подобной  литературой.  Они  были   холодными   и
расчетливыми. На их лицах редко появлялась улыбка. К тому  же  они  обладали
слабым воображением.
   И вот перед ним целый зал с такими книгами!
   Ведь как надо дорожить ими, чтобы спрятать, заведомо зная  о  предстоящем
поражении.
   И вдруг, в тот момент, когда он в восхищении осматривал стеллажи,  кто-то
крикнул высоким и звонким голоском на чистом земном, без всякого акцента:
   - Крыса! Над тобой!
   Хьюланн резко развернулся и посмотрел вверх.
   Огромная крыса свисала прямо над ним  вниз  головой,  уцепившись  задними
лапками за балку.  Ее  красные  глазки  злобно  поблескивали,  отражая  свет
фонаря.
   Какой же он дурак, что не захватил с собой оружия.
   Хьюланн светил крысе прямо в  глаза,  гипнотизируя  и  ослепляя  хищника.
Теперь ее хорошо было видно, хотя то, что Хьюланн разглядел, радовало  мало.
Тварь весила добрых двадцать  фунтов.  У  мутантки  была  огромная  пасть  и
длинные острые зубы. Хьюланн слышал  их  омерзительный  скрежет.  Когти,  на
которых крыса повисла как на крюках, представляли опасность намного большую,
чем у обычной крысы.
   Горькая ирония заключалась в том, что эти  крысы  были  оружием,  которое
изобрели сами наоли. И он сейчас мог стать его жертвой. Что не радовало.
   Крыс-мутантов забросили на родную планету  людей  около  шестидесяти  лет
назад. Это был подготовительный этап перед главной атакой.  Крысы  прекрасно
плодились в сточных трубах и подвалах,  да  и  вообще  прекрасно  прижились,
принося огромный вред.
   Белые зубы. Их скрежет...
   Хьюланн продолжал гипнотизировать крысу  светом  фонаря.  Оглядываясь  по
сторонам, он искал хоть что-нибудь, что  могло  бы  послужить  ему  оружием.
Выбирать средства было явно  не  время.  Справа  от  него  на  полу  валялся
причудливо изогнутый обломок  стальной  трубы.  Он  оторвался  в  результате
взрыва бомбы так, что  на  конце  остался  острый  срез.  Хьюланн  осторожно
повернулся, наклонился и подхватил рукой этот обломок.
   Крыса злобно зашипела.
   Хьюланн шагнул к ней, сжав трубу так крепко, что пальцы  шестипалой  руки
пронзила боль.
   Возможно, свет, который становился еще ярче и ярче, предупредил  крысу  о
приближающейся  опасности.  На  какое-то  мгновение  она  оцепенела,   затем
молниеносно метнулась вдоль балки, избегая ослепляющего ее света.
   Хьюланн направил фонарь туда, где она скрылась, подпрыгнул к нижней балке
и колющим движением попал острым концом трубы мутантке прямо в бок. Брызнула
кровь.
   Крыса взвизгнула и побежала вдоль балки - ошарашенная и  разъяренная.  Из
раскрытой пасти на бурый мех закапала пена. Когда Хьюланн  посветил  на  нее
снова, крыса, цепляясь когтями о балку, попыталась  вернуться  туда,  откуда
появилась.
   Хьюланн снова вонзил в нее обломок трубы.
   Крыса свалилась на пол, пропав из луча фонаря. Через  мгновение  она  уже
была на ногах и смотрела на Хьюланна. Крыса приближалась, чтобы напасть. Это
было больше, чем  просто  бешенство.  Мутанты  преднамеренно  создавались  с
низкой сопротивляемостью к заразным болезням, чтобы впоследствии  передавать
их людям.
   Он сделал шаг назад, но понял, что это было не лучшим движением.
   Слышно было, как крыса семенит по цементному  полу.  Из-под  ее  лапок  в
разные стороны летели осколки стекла и куски цемента.
   У Хьюланна было слишком мало времени, чтобы связаться с Фазисной системой
и вызвать помощь. К тому времени, как прибегут его подчиненные, он уже будет
мертв.  Теперь  Хьюланну  приходилось  рассчитывать  только  на  собственную
ловкость и быстроту. Он отступил в сторону и с размаху  пригвоздил  крысу  к
полу.
   Ее пронзительный крик эхом прокатился  от  стены  к  стене.  На  какое-то
мгновение в комнате как будто появилась чуть ли не сотня  крыс.  Но  раненая
мутантка,  шатаясь,  поднялась  и,  совершенно  обезумев  от  ярости,  снова
набросилась на Хьюланна.
