Джордж ЛАНЖЕЛЕН

                                   МУХА



     Меня всегда пугали телефонные звонки. И все же я  абсолютно  спокойно
спросил невестку, как и почему она убила моего брата, когда она  позвонила
мне в два часа ночи и сообщила эту новость.
     - По телефону не объяснить, Артур. Сообщите в полицию  и  приезжайте.
Да, и скажите, что тело Боба находится на вашем заводе.
     Только опустив трубку  на  рычаг,  я  вполне  осознал  случившееся  и
похолодел от ужаса. Набирая номер полиции, я дрожал как осиновый лист.
     Трубку снял  инспектор  Твинкер.  Он  же  взял  на  себя  руководство
следствием и сказал, что сейчас приедет.
     Не успел я натянуть брюки, как перед домом остановился автомобиль.
     - Скажите, мистер Браун, на заводе  есть  ночной  сторож?  -  спросил
инспектор, трогаясь с места. - Он вам не звонил?
     - Да... То есть нет. Это очень странно.  Должно  быть,  он  попал  на
завод через свою лабораторию, где часто работал допоздна.
     - Разве мистер Роберт Браун работал не с вами?
     - Нет. Он занимался исследованиями для Министерства авиации.
     - А в чем они состояли?
     - Он почти не говорил о своей работе - это государственная тайна,  но
Министерство, надо полагать, было в курсе. Я знаю  лишь,  что  он  был  на
пороге важнейшего открытия.
     Тело  было  распластано  на   рельсах,   ведущих   к   электрическому
пресс-молоту. Голова и правая рука буквально смешались с металлом молота.
     Посоветовавшись с коллегами, инспектор Твинкер повернулся ко мне.
     - Как поднимают молот, мистер Браун?
     - Сейчас я его приведу в движение. Пульт управления здесь.  Смотрите,
инспектор. Молот поставлен на мощность 50 тонн, спуск - на нуле.
     - На нуле? - переспросил инспектор.
     - Иными словами - на уровне пола. И  кроме  того,  его  настроили  на
единичные удары, то есть он должен подниматься после каждого удара.
     - А постепенно нельзя поднять?
     - Нет. Скорость подъема не регулируется.
     - Так... Не могли бы вы показать, что нужно сделать?
     Неотрывно глядя на расплющенное тело брата, я до отказа нажал  черную
кнопку подъема молота.
     Раздался ужасающий свист, всегда вызывавший в моем воображении фигуру
шумно вздыхающего великана, и тяжелая стальная масса  на  удивление  мягко
поднялась. Я уловил  приглушенный  звук,  с  которым  тело  отлепилось  от
металла,   и   испытал   панический   страх   при    виде    обнажившегося
коричневато-красноватого месива.
     Инспектор Твинкер расследовал случай на протяжении многих месяцев.
     Анн, всегда  такая  уравновешенная,  была  объявлена  невменяемой,  и
процесс не состоялся.
     Обвиненная в убийстве мужа, она доказала, что отлично  справляется  с
гигантским молотом. Но почему она его убила и как получилось, что  он  сам
лег под молот, объяснить инспектору она категорически отказалась.
     Ночной сторож, конечно, слышал гудение молота и  показал,  что  молот
ударил дважды. Стрелка счетчика, после каждой  операции  возвращавшаяся  к
нулю, подтверждала,  что  механизм  был  настроен  на  два  удара.  Однако
невестка утверждала, что воспользовалась им лишь раз.
     Инспекторы Министерства авиации  сообщили  инспектору  Твинкеру,  что
брат уничтожил перед смертью ценнейшие инструменты и бумаги.
     Судебные эксперты обнаружили,  что  у  Боба  в  момент  кончины  была
забинтована голова - Твинкер показал мне тряпку, в которой  я  не  мог  не
узнать обрывка скатерти, покрывавшей один из столов в лаборатории.
     Анн  поместили  в  клинику  Бредморского  института,   где   содержат
психически больных преступников. Гарри, ее десятилетнего сына, я забрал  к
себе.
     Я навещал ее каждую субботу. Два-три раза со  мной  ездил  в  клинику
инспектор Твинкер, который, как я понял, бывал там и без меня. Но ни  разу
не удалось вытянуть что-либо из моей невестки, которая стала равнодушна ко
всему. Иногда она вышивала, но ее  излюбленным  занятием  сделалась  ловля
мух, которых она внимательно осматривала перед тем, как отпустить на волю.
