одкой, перья черно-желты,
И нагрудник красный шит.
Черно-желтый, до чего щегол ты,
До чего ты щегловит!
Подивлюсь на мир еще немного,
На детей и на снега,
Но улыбка неподдельна, как дорога,
Непослушна, не слуга.
         1936, Bоронеж

          ***

Мой щегол, я голову закину,
Поглядим на мир вдвоем.
Зимний день, колючий, как мякина,
Так ли жестк в зрачке твоем?
Хвостик лодкой, перья черно-желты,
Ниже клюва в краску влит,
Сознаешь ли, до чего щегол ты,
До чего ты щегловит?
Что за воздух у него в надлобье -
Черн и красен, желт и бел!
В обе стороны он в оба смотрит - в обе! -
Не посмотрит - улетел!
          9-27 декабря 1936, Воронеж

          ***

Когда щегол в воздушной сдобе
Вдруг затрясется, щегловит,
Ученый плащик перчит злоба,
А чепчик черным красовит.
Клевещет жердочка и планка,
Клевещет клетка сотней спиц -
И все на свете наизнанку,
И есть лесная саламанка
Для непослушных умных птиц.
          Зима 1936, Воронеж

                             77

        Рождение улыбки
        ***************

Когда заулыбается дитя
С развилинкой и горести и сласти,
Концы его улыбки, не шутя,
Уходят в океанское безвластье.

Ему невыразимо хорошо,
Углами губ оно играет в славе -
И радужный уже строчится шов
Для бесконечного познанья яви.

На лапы из воды поднялся материк -
Улитки рта наплыв и приближенье -
И бьет в глаза один атлантов миг:
Явленья явного в число чудес вселенье.

И цвет и вкус пространство потеряло,
Хребтом и аркою поднялся материк,
Улитка выползла, улыбка просияла,
Как два конца их радуга связала,
И в оба глаза бьет атлантов миг.
      9 декабря 1936 - 11 января 1937,Воронеж

   ***
Вехи дальние обоза
Сквозь стекло особняка.
От тепла и от мороза
Близкой кажется река.
И какой там лес, - еловый? -
Не еловый, а лиловый,
И какая там береза,
Не скажу наверняка, -
Лишь чернил воздушных проза
Неразборчива, легка...
              26 декабря 1936

        ***

Эта область в темноводье -
Хляби хлеба, гроз ведро,
Не дворянское угодье -
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок,
Он на Африку похож.
Дайте свет, - прозрачных лунок
На фанере не сочтешь...
Анна, россошь и гремячье, -
Я твержу их имена.
Белизна снегов гагачья
Из вагонного окна.

Я кружил в полях совхозных,
Полон воздуха был рот,

                             78

Солнц подсолнечника грозных
Прямо в очи оборот.
Bъехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел цны - реки обычной -
Белый, белый, бел-покров.
Трудодень страны знакомой

Я запомнил навсегда,
Воробьевского райкома
Не забуду никогда.
Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова.
Шутишь - родина щегла!
Только города немного
В гололедицу обзор,
Только чайника ночного
Сам с собою разговор...
B гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Да украинская мова
Их растянутых гудков.
       23-29 декабря 1936

          ***

Как подарок запоздалый
Ощутима мной зима,
Я люблю ее сначала
Неуверенный размах.
Хороша она испугом,
Как начало грозных дел.
Перед всем безлесным кругом
Даже ворон оробел.
Но сильней всего непрочно-
Bыпуклых голубизна,
Полукруглый лед височный
Речек, бающих без сна...
         29-30 декабря 1936

          ***

Я около Кольцова,
Как сокол закольцован,
И нет ко мне гонца,
И дом мой без крыльца.
К ноге моей привязан
Сосновый синий бор,
Как вестник, без указа
Распахнут кругозор.
B степи кочуют кочки -
И все идут, идут
Ночлеги, ночи, ночки -
Как бы слепых везут...
        1 (9) января 1937, Воронеж

                             79

          ***

Дрожжи мира дорогие -
Звуки, слезы и труды -
Словно вмятины, впервые
Певчей полные воды,
Подкопытные наперстки -
Бега сжатого следы -
Раздают не по разверстке:
На столетья - без слюды.

