себя под боком  такую  красотку.  Он  прямо
напрашивался на неприятности.
     - Возможно. Но, в конце концов, Мендингем был его лучшим другом.
     - К тому же красавчик, с манерами и большой дамский угодник.
     - Все это так, но это не оправдание.  Мендингем  был  и  моим  другом
тоже, но в данном случае его вина налицо.  Просто  некоторые  вещи  делать
нельзя.
     - Например?
     - Например, заниматься любовью  и  сбегать  с  женой  твоего  лучшего
друга, даже если она несчастлива со своим мужем.
     Уорик присвистнул.
     - Так вот что стало причиной всей этой истории? - скорее  подтвердил,
нежели спросил он.
     Я кивнул, и он продолжил:
     - Меня удивляет не столько это, как  то,  какого  черта  Мойра  вышла
замуж за Грегори? Он всегда казался мне  странным  типом:  не  человек,  а
какая-то медицинская энциклопедия,  но  при  этом  был  самым  холодным  и
расчетливым из всех, кого я знал, а  уж  я  перевидал  немало  народу.  Вы
когда-нибудь наблюдали за ним в операционной?
     Я вздрогнул. Он задал мне этот вопрос с присущей ему  неожиданностью.
Я даже подумал, не знает ли он больше, чем хочет показать, и  одновременно
перед моими глазами с удвоенной четкостью предстала та  ужасная  финальная
сцена, когда... но я забегаю вперед.
     Я  отхлебнул  виски  с  содовой.  Уорик  заметил  мое  возбуждение  и
улыбнулся.
     - Не волнуйтесь, - сказал он. - Рассказывайте, как  хотите.  С  этого
момента я постараюсь вас не  перебивать,  но  ради  Бога,  пусть  в  вашей
истории будут напряжение и темп, а пока в ней огня немногим больше, чем  в
поэзии Теннисона.
     Боже упаси меня спорить с этими горе-журналистами  -  некогда  людьми
почтенной профессии, -  пробавляющимися  сегодня  торговлей  сенсационными
товаром, и поэтому я промолчал.
     Признаться, мне и самому хотелось сбросить с души  этот  камень,  эту
зловещую тайну, которую до сей поры  хранил  в  одиночестве:  странно,  но
слухи о ней почему-то не проникли в печать. Устроившись поуютнее в кресле,
насколько то позволяли жутковатые воспоминания и бушующая гроза, я начал:
     - Грегори наметил экспедицию, в  самое  сердце  голландского  Борнео,
одного из тех немногих мест на земном шаре, которые действительно все  еще
можно считать белыми пятнами. Ему очень хотелось  найти  одно  первобытное
племя туземцев: говорили, что они живут на деревьях,  даже,  якобы,  имеют
хвосты не меньше  десяти  сантиметров  длиной  и  до  сих  пор  занимаются
людоедством.  Он  собирался  поехать  один,  то  есть  без  Мойры.   Такое
путешествие было не для нее.
     - Вот и шанс для Мендингема, - цинично улыбнулся Уорик.
     Я не обратил внимание на его реплику.
     - Грегори отсутствовал чуть больше года. Возвращаясь в Англию, он  за
два дня послал Мойре телеграмму, чтобы  она  встретила  его  в  Ливерпуле.
Когда пароход причалил, ее на пристани  не  было.  Приехав  в  Лондон,  он
прямиком отправился к себе на Харли-стрит. Дом был  закрыт,  внутри  -  ни
признака жизни.  Он  открыл  дверь  своим  ключом.  Большая  часть  мебели
исчезла: только его  спальня,  кабинет  и  курительная  комната  выглядели
по-старому. В остальном, дом был совершенно пуст, и кругом - толстый  слой
пыли. В ту ночь он спал в клубе, а на следующий день рано утром  заехал  к
агентам домовладельца. Там ничего не знали, сообщили лишь, что  квартирная
плата регулярно вносилась чеком из банка. В банке тоже не смогли прояснить
ситуацию.
     Я сделал паузу, закурил и взглянул на Уорика. Он ликовал.  Рассказ  о
страшном  несчастье,  приключившимся  с  его  давним  другом   определенно
захватил его. А как иначе объяснить это дьявольское выражение его лица?
     - Откуда вы все это узнали? - спросил он.
     - От самого Грегори, - ответил я, погасив спичку. - Мы часто виделись
впоследствии, когда он охотился за своей женой.
