ое
время это обеспечило переход инициативы к антигоблинским силам, но гвардия
Больга, предводителя гоблинов,  связала  движения  ударного  отряда,  и  в
расширившейся внизу долине инициатива вновь перешла к гоблинам.
     Заключительная  стадия  начинается  с  появлением  орлов  и   Беорна.
Несмотря на то, что это живые  существа,  эффект  от  их  действия  больше
напоминает  результаты  применения   некоторых   современных   технических
средств.
     Помня время написания "Хоббита",  можно  было  бы  сравнить  орлов  с
пикирующими бомбардировщиками, но так как они значительно  превосходят  по
маневренности любой самолет, это сравнение не подходит. Более точной  была
бы  аналогия  с  бригадой  вертолетов  огневой  поддержки,  да  и  эффект,
произведенный ими на гоблинов, дает возможность для такой  аналогии.  Орлы
смели гоблинов с горы Одинокой, и сражение вновь  переместилось  в  долину
между отрогами.
     Именно туда, в центр этой долины, и ударил с юго-востока  Беорн.  Его
нападение сравнимо по силе только с атакой тяжелого танка на  незащищенную
пехоту.  Также  не  применяя  никакого  стрелкового  оружия,  Беорн  давил
гоблинов и  варгов,  как  танк  гусеницами.  Дважды  пройдя  сквозь  армию
гоблинов, как нож сквозь масло, он уничтожил гвардию  Больга  и  растоптал
его самого. Лишившись головы, войско гоблинов рассеялось и бежало. Остатки
его были потоплены в реках Быстротечной и Лесной и болотах по их берегам.
     Битва пяти воинств закончилась. Что же можно заключить на опыте этого
сражения?
     Прежде всего то, что как и пещерные бои, и Эсгаротская  оборона,  эта
битва несет в себе элементы современной технологии боя. В ней  нет  ничего
от  античных  построений  -  фаланги,   манипулярной   системы.   Она   не
раскладывается  на  средневековые  элементы  -  рыцарские  отряды.  Армии,
сошедшиеся у горы Одинокой, однородны, в известной степени регулярны.
     Сравнение магических бойцов с  современными  техническими  средствами
оправдано - по сути дела, эти средства  и  создавались,  чтобы  достигнуть
сказочного, невозможного превосходства  в  бою.  Все  мы  остаемся  детьми
своего века, смешав в своей крови древние сказки и нынешние проблемы.
     Остается таким и Джон Рональд Руэл Толкиен.

                                                 В. Мартыненко, 10.4.1990

     ---------------------------------------------------------------------

                                 Колдовство меча

     Для фантастики, а особенно для  фэнтэзи,  меч  -  штука  незаменимая.
Любителей помахать  им  можно  найти  в  очень  многих  произведениях  как
отечественной, так и зарубежной фантастики.
     Но сам предмет для махания показан весьма слабо. По  замыслу  автора,
читатель сам должен представлять, как выглядит тот или иной  меч,  которым
главный герой разит  своих  противников,  или  они,  противники,  донимают
главного героя. В иллюстрациях и видеофильмах это орудие убийства выглядит
чаще всего действительно устрашающе. При  одном  взгляде  на  чудовище  из
полированной стали с золотом и драгоценными камнями на рукоятке становится
страшно: да кто же такое мог придумать? Я уж  не  говорю  о  трехлезвийном
монстре с разделяющимися боеголовками  и  резервным  кинжалом  в  основном
клинке из фильма "Колдун и меч".
     Ладно, фантазия  -  вещь  хорошая.  Вот  только   смущают   некоторые
исторические  несоответствия.  На  экране  действует дикарь в невыделанной
шкуре,  вооруженный двуручным мечом с волнистым лезвием эпохи  становления
капиталистических   отношений.   Ну   не  было  тогда  таких  клинков!  По
техническим  причинам  не  было.  Максимум,  на  что  мог  таковой  дикарь
рассчитывать,  кроме родного каменного топора - на медный короткий меч.  В
самом лучшем случае - на  бронзовый.  Или  времена  короля  Артура.  Такие
тонкие,   изящные   клинки...   Созданные   на   полтыщи  лет  позже.  Для
проникновения в щели лат,  которых тогда еще в помине не было.  Кольчуги -
были.  Норманнские  шлемы - были.  Римские панцири и то еще были!  Кстати,
именно римскими мечами и орудовали рыцари Круглого Стола. Или же местными,
произведенными   по   римскому   образцу.  Натуральный  средневековый  меч
легкостью и изяществом не отличался.  Это была  здоровенная  и  тяжеленная
полоса  довольно  некачественного  железа,  предназначенная  для  такой же
неизящной рубки.  Хитрые приемы,  дамасская  сталь  и  тонкость  появились
значительно   позже.   Хотя   основные   признаки   и   детали   меча  уже
сформировались.  Появились разнообразнейшие  сечения  лезвий.  Да  и  само
развитие формы не останавливалось (см. стр. ...-...).
     Все равно,  даже  эти   грубые   железные   звери   обладали   своей,
тяжеловесной и строгой красотой. Их любили и обожествляли, им поклонялись,
украшая лезвия заклинаниями.  Мечи имели собственные имена или носили  имя
владельца.
     Надписи на мечах -  особая  статья.  Руны...  При  одном  этом  слове
возникает  вой  ветра  в  менгирах  древней Британии,  в парусах и снастях
драккаров викингов.  Половина Европы хранит в  земле  мечи  с  руническими
надписями.  Для  их  расшифровки  необходимо  знание  древних  языков,  но
звучание этих заклинаний можно восстановить,  зная фонетические руны.  Вот
они:  (по статье "Проект всемирного письма",  "Техника-молодежи",  No 6 за
1970 год)

