я:  оторвавшийся  от
земли кожистый шар, подтягиваясь на нем все выше, снова вбирал его в себя.
Джим громко выругался и, не отрывая взгляда от цепкой металлической  лапы,
занес над ним ногу, обутую в тяжелый ботинок.
     Но долгий опыт заставил его остановиться, и мощный удар ногой  так  и
не состоялся. Слишком много довелось Джиму видеть драк, проигранных  из-за
опрометчивого удара ногой. Ни одна  часть  его  тела  не  должна  войти  в
соприкосновение с этим черт-те чем оснащенным страшилищем.  Он  схватил  с
земли длинную сухую ветку и, подсунув ее  конец  под  металлическую  лапу,
стал смотреть, что будет дальше. А дальше было  белое  кружево  вспышки  и
шипящее пламя, и даже через сухое дерево он ощутил мощную  волну  энергии,
расщепившей конец ветки. С приглушенным стоном он выронил тлеющую ветку и,
разминая онемевшие пальцы,  в  бессильной  ярости  отступил  на  несколько
шагов. Он остановился, готовый в любую секунду обратиться  в  бегство,  и,
испустив вопль, сорвал с плеча винтовку. Как хорошо все-таки, что он ее не
бросил - хоть она и отбивала всю дорогу барабанную дробь по его спине. Ну,
чертова перечница, держись!
     Став на колени, чтобы получше  прицелиться  и  сгущающихся  сумерках,
Джим выстрелил в металлическую лапу и через секунду услышал глухой удар  о
землю: руум упал.  Крупнокалиберная  пуля  сделала  куда  больше,  чем  он
ожидал: она не только сшибла  металлическую  лапу  с  края  обрыва,  но  и
вырвала оттуда здоровый кусок скалы; интересно, за  что  теперь  эта  лапа
будет здесь цепляться!
     Он посмотрел вниз. Да, это исчадие ада там, на земле.  Джим  злорадно
ухмыльнулся. Каждый раз, как только он  зацепится  за  обрыв,  Джим  будет
сбивать его лапу! Патронов у него в кармане больше чем достаточно, и, пока
не взойдет луна и не станет светлее, он, если понадобится, будет  стрелять
с расстояния в несколько дюймов. Но сфероид, по-видимому, слишком умен для
того, чтобы вести борьбу неэффективными средствами. Рано  или  поздно  он,
пойдет в обход, и тогда, Джим надеялся, ночь поможет ему от него улизнуть.
     И вдруг у него  перехватило  дыхание,  на  глаза  навернулись  слезы:
внизу,  в  полутьме,  из  приземистого  малоподвижного  сфероида   вылезли
одновременно три веерообразно расположенных стержня с крюками  на  концах.
Идеально  скоординированным  движением  они  вцепились  в  край  скалы  на
расстоянии фута в четыре друг от друга.
     Джим воткнул винтовку. Ну  что  ж,  совсем  как  на  соревнованиях  в
Беннинге - с той только разницей, что  там,  в  Беннинге,  стреляли  не  в
темноте...
     Он попал в цель с первого же выстрела: левый  крюк  сорвался,  подняв
облачко пыли. Второй выстрел был почти таким же удачным - пуля  раздробила
камень  под  средним  крюком,   и   тот   соскользнул.   Но,   молниеносно
повернувшись, чтобы  прицелиться  в  третий  раз,  Джим  увидел:  все  это
впустую.
     Первый крюк был снова на своем месте. И Джим понял: как бы хорошо  он
ни стрелял, по крайней мере  один  крюк  всегда  будет  на  месте,  и  эта
дьявольщина будет подтягиваться вверх.
     Он повесил бесполезную винтовку дулом вниз на кривое дерево и побежал
в сгущающиеся сумерки. Годы ушли на то, чтобы сделать сильным его тело,  и
вот оно выручает его. Все это прекрасно - но куда ему  теперь  деваться  и
что делать? Да и можно ли вообще что-нибудь сделать?
