Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
д пожаловался Патрику, что тот украл у него
быка. Если правитель так говорит, ответил св. Патрик, он получит своего
быка обратно. Он сотворил крестное знамение, и разрозненные куски мяса,
некогда составлявшие быка, немедленно воссоединились. Святой дохнул быку в
рот, и тот вернулся к жизни. Вскоре Донард попросил крестить его, но перед
этим признался, что ему трудно понять доктрину Пресвятой Троицы. Патрик
сорвал былинку шамрока, иначе трилистника, и протянул ее в качестве
иллюстрации: растение с одним стеблем, но тремя равнозначными листьями. Ему
суждено было стать символом Ирландии.
11
КРОВАВО-ЗЕЛЕНЫЙ
Береника толкнула меня коленкой в коленку. По опыту она знала, что ее отец
только разогревается перед седланием любимого конька и что иллюстрированная
лекция закончится еще не скоро. Я тоже заметил, что он позабыл про своих
слушателей. Два гостя уснули, остальные трое с радостью принялись
опустошать вазу ромово-сливочных тянучек "Каллард и Баузер". Пора было
уходить.
Береника выскользнула за дверь. Через несколько минут я последовал за
ней в темный коридор. Она прижала палец к губам и взяла меня за руку. На
цыпочках мы поднялись по лестнице; подошли к порогу дядиного кабинета. Я
колебался, но Береника втолкнула меня и повернула в замке ключ. Она указала
на картину над письменным столом Селестина. На ней в полный рост была
изображена пара в средневековых одеяниях в интерьере: мужчина с ног до
головы в темном, держащий за руку женщину в зеленом. Веки у мужчины были
тяжелые, и он словно отводил глаза от зрителя. Ее глаза были скромно
опущены. Его ноздри трепетали.
Береника потянулась вверх и надавила на одну из шишек в лепнине рамы.
Раздался резкий щелчок, и вся картина повернулась, открыв встроенный в
стену тайник. Внутри была глиняная трубка, с головкой размером с наперсток,
и эмалевая изумрудно-зеленая табакерка, инкрустированная мотивом арфы и
трилистника. Береника взяла ее и открыла. На внутренней стороне крышки было
выгравировано:
Д.О.Г.
Чай из трилистника
A.M.D.G.
Вместо привычного душка травяного табака Селестина эта смесь дышала
иным фимиамом: темным, острым, горьким, густым, составленным из множества
штрихов разнообразных тонов зеленого и сепии. Береника взяла трубку и
вернула картину на место.
Он не подействует, если не смотреть на картину, сказала она. Затем
взяла щепотку, набила трубку, прикурила от спички со стола Селестина и
всасывала, пока смесь не начала тлеть. Сделав несколько затяжек, она
передала трубку мне. Я глубоко вдохнул и почувствовал, как от дыма
перехватило горло.
Береника повела глазами в сторону картины; я последовал за ее взглядом.
На долю секунды мир раздвоился; я сморгнул; картина замерцала в своей раме
и вдруг приобрела стереоскопическую глубину. Складки и изгибы зеленого
платья дамы явственно выступили на алом фоне кровати. Я почти ощущал
меховую оторочку темной, пурпурно-багряной накидки на мужчине, твердость
полей и округлость тульи его шляпы. Тут я заметил на стене, за спинами пары,
выпуклое зеркало, в котором эти спины отражались, а за ними,
телескопически выгнутые, еще две фигуры - одна в синем, другая в красном, -
застывшие на пороге комнаты, готовые войти в ее измерение.
Береника взяла меня за руку. Я почувствовал ее пульс и свой, казалось
вторивший ее сердцебиению. Я ощутил, как растекается по моим венам дым, и
подумал, что кровь у меня зеленеет, зеленый цвет вторгается в красный,
завихрениями, словно в стеклянном цилиндре шприца. Береника что-то про себя
замурлыкала - хотя я и не узнавал мелодию, это была какая-то бемольная
арабеска[9], - и под этот напев мои подошвы затрепетали от какого-то
неровного давления снизу. Лишь через секунду-другую я осознал, что мы
поднялись на пару дюймов над половицами.