   Хьюланн что есть силы размахнулся трубой, но попал совсем не  туда,  куда
хотел. Удар пришелся по стальной балке. Раздался оглушительный звон.  Отдача
от удара пронзила все тело,  рука  онемела.  Пальцы  разжались,  и  труба  с
грохотом покатилась по полу.
   Испугавшись шума, крыса метнулась в сторону и назад. Но  как  только  все
утихло, она тут же вновь перешла в атаку.
   Рука  Хьюланна  все  еще  оставалась  слишком  слабой,   чтобы   схватить
что-нибудь для защиты.
   А крыса уже приготовилась к нападению. Один прыжок - и она  вцепилась  бы
своими когтями в наоли, как вдруг откуда-то сверху прилетел кусок  бетона  и
раздробил ей заднюю ногу. Послышался хруст. Следующий  обломок  не  причинил
вреда. Третий достиг цели. За  ним  последовал  четвертый.  Крыса  перестала
извиваться. Она была мертва.
   В горячке Хьюланн напрочь забыл о голосе, предупредившем его об опасности
на  чистом  земном.  Потирая  онемевшую  руку,  он  начал  осматриваться  по
сторонам, пока не увидел человека.
   Это был детеныш лет одиннадцати, распластавшийся на  выступе  из  валунов
слева от него. Человечек поглядывал на Хьюланна с явным любопытством.  Потом
он перевел глаза на крысу:
   - Ей конец?
   - Да, - подтвердил Хьюланн.
   - Ты в порядке?
   - Да.
   - Это был мутант.
   - Знаю. Да. Мутант.
   Мальчик посмотрел на наоли, затем в ту сторону, откуда он появился.
   - Ты один? - спросил он. Хьюланн кивнул.
   - Ты отведешь меня к своим?
   Что-то нестерпимо жгло Хьюланна в груди. Это  его  сознание  боролось  со
сверхразумом, тщетно  пытаясь  подавить  хоть  на  немного  чувство  страха,
которое  его  мозг  посылал  в  высшие  уровни  мыслительного  аппарата.  Он
встречался с людьми и раньше. Но ни разу один на один. И тогда им еще не  за
что было ненавидеть его так сильно, как должен ненавидеть  его  сейчас  этот
человеческий детеныш.
   - Ты сдашь меня?
   Хьюланн боялся. Отчаянно. До боли. Но вместе с этим в нем зашевелилось  и
что-то еще. Ему  потребовалось  некоторое  время,  чтобы  понять:  это  было
чувство вины.
   Хотя  вполне  вероятно,  что  мальчику  тоже  хотелось  многое  высказать
Хьюланну. Обвинения и проклятия могли бы  литься  непрерывным  потоком,  как
полагал Хьюланн, не меньше часа. Сами наоли  редко  применяли  по  отношению
друг  к  другу  физическое  насилие;  чтобы  избавиться   от   накопившегося
недовольства, наоли высказывали свои обвинения вслух.) Мальчик сидел на куче
булыжников и бетона, обломков дерева, пластика, алюминия и смотрел на своего
врага. Он  не  казался  испуганным  или  разгневанным.  Любопытство  -  вот,
пожалуй, единственное, что читалось в его глазах.
   Что касается Хьюланна,  в  данной  ситуации  он  чувствовал  себя  крайне
неловко. Если бы его презирали  и  покрывали  бранью,  было  бы  легче.  Это
возбудило  бы  в  нем  ненависть,  которая  помогла   бы   действовать.   Но
затянувшееся молчание выстроило между ними подобие стены, и преодолеть ее он
был не в силах.
   Хьюланн подошел к крысе. Отшвырнув обломки камня, он пнул ее ногой, чтобы
лишний раз убедиться в том, что она мертва. Мясистая  тушка  содрогнулась  в
последнем спазме и снова стала неподвижной. Он вернулся к мальчику  и  начал
пристально его разглядывать. Тот сидел чуть выше уровня глаз Хьюланна.
   Мальчик  оглянулся,  склонив  голову  набок.  Хьюланн  подумал,  что   по
человеческим стандартам это был красивый экземпляр. Голова ребенка  казалась
несколько крупноватой, но черты лица были  правильными:  высокий  и  широкий
лоб, голубые лучистые глаза под красиво изогнутыми белесыми бровями,  прямая
линия маленького носа, узкие, изящно очерченные губы. Шапка золотистых волос
покрывала голову. Волосы сами по себе всегда изумляли  чешуйчатых  наоли,  а
золотистые и вовсе находились вне всякого понимания.  Нежная  кожа  мальчика
была усеяна то там, то тут мелкими пятнышками - люди называли их  веснушками
и,  как  ни  странно,  считали  это  украшением,  -  но  наоли  предпочитали
рассматривать такое "украшение" как  дефект  пигмента,  то  есть  проявление
какой-то опасной болезни (хотя наоли никогда еще не удавалось близко изучить
человека с веснушками).
