х  или
странным строением на коровьем пастбище?"
     Она не засмеялась. У  Киры  никогда не было слишком  развитого  чувства
юмора. Правда и время сейчас не очень подходит для розыгрышей.
     "Да, Эми, есть. Почему ты меня предупреждаешь?"
     "О, господи, Кира, что мне на это ответить?"
     Может,  она  поняла.  А,  может,  нет. Она  просто  сказала: "Хорошо. И
спасибо. Эми?.."
     "Что?"
     "Я снова вышла замуж. И счастлива."
     Это сильно похоже на нее: выбалтывать личное, о чем никто не спрашивал.
На секунду я тоже  стала старой  Эми,  озлобленной  и ревнивой.  После моего
ужасного  развода с Дэвидом я не  вышла замуж, и даже больше  не влюблялась.
Подозреваю, что и раньше не любила. Но момент прошел. У меня есть Робин, Лем
и Лехани, и время от времени, когда она в стране, Люси.
     "Поздравляю,  Кира.  А  теперь  двигай.  Они могут найти тебя  за сорок
секунд, если захотят, ты же знаешь."
     "Знаю. Я позвоню тебе, когда все кончится, Эми. Где ты?"
     "Округ  Принс-Джордж, Мериленд.  Эми  Сьютер  Паркер. Прощай, Кира."  Я
оборвала линк.
     "Кто  был на  линке?", спросила  Лехани,  очевидно решив,  что  слезами
ничего не добьешься.
     "Бабуля знала  ее очень  давно, дорогая. Ну,  пошли домой,  ты  сможешь
поиграть с кошкой мистера Гриндла."
     "Да! Да!"
     Всегда так легко отвлечь неиспорченного.


     ***
     Корабль пришельцев провисел на  лунной орбите большую часть трех суток.
Естественно, у нас там никого не было; ни у единой  нации на Земле больше не
было того, что можно  было бы  назвать  космической программой.  Но  имелись
спутники.  Может, мы общались с пришельцами, или она общались с нами, может,
мы пробовали их уничтожить, или приманить, или угрожать. Или даже все разом,
только разными нациями разными спутниками. Простым людям, вроде меня, ничего
не сообщали. И, конечно,  пришельцы  со  своего корабля  могли  делать,  что
угодно: перехватывать  радио, глушить  военные  сигналы,  засеивать  облака,
посылать сообщения истинным верующим. Откуда мне знать?
     На  третьи  сутки  трое  агентов  из  комиссии  народной  безопасности,
последней политической реинкарнации этой конторы, прибыли, чтобы расспросить
меня о местопребывании  Киры. Я правдиво ответила, что не видела ее двадцать
лет и не имею  понятия,  где она находится сейчас. Она вежливо поблагодарили
меня и удалились. Ньюс-камеры стеной  толпились к  ее дома, скромного здания
из  затвердевшей пены  в  небольшом пеннсильванском городке,  и по косточкам
разложили течение  ее жизни, но фактически так ее и не нашли, что превратило
это в историю о невезучести.
     После  трех   суток   на  лунной  орбите  небольшое  судно   пришельцев
приземлилось  в  предгорной саванне Восточной Африки. Каким-то  образом  оно
проскользнуло мимо всей службы наблюдения, как словно бы ее у нас и  не было
вовсе. Судно  приземлилось как раз  в виду деревушки кикуйю.  Два  маленьких
мальчика пасли овец и заметили его, один из них вошел внутрь.
     К тому  времени, когда  мир  узнал об этом после звонка, сделанного  по
единственному комлинку в деревне, ребенок уже был внутри корабля пришельцев.
На  сцену примчались люди  из новостей  и люди из  правительства.  Восточная
Африка находилась в  своем обычном состоянии  запутанной гражданской  войны,
зарождающейся засухи и свирепствующих эпидемий. Границы теоретически были на
замке. Но разницы никакой  не  было. Велся орудийный огонь, распространялась
дезинформация, оглашались ультиматумы. Робокамы продолжали все записывать.
     "Он похож  на корабль,  который видела  ты?", тихо  спросил Лем,  глядя
новости  рядом со мной. Его  жена Амалия была на  кухне с Лехани. Я слышала,
как они смеются.
