бы она слушать мои объяснения, поняла бы, что черного великана
нужно спасти? Ради того, чтобы во Вселенной произошло на одну трагедию
меньше. Ради того, чтобы в реке крови из древних шотландских легенд
оказалось на одну каплю меньше. Остановить наконец эту фантасмагорию,
нелепую и жуткую пародию на "космическую оперу". Пусть уходит восвояси -
наилучший выход..."
 Он уложил Эвридику рядом с Ясенем, тихо сказал:
 - Прости...
 И махнул рукой:
 - Залезай!
 Черный великан осторожно забрался в кузов и сел на пол, касаясь головой
потолка. Полковник включил мотор.
 "Хочешь, я помогу тебе _у_в_и_д_е_т_ь_?"
 И Полковник словно оказался в нескольких местах сразу.
 Он вел машину в рассвет.
 Он видел белокрылый лайнер, идущий на посадку, и женщину со светлыми
волосами, в светлом плаще, нетерпеливо смотревшую в иллюминатор на
буро-зеленую, рассеченную тоненькими полосками дорог землю, и знал, о чем
она думает - что ошибалась тогда, что напрасно мучила его и себя.
 Он увидел откуда-то сверху стайки мотоциклистов, целеустремленных,
затянутых в кожу, с автоматами - они разъезжались из пункта сбора, и на
руле каждого мотоцикла чернел сетчатый овал тэта-радара. Он увидел
броневики. Он увидел Генерала, курившего трубку в салоне длинной серой
машины, окруженной теми же мотоциклистами.
 Он знал и понимал, что кольцо сжимается, что шансов почти нет, что в него
непременно будут стрелять. Шевельнулось даже желание бросить все к черту -
ведь белокрылый лайнер уже гасил скорость на посадочной полосе.
 Он отогнал эти мысли и прибавил газу. Потом сделал нечто удивившее его
самого. Включил мощную рацию на передачу и, торопясь, стал рассказывать обо
всем, что произошло, - так, как рассказывал бы ей, светловолосой, в светлом
плаще, не скрывая своих сомнений, своей растерянности и того, что считал
уже Генерала своим противником и ненавидел его теперь, что единственный
выход, какой он видит, - отправить нежеланного гостя восвояси. Его
наверняка слышали очень-очень многие.
 ...Отсюда, со скалы, местность великолепно просматривалась на несколько
километров - извивавшаяся среди леса дорога, распадки, горы. Машину он
оставил внизу, в укромном месте, а заметить его самого снизу было
невозможно, если не искать специально. Но не было никаких признаков облавы
- видимо, решили, что после гибели "Миража" деться Ланселоту из оцепленного
района некуда и им можно будет заняться попозже, в спокойной обстановке.
Тем более, что теперь его знали в лицо.
 Ланселот снял пломбы с третьего футляра, похожего на тот, в каком
музыканты носят саксофоны. Достал толстый цилиндр с литой стеклянной
рукояткой, прикрепил к нему оптический прицел. Действие лучемета он
наблюдал на полигоне, так что хорошо представлял себе страшную силу этой
штуки. Итак, хоть что-то напоминающее старинные фильмы о космических
баталиях - там эти игрушки болтались на поясе каждого уважающего себя
звездного пирата, не говоря уж о галактических шерифах и странствующих
вдоль Млечного Пути рыцарях.
 Подпустить ближе и ударить лучом. За Малыша, за Леопарда, за всех, кто
погиб в течение этих суток. То, что в машине и Полковник, ничего не меняет
- он уже перестал быть человеком, стал инструментом этого чудовища,
орудием, пешкой. Нажать кнопку и смотреть, как разлетится, разбрызнется
снопом раскаленных осколков сине-черный фургон...
 И все же что-то надоедливо путало весь расклад, сбивало мысли с торной
дороги, беспокоило - то ли инопланетянин, неизвестно зачем ехавший в
фургоне, то ли вся эта история, этот залетный гость, чересчур непонятный,
чтобы ненавидеть его по-настоящему, слишком нелепый и беспомощный, чтобы
стать мало-мальски серьезной угрозой для человечества, и такой чужой, что
его следовало попытаться понять, не нужный никому, может быть, и самому
себе...
 Чем мы в таком случае отличаемся от древних, из трусливой предосторожности
убивавших любого чужеземца, подумал Ланселот. Правда, он убивает нас. Но
сознает ли он, что совершает преступление? Есть ли хоть какая-то,
одна-единственная, точка соприкосновения наших и его этики и морали, или
они так и останутся параллельными прямыми? Он виноват - и не виноват ни в
чем. Как и мы в своих действиях по отношению к нему. Просто-напросто ничего
подобного прежде не случалось, и мы исходим из привычных земных аксиом -
око за око, зуб за зуб, если есть жертвы, обязательно должны отыскаться и
виновные... А если их нет?