   - Что ты здесь делаешь? - спросил Хьюланн мальчика.
   Тот пожал плечами.
   Хьюланн увидел в жесте мальчика проявление нерешительности, хотя и не был
уверен в этом до конца. Возможно, ему дали тонкий и исчерпывающий ответ.
   - Но должны же быть у тебя какие-то причины, чтобы сидеть в подземелье?
   - Прячусь.
   И снова Хьюланна охватило уже  знакомое  чувство  вины.  Он  был  напуган
вдвойне. Находиться рядом с человеком после всего, что наоли натворили на их
планете, - это вселяло в  Хьюланна  какой-то  необъяснимый  ужас.  Но  самым
необъяснимым для Хьюланна было то, что ощущение вины перед этим ребенком  не
воспринималось как нечто необычное. Хотя  должно  было  изрядно  обеспокоить
его. Нормальный наоли немедленно бы связался с Фазисной системой и  попросил
о  помощи,  а  затем  обязательно  показался  бы  специалисту  по   подобным
расстройствам в психике и  отправился  бы  домой,  на  родную  планету,  для
прохождения  лечения.  Где-то  глубоко  в   подсознании   Хьюланна   таилось
непреодолимое желание получить заслуженную кару за содеянное.
   Он тщетно повторял про себя установки, которыми Фазисная система  пичкала
его каждое утро во время психологической настройки. Он пытался вспомнить тот
холодный  мрачный  лес  с  хищными  растениями  и  прячущимися  на  деревьях
чудовищами. Однако сейчас все это казалось таким глупым и бессмысленным...
   - Ты меня сдашь? - переспросил мальчик.
   - Это мой долг.
   - Да, понимаю. Твой долг. - Это было сказано без малейшей злобы.
   - Или я буду сурово наказан. Мальчик ничего на это не ответил.
   - Если  ты,  конечно,  не  убежишь  до  того,  как  я  тебя  обнаружу,  -
пробормотал Хьюланн.
   И даже когда говорил,  он  не  мог  поверить,  что  его  речевой  аппарат
сформулировал такие слова. Его  всегда  отмечали  среди  других  за  здравый
смысл, холодный разум и обоснованность действий.  Все  происходившее  с  ним
сейчас походило на чистое помешательство.
   - Это нехорошо, - заметил мальчик, при этом мотнув  головой,  его  волосы
разметались по плечам. От этого зрелища у Хьюланна просто дух захватило. - Я
не могу никуда выбраться. Мне казалось, что здесь  безопасно,  и  поэтому  я
заполз сюда. Я собирался выйти отсюда, когда вы уйдете.
   - Десять лет. Прошло бы не меньше десяти лет. Ребенок удивленно посмотрел
на него.
   - Столько будут продолжаться наши исследования, не говоря уже о  времени,
потребном на восстановление планеты для жизни людей.
   - В любом случае, - прервал его мальчик, -  деваться  мне  отсюда  просто
некуда. Здесь есть еда и вода. Я думал, что смогу отсидеться.  Потом  пришел
ты. Посмотри на мою ногу.
   Хьюланн придвинулся ближе.  Его  двойные  веки  широко  открылись,  и  на
мальчика устремились огромные овальные глаза.
   - Что с ней?
   - Меня ранили, - последовал ответ, - в последнем сражении.
   - Ты участвовал в сражении?
   - Я был среди тех, кто вел обстрел гранатами. Сам я, конечно, не стрелял,
а только подавал снаряды. В нас чем-то попали. Не знаю чем.  Видишь?  Здесь.
Тут много грязи, но ты увидишь.
   Хьюланн находился от него на расстоянии какого-то фута и увидел на  бедре
мальчика рваную  рану  длиной  пять  дюймов.  Ее  покрывала  корка  грязи  и
запекшейся крови. Выглядела рана ужасно. Штанина от брюк оторвалась, и ничто
не защищало ногу от проникновения грязи  в  пораженное  место.  Еще  Хьюланн
заметил огромный синяк вокруг раны.
   - У тебя будет заражение крови, - сказал Хьюланн.
   Мальчик снова пожал плечами.
   - Точно будет.
   Хьюланн развернулся и направился в соседний подвал.
   - Куда ты? - спросил маленький человек.