     "Он выглядит  таким же."  Сорок  пять лет  улетучились,  и  я стояла на
коровьем  пастбище дяди Джона, глядя,  как Кира  заходит в оловянного  цвета
корабль и выходит из него самой знаменитой девочкой в мире.
     Лем спросил: "Как думаешь, чего они хотят?"
     Я  уставилась на  него. "Ты считаешь, что я не думала об этом  четыре с
половиной десятилетия? И что все думали не об этом?"
     Лем молчал.
     В небе над судном пришельцев появился вертолет. Это тоже было знакомо -
пока он  не снизился и я не поняла, какого  он  гигантского  размера. Начали
выбегать  солдаты с оружием  наизготовку,  рявкали команды. Ньюсмен,  может,
живой, а  может,  и  виртуальный,  говорил:  "Нам  приказано  прекратить все
репортажи об этом..." И он исчез.
     Черная туча  дымовой завесы вырвалась  из вертолета, но  робокам  успел
показать выгрузку тяжелого вооружения. Лем сказал: "Боже мой! Это же бомбы!"
Из черной тучи донесся огонь орудий.
     Потом все новости полностью отключились.


     ***
     Конечно,  все сообщения  дико противоречили друг другу. По меньшей мере
шесть разных агентств в  трех  разных странах получили  обвинения.  Сто  три
человека  погибли  на   месте   и  бесчисленное   множество   в  последующих
бессмысленных бунтах. Одним  из погибших оказался второй маленький  мальчик,
который наблюдал приземление.
     Первый ребенок взлетел с  кораблем. Единственно это картинка  появилась
после введения  правительством  визуальной  и электронной блокады: небольшой
судно поднимается  неповрежденным на  черной  тучей, устремляется  в  небо и
исчезает в ярком африканском солнечной свете.
     Мальчика   кикуйю  выпустили  примерно  в   сотне  миль,  возле  другой
деревушки, но прошло много времени, прежде чем об этом узнали простые люди.
     Кира не позвонила  мне после  того, как улегся фурор. Я поискала ее, но
на сей  раз ей  посчастливилось  в  выборе союзников. Если  правительство  и
установило, где  она, а я предполагала, что так оно и есть, то никто меня об
этом не проинформировал.
     Да и зачем им?


     ***
2075
      Иногда желанный нам мир приходит слишком поздно.
     Конечно, это был не тот мир, который кому-то был нужен. Страны третьего
мира, особенно,  но  не  исключительно, в Африке, в основное  еще оставались
неуправляемы.  Вонючие городские  трущобы,  болезни, террор  местных военных
князьков. Каждодневная нужда, жестокость и страдания, все это делает порядки
значительно хуже при безумных  конвульсиях геноцида.  Большая  часть земного
шара так и жила всегда, с малой надеждой на предвиденные изменения.
     Однако, в Соединенных Штатах, с плотно охраняемыми границами и жесткими
порядками,  случилось чудо.  Булки к  рыбе,  нечто задаром, бесплатный обед,
которого никто не ждал: нанотехнология.
     Эта промышленность  была  еще  в  зародышевом  состоянии.  Однако,  она
принесла  растущее  процветание.  А   с  процветанием   пришло  то,  о   чем
предполагается,  что  здесь  не  нужны  деньги,  но  всегда  наоборот:  мир,
щедрость, цивилизованность. И еще одно: космическая  программа, причина всех
ажиотажных новостей, которые я намеренно не смотрела.
     "Нечестно  говорить,  что цивилизованность принесли нано", протестовала
Люси. Она вернулась  из журналистской командировки в  Судан,  оставившей  ее
тощей  и  с  наполовину  выпавшими   волосами.  Люси  неохотно  рассказывала
подробности, а я не слишком расспрашивала. При взгляде в ее глубоко запавшие
глаза мне казалось, что я не выдержу ее ответов.
     "Цивилизованность  - побочный продукт денег",  сказала я. "Голодающие к
друг другу не цивилизованны."
     "Иногда  цивилизованны", сказала  она,  глядя  в  какое-то  болезненное
воспоминание, которого я не могла и вообразить.
     "Часто?", поинтересовалась я.
     "Нет. Не часто." И Люси резко вышла из комнаты.