Мы медленно поплыли вперед. Когда наши головы поравнялись с головами
изображенных, мы стали фигурами на картине.
12
СИНЯЯ ФИАЛКА
Теперь я могу рассматривать эти события с высоты некоторых познаний.
Литература по психотропным средствам необъятна, и я едва ли преодолел
дальние подступы к ней, но у меня есть некоторый практический опыт,
подкрепленный примерами, которые я привожу ниже.
Агиографы св. Джузеппе Купертинского писали, что в течение пяти лет он
не вкушал ни хлеба, ни вина, а травы, которыми он питался по пятницам, были
столь отвратительны на вкус, что есть их мог лишь он один. Отмечалось также,
что многие случаи левитации святого имели место в пятницу, а один
неортодоксальный авторитет уверяет, что Джузеппе был знаком с составом
снадобий, использовавшихся ведьмами для полетов - в качестве растираний или
подкожно. Цвет ингредиентов неизменно указывается как зеленый.
Одно зелье включает петрушку, листья тополя и сажу, другое - пастернак,
белладонну, лапчатку и кровь летучей мыши. Дурман вонючий, Datura
stramonium, известный также как ангельские, или чертовы, трубы, фигурирует
в некоторых рецептах в значительных количествах. Калпепер [10]рекомендует
принимать дурман вонючий при эпилепсии и конвульсиях.
В число прочих ингредиентов входят белена, аконит и аир тростниковый.
Белена - "чертов глаз", или "вонючий Роджер", - источник гиосциамина,
которым доктор Криппен отравил миссис Криппен. Она была известна Диоскориду
как "питонион"; Плиний считал ее опасным препаратом. Согласно Овидию, когда
скифские женщины сбрызгивали ею тело, у них вырастали перья. В другом месте
он повествует о том, как мертвые в Гадесе, надев венки из белены, тщетно
рыщут по мрачным окрестностям Стикса.
Аконит - "борец", "волчья отрава" или "синяя фиалка" - известен также
как "райские птички". Он замедляет сердцебиение, и некоторые принимали его
как эликсир бессмертия. Оборотней можно убить стрелами, смоченными в
аконите. Овидий рассказывает, что, когда Геркулес тащил трехголового пса
Цербера к вратам подземного мира, тот три раза лаял, и из его ртов
выступила пена; и там, где пена упала на чернозем, из нее выросли желтые
цветы. Это были акониты, из которых Медея сварила для Тесея яд.
Аир тростниковый - Acorus calamus - в Ирландии зовется "аир зеленый" и
считается дарующим ясновидение. Он же ("тростник благовонный") входит в
состав мира для священного помазания, указанный Богом Моисею; Диоскорид
свидетельствует, что его курили, подобно мать-и-мачехе, чтобы очистить
бронхиальные проходы или вызвать видения. Аир - это также "святой камыш", "
меч Михаила-архангела" и "ангелово крыло". Он относится к семейству Arum, а
стало быть, доводится родственником "зеленому дракону"; другой сородич,
Calamus draco, ост-индская пальма, открытая иезуитами, выделяет красный лак,
известный среди красильщиков как "драконья кровь".
В недалеком прошлом профессор Эрих Вольфганг Кёль, преподававший одно
время в Лёвенском университете в Бельгии, приготовил состав для левитации,
основываясь на своих исследованиях фламандского фольклора. По его указанию
коллеги втерли себе мазь в пах и подмышки. Вскоре они обнаружили, что с
огромной скоростью несутся по воздуху над погруженной в сумерки местностью,
где совершаются странные ритуалы. Некоторые впоследствии рассказывали о
бурлящих, клубящихся облаках, листьях, весьма непохожих на обычные листья,
о взлетах и падениях в пространстве вселенной.
Общей чертой всех этих показаний было ощущение, что употребленные
травы наделяют невидимостью, а также способностью летать.