   - В соседней комнате у меня вещмешок. Сейчас я принесу его, и  посмотрим,
что можно будет сделать с твоей ногой.
   Когда он вернулся с аптечкой, мальчик уже слез со своего  наблюдательного
пункта и сидел прямо на полу. Хьюланн увидел, что его лицо исказила  гримаса
боли. Когда ребенок заметил приближавшегося наоли, его черты разгладились.
   - Некоторые наши лекарства могут причинить тебе вред. -  Хьюланн  говорил
это больше для себя, чем для человека. - Но думаю, что вспомню, какие из них
подойдут.
   Он порылся в мешке и достал  гиподермическую  иглу,  предназначенную  для
кожи наоли. Ему придется быть предельно осторожным, ведь  человеческая  кожа
такая нежная. Он наполнил иглу зеленоватой жидкостью из бутылочки такого  же
цвета. Но когда собирался сделать инъекцию в бедро мальчика, остановился.
   - Не мешало бы очистить рану, - объяснил он.
   - Не обязательно. Она перестала кровоточить задолго до того, как  на  ней
начала собираться грязь.
   Хьюланн смочил стерильную губку и склонился над мальчиком. Но вдруг резко
отпрянул при мысли, что ему придется коснуться человека.
   - Не мог бы ты сам сделать это? - попросил он мальчика.
   Тот взял губку, зачем-то понюхал ее и начал вытирать  рану.  Скоро  стало
очевидно, что для этой процедуры требуются три руки: две,  чтобы  раздвинуть
края изорванной плоти, а третья - смазывать ее внутри.
   - Здесь, - указал Хьюланн наконец, взяв губку. - Держи рукой здесь.
   И он прикоснулся к человеку. Наоли  придерживал  рану  с  одной  стороны,
мальчик - с другой. Хьюланн  обрабатывал  антисептиком  человеческую  плоть,
пока не удалил последние остатки запекшейся крови  и  грязи.  Хлынула  новая
кровь, заструившись вниз по ноге.
   Хьюланн впрыснул зеленоватую жидкость в нескольких  местах  вокруг  раны,
затем плотно обмотал бедро бинтом из легкого материала, который  практически
не образовывал складок. Кровотечение прекратилось.
   - Все заживет дня через два-три, - пообещал он.
   - У нас тоже были такие  бинты.  Но  последние  лет  десять  гражданскому
населению их сильно не хватало.
   Уже упаковывая свой мешок, Хьюланн спросил:
   - Почему ты не дал крысе убить меня?
   - Они гадкие. Никто не должен умирать такой смертью.
   Хьюланн вздрогнул. Оба слоя его двойного желудка обожгло кислотой чувства
тревоги. Должно быть, индекс вины  поднялся  выше  восемнадцати  пунктов.  А
может быть, его вина стала сознательной?
   - Но я - наоли, - возразил он. - И мы ведем с вами войну.
   Мальчик снова ничего не ответил. А когда Хьюланн  застегнул  аптечку,  он
услышал:
   - Меня зовут Лео. А тебя как? У тебя есть имя?
   - Хьюланн.
   Мальчик подумал некоторое время, затем  кивнул  желтой  головкой  в  знак
одобрения.
   - Мне одиннадцать лет. А тебе?
   - Двести восемьдесят четыре года по вашему времяисчислению...
   - Врешь!
   А ведь ложь для Хьюланна казалась еще большим преступлением, чем война со
всеми ее тяготами.
   - Нет, нет! Мы действительно живем очень долго. Это вы умираете лет в сто
пятьдесят. А наша жизнь длится пятьсот-шестьсот лет.
   Какое-то  время  они  сидели  молча  и  слушали,  как  что-то  шуршит   в
развалинах, как стонет ветер, непонятным образом попавший  в  эту  подземную
тюрьму. Наконец мальчик спросил:
   - Ты меня сдашь?
   - Думаю, да.
   - А я думаю, что нет.
   - Что?
   Мальчик показал забинтованную ногу:
   - Ведь ты же лечил меня. Зачем тогда отдавать меня на смерть?
   Хьюланн пристально смотрел на своего врага и своего  друга.  Сверхразумом
он пытался проанализировать свое поведение. Очевидно, он  все-таки  оказался
слабым. Ведь  отпустить  этого  звереныша  означало  совершить  преступление
против своей расы. Совершить тяжкий грех! Хотя у его народа не  существовало
такого  понятия,  как  грех.   И   если   предположить,   что   преступление
раскроется... Что тогда? Его будут судить  как  предателя  или  отправят  на
родную планету, где из его памяти  сотрут  всю  предыдущую  жизнь,  а  затем
воссоздадут его мозг заново.