     Я научилась спокойно дожидаться, когда  она будет  готова  вернуться ко
мне, так же, как  она научилась  ждать, но менее безмятежно, пока она  будет
готова вернуться в те части мира,  где она зарабатывает свое пропитание. Моя
дочь  уже  стара для того, чем она занимается,  но она, почему-то, не  может
этого бросить. Раненная, больная, наполовину лысая, она всегда возвращается.
     Однако,  Люси  частично права.  Не  только  нынешнее богатство  Америки
привело  ее  к  нынешней  цивилизованности.  Культура  этого  десятилетия  -
оптимистическая, терпимая, в строгих формах - еще и простая реакция на то, к
чему шло до этого. Качание маятника. Он не может не качаться.
     Пока я дожидалась Люси, я вернулась к своей вышивке. Теперь, когда нано
легко начали делать нам все, что угодно, вещи, которые сделать сложно, снова
вошли в моду. Мелкие вещи мои глаза уже не видят,  но кое-что я сделать  еще
могу. Под  моими  пальцами на паре шлепанец расцветали розы. На дерево рядом
со мной прилетела птица, уселась на ветку и торжественно следила за мной.
     Я еще не привыкла к птицам  в  доме. Вообще  говоря, к этому дому своих
сыновей я тоже не привыкла.  Все комнаты в два этажа выходят в открытый небу
центральный  дворик.  Над  двориком находится что-то вроде  невидимого щита,
который  я  не  понимаю. Он не пропускает холод и  насекомых,  но его  можно
наладить  так,  что он  может пропускать  или не  пропускать  дождь. Щит  не
выпускает птиц, которые живут здесь. Таким образом, у Лема есть миниатюрный,
с  кондиционированным климатом,  с тщательно спроектированными  ландшафтами,
домашний  Эдем. Птица, следящая за мной, была ярко-красной с экстравагантным
золотым  хвостом,  несомненно  генетически измененная для долгой и  здоровой
жизни. Другие птицы светятся в темноте. На одной что-то вроде голубого меха.
     "Кыш", говорю  я  ей. Я люблю  свежий  воздух, но  геномодифицированные
птицы приводят меня в содрогание.
     Когда Люси  возвращается, кто-то входит вместе с ней. Я откладываю свою
работу, наклеиваю на лицо улыбку и готовлюсь быть цивилизованной.  Визитерша
пользуется палочкой, передвигаясь очень медленно. У нее редкие седые волосы.
Я испускаю легкий крик.
     Я даже не знала, что Кира еще жива.
     "Мама, догадайся, кто это! Твоя кузина Кира!"
     "Привет,  Эми", говорит Кира, и ее  голос  не  изменился, все такой  же
низкий и хрипловатый.
     "Где... как ты..."
     "Ну, тебя-то всегда легко найти, помнишь? Это меня трудно обнаружить."
     Люси спросила: "Тебя сейчас ищут, Кира?"
     Кира. Люси слишком  скоро привыкла  к  новой  гражданской формальности.
Дети Лема и Робина должны бы называть ее мисс Ланден или мэм.
     "о,  наверное", отвечает Кира. "Но  если  они покажется, я просто скажу
им,  что мой  слуховой имплант снова испортился." Она  опустилась  в кресло,
которое  любезно  изогнуло  себя под ней. Он такого у  меня тоже до сих  пор
мурашки, но Кира, похоже, не против.
     Мы  уставились  друг на  друга,  две  древние  леди  в  комфортабельных
мешковатых одеждах, а  я вдруг увидела ее двадцатишестилетней кричаще одетой
любовницей  вражеского  генерала.  Каждая  деталь  в  зимнем  воздухе  резко
выделялась:  синий  спортивный костюм  с  двойным  рядом  крошечных  зеркал,
нашитых спереди, асимметричная прическа цвета золотых листьев. Это случалось
со мной все чаще и чаще. Прошлое гораздо яснее настоящего.
     Люси сказала: "Я приготовлю чай, хорошо?"
     "Да, дорогая, пожалуйста", ответила я.
     Кира улыбнулась. "Она кажется добрым человеком."
     "Слишком добрым", сказала я  без  объяснения.  "Кира,  почему то здесь?
Тебе снова надо прятаться? Наверное, это не самое лучшее место."