                   а б е ф г х и й к л м н о р с т у з

     Латинские надписи с одной  стороны  древнее,  а  с  другой  -  младше
рунических. Все зависит от того, принадлежат ли эти надписи римским мечам,
или их латынь - церковная латынь средневековья.  Для последней  существует
устойчивая   система   расшифровки.   Сокращения   молитвенных   обращений
приводились во всех возможных сочетаниях, из букв складывался своеобразный
орнамент. Значение этих букв - на стр. ....

     X (pistus), C (hristus) - Христос, V (irgo) - Дева,
     I (esus), IH (esus) - Иисус, E (terna) - Вечная,
     O (mnipotens) - Всемогущий, S (ancta) - Святая,
     A (ltissimus) - Всевышний, M (aria) - Мария,
     R (edemptor) - Искупитель, G (enetrix) - Мать,
     S (alvator) - Спаситель, D (ei) - Бога,
     D (omini) - Господь, L (aus) - Слава,
     V (ersus) - Истинный, A (lma) - Благая,
     I (n) N (omine) - Во имя, T (rinitas) - Троица,
     L (igni) - Креста, N (ostri) - Наша,
     U (niversorum) - Вселенной, R (egine) - Царица,
     I (udoreum) R (ex) - Царь Иудейский, P (ater) - Отец.

     Кроме того,  существовали   распространенные   надписи   -   VLBERHT,
SVENISLAV,   CONSTANTINVS.   Буквы  часто  сливались,  путались,  менялись
местами.  Возникали совершенно новые написания,  когда одна и та же  буква
изображалась  по-разному.  Надписи  переходили  с одной стороны на другую,
сплетались с рисунками...  Заинтересовавшихся этим всерьез отсылаю к книге
"Загадки латинских клейм на мечах IX - XIV веков".
     А не  всерьез...  Не  всерьез  относитесь  к  иллюстраторам  книг   и
художникам-постановщикам  фильмов.  Но  это  не  повод  отказывать  себе в
удовольствии еще раз полюбоваться блеском свистящей в воздухе  стали.  Еще
раз ощутить Колдовство Меча.

                                                   В. Мартыненко, 16.4.90

     ----------------------------------------------------------------------

                            Диктатура сытости.