     И тут он вспомнил про динамит.
     Постепенно меняя  направление,  усталый  человек  двинулся  назад,  к
лагерю у озера. Путь указывали звезды над головой, разгоравшиеся все ярче.
Джим утратил всякое ощущение времени. Должно быть, он машинально  поел  на
ходу - во всяком  случае,  голода  он  не  чувствовал.  Может,  он  успеет
подкрепиться в шалаше...
     Нет, времени не хватит...  Надо  принять  таблетку  бензедрина...  Но
бензедрина больше не было, и луна взошла, и он  слышал,  как  приближается
руум-вот он уже совсем близко...
     Временами он видел в кустах фосфоресцирующие глаза, а однажды, уже на
рассвете, на него фыркнул потревоженный гризли.
     Иногда перед ним появлялась и протягивала к нему руки его жена. Сиди.
"Уходи! - беззвучно кричал он осипшим голосом. - Уходи! Тебе это  удастся,
за двумя сразу он не погонится!" - и она  поворачивалась  и  легко  бежала
рядом с ним. Но когда Джим, задыхаясь, выбежал на пригорок, Сиди  растаяла
в лунном свете, и он понял, что ее здесь никогда не было.
     Джим достиг озера вскоре после восхода солнца. Позади слышался глухой
шорох - это был руум. Джим зашатался, его веки сомкнулись. Он хлопнул себя
ладонью по носу; глаза его снова широко открылись. Джим сорвал  брезент  и
увидел взрывчатку; вид блестящих динамитных  шашек  окончательно  разбудил
его.
     Усилием воли он вернул себе присутствие духа и начал обдумывать,  что
делать дальше. Поставить запал? Нельзя, поставив запал,  рассчитать  время
детонации с той точностью, которая сейчас необходима...
     Джим обливался потом, его одежда насквозь  промокла,  и  собраться  с
мыслями было очень трудно. Взрыв должен быть  произведен  дистанционно,  и
лишь  в  тот  самый  миг,  когда  преследователь  приблизится  к  динамиту
вплотную.  Бикфордов  шнур  -  вещь  ненадежная:  скорость  его   сгорания
непостоянна...  ноги  подкашивались,  подбородок   опустился   на   тяжело
вздымающуюся грудь... Джим рывком поднял голову, отступил назад - и увидел
в шалаше пистолет.
     Его запавшие глаза  загорелись  огнем.  Торопливыми  движениями  Джим
рассыпал все оставшиеся взрывные капсулы по ящику среди шашек динамита  и,
собрав последние силы, перетащил эту дьявольскую смесь на то место, где он
уже побывал - ярдах в двадцати от скалы. Это было очень рискованно, чертов
коктейль мог взорваться от малейшего сотрясения, но теперь  ему  было  все
равно: пусть его разнесет в клочья,  только  бы  не  стать  парализованной
тушей среди других туш в этой адской мясной лавке.
     Обессилевший Джим едва успел спрятаться за  небольшой  выступ  скалы,
когда на невысоком пригорке в пятистах ярдах от него показался  неумолимый
преследователь. Джим вжался поглубже - и увидел вертикальную  щель,  узкую
трещину в стене камня. "Как раз то, что мне нужно", - пронеслось у него  в
голове. Отсюда он мог видеть динамит и  в  то  же  время  был  защищен  от
взрыва. Защищен ли? Ведь это страшилище взорвется всего ярдах  в  двадцати
от выступа...