     У  Анн  был  один-единственный  срыв   -   скорее   нервный,   нежели
психический, когда она увидела, как санитарка убила перед  ней  муху.  Для
того, чтобы успокоить Анн, пришлось даже впрыснуть ей морфий.
     Часто я брал с собой Гарри. Она обращалась с ним  дружелюбно,  но  не
проявляла никакой привязанности.
     В день, когда  у  Анн  был  припадок  из-за  мухи,  ко  мне  заглянул
инспектор Твинкер.
     - Я убежден, что в этом ключ к разгадке.
     - Не вижу ни малейшей связи.
     - Что бы ни говорили доктора, я уверен, что  миссис  Браун  в  полном
рассудке. Даже когда она рассматривает мух.
     - Тогда чем вы вы можете объяснить ее отношение к собственному сыну?
     - Она или боится, или хочет уберечь его. Возможно, что она  его  даже
ненавидит.
     - Не понимаю.
     - Вы не заметили, что при нем она никогда не ловит мух?
     - Пожалуй. И все же я ничего не понимаю.
     -  Я  тоже,  мистер  Браун.  И  боюсь,  что,  пока  миссис  Браун  не
выздоровеет, мы так ничего и не узнаем.
     - Врачи говорят - надежды нет...
     - Ваш брат не проводил экспериментов с мухами?
     - Не думаю. А вы не спрашивали экспертов из Министерства авиации?
     - Спрашивал. Они подняли меня на смех.
     - Дядя Артур, а мухи долго живут?
     Мы завтракали, и племянник заговорил после того, как мы с  ним  долго
молчали. Я взглянул на мальчика поверх прислоненного  к  чайнику  "Таймс".
Как все дети, Гарри обладал способностью задавать такие  вопросы,  которые
ставили взрослых в тупик.
     Однако про мух он спросил впервые, и у меня мороз по  коже  прошел  -
вспомнились слова инспектора.
     - Не знаю, Гарри. А почему ты меня об этом спрашиваешь?
     - Потому что я видел муху, которую тогда искала мама.
     - Мама искала муху?!
     - Да. Муха, конечно, подросла но я ее все равно узнал.
     - Где ты видел эту муху, Гарри? И что в ней такого особенного, детка?
     - На вашем письменном столе. Голов у нее не черная, а белая, и  лапка
тоже не такая.
     - Когда ты в первый раз увидел эту муху?
     - В тот день, когда уехал папа. Она  была  в  его  комнате,  и  я  ее
поймал. Потом  прибежала  мама  и  велела  ее  выпустить.  А  потом  опять
приказала поймать.
     - Она наверняка уже умерла, - проговорил я, вставая из-за стола и  не
спеша направляясь к кабинету.
     Но закрыв за собой дверь, я  одним  прыжком  очутился  у  письменного
стола. Мухи на нем не было.
     Слова племянника, перекликавшиеся с репликой инспектора  о  том,  что
смерть моего брата каким-то образом связана с  мухами,  потрясла  меня  до
самой глубины души.
     Я впервые задал себе  вопрос:  так  ли  безумна  моя  невестка?  Если
необъяснимый несчастный случай, акт безумия, каким бы странным  и  ужасным
ни казался он, был приемлем,  то  при  мысли,  что  невестка,  находясь  в
здравом рассудке, смогла так жестоко убить собственного мужа  -  при  этой
мысли меня прошибал холодный пот. Что могло послужить причиной чудовищного
преступления?
     Я припомнил все беседы Анн с инспектором Твинкером. Он ей задал сотни
самых  разнообразных  вопросов.  Анн  вразумительно   ответила   на   все,
касающиеся ее жизни с мужем.  Но  были  вопросы,  на  которые  она  всегда
реагировала одинаково:
     - На этот вопрос я не могу ответить, -  спокойно  и  просто  говорила
она.
     Она окружила себя стеной, которую инспектор не сумел пробить.  Тщетно
пытался он менять темы разговора, задавать вопросы, не имеющие отношения к
несчастью.  Анн  отвечала  любезно  и  спокойно,  не  проявляя   признаков
нервозности,  но,  как  только  инспектор  пробовал  заговорить  с  ней  о
несчастном случае, он натыкался на непробиваемую стену: "На этот вопрос  я
не могу ответить".
     Инспектор уловил  в  ее  ответах  лишь  одну-единственную  ложь.  Анн
утверждала, что привела молот в движение  только  раз,  тогда  как  ночной
сторож слышал два удара и счетчик показывал цифру два.