     "Нет, я не прячусь. Они  либо ищут  меня, либо не ищут, но мне кажется,
что уже нет. У них и так руки заняты Селадоном."
     Селадон -  это вызывающе новая международная космическая станция. Когда
я  впервые услышала это название, я подумала,  почему  так  странно  назвали
космическую  станцию?  Но  оказалось,  что это фамилия  какого-то  инженера,
который изобрел такие дешевые ядерные устройства, что можно легко перемещать
грузы на орбиту с Земли и обратно. И  переместили прорву всего. Станция  все
еще   растет,  но  является  домом  ста  семидесяти   ученых,   техников   и
администраторов. Плюс, теперь, и двух пришельцев.
     Они появились в солнечной системе два месяца  назад.  Вспыхнули обычные
тревоги,  но бунтов не было, по крайней  мере  в  Соединенных  Штатах.  Люди
пристальнее следили за своими детьми. Но теперь у  нас  уже была космическая
станция, место для контакта  с пришельцами  без  того,  чтобы  им  надо было
приземляться. И, возможно,  Новая Цивилизованность  (именно так, с заглавных
букв,  писали о  ней журналисты)  тоже  внесла  свое.  Я не могу судить.  Но
пришельцы  провели  примерно  месяц, переговариваясь  с  Селадоном, а  потом
высадились на борт, а несколько отобранных людей  перешли на борт их родного
судна, и все стало  напоминать вечеринку с чаепитием,  подкрепленную службой
безопасности сокровищницы транснационального банка.
     Кира  смотрела на  меня. "Ты не  много времени уделяешь  возвратившимся
пришельцам, не так ли, Эми?"
     "Фактически, совсем не уделяю." Я подобрала свою вышивку и принялась за
работу.
     "Ты переключилась, правда? Ведь обычно ты интересовалась политикой, а я
нет."
     Казалось странным так говорить, имея  в  виду ее карьеру, но я не стала
спорить. "Как ты, Кира?"
     "Старею."
     "О, да. Я знаю, каково это."
     "А твои дети?"
     Я заставила себя вышивать. "Робин  погиб. Попал в перестрелку. Его прах
погребен здесь, под тем лиловым деревом. Люси ты видела.  У Лема с женой все
прекрасно, у их двоих детей и троих моих правнуков."
     Кира кивнула без удивления. "У  меня  трое приемных детей, двое внуков.
Чудесные дети."
     "Ты снова замужем?"
     "Поздний  брак.  Мне было  шестьдесят  пять, Билли  -  шестьдесят семь.
Парочка  сгорбленных седых  новобрачных с  артритом. Но  у  нас  было десять
хороших лет и я благодарна за них."
     Я  поняла, что она имеет  в виду. Под конец  становишься благодарным за
все добрые годы, независимо от того, что было потом. Я сказала: "Кира, я все
еще не понимаю, зачем ты  здесь. Конечно, мы тебе рады, но все-таки - почему
сейчас?"
     "Я скажу.  Я хочу знать, что ты  думаешь о пришельцах,  высадившихся на
Селадоне?"
     "Ты могла бы связаться по комлинку."
     На  это она ничего  не ответила. Я продолжала шить.  Люси принесла чай,
разлила, и снова ушла.
     "Эми, я действительно хочу знать, что ты думаешь."
     Она  говорила  серьезно. Это было важно  для нее.  Я  поставила  чашку.
"Хорошо.  По  понедельникам я думаю, что они совсем не на Селадоне и все это
придумало правительство. По вторникам я  думаю, что они здесь, чтобы сделать
именно то, что кажется  на  первый взгляд: установить  контакт с  людьми,  и
впервые они считают, что это для них безопасно. Другие три раза мы встречали
их солдатами и бомбами, со страхом того, что они высадятся на нашей планете.
Теперь  есть место для взаимодействия, не  подходя чересчур  близко, и мы не
визжим  на  них  в   панике,   а   они   ждут  установления  торговых  и/или
дипломатических отношений.  По средам я думаю, что они как черви  прогрызают
дорогу к нашему доверию, собирают знания о нашей технологии, чтобы потом нас
поработить или  уничтожить.  По четвергам я  думаю, что  они пришельцы,  они
чужие, и как мы можем хотя  бы  надеяться понять их резоны? Они не люди.  По
пятницам я надеюсь, по субботам впадаю в отчаянье, а по  воскресеньям я беру
выходной."