     С  диктатурой  кнута,  диктатурой  принуждения  и  наказания  мы  уже
знакомы. Причем некоторые, в силу возраста - на своей шкуре.
     Другим, не заставшим расцвета отечественного тоталитаризма,  все  его
прелести известны по неизгладимым последствиям  этого  бедствия,  бедствия
века, поразившего слишком многих...
     Но задумывались ли вы, что кроме знакомых  и  привычных  концлагерей,
пулеметных вышек,  доносительства  и  "охоты  на  ведьм"  существуют  иные
принципы и средства осуществления тотальной диктатуры?
     В  противовес  диктатуре  кнута  назовем   ее   диктатурой   пряника,
диктатурой сытости.  Здесь  почти  все  способы  воздействия  заменены  на
диаметрально противоположные: вместо голода - закармливание, вместо страха
- довольство, вместо насильственной изоляции - насильственное водворение в
общество, вместо массовой истерии судилищ и  убийств  -  массовая  истерия
наркосексуальных оргий.
     По этим  признакам  очень  четко  можно  определить произведение,  из
которого взяты приведенные выше признаки диктатуры сытости.  Это "О дивный
новый  мир" Олдисса Хаксли.  Действительно,  мы имеем дело с уникальнейшим
случаем  антиутопии,  основанной  на   "принципе   пряника".   Подавляющее
большинство  произведений  этого  ряда построено все-таки на проецировании
развития современных форм принуждения до фантастических пределов.
     Здесь я  позволю  себе  не согласиться с мнением бесспорно уважаемого
Джорджа Оруэлла,  считавшего,  что "О дивный новый  мир"  несамостоятелен,
однотипен   с   "Мы"   Замятина,  и  является  его  более  беллетристичным
продолжением. Продолжением не в сюжетном смысле, а в предлагаемых условиях
(Джордж Оруэлл,  "Рецензия на "Мы" Е.И.  Замятина", 1946г.). Оруэлл ставит
Замятина  выше  Хаксли  за  наличие  острого  политического  смысла  и  за
"...раскрытие  иррациональной  стороны тоталитаризма...".  Это примерно то
же,  что осуждение птицей рыбы за неумение летать. Нет у нее необходимости
летать, вот и не летает. Не ставилась Хаксли такая задача - обличить культ
"...жертвенности,  жестокости как самоцели,  обожания  Вождя,  наделенного
божественными  чертами...".  Эту  задачу  ставил  для  себя  и великолепно
выполнил сам Оруэлл в своем "1984".  В данном случае мы сталкиваемся с его
субъективизмом.
     Действительно, как отмечает Оруэлл,  многое в этих двух вещах сходно:
и  время  действия  -  на  шесть сотен лет позднее нашего времени,  и "Lex
sexualis" тождественно равен фордейшей заповеди "Каждый принадлежит всем",
и вообще,  можно было бы оставить без возражений заявление, что "Атмосфера
обеих книг схожа,  и  изображается,  грубо  говоря,  один  и  тот  же  тип
общества." (там же).
     Вот именно  что "грубо говоря".  Да,  сходство есть.  Но это сходство
формы,  а не содержания.  В  обоих  произведениях  единая  мировая  власть
устанавливается после некой всемирной войны. Что же это за война? У Хаксли
- Девятилетняя война и Великий экономический крах.  Конфликт с применением
модного  тогда  химического и бактериологического оружия,  поражающий свей
огромностью,  количественной стороной дела,  но абсолютно традиционный, не
предлагающий    ничего    качественно   нового.   Обычная   дележка   сфер
экономического влияния,  примечательная  только  своими  катастрофическими
последствиями. В принципе, увлечением отравляющими газами и бактериологией
в предвоенный период переболели многие - из отечественных  примеров  можно
вспомнить  пьесу  "Адам и Ева" Булгакова,  некоторые эпизоды "Гиперболоида
инженера  Гарина"  Алексея  Толстого  (газ   "Черный   Крест",   фосгенные
упражнения на даче, оды в честь химии).
     Совсем не то предлагает Замятин - ДВУХСОТЛЕТНЮЮ ВОЙНУ МЕЖДУ ГОРОДОМ И
ДЕРЕВНЕЙ. Зарево этой войны он легко мог увидеть в крестьянских
восстаниях,  гражданской  войне,  продразверстке.  Это   была   война   не
экономическая, а идеологическая, война  "прогресса"  с  традициями,  война
нового абсурда с старым. Как это и произошло на самом деле, Город выиграл.
И исключительно в наших традициях - "Глухой  вой:  гонят  в  город  черные
бесконечные вереницы, чтобы силою спасти их и научить счастью" ("Мы").