     Инспектор Твинкер не раз пытался использовать эту ее ошибку для того,
чтобы разрушить несокрушимую стену молчания. Но  Анн  однажды  невозмутимо
заткнула и эту единственную щель.
     - Да, - проронила она. - Я солгала, но почему, не могу сказать.
     - Это ваша единственная ложь? - в упор посмотрел на нее  инспектор  в
надежде повергнуть женщину в смятение и взять инициативу в свои  руки.  Но
вместо привычного ответа услыхал короткое:
     - Да. Первая и последняя.
     Анн, понял он, тщательно заделала единственную щель в своей стене.
     В душе у меня поднималось  чувство  отвращения  и  даже  ненависти  к
невестке:  если  она  не  безумна,  как  мы  думаем,  значит,  она   ловко
притворяется  безумной,  чтобы  избежать   заслуженного   наказания.   Да,
инспектор, пожалуй, прав: мухи как-то связаны с трагическим событием, если
только, конечно, и они не помогают ей симулировать безумие.
     Но как объяснить пассивность жертвы?
     Мой брат был из тех ученых, которые придерживаются принципа "Семь раз
примерь - один раз отрежь". Не признавал интуиции и гениев. Не  был  похож
на рассеянного профессора, разгуливающего под дождем с закрытым зонтиком в
руках. Он вел себя совсем обыкновенно,  обожал  животных  и  детей  и  без
колебаний бросал работу, чтобы пойти с соседскими ребятами  в  цирк.  Игры
предпочитал логические, точные: биллиард, теннис, шахматы, бридж.
     Чем же тогда объяснить его смерть? Зачем он полез под молот?  О  пари
для проверки смелости не могло быть и речи - брат никогда не заключал пари
и частенько смеялся над людьми, которые этим занимались. С риском  вызвать
неудовольствие знакомых он утверждал, что пари - это сделка между  глупцом
и вором.
     Оставалось два предположения: или он внезапно сошел с ума, или у него
были  какие-то  причины  просить  свою  жену  убить  его  таким  необычным
способом.
     Я долго ломал себе голову и решил  не  сообщать  инспектору  о  нашем
странном разговоре с Гарри, а самому побеседовать с Анн.
     Была суббота, приемный день. Анн мгновенно спустилась в холл - должно
быть, ждала меня. Пока я думал, с чего начать этот  тягостный  разговор  и
как перейти к трагическому случаю, Анн заговорила первая.
     - Артур, я хочу задать вам вопрос.
     - Я вас слушаю, Анн. Пожалуйста.
     - Как долго живут мухи?
     В смятении вскинув на нее глаза, я чуть было не проговорился, что сын
ее несколько часов назад  задал  мне  тот  же  самый  вопрос,  но  вовремя
прикусил язык. Мне пришло в голову использовать этот факт для того, чтобы,
наконец, пробить ее сознательную или подсознательную оборону.
     Не спуская с невестки глаз, я ответил:
     - Точно не знаю... Но муха, которую вы ищите,  Анн,  была  вечером  в
моем кабинете.
     Удар, видимо, пришелся в цель. Анн резко  повернула  голову.  Рот  ее
исказился в безмолвном крике, широко раскрытые глаза кричали.
     Я успел  придать  себе  равнодушный  вид.  Преимущество,  которое,  я
чувствовал, было сейчас на моей стороне, я мог удержать, лишь сделав  вид,
что мне уже все известно.
     - Вы убили ее? - прошептала она.
     - Нет.
     - Но вы ее поймали! - вскинула она голову. - Она у вас! Дайте ее мне.
     - Нет, у меня ее нет с собой.
     - Но вы ведь догадались, правда?
     - Ни о чем я не догадался, Анн. Знаю только, что вы здоровы.  Вы  или
должны мне все сказать, чтобы вместе решить, что делать, или...
     - Или что Артур?
     - Или инспектор Твинкер  получит  муху  в  течении  двадцати  четырех
часов.
     Невестка долго сидела неподвижно, уставясь взглядом на  кисти  тонких
рук, бессильно лежавших на коленях. Потом промолвила, не поднимая глаз:
     -  Если  я  все  расскажу,  вы  обещаете,  ничего  не   предпринимая,
уничтожить муху?
     - Нет, Анн. Пока я ничего не знаю, я ничего не могу обещать.