Брыжжет в зеркальцах дорога -
Утомленные следы
Постоят еще немного
Без покрова, без слюды.
И уже мое родное
Отлегло, как будто вкось
По нему прошло другое
И на нем отозвалось...
        12 января 1937, Воронеж

          ***

Дрожжи мира дорогие -
Звуки, слезы и труды -
Ударенья дождевые
Закипающей беды
И потери звуковые
Из какой вернуть руды?

B нищей памяти впервые
Чуешь вмятины слепые,
Медной полные воды -
И идешь за ними следом,
Сам себе не мил, неведом -
И слепой и поводырь.
     12-18 января 1937, Воронеж

          ***

Влез бесенок в мокрой шерстке -
Ну, куда ему? Куды? -
B подкопытные наперстки,
В торопливые следы -
По копейкам воздух версткий
Обирает с слободы.

Брыжжет в зеркальцах дорога -
Торопливые следы
Постоят еще немного
Без покрова, без слюды.
Колесо брюзжит отлого -
Отлегло - и полбеды!

                             80

Скушно мне - мое прямое
Дело тараторит вкось:
По нему прошло другое,
Надсмеялось, сбило ось!
       12-18 января 1937, Воронеж

          ***

О, этот медленный одышливый простор -
Я им пресыщен до отказа! -
И отдышавшийся распахнут кругозор -
Повязку бы на оба глаза!
Уж лучше б вынес я песка слоистый нрав
На берегах зубчатых Камы,
Я б удержал ее застенчивый рукав,
Ее круги, края и ямы.
Я б с ней сработался - на век, на миг один -
Стремнин осадистых завистник -
Я б слушал под корой текущих древесин
Ход кольцеванья волокнистый.
             16 января 1937, Воронеж

          ***

Слышу, слышу ранний лед,
Шелестящий под мостами,
Вспоминаю, как плывет
Светлый хмель над головами.
С черствых лестниц,с площадей
С угловатыми дворцами
Круг Флоренции своей
Алигьери пел мощней
Утомленными губами.
Так гранит зернистый тот
Тень моя грызет очами,
Видит ночью ряд колод,
Днем казавшихся домами,
Или тень баклуши бьет
И позевывает с вами,
Иль шумит среди людей,
Греясь их вином и небом,
И несладким кормит хлебом
Неотвязных лебедей.
          21 января 1937, Воронеж

                             81

          ***

Не сравнивай: живущий несравним.
С каким-то ласковым испугом
Я соглашался с равенством равнин,
И неба круг мне был недугом.

Я обращался к воздуху-слуге,
Ждал от него услуги или вести,
И собирался в путь,и плавал по дуге
Неначинающихся путешествий...

Где больше неба мне - там я бродить готов,
И ясная тоска меня не отпускает
От молодых еще,Воронежских холмов -
К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.
                  18 января 1937, Воронеж

          ***

Люблю морозное дыханье
И пара зимнего признанье:
Я - это явь, явь - это явь!

И мальчик, красный, как фонарик,
Своих салазок государик
И заправила, мчится вплавь.

И я - в размолвке с миром, с волей -
Заразе саночек мирволю
В сребристых скобках, в бахромах, -

И век бы падал векши легче,
И легче векши в мягкой речке, -
Полнеба в валенках, в ногах!
          24 января 1937, Воронеж

          ***

Где связанный и пригвожденный стон?
Где Прометей - скалы подспорье и пособье?
А коршун где  и желтоглазый гон
Его когтей, летящих  исподлобья?

Тому не быть - трагедий не вернуть,
Но эти наступающие губы,
Но эти губы вводят прямо в суть
Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.

Он - эхо и привет, он - веха, нет,- лемех...
Воздушно-каменный театр времен растущих
Встал на ноги,и все хотят увидеть всех,
Рожденных, гибельных и смерти не имущих.
            Январь, февраль 1937, Воронеж

                             82

          ***

Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок.
От замкнутых я,что ли,пьян дверей?
И хочется мычать от всех замков и скрепок.
И переулков лающих чулки,
И улиц перекошенных чуланы,
И прячутся поспешно в уголки
И выбегают из углов угланы.
И в яму, в бородавчатую темь
Скольжу к обледенелой водокачке,
И, спотыкаясь,мертвый воздух ем,
И разлетаются грачи в горячке,
А я за ними ахаю, крича
В какой-то мерзлый деревянный короб:
"Читателя! Советчика! Bрача!
На лестнице колючей разговора б!"
                январь 1937, Воронеж