13
ОРАНЖЕВЫЙ
В нарисованной комнате стоял запах апельсинов. Я чувствовал обвислую
тяжесть богатых одежд, в которые был наряжен, прохладную, влажную подкладку
массивной шляпы. Что касается дамы (то есть Береники), то ее темные волосы
стали золотыми и были скручены в рога, окруженные тонкими косичками и
схваченные изящно сплетенными красными сетками, а всю прическу покрывала
вуаль из белого гофрированного льна. Ее длинное зеленое платье было подбито
мехом, синие камчатные рукава нижней сорочки собраны на запястьях лентой
розово-золотой тесьмы.
Я повернулся к источнику апельсинового аромата. Один плод покоился на
собственном отражении в подоконнике, три других сгрудились на крышке кофра.
За окном - дерево, усыпанное вишнями, кусочек голубого неба. Судя по
наклону тени на оконном проеме, было, по-видимому, что-то около полудня в
летнюю пору. Несмотря на это, в ажурном бронзовом подсвечнике горела
одинокая свеча.
Всё страньше и страньше, сказала Береника.
Странно было и то, что перед собой мы не видели кабинета дяди
Селестина; не видно было и двух фигур, которые стояли напротив нас, если
верить зеркалу на задней стене комнаты - когда смотришь на картину. Мы
вообще ничего не видели, кроме серого, бесформенного марева.
Я попытался потрогать его рукой и испытал ощутимый электрический шок.
Серая завеса заискрилась, зажужжала и отступила, открыв перед нами
распахнутую дверь, а за ней - крутую лестницу вниз. Осторожно, поддерживая
друг друга, не привыкнув еще к языку своих новых тел, мы проплыли над
сосновыми половицами: я - в длинноносых деревянных башмаках, только что
надетых, она - в красных кожаных сабо, скрытых под длинным подолом. Мы
неловко спустились вниз и оказались во дворе ирландской фермы.
Запах нельзя было спутать ни с чем. Торфяной дым, свиньи и капуста.
Сломанный трактор притулился у стены рядом с проржавевшей бороной. Мужчина
приготовился воткнуть вилы в тюк прессованного сена, но так и застыл на
полпути. Извилистая змейка голубого дыма торчала из дымохода, словно
росчерк пера. Обездвиженный петух, запрокинув голову, стоял на одной ноге
на куче навоза.
В небе вырисовывалась синяя горная гряда, профиль которой я узнал
издалека. Мы были в Морне, во времени, очень похожем на наше, и отнюдь не
за тридевять земель от кабинета дяди Селестина. Всё, что нам оставалось, -
это найти обратную дорогу. Мы по-прежнему могли парить над землей. Крепко
взявшись за руки, мы поднялись и обнаружили, что можем лететь. В мгновение
ока мы вознеслись на сотни футов.
Отсюда всё было похоже на карту, составленную из лоскутков и кусочков -
пашни и пара, трав, посевов и целины, - искусно соединенных и
разграниченных паутиной ольстерских каменных оград. Беленые фермерские
усадьбы, опоясанные высокими стенами с запертыми воротами и стратегически
рассредоточенные по местности, а между ними - церковные шпили с
развевающимися британскими флагами. Коровы ягодными россыпями паслись на
сочной траве предгорий. Высокогорные пастбища оккупировали отары черточек-
овец.
И пока я размышлял, насколько всё внизу красиво выложено, восходящий
поток сбил нас с намеченного курса. Как отчаянно мы ни боролись, нас
неуклонно сносило в сторону гор. Неодолимо, словно магнитом, затягивало нас
в Безмолвную Долину. Мы без труда узнали ее по дядиному слайду -
классическую подковообразную форму, крутые склоны с подкладкой из водопадов
и горных ручьев, дружно устремившихся в многомильное искусственное озеро.
И когда мы проносились над ним, оловянно-свинцовая поверхность пошла
бликами, словно закипая. Мы начали терять силу. Не успели мы опомниться,
как уже падали. Еще миг - и мы врезались в стекло водной глади. Я успел
увидеть, как изящное зеленое платье Береники взмывает над ее головой. Затем
всё покрылось мраком.