     - А Мендингем? - полюбопытствовал Уорик.
     - Вот здесь-то и была разгадка. Мендингем долгое время не появлялся в
тех местах, где его привыкли видеть, и,  когда  они  наконец  встретились,
казался рассеянным. И еще: Мендингем ни разу не упомянул в  разговоре  имя
Мойры, тогда как раньше постоянно  спрашивал  о  ней  и  шутя  называл  ее
Красавицей, а Грегори - Чудовищем. Грегори нанял частного  детектива.  Все
остальное было просто. Они жили вместе в маленьком уединенном  коттедже  в
Нью Форесте.
     Уорик глотнул виски с содовой, поставил бокал на стол и  заметил  мне
довольно развязным тоном:
     - Бросьте ходить вокруг да около! Черт с  ним,  с  предисловием:  его
всегда можно отыскать в  подшивках  старых  газет,  специализирующихся  на
"горячем" материале. Как  девочка,  которой  дали  новую  книжку,  я  хочу
услышать самый конец.
     В этот момент я чуть было не потерял остатки своей симпатии  к  нему.
Невероятно!  Он  буквально  упивался  ужасами.  Однако  настал  мой  черед
улыбнуться.
     - Вы бы листали газеты впустую, - сказал я с ехидцей. -  Процесс  шел
без защиты, а значит и никаких сообщений в печати не было. Однако, с этого
времени события начали разворачиваться. По истечение определенного  срока,
постановление суда вошло в силу, Мендингем  с  Мойрой  поженились  и  даже
стали поговаривать о том, чтобы вернуться в город.
     - А  Грегори?  -  вставил  Уорик,  стараясь  с  поистине  дьявольской
быстротой добраться до сути истории.
     - Грегори  -  продолжал  я  медленно,  -  превратился  в  отшельника:
перестал появляться в клубе, продал свой дом и купил полуразрушенную баржу
в заброшенном тоне Темзы. Он занимался хозяйством, раз  в  неделю  покупал
продукты в деревне и писал труд  своей  жизни  -  отчет  об  экспедиции  в
Голландское Борнео. В области этнологии работа эта не имеет себе равных.
     - Вы прочли ее? - быстро спросил Уорик.
     - Конечно. Затем на какой-то срок я практически потерял его из  виду,
но ту парочку встречал время от времени: они  были  совершенно  счастливы.
Мойра просто обожала своего Мендингема. Как-то Грегори сказал, что уезжает
за границу. В последний вечер перед его отъездом из Англии я пригласил его
отужинать, но он отказался, и больше мы с ним не встречались до той  поры,
пока...
     Неожиданно загрохотал гром: я  вздрогнул  и  расплескал  свой  виски.
Уорику не терпелось узнать, что было дальше.
     - Мне точно известно, - продолжал я, - что он купил билеты  в  Конго,
но поехал туда или нет - это уже другой вопрос. С тех пор он  как  в  воду
канул!
     - Упивающийся своим  горем  маньяк,  -  ухмыльнулся  Уорик,  -  какой
бесславный конец для такого ума! Но причем тут Мендингем?
     - Я как раз к этому перехожу, - его дьявольское  упорство  раздражало
меня. - Только ради Бога, не перебивайте! Почти  три  месяца  спустя,  как
Грегори якобы уехал за границу, исчез и Мендингем.
     - Он что, погиб? - спросил Уорик.
     Я был вне себя от ярости.
     - Нет! Я имел ввиду совсем не это. Я сказал "исчез". Как-то утром  он
вышел из дома - и больше его ни видели.
     - Никогда? - глаза Уорика чуть не вылезли из орбит. Он тяжело дышал.
     - До той поры, пока я не нашел его, -  медленно  ответил  я,  -  или,
точнее, то немногое, что от него осталось.
     - Гниющая масса разлагающейся плоти, или  просто  высохшие  кости?  -
Уорик даже облизнул губы от возбуждения.
     - Ни то и не другое, - я замолчал. Острота воспоминания в сочетании с
чувством отвращения к этому сидящему рядом вампиру, тяготили  меня,  но  я
все-таки продолжил рассказ, движимый лишь  одним  желанием  поверить  хоть
кому-нибудь эту ужасную тайну.
     - Мойра, как вы можете предположить, была в неистовстве, а тревога  и
неизвестность едва не убили  ее.  Но  она  выжила,  главным  образом,  мне
кажется, благодаря неистребимому желанию добраться до сути  этой  загадки.