          ***

Как женственное серебро горит,
Что с окисью и примесью боролось,
И тихая работа серебрит
Железный плуг и песнотворца голос.
                1937, Воронеж

          ***

Средь народного шума и спеха,
На вокзалах и пристанях
Смотрит века могучая веха
И бровей начинается взмах.
Я узнал, он узнал, ты узнала,
А теперь куда хочешь влеки -
B говорливые дебри вокзала,
В ожиданья у мощной реки.
Далеко теперь та стоянка,
Тот с водой кипяченой бак,
На цепочке кружка-жестянка
И глаза застилавший мрак.
Шла пермяцкого говора сила
Пассажирская шла борьба
И ласкала меня и сверлила
Со стены этих глаз журьба.
Много скрыто дел предстоящих
В наших летчиках и жнецах,
И в товарищах  реках и чащах,
И в товарищах городах...
Не припомнить того, что было, -
Губы жарки, слова черствы, -

                             83

Занавеску белую било,
Несся шум железной листвы.

А на деле-то было тихо -
Только шел пароход по реке.
Да за кедром цвела гречиха,
Рыба шла на речном говорке.

И к нему - в его сердцевину -
Я без пропуска в кремль вошел,
Разорвав расстояний холстину,
Головою повинной тяжел...
                Январь 1937, Воронеж

          ***

В лицо морозу я гляжу один, -
Он - никуда, я - ниоткуда,
И все утюжится, плоится без морщин
Равнины дышащее чудо.

А солнце щурится в крахмальной нищете,
Его прищур спокоен и утешен,
Десятизначные леса - почти что те...
А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.
             16 января 1937, Воронеж

          ***

Что делать нам с убитостью равнин,
С протяжным голодом их гуда?
Ведь то, что мы открытостью их мним,
Мы сами видим, засыпая,зрим, -
И все растет вопрос - куда они? Откуда?
И не ползет ли медленно по ним
Тот, о котором мы во сне кричим, -
Пространств несозданных Иуда?
        /народов будущих Иуда/.
         16 января 1937 года, Воронеж


          ***

Еще не умер ты, еще ты не один,
Покуда с нищенкой-подругой
Ты наслаждаешься величием равнин,
И мглой, и холодом, и вьюгой.

B роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен, -
Благословенны дни и ночи те,
И сладкогласный труд безгрешен.

                             84

Несчастлив тот, кого, как тень его,
Пугает лай и ветер косит,
И беден тот, кто, сам полуживой,
У тени милостыню просит.
          январь 1937, Воронеж

          ***

Как землю где-нибудь небесный камень будит, -
Упал опальный стих, не знающий отца;
Неумолимое - находка для творца -
Не может быть другим - никто его не судит.
                   20 января 1937, Воронеж

          ***

Я нынче в паутине световой, -
Черноволосой, светло-русой.
Народу нужен свет и воздух голубой,
И нужен хлеб  и снег Эльбруса.
И не с кем посоветоваться мне,
А сам найду его едва ли, -
Таких прозрачных плачущих камней
Нет ни в Крыму, ни на Урале.
Народу нужен стих таинственно-родной,
Чтоб от него он вечно просыпался
И льнянокудрою, каштановой волной -
Его звучаньем - умывался.
           19 января 1937, Воронеж

          ***

Как светотени мученик Рембрандт,
Я глубоко ушел в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Ни этим воином, что под грозою спят.
Простишь ли ты меня, великолепный брат,
И мастер, и отец черно-зеленой теми,
Но око соколиного пера
И жаркие ларцы у полночи в гареме
Смущают не к добру, смущают без добра
Мехами сумрака взволнованное племя.
                         4 февраля 1937, Воронеж

          ***

Пою, когда гортань - сыра, душа - суха,
И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье:
Здорово ли вино? Здоровы ли меха?
Здорово ли в крови Колхиды колыханье?
А грудь стесняется - без языка - тиха:
Уже не я пою - поет мое дыханье -
И в горных ножнах слух, и голова глуха...

                             85

Песнь бескорыстная сама себе хвала:
Утеха для друзей и для врагов - смола.
Песнь одноглазая, растущая из мха -
Одноголосый дар охотничьего быта,
Которую поют верхом и на верхах,
Держа дыханье вольно и открыто,
Заботясь лишь о том, чтоб честно и сердито
На свадьбу молодых доставить без греха
                  8 февраля 1937, Воронеж

          ***

Вооруженный зреньем узких ос,
Сосущих ось земную, ось земную,
Я чую все, с чем свидеться пришлось,
И вспоминаю наизусть и всуе.

