, нежные, словно ваш жемчуг...
   - Говори, говори еще... - просила Золушка, - Мне так  хорошо  с  тобой,
так спокойно!
   Между тем энергетический барьер понемногу слабел, и в один безрадостный
день Принцу пришлось покинуть Землю.
   - Я так и не сделал тебя счастливой... - горестно сказал он Золушке  на
прощанье.
   - Нет, сделал... - улыбнулась сквозь слезы она. - Без тебя  я  навсегда
осталась бы Золушкой.
   - Как странно, - подумал вслух Принц. - Мне кажется, что это не ты меня
провожаешь, а я тебя...
   - К лиловым рассветам... - смогла еще пошутить Золушка. Но когда  взмыл
корабль и затерялся в звездах, она упала на пожухлую траву.
   - Хоть миг, но с тобой! - воскликнула Золушка.
   - Слышу, лечу! - почудилось в ответ.
   Яркая звезда сорвалась с неба, и Золушка,  раскинув  руки,  шагнула  ей
навстречу...
   Такова правда о Тунгусском метеорите.



Александр Плонский. 

                                Интеллект

   -----------------------------------------------------------------------
   Сб. "Фантастика-83". М., "Молодая гвардия", 1983.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   - Природа милостива  к  человечеству,  но  безжалостна  к  человеку,  -
произнес Леверрье задумчиво.
   - Превосходная мысль, Луи, - похвалил  Милютин.  -  И,  главное,  очень
свежая!
   Они сидели в маленьком кафе на смотровой  площадке  Эйфелевой  башни  и
любовались Парижем, заповедным городом Европы.
   - Мы не виделись почти четверть века, а желчи у вас...
   - Не убавилось? Увы, мои недостатки с годами лишь усугубляются.
   - И все же я люблю  вас,  Милютин!  -  признался  Леверрье.  -  А  ваша
язвительность... Иногда мне ее не хватало. Было плохо без вас, как было бы
плохо без Парижа. И вот мы снова вместе, но время вас не пощадило.
   Милютин рассмеялся.
   - Вы делаете мне честь, Луи, сравнивая  мою  язвительность  с  красотой
милого вашему сердцу Парижа.
   Леверрье пожал плечами.
   - Вот видите, - сказал Милютин, закуривая.  -  Города  стареют,  как  и
люди... Только не так быстро. Впрочем, я ведь куда старше, чем вы думаете.
Помните слова Эдгара Дега: "Талант творит все, что захочет, а гений только
то, что может"? Так вот, моя  мать,  уже  получив  Нобелевскую  премию  за
вакцину от рака, сказала мне: "Если бы я могла  начать  жизнь  сначала,  я
никогда не стала бы врачом. Слишком во многом чувствую себя бессильной".
   Несколько минут оба молчали.
   - Мало кому посчастливится предугадать свое истинное  призвание,  и  уж
совсем реже случается разглядеть в себе талант - он виден лишь со стороны.
К вам, Милютин, это не относится. Вы, как и ваша мать, гений.
   - Ах,  бросьте,  Луи,  -  саркастически  усмехнулся  Милютин.  -  Слово
"интеллект" в  переводе  с  латинского  означает  "ум".  Но  почему-то  мы
предпочитаем называть человека интеллектуалом, а не умником. Да и  "умник"
приобрел в наших устах иронический оттенок. Мы вроде бы стесняемся ума, но
гордимся интеллектом.
   - Вы правы, - согласился Леверрье. - Франсуа  де  Ларошфуко,  помнится,
даже несколько иронически классифицировал типы ума.
   - Словом, сколько голов, столько и умов. И какой же  ум  согласно  этой
классификации у меня?
   - Ваш ум нельзя классифицировать, - серьезно сказал Леверрье.  -  Я  бы
назвал его дьявольским.
   - Старо, Луи. Еще тридцать лет назад вы заявляли, что я и бог, и дьявол
в одной ипостаси. Ну да ладно. Вот  вы  говорите:  "интеллектуал".  Однако
человеческий интеллект - интеграл способностей,  знаний,  опыта,  навыков.
Расчленить эти слагаемые невозможно, как  невозможно  сказать,  что  здесь
свое, природное, а что воспринятое, впитанное,  позаимствованное.  Человек
"сам по себе" подобен  электрону  в  вакууме.  И  пусть  электрон-одиночку
называют свободным, толку  от  такой  свободы  мало.  Лишь  упорядоченный,
целенаправленный поток способен  освещать  жилище,  приводить  в  движение
роторы машин, обогревать... И лишь в сотрудничестве  друг  с  другом  люди
находят силы для преодоления