круглые  колени,  и
Марта, оказавшись на земле, принялась ее поправлять и отряхивать.
     - Вижу, ты совсем выздоровел, - неожиданно подмигнула  Марта,  и  Рэм
понял, что впервые видит ее улыбку.
     - Вообще-то я болеть не люблю и не умею, - словно  извиняясь,  сказал
он. - А тут на тебе - свалился как сноп, наделал тебе забот... Ну,  теперь
все прошло. Чем помочь тебе? Ты скажи только...
     - Не торопись, работа всегда найдется. Успеешь еще.
     - Спешить и впрямь некуда. Придется, видно, привыкать к  размеренному
ритму жизни наших предков. А  чтоб  совсем  было  похоже,  отпущу  бороду.
Лезвий мало, а электробритва теперь ни к чему.
     - Хорошо, хоть не в пещере будем жить. Что б мы ели сейчас,  если  бы
не все это... - Марта обвела рукой подворье.  -  Сад...  огород...  а  еще
пруд. Ты умеешь ловить рыбу?
     - Если б даже и не умел, пришлось бы научиться. А  там,  возле  леса,
уцелел кусок пшеничного поля. Ты умеешь печь хлеб?
     - Если б не умела, пришлось бы научиться... - Марта снова улыбнулась,
потом вздохнула, помолчала и как-то нерешительно спросила: -  А  ты...  ты
уже... здоров?
     - Вроде да. А что?
     - Я думаю... можно  было  бы  сходить...  посмотреть...  Как  там,  в
селе... - она запнулась, опустила глаза и начала  сосредоточенно  отдирать
потрескавшуюся кору со ствола вишни. Но Рэм хорошо прял все, чего  она  не
досказала. Была еще надежда, слабенькая, призрачная, но все-таки  надежда,
что кто-то спасся. Нужно было все выяснить.


     То, что осталось от села,  нельзя  было  назвать  руинами,  нет,  все
сохранилось, но оказалось закутано в черную блестящую пелену, под  которой
угадывались  очертания   домов,   машин,   опор   электросети,   деревьев,
напоминающие гигантские надгробия и жуткие обелиски.
     Рэм и Марта застыли в молчании перед этим  небывалым  кладбищем.  Они
догадывались, что именно увидят, но зрелище мертвого села ошеломило обоих;
Марта кусала губы, не решаясь нарушить зловещую  тишину,  но  отчаяние  ее
пробивалось глухими стонами. Рэм не мог себе позволить  предаться  горю  -
стоящая за его спиной женщина могла  надеяться  только  на  него.  Он  был
обязан хоть немного облегчить тяжкую  ношу,  упавшую  на  хрупкие  женские
плечи.
     Он обернулся, и Марта кинулась к нему, обхватила его  шею  руками.  В
глазах ее дрожали слезы.
     - Уйдем отсюда, - хрипло прошептала она. - Нечего нам здесь делать...
     - Да... Я провожу тебя. Возвращайся домой, а я еще поднимусь  на  тот
холм. Ты говорила, с него видно город? Не хочу откладывать на завтра...
     - Нет, я с тобой, - Марта крепко вцепилась в его руку.
     Долго шли молча.
     - Смотри, до горизонта все черно, - наконец произнесла Марта.  -  Как
на пепелище...
     - Вселенское пожарище, - нехотя откликнулся Рэм. - Повсюду это черное
стекло.
     - Как ты сказал? - Марта встрепенулась. - Черное стекло?
     - Ну да. А ты как называешь это?
     - Смолою...
     - Вероятно, так точнее. И вправду напоминает застывшую смолу.
     - А как ты считаешь, что это могло быть?
     - Не знаю, Марта. Ничего не знаю.  Лезут  в  голову  всякие  бредовые
предположения...
     - Вот и рассказал бы...
     -  Есть  два  варианта.  Первый  -   стихийное   бедствие,   какое-то
неизвестное нам явление природы, возможно - космическая катастрофа.