     Он лег на живот, ни на секунду не выпуская из поля зрения  движущийся
сфероид. Молот усталости  не  переставая  бил  по  голове,  которая  стала
большой, как воздушный шар. О боже, когда он  спал  в  последний  раз?  Он
прилег  впервые  за  много  часов.  Часов?  Какое  там:  дней!  Мышцы  его
напряглись, превратились в горящие, трепещущие узлы. И тут он почувствовал
спиной утреннее солнце, ласковое, теплое,  убаюкивающие...  Нет!  Если  он
поддастся усталости, если уснет, ему тоже придется стать экспонатом в этой
жуткой коллекции! Онемевшие пальцы крепче сжали рукоятку  пистолета.  Нет,
он не заснет! Если он проиграет, если это дьявольское отродье уцелеет  при
взрыве, у него еще будет время пустить себе пулю в лоб.
     Он посмотрел на гладкий пистолет в руке,  потом,  через  щель,  -  на
ящик, выглядевший так невинно. Если он выстрелит вовремя, - а так и будет,
- этой проклятущей штуке конец. Конец! Он немножко расслабился, разомлел -
совсем чуть-чуть - под лучами ласкового,  обволакивающего  солнца.  Где-то
высоко над ним негромко запела птица, рыба плеснула в озере.
     Внезапно он ощутил сигнал тревоги. Проклятье!  Надо  же  было  гризли
выбрать для визита такой момент! Весь лагерь Джима в  его  распоряжении  -
круши, разоряй  сколько  душе  угодно,  так  нет  же,  болвана  интересует
динамит!
     Мохнатый  зверь  неторопливо  обнюхал  ящик,  обошел   вокруг   него,
рассерженно  заворчал,  чуя  враждебный  человеческий  дух.  Джим   затаил
дыхание. От одного прикосновения может  взорваться  капсула.  А  от  одной
капсулы...
     Медведь поднял голову и зарычал. Ящик был забыт, человеческий запах -
тоже. Свирепые маленькие  глазки  видели  только  приближающийся  сфероид,
который был теперь в каких-нибудь  ярдах  сорока  от  ящика.  Джиму  стало
смешно. До встречи с этим сфероидом он не боялся ничего  на  свете,  кроме
североамериканского медведя гризли. А теперь  те,  кого  он  больше  всего
боялся, встречаются нос к носу  -  и  ему  смешно!  Он  потряс  головой  и
почувствовал страшную боль в боковых мышцах шеи. Он взглянул на  пистолет,
потом на динамит; все остальное стало теперь каким-то ненастоящим.
     Футов за шесть от медведя сфероид остановился. По-прежнему  испытывая
какое-то почти идиотическое безразличие, Джим снова поймал себя на  мысли:
что же это такое, откуда оно взялось? Гризли -  воплощенная  свирепость  -
поднялся на задние лапы. Между красных губ сверкнули страшные белые клыки.
Руум обогнул медведя и деловито покатился дальше. Гризли с ревом преградил
ему путь и удалил по пыльной кожистой поверхности.  Удар  нанесла  могучая
лапа, вооруженная когтями острее и крепче наточенной косы.  Одного  такого
удара хватило бы носорогу, и Джим скривился, будто ударили его.  Руум  был
отброшен на несколько дюймов, секунду простоял неподвижно, а потом  все  с
тем же леденящим душу упорством, не обращая на  зверя  никакого  внимания,
двинулся в обход медведя.
     Но на ничью хозяин лесов согласен не  был.  Двигаясь  с  молниеносной
быстротой, наводившей  ужас  на  любого  индейца,  испанца,  француза  или
англосакса с тех  пор,  как  началось  их  знакомство  с  гризли,  медведь
стремительно повернулся, зашел сбоку и обхватил сфероид. Косматые  могучие
передние лапы напряглись, истекающая слюной пасть, щелкая зубами, приникла
к серой поверхности. Джим приподнялся.
     - Так его! - прохрипел он, и тут же мелькнула мысль, что это бредовая
картина - деревенский дурак, борющийся с ватерпольным мячом.