Поймите,  тут  и  речи  не  могло  быть  о   другой   женщине:   Мендингем
действительно любил Мойру. В то время я часто видел ее и помогал, как мог:
но все было напрасно. Полиция, телеграф, автомобильные  клубы  делали  все
возможное, но Мендингем пропал.
     - Бесследно? - в голосе  Уорика  чувствовалась  смесь  скептицизма  и
восторга.
     - Бесследно, но слухов ходило множество. Его видели  во  всех  концах
Англии: бывало совпадали все приметы, однако, каждый раз это оказывался не
он. Похоже было, что в стране буквально сотни двойников.
     - Следующим интересным моментом в этой истории, которому в  то  время
никто не придал особого значения, стало возвращение Грегори. Это случилось
через месяц или, возможно, чуть раньше после исчезновения  Мендингема.  Он
уже на был таким общительным, как раньше, но  не  казался  и  отшельником,
каким его запомнили перед поездкой за границу. Он занял  комнату  в  своем
клубе, и частенько показывался в городе - то в  театре,  то  на  выставке;
по-прежнему владел баржей, где, по его словам, проводил много времени.
     Примерно через три дня после его возвращения мне позвонила Мойра. Она
была в истерике - это чувствовалось по телефону и хотела, чтобы я  приехал
к ней немедленно; у нее была... - я не разобрал что, потому что  голос  ее
перешел в захлебывающийся стон. Я поспешил  к  ней.  Она  была  вне  себя.
Говорить она не могла, лицо ее  побелело  и  застыло,  глаза  были  широко
раскрыты, губы бледны. Она показала мне на посылку,  лежащую  открытой  на
диване в ее гостиной. Я подошел к дивану, взял  ее,  хотя  уже  был  готов
увидеть что-нибудь жуткое или опасное вроде бомбы или змеи, тут же  бросил
ее с криком, потому что в ней была - рука.
     - Только одна? - в голосе Уорика чувствовалось обманутое любопытство.
     - Боже мой! Разве этого  мало?  Высушенная  рука  без  кожи  и  мышц!
Представьте, как Мойра открывала эту посылку! Вначале шок, -  о,  ужас!  -
она понимает, что это - рука Мендингема, и на  ее  мизинце  -  перстень  с
печаткой, который она ему когда-то подарила!
     На долю секунды мне показалось, что Уорик смутился; впрочем,  тут  же
оправился и спросил:
     - Внутри больше ничего не было? Никакой записки, как полагается,  или
мистического знака?
     - Ни строчки - просто кисть руки и кольцо. Я попросил, уже  не  помню
кого, приехать и побыть с Мойрой,  а  сам  забрал  посылку  с  ее  ужасным
содержимым и отвез в  Скотленд-Ярд.  Все,  что  можно  было  сделать,  они
сделали. Не было ни отпечатков  пальцев,  никаких  других  улик,  хотя  на
посылке стоял почтовый штемпель Бэлема.
     - Что дальше? - поинтересовался Уорик, и я с  удовольствием  заметил,
что даже он чуточку приуныл.
     - Через неделю, - продолжал я, последовав его примеру и выпив  виски,
- Мойра получила другую посылку. В ней оказалась вторая рука  и  авторучка
Мендингема - его инициалы были выгравированы на ней золотом, и Мойра сразу
же ее опознала. Ее послали из западного района города,  и  на  ней  стояла
марка магазина, в  котором  накануне  она  покупала  шерсть  для  вязания.
Поэтому она открывала ее, ничего не подозревая.
     - Она послала за вами?
     Я кивнул.
     - А вы? Что сделали вы? - спросил Уорик, с трудом сдерживая восторг.
     - То же, что и в первый раз, и с тем же самым результатом  -  никаких
улик.
     - Но за ней следили? - голос Уорика  дрожал.  -  Все  остальное  было
просто.
     - Так же думали полицейские: но они ошибались. Как могли они уследить
за всеми, кто  разговаривал  с  Мойрой,  проходил  мимо  нее  в  магазине,
оказывался в поезде или автобусе? Пришлось бы  наблюдать  каждый  день  за
сотней людей, и они отказались от этого. Мойра уехала в деревню,  и  целый
месяц ничего не происходило.  Мне  нужно  было  остаться  в  городе,  и  я
случайно пару раз встречал Грегори, но мы с ним никогда не заговаривали на
эту тему. Сразу после исчезновения, он сделал по  этому  поводу  несколько
совершенно обычных замечаний, но, естественно, я старался  не  говорить  с
ним об этом.