     Кира не улыбнулась.  И я вспомнила  в ней это: у нее не слишком развито
чувство юмора. Она сказала: "А зачем они брали меня и мальчика-кикуйю в свои
корабли, как ты думаешь?"
     "По понедельникам..."
     "Я серьезно, Эми!"
     "Как всегда.  Ну,  хорошо, я предполагаю, они просто хотели узнать нас,
поэтому  выбрали  двух  растущих  представителей  и  забрали  к себе,  чтобы
вытащить все  секреты наших физических тел для будущего  использования.  Они
могли  даже  взять  пробы  твоей  ДНК,   ты  же  понимаешь.  Ты  никогда  не
промахивалась. На  какой-нибудь  далекой  планете  могут  бегать  маленькие,
выращенные в культуре клеток Киры. Или, сейчас, не такие уж и маленькие."
     Но  Киру  не  интересовали  возможности  генетической  инженерии.  "Мне
кажется, я понимаю, почему они явились."
     "Понимаешь?" Однажды она сказала  мне, что пришельцы прибыли только для
того, чтобы  разрушить  ее жизнь.  Но такого  рода  заблуждения  только  для
молодых.
     "Да", ответила Кира. "Я  думаю, они явились  сюда, не сознавая причины.
Они просто  явились. Кроме  всего прочего, Эми,  когда я об этом думаю, я не
могу  реально объяснить, почему я делала половину всего в своей жизни. В  то
время это  казалось  доступным курсом  действия, поэтому я так и  поступала.
Почему  пришельцы должны быть иными?  Можешь ты  сказать, что  по-настоящему
понимаешь, почему поступала так, а не иначе, всю свою жизнь?"
     Могу ли я? Я  задумалась.  "Да, Кира. Я думаю,  что  могу так  сказать,
очень  даже могу. Я  не говорю,  что мои резоны  были  хороши.  Но они  были
постигаемы."
     Она  пожала плечами. "Значить ты отличаешься от  меня. Но я  скажу тебе
вот что: любой план правительства для  обращения с пришельцами не сработает.
И  знаешь, почему?  Потому что это  будет один план, один  набор подходов  и
процедур,  и  очень  скоро  что-то изменится на  Земле, на  Селадоне  или  у
пришельцев, и тогда  план  перестанет  срабатывать,  а  все  отчаянно  будут
пытаться заставить его работать. Они  будут  пытаться  остаться в  состоянии
контроля, но по серьезному никто ничего не может контролировать."
     Она  произнесла  последние слова с  таким нажимом,  что я оторвалась от
своего шитья. Она действительно имеет это в виду, это банальное и  очевидное
прозрение, которое вдвигает, как последний край познания?
     И  все-таки, это был последний край  познания, потому  что каждому надо
добыть его в муках, своим собственным путем, путем потерь, ошибок,  рождений
и чумы,  войны  и побед, а  иногда  жизнью, оформленным  одним  единственным
часом, проведенным в космическом корабле пришельцев.  Все - только фураж для
той  же  банальности, для раздирающего сердце  вывода. Все  старое  и  новое
одновременно.
     И все же...
     Внезапная нежность  к Кире нахлынула на меня. Мы провели большую  часть
наших  жизней,  сцепившись в бессмысленной  битве. Я осторожно  потянулась к
ней, чтобы не растревожить свои скрипучие суставы, и взяла ее за руку.
     "Кира,  если ты веришь, что не можешь ничего контролировать, тогда и не
пытайся это  делать,  иначе с  гарантией  этот  курс приведет туда,  где  не
контролируешь ничего."
     "Никогда за всю свою жизнь я не могла  понять разницу... а это что  еще
за чертовщина?"
     Меховая  голубая  птица приземлилась ей  на  голову, запустив лапами  в
волосы. "Это одна из геномодовых птичек Лема", ответила я. "В их конструкции
нет страха перед людьми."
     "Фу, какая глупая идея!",  сказала Кира, хлопая птицу с завидной силой.
Птичка улетела прочь. "Если эта тварь сядет на меня снова, я ее задушу!"
     "Да", сказала я, засмеялась, и не стала объяснять, над чем же смеюсь.
     Конец.