14
ВОРОНОЙ
Если верить дяде Селестину, с тех самых пор, как в 1893 году водосборная
площадь Морна была приобретена "Белфастским комитетом по водоснабжению",
ходили упорные слухи, что, мол, водохранилище в Безмолвной Долине ни за что
не построить. Негласные исследования показали, что у долины нет каменного
ложа. Она - след древнего ледника и так разрыхлена карстовыми пропастями,
что никогда не сможет стать непроницаемым водным резервуаром. Пример
Колодца св. Донарда на близлежащей Слив-Донард, казалось, подкреплял эти
доводы, поскольку подразумевалось, что сквозь массив горы он соединен с
морским побережьем к югу от Ньюкасла[11], где имеет выход в Пещеру св.
Донарда.
Когда-то давным-давно двое рыбаков углубились в эту пещеру, но
повстречали святого, который предостерег их от безрассудного поступка. Они
тут же узнали его - по скульптурному образу в церкви Св. Донарда. Он
объяснил рыбакам, что они преступили границу между этим и иным миром,
поскольку пещера является его личной обителью вплоть до Судного Дня, когда
он явится вместе со св. Патриком и поведет ирландцев в рай.
В другой раз один пастух уронил в Колодец св. До-нарда свой посох;
через две недели тот плавал в озере Лох-Ней, что в сорока милях к северу.
Сходные феномены приписывались священным колодцам либо озерам и на других
горных вершинах, таких как Слеймиш в графстве Антрим и Слив-Галлион в
графстве Арма, а многие добросовестные исследователи были убеждены, что вся
Северная Ирландия пронизана сообщающимися подземными тоннелями.
Более того, заявлял Селестин, по-своему знаменателен и тот факт, что
купчая на водосборную площадь Безмолвной Долины была подписана 11 июля 1893
года, в канун празднования победы Вильгельма Оранского в битве у реки Бойн -
и в день поминовения св. Бенедикта, покровителя спелеологов и
землеустроителей.
Бенедикт родился в 480 году в древнем сабинском городке Нурсия. О его
сестре-близнеце, посвященной деве Схоластике[12], мы знаем немного; но
точно известно, что они были похоронены в одной могиле, ведь их души и
помыслы соединены были навечно. Ближе к концу века Бенедикта отправили в
Рим учиться, но беспокойная и распутная жизнь большого города заставила его
искать уединения. Он стал забираться всё выше в горы, пока не достиг
местечка, известного как Субиако, т.е. Sublacum, "Подозерье", в честь
искусственного озера, созданного Клавдием, который запрудил воды реки Анио[
13]. Там Бенедикт повстречал монаха по имени Роман, и тот наставлял его в
отшельнической жизни, снабдив одеянием из овчины и проводив к почти
недоступной пещере.
Несмотря на то что пастухи частенько принимали Бенедикта за дикого
зверя, слава о его святости и мудрости в конце концов разрослась настолько,
что его упросили спуститься из своей недосягаемой норы. Он основал
монашескую обитель в Субиако, а в 530 году переселился оттуда в Монте-
Кассино под Неаполем, где учредил величайший монастырь из всех, что когда-
либо видел свет.
Как свидетельствует его агиограф св. Григорий, житие Бенедикта
изобилует чудесами. Когда однажды ночью он встал и молился у окна, его
посетило видение, в котором всё мироздание было словно собрано в одном
солнечном луче и в такой ипостаси предстало перед его взором: для того,
кому явлен свет предвечный, все сущее есть этот свет; а стало быть, любую
точку вселенной можно увидеть из любой другой.
Эмблемой св. Бенедикту служит ворон.
15
ИРЛАНДСКАЯ РОЗА
Нашли нас с Береникой ранним утром 19 августа, в день св. Себальда
Нюрнбергского, у которого просят защиты от природных воздействий. Мы лежали
без сознания, все в зеленом иле, на насыпи Нижнего резервуара Белфастского
водохранилища, в сотне ярдов от дома дяди Селестина.