     - А второй?
     - Второй... новое страшное оружие. Наверное, химическое. Я никогда не
слыхал ни  о  чем  подобном.  А  может,  и  не  оружие.  Может,  неудачный
эксперимент или авария. В городе было немало химических заводов.  Впрочем,
вряд ли это распространилось бы на такие большие расстояния...
     - Непонятно еще одно: почему сохранился наш островок?
     - Ты рассказывала, что надвинулся  красный  туман,  а  потом  налетел
сильный ветер. Может, как раз антициклон нагрянул. В центре его  создается
область повышенного давления, и  воздух  движется  от  середины  к  краям,
понимаешь?
     Марта кивнула.
     -  Похоже,  что  этот  туман,  вернее,   конденсированный   газ   при
взаимодействии с органикой разрушает ее и создает эту пленку. Ты заметила,
какими деревья стали? Только стволы  и  самые  толстые  ветви,  как  после
пожара... Антициклон,  наверное,  перемещался  с  небольшой  скоростью,  а
потому успел захватить только наш островок. В других же  местах  ничто  не
помешало реакции, и все исчезло под черным стеклом. Если мы  встретим  еще
кого-нибудь, может, и узнаем, что произошло. Пока что  это  все  лишь  мои
предположения...
     - Вот мы и пришли, - сказала Марта.  -  Напрасно  только  ноги  били.
Везде одно и то же.
     Там, где раньше был город, виднелись темные громады.  Слезы  у  Марты
высохли, лоб прорезали морщины. Внезапно она дернула Рэма за руку.
     - Смотри-ка... - указала движением головы. - Что это там?
     На склоне одного из холмов виднелось неясное светлое пятно.
     - Похоже, человек лежит, - Рэм заторопился. - Может, живой еще.  Идем
туда!


     - Хватит, Марта.  Криком  ты  ничего  от  меня  не  добьешься.  Давай
говорить спокойно. Ты считаешь, что вчетвером нам тесно.  Если  уж  на  то
пошло, почему бы тебе не выгнать, например, меня?  Я  тоже  чужой  в  этом
доме. К тому же, у меня больше шансов дойти до людей, если они где-то  еще
есть, чем у Лины.
     - Что за глупости! - фыркнула Марта. - Ты тут  не  чужой,  и  ты  это
хорошо знаешь.
     - А почему я перестал быть чужим, ты не задумывалась?
     - Ну и вопросик... - Марта искоса взглянула на Рэма. - Понравился  ты
мне, дурачок.
     Голос ее звучал спокойно, уверенно, даже весело.
     - Разве это надо объяснять? Я думала, ты и сам догадался.
     - Догадался... Хорошо  еще,  что  ты  родного  папеньку  не  надумала
выгнать. Вот уж без кого можно обойтись!  Он  же  никому  жизни  не  дает.
Удивительно, как в таком хилом теле помещается столько брюзжания  и  злобы
на весь мир.
     - Вот его ты не трогай! Какой ни  есть,  отец  все-таки.  Не  обращай
внимания на его ворчанье. Между прочим,  как  ты  думаешь,  откуда  у  нас
появилось столько хороших и нужных вещей? Мы с ним  расстарались!  Помнишь
дом на границе черного и зеленого? Мы проходили мимо  в  тот  день,  когда
нашли Лину. Дом был покрыт  смолой  только  наполовину,  и  многое  внутри
оказалось  неиспорченным.  И  для  тебя  кое-что  нашлось,  и  для   твоей
драгоценной Лины. Что бы мы делали без этой одежды, которая  как  на  тебя
пошита? Все эти сорочки, куртки - ты думал, это от  моего  мужа  осталось?
Нет, миленький, муж мой был худой, как щепка, и на голову ниже тебя. А  ты
у нас ничего парень, - она уже совсем миролюбиво взъерошила ему волосы.  -
Я ведь тебе добра хочу. Надо думать о будущем... Вот  мы  и  взяли  оттуда
все, что могло пригодиться...