     А потом на фоне серого меха гризли сверкнул серебристый металл - руум
действовал быстро и смертоносно. Рычание лесного владыки в одно  мгновенье
сменилось жалобным воем, потом - клокочущими горловыми звуками, а потом не
осталось ничего, кроме тонны  ужаса,  быстро  и  неотвратимо  засасываемой
болотом  смерти,  Джим  увидел,  как  окровавленное  лезвие,  перерезавшее
медведю горло, возвращаясь  в  сфероид,  оставило  ярко-красный  потек  на
пыльной серой поверхности.
     И руум покатился дальше, неумолимый, забывший обо всем, кроме  тропы,
пути, следа человека, "Окей, детка, - истерически хихикнул Джим,  мысленно
обращаясь к мертвому гризли, - сейчас он получит и за тебя, и за  Сили,  и
за все парализованное зверье, и за меня тоже... Очнись, идиот!" -  обругал
он себя и прицелился в динамит. И очень медленно, очень спокойно нажал  на
спуск.
     Сначала был звук, потом - гигантские руки подняли его и,  подержав  в
воздухе, дали упасть. Он сильно ударился о землю, попал лицом  в  крапиву,
но ему было так плохо, что он  этого  даже  не  почувствовал.  Позднее  он
вспоминал: птиц слышно не  было.  Потом  что-то  жидкое  и  тяжелое  глухо
ударилось о траву в нескольких ярдах от него, и наступила тишина.
     Джим поднял голову. Все его тело разламывалось от боли. Он привстал -
и увидел огромную дымящуюся воронку. И еще он увидел в  десятке  шагов  от
себя сфероид, серо-белый от осевшей на него каменной пыли.
     Руум был сейчас под высокой красивой сосной, и он катился к Джиму,  а
тот смотрел на него и думал: прекратится ли когда-нибудь этот звон в ушах?
     Рука Джима стала судорожно искать пистолет. Он исчез - видно, отлетел
куда-то в сторону, и его было не найти. Джим хотел помолиться, но не смог,
а только бессмысленно повторял про себя: "Моя сестра Этель не  знает,  как
пишется слово Навуходоносор. Моя сестра Этель не знает, как..."
     Руум был теперь в одном  футе  от  него,  и  Джим  закрыл  глаза.  Он
почувствовал, как холодные металлические пальцы  ощупывают  его,  сжимают,
приподнимают... Они  подняли  его  несопротивляющееся  тело  на  несколько
дюймов вверх и как-то странно подбросили. Дрожа, он  ждал  укола  страшной
иглы с ее зеленой жидкостью - и видел перед собой желтое, сморщенное  лицо
ящерицы с дергающимся веком...
     Бесстрастно, ни грубо, ни заботливо, руум снова опустил его на землю.
Когда через несколько секунд Джим открыл глаза,  он  увидел,  что  сфероид
удаляется. Провожая его глазами, он зарыдал без слез.
     Ему показалось, что прошло всего лишь несколько секунд, прежде чем он
услышал мотор гидросамолета и, открыв глаза, увидел склонившегося над  ним
Уолта.
     Уже в самолете, на высоте пяти тысяч футов над  долиной,  Уолт  вдруг
ухмыльнулся, хлопнул его по плечу и воскликнул:
     - Джим, а ведь я могу раздобыть стрекозу, и четырехместную!  Прихвати
мы несколько этих доисторических тварей, пока хранитель музея  ищет  новую
добычу, так ученые - это ты точно сказал - отвалили бы  нам  за  них  кучу
денег.
     Запавшие глаза Джима ожили.
     - А ведь пожалуй, - согласился он и с горечью добавил: - Так, значит,
нечего было мне от него бегать! Видно, я ему, черт бы его побрал, вовсе  и
не нужен был. Может, он хотел только узнать, сколько  я  заплатил  за  эти
штаны, - а я-то драпал!
     - Да-а, - задумчиво протянул Уолт. -  Чудно  все  это.  После  такого
марафона - и на тебе! А ты молодчина.
     Он покосился на изможденное лицо Джима:
     - Ну и ночка у тебя была! Фунтов десять ты сбросил, а то и больше.