     - Еще бы! - Уорик предложил мне сигарету, а сам выбросил свою  так  и
не зажженную, которую изжевал, слушая мой рассказ.
     - Дальше Мойра получила по почте  одну  ступню.  Вторую  ей  передали
через рассыльного. Она была на грани безумия, и это не удивительно.  Затем
пришло правое предплечье, позднее - левая нога до колена, и каждый  раз  в
посылку была вложена  какая-нибудь  маленькая  вещичка  Мендингема,  хотя,
казалось, не было никакой нужды в такой утонченной жестокости.
     - Мстя ей, он преподавал уроки морали, так что-ли?  -  спросил  Уорик
немного неуверенно.
     - Совершенно верно. Но последняя посылка оказалась для нее роковой. У
Мойры произошел нервный срыв, ее отвезли в больницу, откуда она  попала  в
психиатрическую лечебницу. Она  называла  себя  женой  фермера,  требовала
большой нож и все время искала "трех слепых мышат".
     Я сделал паузу и закрыл глаза рукой: мне  нравилась  Мойра,  если  не
сказать больше. Какое-то время только гремел гром и сверкала молния, дождь
постепенно стихал. Затем Уорик нарушил молчание.
     - Это все?
     Я открыл глаза.
     - Если бы так! Хотите услышать остальное?
     - Можете сбросить этот камень с души, -  спокойно  ответил  Уорик.  -
Признаться, это самая жестокая и мрачная история из всех, что я знаю.
     Я собрался с силами. Осталось рассказать уже немного, я облегчу  свою
душу, и после этого можно будет выпить еще по стаканчику.
     - С той поры, как Мойра попала в психиатрическую  лечебницу,  посылки
перестали поступать. Даже в лечебнице она продолжала получать  письма,  но
жуткие  посылки  больше  не  появлялись.  Неожиданно  я   все   понял,   и
единственное слово - "месть" - прожгло мой мозг.
     - Грегори! - беззвучно прошептал Уорик.
     - Да! И вот что я подумал. Человек  он  был  хладнокровный,  но  жену
любил - деспотичной любовью собственника. Мойра с  Мендингемом,  вульгарно
выражаясь, "оставили его с  носом",  и  потому  он  отомстит  им  обоим  -
жестокой, утонченной томительной местью. Затем мне в голову пришла  другая
мысль: а что, если Мендингем все еще жив? Грегори считали одним  из  самых
толковых хирургов своего времени. Мендингема так и  не  нашли,  а  в  этих
посылках не было ни одного жизненно важного органа. В  пользу  этой  идеи,
какой бы дикой она не казалась, говорило то, что между получением  посылок
проходил определенный интервал. За  это  время  Мендингем  мог  достаточно
окрепнуть, чтобы перенести следующую операцию.
     - В тот самый день я ужинал с Грегори - впервые с момента его отъезда
за границу. Между делом я заметил,  что  он  не  ел  мяса,  зато  во  всем
остальном отсутствием аппетита явно не страдал. Я упомянул имя Мендингема,
но Грегори тактично ушел от разговора. Я  вспомнил  о  Мойре.  Он  перевел
беседу на другую тему. Мы стали обсуждать его книгу, и он разговорился.  С
жаром рассказывал он  о  морали  дикарей,  которые,  по  его  утверждению,
никогда не лгали,  не  воевали,  считали  супружескую  измену  смертельным
грехом. Убийство для них - всего  лишь  справедливое  наказание  за  любое
преступление. Это не аморализм, подчеркнул он,  -  они  просто  живут  вне
морали.  И  тут  же,  в  качестве  примера,  вспомнил  об  одном  особенно
скандальном разводе, который был в то время "притчей во языцех". "В  таком
случае...", - начал он было, но тут же  осекся,  устало  провел  рукой  по
голове и смертельно побледнел. Через минуту-другую он  поднялся,  попросил
извинения - у него, якобы, была назначена встреча  -  и  поспешно  покинул
клуб. Меня разбирало любопытство и, желая проверить свои догадки, я  решил
идти за ним следом. Ночь была ужасной: дождь  лил  как  из  ведра,  гремел
гром, сверкала молния...