     - Артур! Поймите, я обещала Бобу, что эта муха  будет  уничтожена.  Я
обязана выполнить обещание. До этого я ничего не могу сказать.
     Анн взяла себя в руки, и  я  себя  почувствовал,  что  вновь  тону  в
трясине безысходности.
     Отчаявшись, я бросил наобум:
     - Анн! Вам должно быть ясно, что с того момента, как муху исследуют в
лаборатории полиции, у них будут доказательства того, что  вы  здоровы.  И
тогда...
     - Нет, Артур! Умоляю вас не делать этого ради Гарри...
     - Тогда расскажите мне все, Анн. Поймите - это в интересах Гарри. Так
я сумею лучше защитить его.
     - От кого его защищать? Неужели вы не понимаете, что если я здесь,  в
сумасшедшем доме, то только в интересах сына: он не должен знать, что  его
мать приговорили к смертной казни за убийство его отца.
     - Анн, интересы вашего сына так же дороги мне, как вам. Клянусь, если
вы расскажете подробности, я сделаю все от меня зависящее, чтобы уберечь и
защитить его! Но если вы откажетесь говорить, муха попадет к инспектору.
     - Но зачем вам это нужно знать?  -  подняла  она  на  меня  глаза,  в
которых застыла ненависть.
     - Анн! Послушайте! Речь идет о судьбе вашего сына.
     - Идемте! У меня готов рассказ о смерти моего несчастного Боба.
     Анн поднялась к себе и тотчас же вернулась с пухлым желтым  конвертом
в руках.
     Протянув его мне, она вышла из холла, не попрощавшись.
     Только дома я увидел надпись: "Тому, кому это  полагается  по  праву.
Инспектору Твинкеру, наверное".
     Налив себе чашку чая, я пробежал глазами первую страницу:
     "Это не исповедь, так как я, хоть и убила  собственного  мужа,  чего,
кстати, никогда не скрывала, преступницей себя не считаю. Я исполнила  его
волю, его последнее желание".
     Забыв про чай, я перевернул страницу.
     "Не задолго до смерти муж познакомил меня со своими опытами.  Он  был
уверен, что эксперты Министерства запретят эти опыты как вредные и все же,
прежде  чем  познакомить  их  с  сутью   своих   исследований,   добивался
положительного результата.
     Радио и телевидение передают на расстояние звук и зрительные  образы:
Боб же утверждал, что  изобрел  способ  передачи  на  расстояние  материи.
Материя, т.е. плотное тело, помещенное в специальный передаточный аппарат,
моментально дезинтегрируется и так же мгновенно реинтегрируется в другом -
приемном аппарате.
     Сам Боб считал  это  открытие  самым  важным  со  времен  изобретения
колеса.  Он  полагал,  что  передача  материи  на  расстояние  посредством
мгновенной дезинтеграции-реинтеграции означает  революцию  в  человеческой
истории. Это помогло бы  разрешить  проблему  транспортировки  на  большие
расстояния  не  только  товаров  и,  в  первую  очередь,   скоропортящихся
продуктов, но и людей. Он, ученый  -  практик,  никогда  не  предававшийся
мечтаниям, видел уже время, когда у людей отпадет потребность  в  поездах,
самолетах, автомобилях, железных дорогах  и  шоссе.  На  смену  им  придут
приемно-передаточные  станции  в  различных  уголках  земли.  Пассажиры  и
товары,  предназначенные  для  отправки,   будут   дезинтегрироваться   на
передаточных станциях, а  затем  моментально  реинтегрироваться  в  нужной
точке земного шара.  Вначале  у  мужа  были  трудности.  Его  передаточный
аппарат отделяла от приемного одна стена. Первый  его  успешный  опыт  был
проделан с обыкновенной пепельницей, которую мы привезли из путешествия по
Франции.
     Я сначала ничего не поняла, когда он с торжествующим видом  принес  и
показал мне пепельницу.
     - Анн! Взгляни! Эта пепельница  была  полностью  дезинтегрирована  за
одну десятимиллионную секунды. На миг она перестала  существовать!  Только
ее атомы со скоростью света неслись к другому аппарату.  Спустя  мгновение
атомы соединились вновь и образовали эту пепельницу.
     - Боб! Прошу тебя! Я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Объясни!
     Тогда он впервые приоткрыл передо мной  некоторые  подробности  своих
исследований и, так как я сначала ничего не понимала,  набросал  для  меня
чертежи, сопроводив  их  цифрами.  И  все  же  я  долго  ничего  не  могла
уразуметь.