     Итог двухсотлетней войны был таков. И это стало основой  построенного
вследствие нее общества.
     Совсем иначе выглядит  итог  всемирных  катаклизмов,  демонстрируемый
Хаксли.  Сама  форма  преподнесения  отличается:  "Выбор  был  лишь  между
всемирной властью и полным разрушением" ("О дивный новый мир"). Так, чтобы
сразу всемирная власть - и никакого выбора - это не по  нутру  английскому
литератору. Открещиваясь от либерализма,  именно  им  Хаксли  и  страдает:
"Конечно, сибирская язва покончила с либерализмом, но все же  нельзя  было
строить общество на принуждении.".
     Еще как можно. Но это не входило в его  жизненный  опыт  так,  как  в
жизненный опыт Оруэлла. В этом и коренится отношение  к  книге  "О  дивный
новый мир" самого Оруэлла. Нет в "дивном  новом  мире"  остроты  обличения
"диктатуры  кнута".   Слабо   выглядят   полисмены,   уводящие   Бернарда,
Гельмгольца и Дикаря после  свалки  у  сонораздатчика.  Не  тянут  они  на
всемирную  систему  подавления.  Да  и  2800  человек,  перебитых  во  имя
потребления задолго до начала событий, описанных в книге,  не  впечатляют.
Нет масштабности гекатомбы...
     Так что же, признать правоту Оруэлла? В этой  системе  оценок  Хаксли
действительно уступает Замятину. Но систему оценок предложил  нам  Оруэлл,
исходя из собственных представлений об антиутопии и рассматривая "Мы" и "О
дивный новый мир"  как  решения  задачи,  для  которой  он  сам  установил
условия.
     А что, если сказать, что Хаксли решал не эту задачу? Что в его  книге
так мало мест, направленных  против  "диктатуры  кнута"  потому,  что  она
нацелена против "диктатуры пряника". Заодно и рассмотреть поподробнее  эту
разновидность  диктатуры,  с  которой  нам  скоро   придется   столкнуться
вплотную.
     С ее признаками и способами воздействия вы уже знакомы.  Теперь  надо
выяснить, откуда возникает  и  как  развивается  диктатура  сытости.  Этот
процесс  довольно  четко  отражен  в   англоязычной   фантастике,   лучшие
представители которой никогда не скупились на обличения сытой тупости,
мещанства,  обывательства,  единообразия  мысли,   насаждаемого   массовой
культурой - единообразия не насильственного, а вполне добровольного.
     Этот процесс  никогда не прерывался,  у Хаксли и Оруэлла эту эстафету
практически сразу принял Рэй  Бредбери.  "451"  по  Фаренгейту",  рассказы
"Марсианских   хроник",   и   конечно,   "Эшер  II"  -  прямая  декларация
противостояния замятинскому "ratio",  бездушным цифрам и выгоде. Причем во
всех  этих случаях заметна определенная тяга к прямой партизанщине, других
способов борьбы не  видно.  Еще  не  видно.  Но  об  этом  разговор  будет
значительно позже.  А пока Бредбери занимался не столько раскрытием самого
сытого  тоталитарного  общества,  и  так   уже   великолепно   показанного
предшественниками,   сколько   описанием   процесса  перехода  к  нему  от
современного ему общественного устройства.  Это тоже очень важно.  Впервые
всемирная  идеологическая  власть  утверждалась  не  вследствие  тотальной
войны,  катаклизма,  разрушившего старый общественный  механизм,  а  путем
перерождения этого самого механизма.
     Пятидесятые-шестидесятые  годы  -  время  расцвета   данной   отрасли
фантастики. Желающие более подробно познакомится с ней могут обратиться  к
сборнику "Интегральное скерцо", вышедшему в 1989 году, или к более  ранним
переводам вещей  такого  толка,  как  "Музыкодел"  Ллойда-Бигла  старшего.
Отечественная  фантастика  также  дала  немало  произведений  по  тематике
создания "Массового сытого невоспитанного  человека".  Наиболее  известная
книга - "Хищные  вещи  века"  -  принадлежит  авторам  этого  определения,
Аркадию и Борису Стругацким.
     О чем  же   говорит   возникновение   целого   потока   произведений,
принадлежащих самым разным авторам,  в разных странах?  Это уже не горькие
предвидения гениальных  одиночек,  а  волна  сигналов  о  вполне  реальной
опасности.  Действительно,  в это время то, что описывал Хаксли, предстало
перед западным обществом во плоти - фонтанирующая  массовая  кич-культура,
стремительное   отупение,  нетерпимость,  подогреваемая  ледяным  пламенем