     - Как сегодня? - Уорик сидел, выпрямившись,  обхватив  руками  колени
так сильно, что побелели костяшки пальцев.
     - Еще хуже. До  затона  я  добрался  на  какой-то  барже  часа  через
полтора, но дальше оказалось сложнее. Грегори  переплыл  на  тот  берег  в
шлюпке. А как быть мне? Полчаса я потратил на поиски лодки, и еще четверть
часа ушло на то, чтобы грести вверх по течению.  В  конце-концов  мне-таки
удалось перебраться. В одном  окне  сквозь  щелочку  в  плотно  задернутых
шторах пробивался свет. Я не  боялся  наделать  шуму  -  бушевавшая  гроза
заглушала все звуки - и, осторожно  прокравшись  вдоль  палубы,  попытался
заглянуть а окно, но  увидел  лишь  пустой  угол  комнаты.  Я  стоял,  как
зачарованный, не в силах пошевелиться, и тут вдруг  почувствовал  запах  -
запах пищи, запах жареного, а потом в какой-то момент затишья, клянусь, до
меня донесся страшный хохот. Сколько я так простоял, не знаю, но  внезапно
ногу мою свела сильная судорога. Я попробовал сделать шаг, покачнулся и  -
рухнул на застекленную дверь. Защелка не выдержала, и я влетел в  комнату.
Через секунду, несмотря на судорогу, я уже был на ногах - лицом к  лицу  с
Грегори. Он казался дьяволом во плоти.
     Позади  него  виднелась  старомодная  открытая  печь,  встроенная   в
кормовую часть баржи. Там горел огонь,  а  на  огне  на  огромной  решетке
жарился большой кусок мяса, который я принял за половину  или  даже  целый
говяжий бок.
     Я сделал паузу и облизнул губы. Лицо Уорика  было  мертвенно-бледным,
он только и смог выдавить из себя одно:
     - Продолжайте!
     - Грегори без слов кинулся на меня с  огромным  кухонным  ножом.  Мне
как-то удалось увернуться и, отскочив в сторону, я  изо  всех  сил  ударил
его. Он упал и полностью выключился. Он спятил - я понял это почти  сразу.
И тут до меня дошло другое: на своей барже он что-то прячет. Но что?
     - Мендингема? - прошептал Уорик дрожащими губами.
     Вместо ответа я просто кивнул, не в силах сказать что-либо: настолько
мучительными оказались воспоминания. Наконец, ко мне вернулся голос.
     - Этот жарившийся на огне кусок мяса был Мендингемом -  тем,  что  от
него осталось, - его туловищем. С потолка,  как  скомканный  в  шар  кусок
липучки для мух, свешивалась его голова.  Боже  мой!  Это  было  ужасно  -
настоящий ад. Меня стошнило. Когда я пришел в себя, Грегори  уже  очнулся.
Покачиваясь, он поднялся сначала на колени, затем встал на ноги и медленно
пошел на меня с длинным ножом, хихикая и посмеиваясь. Он был все  ближе  и
ближе... Я стоял  оцепенев,  не  в  силах  сдвинуться  с  места  от  этого
надвигающегося кошмара. Ближе, еще два шага и... Он поскользнулся  в  луже
крови, стекшей на пол с только-что отрубленной головы, и плашмя упал лицом
прямо в огонь.
     - Да? - в возбуждении Уорик  схватил  меня  за  запястья,  глаза  его
горели. - Что дальше?
     - Раздумывать было некогда, - прошептал я хриплым голосом. - Это  был
мой последний шанс. Моя жизнь или этого сумасшедшего людоеда. То, что  это
именно так, не оставалось никаких сомнений. Я поставил ногу ему на затылок
и надавил несколько раз.
     Уорик отпустил мои руки и шумно вздохнул.
     - Молодец! В храбрости вам не откажешь. А  дальше?  Вы  же  не  могли
оставить все там как было?
     - Нет, - ответил я. - Ради себя и ради него тоже. Я огляделся,  нашел
две полные канистры с керосином, вылил их и зажег спичку.  Но  перед  тем,
как все поджечь, заметил на столе в соседней комнате открытую книгу.  Один
абзац был подчеркнут. Однажды, писал Грегори, я стал свидетелем того,  как
каннибализм явился для дикарей торжественным ритуалом. Так племя  наказало
за супружескую измену и...
     Уорик протянул руку.
     - Достаточно, - сказал он. - Бога ради, закажите еще виски.