Во время расспроса, последовавшего, когда мы пришли в чувство, мы
заявили, что, почувствовав себя плохо от застольного чревоугодия, пошли к
водохранилищу подышать свежим воздухом и, застигнутые приступом тошноты,
свалились в воду. Ложью мы это не считали: поскольку, естественно, были еще
не очень уверены, куда попали, и любая байка казалась подходящей. Селестин,
разумеется, всем своим видом показывал, что верит в нашу выдумку, хотя мы
подозревали, что он знает правду.
Нас развели по домам и уложили в постель. Не знаю, как Береника, но я
несколько недель пролежал в лихорадке, не в силах различать измерения
пространства. Я лежал на спине, и потолок спальни превращался в необычайно
интересную территорию, где увеличенные выщерблины и шишки можно изучать,
словно карту. Мысленно я превращался в своего миниатюрного антипода и
бродил по этой местности, часами исследуя расселины или бесконечно долго
пересекая лунное море.
Время от времени комнату заливало янтарное свечение, словно я
разглядывал ее сквозь целлофановую обертку бутылочки "Лукозейда"[14]. Тени
от мира за окном играли на решетчатом с розами узоре обоев, превращая их в
приключенческий сериал. В изощренном сюжете каждому лепестку была отведена
своя роль. Разыгрывались великие сражения, в которых ирландцы,
закамуфлированные ползучими цветами и листьями, не всегда оказывались
проигравшей стороной.
Не могу здесь не вспомнить, что советовал Леонардо художникам.
Присмотритесь, говорил он, к стене, покрытой пятнами сырости. Вы увидите в
них подобия божественных ландшафтов, украшенных горами, руинами, камнями,
обширными долинами; и еще увидите битвы и жестоко сражающиеся странные
фигуры. Ведь такие стены сродни звону церковных колоколов, в чьих переливах
можно различить любое из существующих слов.
Порой, когда день клонился к вечеру, углы комнаты наполнялись чьим-то
невидимым присутствием; под кроватью таилось нечто, непостижимое сознанием.
В сумеречной приграничной зоне, которая еще не есть сон, я чувствовал, как
на мое тело наваливается безликая тяжесть, а кожу усеивают непомерно
плотные мурашки. Я слышал голоса.
У меня начался сомнамбулизм. Мне снилось, что я брожу среди колоннад
огромного собора, где угасает эхо органной музыки, или заблудился в городе,
мало похожем на тот, где я жил. Некоторые кварталы казались знакомыми, но
потом я понял, что они взяты из городов, о которых я читал в книгах.
Часовни, минареты, золотые молельные дома - всё было фальшивое. Я бежал от
них, преследуемый божками с собачьими головами.
Я просыпался где-нибудь на кухне, босой на холодной плитке, или же
сознание возвращалось, когда я мучительно искал выход в задней стенке
платяного шкафа. В одну из таких ночей я очнулся на полу в своей спальне.
Постель и матрас были стянуты на пол. И тогда, на оголившейся металлической
сетке, я увидел изображение какой-то святой. В одной руке она держала меч,
в другой - цепь, на которой у ее ног сидел небольшой демон. Как выяснилось,
мать спрятала этот образ под матрасом, чтобы защитить меня, поскольку это
была св. Димпна[15], покровительница лунатиков - и сумасшедших.
16
Белоснежный
Христианка Димпна была дочерью языческого владыки ирландской области Ориэл.
Ее красавица-мать безнадежно заболела. На смертном одре она взяла с мужа
клятву, что он никогда больше не свяжет себя узами брака, если только не
встретит женщину, в точности похожую на нее. После ее смерти король
разослал гонцов по всей стране, чтобы найти себе такую невесту. Поиски
оказались бесплодными, но по возвращении гонцы заметили, что Димпна - живой
портрет покойной королевы. Волосы у нее были цвета воронова крыла, а кожа
белая как снег - как у ее мат