   Специалисты,   занимающиеся   функционированием   органического    мозга,
разработали  потрясающие  технологии  за  период  войны.  Проводя  опыты  на
военнопленных, они научились полностью стирать память людей и  заполнять  ее
ложными целями и представлениями о своей личности.  Попадая  к  своим  после
такой обработки, люди становились предателями, ничего не зная об  изменениях
в сознании. Это и стало одной из главных причин  в  повороте  хода  войны  в
пользу наоли. Впоследствии наольские доктора научились применять те же самые
методики при лечении умственных и психических расстройств у представителей и
своего вида.
   Подвергнувшись такой процедуре,  ему  уже  никогда  не  вспомнить  первые
двести восемьдесят четыре года своей жизни. Последующие  столетия  будут  не
чем иным, как фарсом без истории, и поэтому  -  без  всякого  смысла.  Этого
следовало избежать любой ценой.
   А ведь сейчас он всерьез обдумывал, как позволить этому человечку бежать.
Таким образом, он преднамеренно подвергал себя страшной опасности.  Но  ведь
мальчик спас его от крысы! А в самых  глубинах  своей  души  Хьюланн  всегда
страдал, понимая, что принимает участие  в  истреблении  целой  человеческой
расы.
   - Нет, - решил он, - я не сдам тебя. Я не хочу, чтобы тебя  убили.  Но  я
очень хочу, чтобы ты бежал отсюда как можно скорее. Я вернусь  сюда  завтра,
чтобы продолжить работу. Ты уйдешь?
   - Разумеется, - отозвался мальчик. Хьюланн поймал себя на том, что думает
о нем как о Лео, а не как о человеке или детеныше. И ему стало интересно,  а
думает ли Лео о наоли по имени.
   - Я ухожу, - заявил он.
   И ушел. Унося с собой знание того, что он теперь - преступник,  предатель
интересов своей расы, всех достижений  и  традиций  наоли,  родных  миров  и
могущественного центрального правительства. Он предал Фиалу -  и,  возможно,
себя самого.
   Баналог, главный травматолог Второй Дивизии оккупационных сил, склонился,
над экраном  видеопроектора,  устало  просматривая  историю  жизни  Хьюланна
Понага. Сцены фильма сменялись в четыре раза быстрее, чем он  мог  нормально
воспринять.
   Фильм закончился, и экран снова стал белым. Баналог отодвинул проектор  и
откинулся в кресле, сложив руки на том месте, где уже были  первые  признаки
растущего живота. Когда его сверхразум обработал всю информацию, он нажал на
кнопку, находившуюся на столе, и хриплым командным тоном продиктовал:
   -  Предварительные  рекомендации  на  основании  полученной   информации.
Хьюланн должен быть возвращен на родную планету для прохождения  лечения.  В
противном случае он превратится в безнадежного неврастеника.  Он  хорошее  и
спокойное существо, но война сказалась на нем более, чем на ком-либо другом.
Кроме всего прочего, у него наблюдается ряд не  ярко  выраженных  навязчивых
идей.  Лечение  явно  пойдет  ему  на  пользу.   Разумеется,   окончательные
рекомендации будут даны лишь  после  моей  личной  встречи  с  ним  согласно
распоряжению Фазиссистемы. Следует заметить, что Хьюланн не спешит связаться
со мной, несмотря на  предупреждения  по  Фазиссистеме.  Это  может  служить
признаком того, что он страдает и подсознательно понимает свою  вину.  Утром
во  время   подготовительной   процедуры   Фазиссистема   напомнит   ему   о
необходимости встречи со мной.
   Доктор выключил записывающее устройство.
   Какое-то время он сидел в своем офисе,  почти  полностью  погруженном  во
мрак. Через окна проникал серый свет позднего зимнего дня.
   Баналог думал о своем мире, где его семья теперь в  безопасности.  Угроза
пропала; человечество прекратило свое существование. Впереди его ждало много
приятных дней, которые он проведет в заботах об устройстве родного гнезда, о
своих детях - выводке, насчитывающем более трехсот особей. Сколько точно, он
не знал. Но гордился ими всеми.
   Мысли травматолога не торопясь перескакивали с одного образа  на  другой,
пока наконец не вернули  его  к  действительности.  Оккупированная  планета.
Мертвые города. Возвращенные с Земли больные наоли.
   Доктора беспокоило наличие совести у Хьюланна. Геноцид - горькая  пилюля,
которую трудно проглотить.
   Бана