холодной войны,  рок, считающийся исчадием ада, и на сладкое - сексуальная
революция!  Казалось,  предвидения осуществляются,  мир изменяется,  теряя
последние  моральные  устои,  традиции,  скатываясь  к  автоматизированной
бездумщине  -  не случайно в "дивном новом мире" обожествляется фордовский
конвейер,  автоматизация  воспроизводства  людей,   их   духовного   мира.
Опасность была явной и серьезной.  Потребление во имя потребления, вросшее
в сознание потребителя,  телереклама,  мало чем отличавшаяся от гипнопедии
Хаксли - все это было.
     Так почему до сих пор  Запад  все  еще  стоит,  не  разваливаясь,  не
обращаясь  в  стадо  телепитекантропов,  как  то   ему   с   садистическим
наслаждением предрекали некоторые  наши  деятели  от  фантастики,  печатая
памфлеты, описывающие этот процесс?
     Явление странное и в привычные теории не укладывающееся.  Похоже, там
удалось оседлать бешеного скакуна прогресса и не потерять при этом голову.
Оказывается,  угрозу диктатуры сытости можно отвратить,  сохраняя при этом
саму сытость.  Причем именно сытость, а не пресыщение. Возобладало чувство
меры:  Зачем потреблять больше, чем нужно, товаров плохого качества, когда
можно   улучшить   качество,   сохраняя  при  этом  стимулы  для  развития
промышленности.  Наличие обратной связи в обществе сыграло свою роль, и не
без помощи писателей,  в том числе и фантастов.  Запад сумел увидеть, куда
идет,  и сумел вовремя повернуть,  да так, что нежданно-негаданно вышел на
совершенно новую дорогу цивилизации. Механизм этого поворота и перспективы
дальнейшего движения можно увидеть в книге Шеридана  Тацуно  "Стратегия  -
технополисы",  или  хотя  бы  в  статье  Юрия Кашука "Какая дорога ведет к
дому" ("Книжное обозрение", No 14, 6 апреля 1990 года).
     Стоп. А какое отношение все это имеет к нам? Ни диктатура сытости, ни
сама сытость нам пока что не угрожают.
     Нет. Как  раз  сейчас-то эта угроза и встает перед нами во весь рост.
Для того,  чтобы не отстать от цивилизации,  придется ускоренными  темпами
нагонять ее нынешний уровень.  И не "большим скачком".  Большие скачки уже
были, а в результате их - большие шлепки. Физиономией в лужу.
     Нагонять придется, проходя все периоды развития мирового общества, но
не за семьдесят,  а за двадцать-тридцать лет. Будет все, что мир переживал
в двадцатом веке,  но в убыстренном,  усиленном,  более ярком,  порой даже
карикатурном   виде  (В  качестве  примера  можно  привести  возникновение
коммерческих  каналов  на  телевидении,   вообще   современную   советскую
телерекламу).  Не  избежать  нам  и стадии засилья пропаганды потребления,
"звериной морды" борющегося за  сбыт  производителя.  Причем  уже  имеется
великолепная  почва  для  диктата  потребления.  А с учетом яркости и силы
предстоящих процессов,  есть вполне реальная  опасность  в  очередной  раз
скатиться  к  крайности,  сменить  диктатуру  кнута  на диктатуру пряника.
Результат обоих - отупение,  остановка развития. Потеря последнего шанса,
последней возможности выйти из общенационального кризиса...
     А пока - читайте американскую  фантастику  сороковых-шестидесятых.  И
прикидывайте, как все это отразится на вас лично.

                                                В. Мартыненко, 25.4.1990

     ---------------------------------------------------------------------

                      Ответный удар поклонников Империи

                                 - Это ты смеешься, Билль?
                                 - Да!
                                 - Смеяться ты умеешь, Билль. А летать?
                                 - Нет...
                                 - Ну так учись!!!
                                                    "Алиса в стране чудес"
                                        (пластинка по мотивам одноименного
                                              произведения Льюиса Кэррола)

     Своеобразный рекорд  "...Кота"  поставила  статья  "Звездные  войны и
земной расчет".  Кроме устных откликов,  она вызвала поток писем (ведь для
отечественной фэн-прессы и три письма - это уже поток,  и весьма бурный, в
котором легко можно потонуть),  и специально посвященное ей заседание