о;  с него все это так,  как с  гуся вода, -- вот  что
нестерпимо! Пойдет  к себе на квартиру и будет лежать да покуривать  трубку.
Экое противное создание!  Бывают  противные рожи, но  ведь  эдакой просто не
выдумаешь; не сочинишь хуже  этой рожи, ей-богу не сочинишь! Так вот нет же,
пойду  нарочно  ворочу его, бездельника!  Не  дам  улизнуть,  пойду  приведу
подлеца!
        "ЯВЛЕНИЕ XVIII"
     Агафья Тихоновна входит.
     Уж так, право,  бьется сердце,  что  изъяснить трудно. Везде,  куды  не
поворочусь, везде так вот и стоит  Иван Кузьмич. Точно правда, что от судьбы
никак нельзя уйти. Давича совершенно  хотела было думать о другом, но чем ни
займусь -- пробовала сматывать нитки, шила ридикуль, -- а Иван Кузьмич все так
вот и  лезет в руку. (Помолчав.)  И так вот, наконец,  ожидает меня перемена
состояния! Возьмут меня, поведут в церковь... потом оставят  одну с мужчиною
--   уф!  Дрожь  так  меня  и пробирает. Прощай,  прежняя моя  девичья  жизнь!
(Плачет.) Столько  лет  провела  в  спокойствии.  Вот жила, жила --  а теперь
приходится  выходить  замуж!  Одних забот  сколько: дети,  мальчишки,  народ
драчливый; а там и девочки пойдут; подрастут -- выдавай их замуж. Хорошо еще,
если выйдут за хороших, а если за пьяниц или за таких,  что готов сегодня же
поставить на карточку  все, что ни есть на  нем! (Начинает мало-помалу опять
рыдать.) Не удалось и повеселиться  мне девическим  состоянием,  и  двадцати
семи лет не пробыла в девках... (Переменяя голос.) Да что ж Иван Кузьмин так
долго мешкается?
        "ЯВЛЕНИЕ XIX"
     Агафья Тихоновна  и Подколесин (выталкивается  на сцену из дверей двумя
руками Кочкарева).
     Подколесин  (запинаясь).   Я  пришел  вам,  сударыня,   изъяснить  одно
дельце... Только я бы хотел прежде знать, не покажется ли оно вам странным?
     Агафья Тихоновна (потупляя глаза). Что же такое?
     Подколесин.  Нет, сударыня,  вы скажите  наперед:  не покажется  ли вам
странно?
     Агафья Тихоновна (так же). Не могу знать, что такое.
     Подколесин. По признайтесь: верно, вам покажется странным то, что я нам
скажу?
     Агафья Тихоновна.  Помилуйте, как можно, чтобы было  странно, -- от  вас
все приятно слышать.
     Подколесин. Но этого вы еще никогда не слышали.
     Агафья  Тихоновна  потупляет  еще  более  глаза;  в  это  время  входит
потихоньку Кочкарев и становится у него за плечами.
     Это вот в чем... Но пусть лучше я вам скажу когда-нибудь после.
     Агафья Тихоновна. А что же это такое?
     Подколесин. А это... Я  хотел было, признаюсь, теперь объявить вам это,
да все еще как-то сомневаюсь.
     Кочкарев (про себя, складывая руки). Господи  ты  боже мой,  что это за
человек!  Это  просто  старый  бабий  башмак,  а  не  человек,  насмешка над
человеком, сатира на человека!
     Агафья Тихоновна. Отчего же вы сомневаетесь?
     Подколесин. Да все как-то берет сомнение.
     Кочкарев (вслух). Как это глупо, как это глупо! Да вы видите, сударыня,
видите: он просит руки вашей, желает объявить, что он без вас не может жить,
существовать. Спрашивает только, согласны ли вы его осчастливить.
     Подколесин (почти испугавшись, толкает  его, произнося тихо).  Помилуй,
что ты!
     Кочкарев. Так что  ж, сударыня! Решаетесь  вы  сему смертному доставить
счастие?
     Агафья  Тихоновна.  Я никак  не  смею думать,  чтобы я могла  составить
счастие... А впрочем, я согласна.
     Кочкарев. Натурально, натурально, так бы давно. Давайте ваши руки!
     Подколесин.  Сейчас!  (Хочет  сказать  что-то  ему  на  ухо.   Кочкарев
показывает ему кулак и хмурит брови; он дает руку.)
     Кочкарев (соединяя руки).  Ну,  бог вас благословит! Согласен и одобряю
ваш союз. Брак -- это есть такое дело...  Это не то, что взял извозчика, да и
поехал   куда-нибудь;   это   обязанность  совершенно  другого   рода,   это
обязанность... Теперь  вот только мне времени нет, а после я  расскажу тебе,
что  это за обязанность. Ну, Иван Кузьмич, поцелуй  свою невесту.  Ты теперь
можешь это сделать. Ты теперь должен это сделать.
     Агафья Тихоновна потупляет глаза.
     Ничего, ничего, сударыня; это так должно, пусть поцелует.