     -  Прости,  Анн!  -  засмеялся  он,  увидев,  что  я  начинаю  что-то
улавливать. - Помнишь, однажды я прочел статью  о  таинственном  случае  в
Индии, когда камни проникли в дома при закрытых окнах и дверях.
     - Как же, отлично помню! Профессор  Доунинг,  который  провел  у  нас
уик-энд, сказал, что если это не шарлатанство, то  подобный  случай  можно
объяснить дезинтеграцией камней снаружи и их реинтеграцией внутри домов.
     - Вот именно! И помнишь, он добавил:  "Если  только  это  явление  не
произошло  в  результате  частичной  дезинтеграции  стены,  через  которую
проникли камни".
     - Да. И все же я ничего не понимаю. Почему  дезинтегрированные  камни
могут свободно проходить через стену?
     -  Это  вполне  возможно,  Анн.  Атомы,  составляющие   материю,   не
прикасаются друг к другу - их разделяют огромные пространства.
     - Огромные пространства, ты говоришь?!
     - Пространства между атомами относительно огромны,  т.е.  огромны  по
сравнению  с  самими  атомами.  Ты,  например,  весишь  около   пятидесяти
килограммов при росте 1 метр 55 сантиметров. Если все атомы, из которых ты
составлена, вдруг вплотную  прижмутся  друг  к  другу,  в  тебе  останется
пятьдесят килограммов, на ты  будешь  с  булавочную  головку.  Пепельницу,
которая весит две унции, с трудом удастся  разглядеть  в  микроскоп,  если
составляющие ее атомы сольются в одну массу. Дезинтегрированная пепельница
легко пройдет через любое непрозрачное и твердое тело  -  например,  через
тебя, так как ее разъединенные атомы в состоянии без  труда  пройти  через
твои разреженные атомы.
     - Значит, ты дезинтегрировал эту пепельницу и, пропустив через другое
тело, реинтегрировал ее вновь?
     - Совершенно верно! Через стену, разделяющую передаточный и  приемный
аппараты.
     - Но это же прекрасно, Боб! Надеюсь, со мной ты так не  поступишь?  Я
очень боюсь выйти из аппарата такой же, как эта пепельница.
     - Что ты имеешь в виду, Анн?
     - Помнишь, что было написано на пепельнице?
     - Помню, конечно. "Made in France". Надпись эта должна остаться.
     - Она осталась, но посмотри на нее, Боб!
     Он с улыбкой взял у меня пепельницу,  но,  перевернув,  побледнел,  и
улыбка сползла с его лица. Это окончательно убедило меня в том, что ему  и
вправду удалось проделать этот странный опыт с пепельницей.
     Надпись на обратной стороне сохранилась, но читалась задом наперед.
     - Это ужасно! - буркнул он и помчался  в  лабораторию,  откуда  вышел
лишь на другое утро.
     Спустя три дня  у  Боба  произошла  новая  неприятность,  которая  на
несколько недель повергла его в дурное расположение духа. Прижатый мною  к
стене, он признался, что его первый опыт, проделанный с  живым  существом,
кончился неудачей.
     - Боб, ты проделал его с Данделло, да?
     -   Да,   -   виновато   вымолвил   он.   -   Данделло    великолепно
дезинтегрировался, но реинтеграции не получилось.
     - И что же?
     - Данделло больше нет. Есть только атомы Данделло, летающие бог весть
где.
     Данделло был беленьким котенком. Но однажды он у нас исчез. Теперь-то
я узнала, что с ним приключилось!
     После серии безуспешных опытов и многочисленных бессонных  ночей  Боб
сообщил  мне  наконец,  что  аппарат   работает   отлично,   и   пригласил
присутствовать при опыте.
     Я поставила  на  поднос  два  бокала  и  бутылку  шампанского,  чтобы
отпраздновать победу, так как знала, что Боб не позвал бы меня зря: раз он
демонстрирует открытие, значит, оно действительно удалось.
     - Чудесная идея! - улыбнулся он, беря у меня из рук поднос. -  Выпьем
реинтегрированного шампанского!
     - Надеюсь, оно будет таким же вкусным, Боб?
     - Конечно! Вот увидишь, Анн.
     Он открыл дверцу переоборудованной телефонной кабины.
     - Это передаточный аппарат, - пояснил он, ставя поднос  на  табуретку
внутри кабины.