 И тут заработала автонастройка - он услышал передачу, которую вел
Полковник. Ланселот вывел верньер на максимум, слушал, и ему казалось, что
он слышит эхо своих мыслей, рассуждений и сомнений. Со скороспелой
гипотезой о слепом исполнителе воли "мобиля", кажется, следовало
расстаться. Там, в фургоне, был человек, полностью сохранивший рассудок и
волю. И этот человек был прав. Птица в муравейнике. Контакт без контакта.
Бесконечно жаль, что нам выпал именно этот вариант, что именно с этой
страницы пришлось читать книгу, но что случилось, то и случилось, и нужно
оборвать фантасмагорию, не громоздить нелепость на нелепость. Пусть уходит
- иного выхода нет. Иначе нам грозит опасность уподобиться древнему царю,
высекшему кнутами то ли реку, то ли океан. Тем двоим в фургоне нужно помочь
- и ради них самих, и ради неких истин, что еще не открыты нами, но их
приближение все же смутно ощущается. Дверь в большой космос распахнулась на
минуту, и не стоит сводить это событие к примитивной драке с лазером в роли
каменного топора. Кто знает, что мы приобретаем, дав ему уйти? По крайне
мере, мы ничего больше не теряем, а это кое-что да значит...
 Внизу по дороге мчался сине-черный фургон, и следом - настигающая его
полицейская машина. Ланселот торопливо надел темные очки, левой ладонью
охватил запястье правой, вытянул руки и поднял лучемет на уровень глаз.
Нажал кнопку, досчитал до трех и отпустил. Мотнув головой, сбросил очки.
Перед глазами плавали все же радужные пятна.
 Дорогу перегородила глубокая оплавленная канава, из нее валил дым и пар.
Машина косо стояла поперек дороги метрах в десяти от канавы. Вряд ли они
скоро придут в себя - ослеплены вспышкой и ошеломлены. Но остаются другие
группы, другие патрули...
 Спотыкаясь, падая, съезжая по осыпям, раздирая в кровь бока и спину,
Ланселот как только мог быстро спускался к тому месту, где оставил машину.
 ...Мотоциклисты появились из сизого рассветного тумана, словно призраки
Дикой Охоты. Их было двое, они остановились, разомкнулись и вскинули
коротенькие автоматы, но фургон уже пролетел меж ними, как метко пущенный в
ворота футбольный мяч. Полковник окончательно смирился с мыслью, что
охотятся уже и на него, что и он стал чужим.



- Дай вам сил, ох, дан вам сил, конногвардейцы,


сторожить нас в это утро под дождем... - пробормотал он сквозь зубы. Он
выжимал из машины все, на что она была способна, он больше не терзался
сомнениями, знал, что успел прыгнуть в свой поезд и мчится в нем,
неизвестно только, удастся ли сойти на своей станции, но главное сделано -
он в своем поезде...
 Снова мотоциклисты. Пули высекли искры из лобового бронестекла. Полковник
два раза выстрелил левой, и в передних колесах обоих мотоциклов жалобно
зашипел уходящий из камер воздух.
 ...Ланселот мчался бок о бок с полицейской машиной той же марки, что и
угнанная им. Четверо в ней смотрели недоуменно и зло, делали энергичные
жесты, означавшие только одно - приказ убраться с дороги, смыться с глаз.
Двое держали наготове автоматы, но ни один ствол не повернулся пока в его
сторону. Далеко впереди мчался сине-черный фургон.
 Тот, что сидел рядом с шофером, наклонился к рации и внимательно слушал,
настороженно косясь на Ланселота, словно опасался, что тот может
подслушать. Вдруг его лицо стало жестким и хмурым, он что-то коротко
приказал, и полицейский на заднем сиденье навел на Ланселота автомат.
Должно быть, им кое-что рассказали о нем, но отвлекаться на попытку его
задержать они не могли, продолжая махать руками - с дороги, иначе стреляем!
 Ланселот положил лучемет на сгиб левой руки, державшей руль. Они, без
сомнения, прекрасно знали, что это за штука - страшно побледнели, но шофер
не свернул. Ланселот не мог их не уважать. К тому же, они не стреляли.
 Он не мог нажать кнопку, но следовало что-то делать - прямой участок
дороги скоро кончится. Швырнув лучемет на сиденье, Ланселот вцепился в
руль. Он не хотел их убивать, а они упорно не желали затормозить, приказ
гнал их вслед за фургоном. Скрежет и треск раздираемого металла, визжали
тормоза, водитель полицейской машины был явно не из новичков и не из трусов
и сопротивлялся как мог, искусно маневрируя; хрустнуло и разлетелось
боковое стекло, и Ланселот с облегчением увидел в зеркальце, что
полицейская машина вылетела на обочину, но не опрокинулась, упершись смятым
бампером в облицованную яркой декоративной плиткой насыпь.
 Но и его машину занесло, и она стала биться о бетонные столбики.
 - ...Все. То самое место.
 Полковник развернул фургон, нажал кнопку, поднимавшую заднюю дверь. Черное
колесо с четырьмя толстыми спицами покатилось к лесу, туда, где Он,
тоскующий, измученный непонятный болью, коснулся Земли сутки назад.
Полковник дернул чеку, бросил гранату на сиденье и побежал прочь, бормоча:
"Вот вам и пулеметы..." Взрыв толкнул его в спину тугой и горячей воздушной
волной.
 Желто-черное пламя перегородило дорогу, дым косой широкой лентой уходил в
небо, колесо катилось и катилось. Полковник услышал шум моторов и побежал
туда, на бегу выдергивая из кобуры кольт.
 Мотоциклисты вылетели на взгорок, промчались по бездорожью, затормозили,
взрывая дерн колесами, и передний вскинул автомат. Полковник выстрелил - в
руку. Не промазал. Побежал к ним, махая рукой, крича что-то непонятное ему
самому. Синяя трассирующая строчка брызнула ему навстречу, ноги
подогнулись, в груди засело острое и горячее, и он, падая, увидел, как
медленно распухает облако пыли, окутавшее стоящий у деревьев черный конус.
Выстрел. И новая струйка трассирующих пуль в ответ. И свист, вой,
ослепительный клубок огня, вертикально унесшийся в синее-синее, как ее
глаза, небо.
 Упираясь кулаками в бетон. Полковник попытался рывком встать, потому что
женщина в светлом плаще уже десятый раз набирала номер, стоя в стерильной
безличности зала ожидания, а в ответ ей упрямо пищали длинные гудки - тире,
тире, тире... Словно трассирующая очередь.
 Но руки не держали, и он уткнулся щекой в холодную твердую бетонку. Она
будет плакать, когда узнает, подумал Полковник, полной грудью вдыхая сквозь
боль горьковатые запахи осени, но она все поймет. Перед глазами встало
мрачное шотландское ущелье, по дну которого текла темно-красная река -
человеческая кровь, пролитая во всех войнах, зловещая река, только Томас из
Эрсилдуна, бард и предсказатель, сумел с помощью королевы фей пересечь ее,
а потом и вернуться назад, и юное лицо королевы фей, она улыбалась
Полковнику, порхающе вокруг золотистые искорки сгустились, заслонили все,
ослепили, оглушили, обволокли...
 Длинная серая машина косо встала поперек шоссе, мотоциклист распахнул
дверцу, и Генерал грузно выбрался наружу. Сзади полукругом стояли притихшие
офицеры, неподалеку чадили догорающие обломки фургона, над лесом из сизого
туманного марева вставало отливающее золотым и розовым солнце.
 Генерал смотрел на мертвого Полковника, выбросившего руки вперед так,
словно он хотел заслонить что-то и не успел. Потом перевел взгляд к лесу,
на выжженный круг, черневший возле самых деревьев. За его спиной осторожно
переступали с ноги на ногу оперативники, бесстрастно стоял Икар.
 - Нужно позвонить, - сказал он глухо. - Как полагается...
 - У него же никого нет, Генерал, - сказал адъютант. - Нам просто некуда
звонить.
 - А как по-вашему, хорошо это или плохо?
 Адъютант растерянно молчал. Он хотел пожать плечами, но вовремя
спохватился - Генерал не выносил таких жестов.
 Дребезжа дверцей, подъехала полицейская машина - с выбитыми стеклами,
помятая, словно по ней долго и упорно колотила кувалдами орава спятивших
луддитов. Человек, вылезший из нее, тоже выглядел так, словно его
пропустили через какую-то шалую мясорубку - в мятой и рваной одежде, в пыли
и подсохшей крови из многочисленных ссадин. Все смотрели на него, а он шел
к ним хромая, потом остановился и посмотрел Генералу в лицо. Глаза у него
были синие, с дерзкой сумасшедшинкой.
 - Ну что же, Генерал, - сказал Ланселот. - Как в глупом старинном фильме,
право слово, - злодей и шериф медленно идут навстречу друг другу... Только
какие из нас с вами ковбои? Одна видимость...
 Генерал внимательно посмотрел на него, профессионально представив себе это
лицо с аккуратной прической, без крови и грязи, перебрал в памяти пачку
фотографий из досье, куда поступали материалы на вызывавших подозрения
"внешних агентов". Спросил сухо:
 - "Крыша" - научный обогреватель "Европейского еженедельника"?
 - Да, - сказал Ланселот. - Резидент Совета Безопасности. Или, переводя на
ваш жаргон, руководитель шпионской сети в вашей суверенной державе.
 - Вы считаете, что такое определение вам не подходит?
 - У меня нет намерения дискутировать на эту тему, - сказал Ланселот. -
Можете называть меня как угодно, коли уж вы уверены, что вся планета идет
не в ногу и постоянно лелеет черные замыслы касательно вас... Я
просто-напросто хочу посмотреть вам в глаза и узнать, каково это -
чувствовать себя спасителем человечества. Интересно, каково?