     Подколесин. Вот, сударыня, позвольте, теперь уж позвольте. (Целует ее и
берет за руку.) Какая прекрасная ручка!  Отчего  это у вас, сударыня,  такая
прекрасная ручка?.. Да позвольте, сударыня, я  хочу, чтобы сей же  час  было
венчанье, непременно сей же час.
     Агафья Тихоновна. Как сейчас? Уж это, может быть, очень скоро.
     Подколесин. И слышать  не хочу!  Хочу  еще скорее, чтобы сию же  минуту
было венчанье.
     Кочкарев.  Браво!  хорошо! Благородный  человек!  Я,  признаюсь, всегда
ожидал от тебя много в будущем! Вы, сударыня,  в самом деле поспешите теперь
поскорее  одеться: я, сказать  правду,  послал  уже за  каретою  и  напросил
гостей. Они все теперь поехали прямо в церковь. Ведь у вас венчальное платье
готово, я знаю.
     Агафья Тихоновна. Как же, давно готово. Я в минуточку оденусь.
        "ЯВЛЕНИЕ XX"
     Кочкарев и Подколесин.
     Подколесин. Ну, брат,  благодарю!  Теперь я вижу всю твою  услугу. Отец
родной для  меня  не сделал бы того,  что ты. Вижу,  что  ты  действовал  из
дружбы.  Спасибо,  брат, век буду помнить  твою  услугу. (Тронутый.) Будущей
весною навещу непременно могилу твоего отца.
     Кочкарев. Ничего, брат, я рад сам. Ну, подойди, я тебя поцелую. (Целует
его  в одну щеку,  а потом в другую). Дай бог,  чтоб  ты прожил благополучно
(целуются), в довольстве и достатке; детей бы нажили кучу...
     Подколесин. Благодарю, брат. Именно наконец  теперь только я узнал, что
такое жизнь. Теперь  предо мною открылся совершенно новый мир, теперь я  вот
вижу, что все это движется, живет, чувствует, эдак как-то испаряется, как-то
эдак, не знаешь даже сам, что делается. А прежде я ничего этого не видел, не
понимал, то есть просто был лишенный всякого сведения человек, не рассуждал,
не углублялся и жил вот, как и всякий другой человек живет.
     Кочкарев. Рад, рад! Теперь я пойду посмотрю только,  как убрали стол; в
минуту ворочусь. (В сторону.) А шляпу все лучше на всякий случай припрятать.
(Берет и уносит шляпу с собою.)
        "ЯВЛЕНИЕ ХХI"
     Подколесин один.
     В самом  деле,  что я  был  до  сих пор? Понимал ли значение  жизни? Не
понимал, ничего  не понимал. Ну, каков был  мой холостой  век? Что я значил,
что я делал?  Жил, жил, служил, ходил в департамент, обедал, спал, -- словом,
был в свете самый  препустой и обыкновенный человек. Только  теперь  видишь,
как глупы все,  которые не женятся;  ведь если рассмотреть -- какое множество
людей находится в такой слепоте. Если бы я был где-нибудь государь, я бы дал
повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было
ни одного холостого человека!.. Право, как подумаешь: чрез несколько минут --
и уже будешь женат. Вдруг вкусишь  блаженство,  какое,  точно, бывает только
разве  в сказках, которого просто даже  не выразишь, да  и слов не  найдешь,
чтобы  выразить.  (После  некоторого  молчанья.) Однако  ж что ни говори,  а
как-то  даже  делается страшно,  как хорошенько подумаешь об  этом.  На  всю
жизнь,  на  весь  век,  как бы  то ни было,  связать себя,  и  уж  после  ни
отговорки, ни  раскаянья, ничего, ничего -- все кончено,  все сделано. Уж вот
даже и теперь назад  никак нельзя попятиться: чрез минуту и  под венец; уйти
даже нельзя  --  там  уж и карета, и все стоит в готовности. А  будто в самом
деле  нельзя уйти? Как  же, натурально  нельзя: там в дверях  и  везде стоят
люди; ну, спросят:  зачем? Нельзя, нет. А вот окно открыто;  что, если  бы и
окно? Нет, нельзя; как же, и неприлично, да и высоко. (Подходит к окну.) Ну,
еще  не так высоко: только один  фундамент, да и тот низенький. Ну нет,  как
же, со  мной даже нет картуза.  Как же без шляпы? неловко. А неужто,  однако
же, нельзя без  шляпы? А что, если бы  попробовать, а?  Попробовать, что ли?
(Становится  на  окно и, сказавши:  "Господи, благослови", --  соскакивает на
улицу; за сценой кряхтит и охает.). Ох! однако ж высоко! Эй, извозчик!
     Голос извозчика. Подавать, что ли?
     Голос Подколесина. На Канавку, возле Семеновского мосту.
     Голос извозчика. Да гривенник, без лишнего.
     Голос Подколесина. Давай! пошел!
     Слышен стук отъезжающих дрожек.