И не рисую я, и не пою,
И не вожу смычком черноголосым,
Я только в жизнь впиваюсь и люблю
Завидовать могучим, хитрым осам.

О, если б и меня когда-нибудь могло
Заставить, сон и смерть минуя,
Стрекало воздуха и летнее тепло
Услышать ось земную, ось земную.
            8 февраля 1937, Воронеж

          ***

Еще он помнит башмаков износ,
Моих подметок стертое величье,
А я его,- как он разноголос,
Черноволос, с Давид-горой гранича.

Подновлены мелком или белком
Фисташковые улицы-пролазы, -
Балкон-наклон-подкова-конь-балкон,
Дубки, чинары, медленные вязы...

А букв кудрявых женственная цепь
Хмельна  для глаза в оболочке света,
А город так горазд и так уходит в крепь
И в моложавое, стареющее лето.
           7-11 февраля 1937, Воронеж

          ***

Были очи острее точимой косы -
По зегзице в зенице и по капле росы, -

И едва научились они во весь рост
Различать одинокое множество звезд.
          8 февраля 1937, Воронеж

                              86

         ***

Обороняет сон свою донскую сонь
И разворачиваются черепах маневры,
Их быстроходная взволнованная бронь
И любопытные ковры людского говора.
И в бой меня ведут понятные слова
За оборону жизни, оборону
Страны - земли, где смерть уснет, как днем сова,
Стекло москвы горит меж ребрами гранеными.
Необоримые кремлевские слова;
B них оборона обороны
И брони боевой, и бровь и голова
Вместе с ушами полюбовно собрана.
И слушает земля - другие страны - бой,
Из хорового падающий короба:
- Рабу не быть рабом, рабе не быть рабой!
И хор поет с часами рука об руку.
          13 февраля 1937, Воронеж

          ***

Как дерево и медь - Фаворского полет,
B дощатом воздухе мы с временем соседи,
И вместе нас ведет слоистый флот
Распиленных дубов и яворовой меди.
А в кольцах сердится еще смола, сочась -
Но разве сердце - лишь испуганное мясо?
Я сердцем виноват - и сердцевина - часть
До бесконечности расширенного часа.
Час насыщающий бесчисленных друзей,
Час грозных площадей с счастливыми глазами -
Я обведу еще глазами площадь всей -
Всей этой площади с ее знамен лесами.
              11 февраля 1937, Воронеж

          ***

Я в львиный ров и в крепость погружен
И опускаюсь ниже, ниже, ниже
Под этих звуков ливень дрожжевой -
Сильнее льва, мощнее пятикнижья.
Как близко, близко твой подходит зов -
До заповедей рода и первины -
Океанийских низка жемчугов
И таитянок кроткие  корзины...
Карающего пенья материк,
Густого голоса низинами надвинься!
Богатых дочерей дикарско-сладкий лик
Не стоит твоего - праматери - мизинца.
Не ограничена  еще моя пора:
И я сопровождал восторг вселенский,

                             87

Как вполголосая органная игра
Сопровождает голос женский.
            12 февраля 1937, Воронеж


      Черновые наброски во 2-й
     ****************************
        Bоронежской  тетради
      ************************


     1.

Пришла наташа. Где была?
Небось, не ела, не пила...
И чует мать, черна, как ночь:
Вином и луком пахнет дочь...

     2.

- Наташа, как писать - балда?
- Когда идут на бал, то - да.
- А полдень? - Если день, то вместе,
А если ночь, то не скажу, по чести.

     3.

О, эта Лена, эта нора,
О, эта бездна Итр...
Эфир, зефир, Элеонора -
Дух кислосладкий двух мегер.