     - И когда же это вы успели там пошарить?
     - Успели. Хватило времени. Пока ты нянчился с Линой...
     - О, теперь я догадался, откуда в буфете  взялось  столько  хрусталя.
Это тоже необходимо? Просто-таки позарез? И тоже для будущего? Не на  нашу
ли свадьбу?
     - Не психуй. Правильно я тебе сразу  ничего  не  сказала.  Чуяло  мое
сердце - не дождешься от тебя благодарности. Ну все равно - не  тащить  же
назад!
     - А тебе не кажется, что это - обыкновеннейшее мародерство? Вы готовы
тянуть в дом всякое барахло, потому что вам это нужно. А вот Лина -  живой
человек - вас не интересует, она вам не нужна! Меня же вы не вышвырнули  с
вашего острова только потому, что я - полезная вещь. Ну да, без  меня  вам
было бы труднее, не так ли? Свой хлеб я всегда отработаю.  Ну  там  дровец
нарубить, огород вскопать, воды принести, дверь починить...  А  в  награду
можно меня и приласкать - чтоб сильнее старался!
     У Марты задрожали губы.
     - Ты... ты... знаешь, кто ты такой?
     - К сожалению, знаю. Во-первых, ваша рабочая сила. Во-вторых, муж для
тебя, продолжатель вашего рода.  Я  просто  прекрасно  вписываюсь  в  вашу
жизненную схему, так сказать, островную модель.  А  вот  Лина  -  нет,  не
вписывается. Ей нет здесь места. Поэтому вы и объявили ей войну...


     Домой  вернулись  в  сумерки.  Рэм  нес  на  руках  тоненькое,  почти
невесомое тело. Коротко остриженные льняные  волосы,  красное  в  клеточку
платье... Голова девочки запрокинулась, и видно было,  как  в  ямке  между
ключиц пульсирует голубая жилка. Жива...
     Марта не видела ее тут раньше. Наверное, в гости на лето приехала. Из
города. Неужели она хотела добраться домой? И покинула по своей  воле  тот
зеленый островок, на котором застала ее беда?
     -  Кого  это  вы  притащили?  -  буркнул  старик,  остро   поглядывая
исподлобья.
     - Не видишь, что ли? - устало ответила Марта.
     Рэм не отходил от девочки. Она все время молчала,  иногда  раскрывала
глаза и, моргая длинными ресницами, обводила комнату взглядом,  в  котором
застыло грустное удивление. Губы ее слабо шевелились, словно хотели что-то
произнести.
     - Как зовут тебя, доченька? - спросил Рэм, осторожно кладя ладонь  на
ее прохладный лоб.
     - Ли-на, - долетел едва слышный шепот.
     - Помоги мне, - прозвучал у него за спиной голос Марты. -  Я  согрела
воду, хочу ее вымыть. Сегодня  ей  нельзя  давать  ничего,  кроме  молока.
Неизвестно, когда она ела последний раз. Я скажу отцу, он посидит с нею.
     Рэма страшно изумило то, что всегда молчаливый и хмурый старик  начал
причитать над Линой, называть ее крошечкой  и  голубонькой.  Когда  они  с
Мартой внесли ведра, полные горячей  и  холодной  воды,  старик  торопливо
вышел, словно испугался, что его застанут  растроганным.  Со  двора  опять
понеслось его ворчанье, -  все  громче.  Видимо,  после  долгого  молчания
старику трудно было сдержаться.
     Лину выкупали и напоили теплым молоком, после чего она задремала. Рэм
на цыпочках вышел из комнаты. Дверь за  ним  закрылась  беззвучно,  но  он
уловил какой-то неясный шорох и еще раз заглянул в комнату.
     - Где... я? - донеслось из темноты. - Кто... вы?
     - Тебе нельзя сейчас разговаривать, - Рэм избегал прямого  ответа.  -
Ты долго болела, теперь тебе нужно набраться сил. Вот окрепнешь немножко -
и тогда спрашивай сколько хочешь, ладно?
     - Так я... болела? - в ее голосе Рэму почудился  скрытый  укор.  -  А
мама знает... где я?
     - Мы найдем ее, - только и смог ответить Рэм и поторопился  выйти  на
шепот Марты:
     - Не трогай ты ее, пусть спит. Идем ужинать.
     - Спокойной ночи, Лина.
     Девочка не ответила, - да он и не ждал ответа. Марта появилась  очень
кстати. Что мог он сказать этому ребенку?
     Стол был накрыт на двоих. Марта пристроила свечку на подоконнике.
     - А где ж отец? - спросил Рэм.
     - Он нас не дожидался, поел уже.  Кажется,  разыскал-таки  бутылочку,
как я ни прятала... Теперь завелся, нескоро остановится.
     - Хоть услышу наконец, какой у него голос, - попытался шутить Рэм.
     - Ой, надоест еще, - Марта пренебрежительно поджала  пухлые  губы.  -
Это он так долго из-за тебя молчал. А теперь освоился...
     - Да в нем Цицерон  погиб,  -  засмеялся  Рэм,  стараясь  развеселить
Марту. - Во декламирует!
     Она не приняла шутливого тона и как-то обреченно вздохнула:
     - Начинается...
     Голос за окном звучал то вдохновенно, то гневно, полнился  иронией  и
трагизмом, сплетал в  один  клубок  страшные  проклятия  и  нежные  слова,
ласковые имена и грязную брань. Отец Марты  оплакивал  гибель  мира,  крыл
свою бывшую супругу, мужа Марты и его родичей. Муж  Марты  повинен  был  в
том, что оказался никудышным хозяином, мать  Марты  тем  провинилась,  что
дочь в нее удалась, такая же безголовая: зачем отпустила маленького в  лес
с этим болваном? Даже сочувствие к Лине, так  поразившее  Рэма,  сменилось
злобой: почему она спаслась, чужая девчонка, а не его внук?
     Рэм еще не сталкивался с такими  уродливыми  проявлениями  горя,  ему
было одновременно и жаль старика, и гадко. Наконец он не выдержал и сделал
шаг к двери, но Марта преградила ему дорогу.
     - Не трогай его! - умоляюще зашептала она. - А то он  начнет  бранить
нас с тобой, а я... я так устала... я не выдержу...
     Ладонь Марты легла ему на плечо, и он замер, не решаясь шевельнуться,
чувствуя, как тепло ее руки переливается в  его  тело.  Свечка  замерцала,
догорая, пугливые тени запрыгали по стене.
     Выкрики старика долетали  уже  не  так  отчетливо,  наверное,  отошел
дальше от окна. Но еще можно было разобрать, как он клеймит  ученых  -  от
них все беды! Громкие выпады против науки все чаще прерывались  полусонным
бормотанием. Потом звякнула кружка о ведро, стоявшее на скамейке, -  после
приступа красноречия деду захотелось пить.  Скрипнула  дверь,  послышались
тяжелые шаги: старик побрел в свою комнату. Щелкнул замок. Марта осторожно
убрала руку с плеча Рэма.
     - Он всегда был такой? - шепотом спросил Рэм, чтобы не молчать.
     - Еще хуже. Сейчас постарел, хоть рукам  воли  не  дает,  знает,  что
теперь-то со мной не справится. А раньше... всем  доставалось.  Поэтому  и
мама бросила его. Не выдержала...
     - А ты?
     - А что я? Куда мне было деваться?  Сестры  разъехались,  с  мужниной
родней не сошлась...  Надо  ж  было  где-то  жить.  А  тут  все-таки  дом,
хозяйство.
     Она оглянулась на темное окно.
     - Ночь уже...
     - Я пойду, Марта. Добрых снов...
     - Не уходи, - голос Марты дрогнул. - Мне страшно...
     Легкие пальцы коснулись щеки Рэма. Он порывисто обнял  ее  и  спрятал
лицо в темных волосах.
     Будто большая ночная птица раскинула  сильные  крылья  и  вылетела  в
раскрытое окно, унося с собою все печали. И сразу стало легче  Дышать.  Со
двора  потекла  в  комнату  ночная  прохлада  и  аромат  маттиолы.   Марта
прерывисто вздохнула  и  тряхнула  головой,  отгоняя  последние  призраки.
Волосы ее пахли дождей, позабытым вольным ливнем.


     - Что ты несешь? При  чем  тут  война?  На  войне  убивают.  А  я  не
собираюсь никого убивать. Я и оружия-то в руках сроду не держала.
     -  Оружие  разное  бывает.  Твое  -  равнодушие.  Оно  тоже  убивает.
Равнодушие к чужой боли,  чужому  горю,  нетерпимость  ко  всему,  что  не
укладывается в твои представления о жизни, к тому, кто  чужой,  не  такой,
как ты и твой отец... Лина чужая, потому что  не  такая.  -  Рэм  старался
говорить ровно, спокойно, словно объясняя очевидное. - Ты  уничтожаешь  не
только Лину. Ты убиваешь и будущих ее детей. Ведь девочка, если мы выживем
в этом аду, вырастет и сможет родить детей. Что если им предстоит заселять
нашу землю снова?...
     - А где ж ты, миленький, собираешься искать ей жениха? - Глаза  Марты
сделались колючими. - Небось, сам ждешь-не дождешься, пока она  подрастет?
Рыцарь-избавитель... Ну  да,  девочки  быстро  растут,  я  это  знаю.  Еще
год-другой, и тогда... Ты просто меня не любишь! - она снова сорвалась  на
крик.
     - Неправда, Марта. Мне больше некого любить в  этом  сожженном  мире.
Именно потому я хотел уберечь себя от страшной ошибки, ведь ты...
     - Ошибка - это оставить ее здесь! Пусть убирается вон! Немедленно!
     - Пока я здесь, ты не посмеешь.
     - Пока ты здесь? - с нажимом сказала Марта. - Пока ты здесь?  А  куда
же ты денешься?


     За что, ну за что же?
     За что они меня невзлюбили?
     За что ненавидят?
     Когда же это началось? Когда я  рассказала  Марте,  почему  оказалась
недалеко от их дома? Она тогда поглядела на  меня,  как  на  ненормальную:
"Лилии? Какие лилии? Там давно  одна  тина  да  жабы  квакают".  Наверное,
девчонки меня и вправду разыграли, а я,  как  маленькая,  побежала  в  лес
искать это озерцо... Я никогда не видела водяных лилий... Даже тете ничего
не сказала - убежала. Мама расстраивалась, что я такая доверчивая. Она мне
говорила: "Учись отличать ложь от правды, добро от зла, доченька,  ты  уже
большая". Теперь никто не скажет мне: доченька. Рэм однажды так сказал - и
все. Не хочет сердить Марту. А Марта меня даже по имени не называет, будто
его у меня и нет... Она к собаке и то добрее.
     Я их боюсь. У меня руки и ноги деревянными становятся, когда Марта на
меня смотрит. Глаза у нее  такие  недобрые.  Что  ж  она  меня  сперва  по
головке-то гладила? Зачем? А старик меня просто обходит, как пустое место.
Чужая... Всем я тут чужая. Так Марта сказала.
     Зачем только они нашли меня!.. Я их не просила... Да  я  и  не  помню
даже, как к ним попала!
     В селе все дома сделались одинаково черные, без окон, без  дверей.  Я
не смогла узнать наш дом. Только об одном и думала - добраться до  города.
Там мама... И я шла, шла... Пока не упала. А потом я была уже тут, у них.
     Они так на меня смотрят, будто это я во всем виновата. Я чувствую  их
злость. Она меня давит и душит... хуже, чем красный туман. Рэм  говорил  -
яд, химическое оружие. А мне иногда кажется, что это  их  ненависть  такая
черная и скользкая, как черная смола. Это  она  взорвалась  и  все  вокруг
уничтожила... Может, потому их и не задело?
     Никого, никого они не любят. Не зря же поселились подальше  от  всех.
Только для себя стараются, только чтоб им было хорошо. Марта  хитрая.  Она
вроде жалуется на отца, а вроде и хвалится им: вот он у меня какой, никому
спуску не даст! А Рэм... Он добрый, он  заступался  за  меня,  я  слышала.
Только они все равно по-своему сделают. Они уговорят его, а  не  уговорят,
так заставят. Марта сумеет. Она красивая. Я же видела, как он  смотрит  на
нее...
     Что ж делать? Что мне теперь делать? Просить, плакать,  не  выгоняйте
меня, оставьте, я для  вас  все  сделаю?  Не  оставят.  А  мама  говорила:
"Никогда не унижай других и сама не унижайся". Нет, не буду  я  унижаться.
Не стану их просить. И ждать не стану, пока  в  спину  вытолкают.  Я  сама
уйду. Главное - идти и не оглядываться. А то станет  страшно:  позади  все
зеленое, а впереди - черное...
     Я пойду в город. Я должна дойти! Я уже поправилась, я теперь смогу...
А если и вправду там есть кто живой? Что, если и мама жива? Я найду ее.  Я
буду идти, пока не встречу людей...
     Почему они не могут мне простить, что я живая? Что по их земле  хожу,
хлеб их ем? Черная смола убивает быстро, а они... Если во всем мире сейчас
только они остались... Как мне тогда жить? Лучше уйти от них навсегда... в
черную пустыню...
     За что, ну за что?
     Вот и граница. Теперь надо ступить на  черную  смолу  и  идти,  идти,
идти... Только бы не оглянуться! Не оглянуться!
     Хорошо, что они не видят, как я плачу...


     Скрипнули двери - на пороге стоял старик.
     - Да хватит вам ругаться, - сказал чуть, ли не добродушно. -  Нет  ее
уже. Было бы о чем говорить.
     - Как - нет? - вздрогнул Рэм.
     - А так, нет - и все. Вы тут такой шум подняли -  мертвый  проснется.
Она слушала, слушала - да и ушла. Видно, сама поняла...
     - Ушла... - с облегчением выдохнула Марта.
     - И что ты думаешь, такая упрямая, слова даже не сказала. Зыркнула на
меня волчонком, подхватилась  и  побежала.  Ну,  оно  и  лучше.  -  Старик
уставился холодными водянистыми глазами на Рэма: - Ты, парень, не  вздумай
догонять. Тут ей все одно не жить, пока я в доме хозяин. В случае чего,  у
меня и винтовка есть. Охотничья. Старенькая, но  в  порядке.  Так  что  не
горячись. У тебя ж голова на плечах варит, я понял. Мы с тобой поладим. Ты
и сообразительный, и руки откуда надо растут, - глаза старика потеплели. -
Мне жить немного уже, на тебя оставлю и дочку, и хозяйство...
     - Спасибо за честь. Только не по мне она, - Рэм изо всех  сил  дернул
дверь, которую старик предусмотрительно запер на крючок. Петля вылетела, и
дверь распахнулась.
     - Ты чего? Ты куда? - взвилась Марта.  -  Неужто  за  этой  девчонкой
побежишь? Безумный, ты ж пропадешь!
     - Я тут пропадаю. Каждый день, каждую минуту!
     Марта беспомощно оглянулась, ища поддержки, но старик куда-то исчез.
     - Не пущу! - заголосила, вцепившись в руки поэма. -
     В ответ он засмеялся тихим, странным смехом. Мар