        "ЯВЛЕНИЕ ХХП"
     Агафья Тихоновна входит в венчальном платье, робко и потупив голову.
     И  сама  не знаю, что со  мною  такое! Опять  сделалось стыдно, и я вся
дрожу. Ах! если бы его хоть  на минутку на  эту пору не было в комнате, если
бы он за  чем-нибудь  вышел! (С робостью  оглядывается.) Да где  ж  это  он?
Никого нет.  Куда же  он  вышел? (Отворяет дверь в прихожую и говорит туда.)
Фекла, куда ушел Иван Кузьмич?
     Голос Феклы. Да он там.
     Агафья Тихоновна. Да где же там?
     Фекла (входя). Да ведь он тут сидел, в комнате.
     Агафья Тихоновна. Да ведь нет его, ты видишь.
     Фекла. Ну да уж из комнаты он тоже не выходил, я сидела в прихожей.
     Агафья Тихоновна. Да где же он?
     Фекла.  Я  уж  не знаю где;  не вышел  ли  на другой выход,  по  черной
лесенке, или не сидит ли в комнате Арины Пантелеймоновны?
     Агафья Тихоновна. Тетушка! тетушка!
        "ЯВЛЕНИЕ XXIII"
     Те же и Арина Пантелеймоновна.
     Арина Пантелеймоновна (разодетая). А что такое?
     Агафья Тихоновна. Иван Кузьмич у вас?
     Арина Пантелеймоновна. Нет, он тут должен быть; ко мне не заходил.
     Фекла. Ну, так и в прихожей тоже не был, ведь я сидела.
     Агафья Тихоновна. Ну, так и здесь же нет его, вы видите.
        "ЯВЛЕНИЕ XXIV"
     Те же и Кочкарев.
     Кочкарев. А что такое?
     Агафья Тихоновна. Да Ивана Кузьмича нет.
     Кочкарев. Как нет? ушел?
     Агафья Тихоновна. Нет, и не ушел даже.
     Кочкарев. Как же -- и нет, и не ушел?
     Фекла. Уж куды бы мог он деваться, я и ума не приложу. В передней я все
сидела и не сходила с места.
     Арина Пантелеймоновна. Ну, уж по черной лестнице никак не мог пройти.
     Кочкарев.  Как  же, черт  возьми?  Ведь пропасть  тоже,  не  выходя  из
комнаты,  никак  он не мог. Разве не прятался ли?.. Иван Кузьмич! где ты? не
дурачься, полно, выходи скорее! Ну что за шутки такие? в церковь давно пора!
(Заглядывает за  шкаф, искоса запускает даже глаз под стулья.) Непонятно! Но
нет,  он не мог уйти, никаким образом  не мог. Да он здесь; в той комнате  и
шляпа, я ее нарочно положил туда.
     Арина  Пантелеймоновна. Уж разве  спросить девчонку? Она  стояла все на
улице, не знает ли она как-нибудь... Дуняшка! Дуняшка!..
        "ЯВЛЕНИЕ XXV"
     Те же и Дуняшка.
     Арина Пантелеймоновна. Где Иван Кузьмич, ты не видала?
     Дуняшка. Да оне-с выпрыгнули в окошко.
     Агафья Тихоновна вскрикивает, всплеснувши руками.
     Все трое. В окошко?
     Дуняшка. Да-с, а потом, как выскочили, взяли извозчика и уехали.
     Арина Пантелеймоновна. Да ты вправду говоришь?
     Кочкарев. Врешь, не может быть!
     Дуняшка.  Ей-богу,  выскочили!  Вот и купец в  мелочной  лавочке видел.
Порядили за гривенника извозчика и уехали.
     Арина Пантелеймоновна (подступая  к Кочкареву).  Что же вы,  батюшка, в
издевку-то разве, что ли? посмеяться над нами  задумали?  на позор разве  мы
достались  вам,  что ли? Да я  шестой десяток живу,  а  такого сраму еще  не
наживала. Да я за то, батюшка, вам плюну в лицо, коли вы честный человек. Да
вы  после этого подлец, коли вы  честный человек.  Осрамить перед всем миром
девушку! Я -- мужичка, да не сделаю этого. А еще и дворянин! Видно, только на
пакости да  на мошенничества у вас хватает дворянства! (Уходит в  сердцах  и
уводит невесту.)
     Кочкарев стоит как ошеломленный.
     Фекла. Что?  А вот он  тот,  что  знает повести дело!  без свахи  умеет
заварить  свадьбу!  Да  у меня пусть  такие  и  эдакие женихи, общипанные  и
всякие, да уж таких, чтобы прыгали в окна, -- таких нет, прошу простить.
     Кочкарев. Это  вздор, это не  так,  я  побегу  к нему,  я возвращу его!
(Уходит.)
     Фекла. Да, поди ты, вороти!  Дела-то свадебного не знаешь, что ли?  Еще
если бы в двери  выбежал -- ино дело, а уж коли жених да  шмыгнул в окно -- уж
тут просто мое почтение!
         "1833-1842"