          ***

На доске малиновой, червонной
На кону горы крутопоклонной,
Bтридорога  снегом занесенной
Высоко занесся санный, сонный
Полугород, полуберег конный,
B сбрую красных углей запряженный,
Желтою мастикой утепленный
И перегоревший в сахар жженный.
Не ищи в нем зимних масел рая,
Конькобежного фламандского уклона,
Не раскаркается здесь веселая кривая
Карличья  в ушастых шапках стая! -
И меня сравненьем не смущая,
Срежь рисунок мой, в дорогу дальнюю влюбленный,
Как сухую, но живую лапу клена
Дым уносит, на ходулях убегая.
         6 марта 1937, Воронеж

                             88

         ***

Я скажу это начерно, шепотом,
Потому, что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище -
Раздвижной и прижизненный дом.
              9 марта 1937, Воронеж

          ***

Может быть, это точка безумия,
Может быть, это совесть твоя:
Узел жизни, в котором мы узнаны
И развязаны для бытия.
Так соборы кристаллов сверхжизненных
Добросовестный луч-паучок,
Распуская на ребра, их сызнова
Собирает в единый пучок.
Чистых линий пучки благодарные
Собираемы тонким лучом,
Соберутся, сойдутся когда-нибудь,
Словно гости с открытым челом.
Только здесь, на земле, а не на небе,
Как в наполненный музыкой дом, -
Только их не спугнуть, не изранить бы -
Хорошо, если мы доживем.
То, что я говорю, мне прости.
Тихо, тихо его мне прочти.
               15 марта 1937, Воронеж

      Тайная вечеря
    ****************

Небо вечери в стену влюбилось -
Все изрублено светом рубцов -
Провалилось в нее, отразилось,
Превратилось в тринадцать голов.
Bот оно, мое небо ночное,
Пред которым как мальчик стою, -
Холодеет спина, очи ноют,
Стенобитную твердь я ловлю.
И под каждым ударом тарана
Осыпаются звезды без глаз, -
Той же вечери новые раны,
Неоконченной росписи мгла.

                             89

          ***

Заблудился я в небе, - что делать?
Тот, кому оно близко, ответь!
Легче было вам, дантовых девять
Атлетических дисков звенеть,
Задыхаться, чернеть, голубеть...

Если я не вчерашний, не зряшний,
Ты, который стоишь предо мной,
Если ты виночерпий и чашник,
Дай мне силу без пены пустой
Выпить здравье кружащейся башни, -
Рукопашной лазури шальной.

Голубятни, черноты, скворешни,
Самых синих теней образцы,
Лед весенний, лед высший, лед вешний,
Облака - обаянья борцы -
Тише: тучу ведут под уздцы!
        19 марта 1937, Воронеж


      Кувшин
      ******

Длинной жажды должник виноватый,
Мудрый сводник вина и воды -
На боках твоих пляшут козлята
И под музыку зреют плоды.

Флейты свищут, клевещут и злятся,
Что беда на твоем ободу
Черно-красном - и некому взяться
За тебя, чтоб поправить беду.
            21 марта 1937, Воронеж

          ***

Украшался отборной собачиной
Египтян государственный стыд -
Мертвецов наделял всякой всячиной
И торчит пустячком пирамид.

Ладил с готикой, жил озоруючи
И плевал на паучьи права
Наглый школьник и ангел ворующий -
Несравненный Виллон Франсуа.
             Март 1937, Воронеж

                             90

          ***

Гончарами велик остров синий -
Крит веселый. Запекся их дар
B землю звонкую. Слышишь дельфиний
Плавников их подземный удар.
Это море легко на помине
B осчастливенной обжигом глине,
И сосуда студеная власть
Раскололась на море и глаз.
Ты отдай мне мое, остров синий,
Крит летучий, отдай мне мой труд,
И сосцами текучей богини
Напои обожженный сосуд.
Это было и пелось, синея,
Много задолго до одиссея,
До того, как еду и питье
Называли "моя" и "мое".
Выздоравливай же, излучайся,
Волоокого неба звезда,
И летучая рыба-случайность,
И вода, говорящая "да".
               1937, Воронеж

          ***

О, как же я хочу,
Нечуемый никем,
Лететь вослед лучу,
Где нет меня совсем!
А ты в кругу лучись,-
Другого счастья нет,
И у звезды учись
Тому, что значит свет.
Он только тем и луч,
Он только тем и свет,
Что шепотом могуч
И лепетом согрет.
И я тебе хочу
Сказать, что я шепчу,
Что шепотом лучу
Тебя, дитя, вручу.
       27 марта 1937, Воронеж

                             91

        Стихи о неизвестном солдате.
        ****************************

(1)
Этот воздух пусть будет свидетелем -
Дальнобойное сердце его -
И в землянках всеядный и деятельный -
Океан без окна, вещество.

До чего эти звезды изветливы: