ах продают стиральные машины, сборники фантастики и шифер по
справкам горисполкома. В сквере - памятники партизанам последней войны и
войны с Наполеоном, а у церкви - пьяные велосипедисты. Утром и вечером мне
хотелось поселиться там навсегда, а днем и ночью бежать куда глаза глядят...
- Хватит болтать, - сказал сон.
- Вот говорят, что любовь и голод правят миром, - сказал приезжий. -
Интересно бы знать - куда это они правят! Городок-то ведь ждет... Там гуси
отскакивают от мотоциклов, там воскресенье не начинается без водки, там в
магазине я купил книжку "100 затей для умелых рук" и в речке поймал
пескаря. Я не заметил в городке ни любви, ни голода, но я заметил тоску по
необыденному. Как ты думаешь - может она править миром?
- Не мешай мне работать! - сказал сон. - Я не могу работать в таких
условиях! Сейчас все Другое.
- А что? - спросил приезжий. - Ты мне уже снишься?
- Да. Снюсь! - сказал сон.
- Вся моя беда, - сказал приезжий, - что, в сущности, я никогда не был
уверен в том, где я нахожусь. То ли мне здесь снится, что я там, то ли мне
там снится, что я здесь. Вот, например, дворник... надеюсь, он мне не
станет пылить в нос.
 - "Вжик, вжик..." - сказала метла дворника, но пыли не
было. Так разве что немножко, самую малость.
- В этом городе есть пивные? - спросил приезжий у дворника, когда тот
приблизился.
- В этом городе нет пивных, - сказал дворник. - Вы нездешний?
- Я приехал издалека, - сказал приезжий.
- Амнистированный? Или турист? - спросил дворник.
- Вы оригинально мыслите, - сказал приезжий.
- Эх, разве это сейчас ценят, - сказал дворник. - Работаю дворником, а мог
бы быть фтизиатором.
- Что такое фтизиатор?
- Откуда я знаю? - сказал дворник.
- Вы, я вижу, тоже нездешний.
- Мы все нездешние, - сказал дворник.
- Слушай, дворник, - сказал приезжий. - По-моему, сегодня должно что-то
случиться. Как по-твоему?
- Черт вас знает, - сказал дворник. - Так и шастаете тут, так и шастаете.
- Не твое дело, - сказал приезжий. - Я люблю видеть сны какие мне хочется.
- Это приятно? - спросил дворник.
- Не всегда, - ответил приезжий. - Но всегда чревато. - Чем?
- Событиями, - сказал приезжий. - Тебе не кажется, что сегодня должно
что-то случиться?.. Уже случилось...
 - Он так сказал потому, что из-за угла кафе вышли две
женщины. Одна средних лет. Другая помоложе.
- Это тебе снится, чудак, - сказал дворник.
- Нет. Это уже не сон, - сказал приезжий.
- Принесите мне чего-нибудь горячего, - попросила та, что постарше.
- Валентина Николаевна, - сказала молодая. - Здесь кто-то спит.
- Ничего. Поспит и проснется, - та, что постарше, наклонилась к спящему. -
Ох!.. - сказала она, выпрямившись.
- Валентина Николаевна, что с вами? Женщина тихонько засмеялась, потом
вытерла слезы и наклонилась снова.
- Спишь, - сказала она. - Ты все-таки пришел, бродяжка... Дай я хоть
погляжу на тебя... Похож.
- На кого похож? - спросила молодая.
- Изменился... На себя похож...
- Валентина Николаевна, а кто это?
- Это? Страшный человек.
- Господи...
- Самый большой лентяи на свете. Чемпион лентяев. Старая школа.
- Вы его знаете?
- Немножко. Это мой муж, - сказала она. - Бывший, бывший... Я его не видела
полжизни... Она тряхнула спящего за плечо.
- Проснись. Приезжий открыл глаза.
- Ты знаешь, пока я спал, мне пришла в голову одна идея, - сказал он. - Я
понял, почему я не люблю ходить в театр... Покупаешь билет, и тебе
показывают живых людей, как в трамвае. Но в трамвае это стоит четыре
копейки. Конечно, если без багажа. С багажом дороже... Ну ладно, я еще
посплю. У меня там был ряд интересных встреч. Я не досмотрел, чем все это
кончится.
 - Он опять закрыл глаза.
 - Но женщина схватила его за плечи и стала трясти.
- Э-э, нет, не выйдет, - приговаривала она. - Ты у меня сейчас проснешься
как миленький. Ну... вставай.
 - Тогда приезжий поднялся.
- Может, поздороваешься наконец? - спросила женщина.
- Здравствуй, Валя, - сказал приезжий. - Я слышал, ты стала известной
актрисой. Или мне это приснилось? И ты все еще играешь официанток?
- Валентину Николаевну знает весь свет, - с вызовом сказала молодая.
- По-моему, вы официантка, - сказал он ей. - В этом кафе.
- Откуда вы знаете?
- Знаю, - сказал приезжий. - У вас в кафе мухи есть?
- Начинается, - сказала актриса.
- Да вы что, гражданин, - сказала официантка. - Спятили? Наше кафе лучшее в
районе... Какие мухи?
- В тех кафе, где бываю я, крошка, все официантки выносливые, - сказал
приезжий. - И вежливые. Все. До единой.
- Я вас не оскорбляла...
- И умные, - добавил приезжий. - Там заказ клиента угадывают по глазам...
- Не люблю таких, - сказала официантка. - Все переиначиваете.
 - Приезжий стукнул кулаком себя по ладони.
- Могу я достать в этом кафе пару хороших мух?! - спросил громко. - Или
нет? Я вас спрашиваю! У меня ящерица не кормлена!
- Слушай, не пугай человека... Какая ящерица? - спросила актриса.
- Я ее отнял у юных натуралистов, - сказал приезжий и, приоткрыв коробку,
показал маленькую скучную ящерицу.
- Ой, зелененькая... - сказала официантка.
- Вы хорошая девушка, - сказал он.
- У нас этих ящерок сколько хочешь, - сказала она.
- Вы плохая девушка, - сказал он.
- Прошу вас, идите... Нам нужно поговорить, - сказала Валентина Николаевна.
 - Официантка сказала - хорошо, потом кивнула на него,
покрутила пальцем у виска, понимающе подмигнула Валентине Николаевне,
поднялась по ступенькам кафе, отворила своим ключом дверь и ушла внутрь.
- Ну, рассказывай, - устало произнесла актриса.
- Я перед сном глядел на ящерицу, и мне приснился крокодил в виде дворника.
- Я хочу знать, как ты живешь, где ты живешь, кем ты работаешь?
- Я живу хорошо, - ответил он со смирением. - Я живу везде. Я работаю
поводырем крокодила.
- Жаль, - сказала она. - Я думала, мы с тобой поговорим как люди.
- Валя, мы и говорим как люди, - мягко возразил он. - Только в слово "люди"
мы вкладываем разный смысл. Как всякий неталантливый человек, ты любишь
сложности.
- Я тебя не понимаю.
- Ты меня никогда не понимала.
- Не обольщайся, - сказала она. - Я тебя всегда понимала. Поэтому мы не
вместе. И насчет неталантливости ты врешь. Болтун несчастный. Значит, так и
проиграл в игрушки всю жизнь?.. Все так же спишь, все так же
бездельничаешь, все так же рассказываешь байки и затеваешь споры с кем
попало... Это ты любишь сложности. Я живу понятно и просто. А ты
закрученный, как штопор.
- Нет, Валя, я не люблю сложностей. Это они меня любят. Что может быть
проще желания поспать? А мне все время мешают, будят. Вот и ты всегда
будила меня невпопад.
- Работать надо, голубчик, работать! - сказала она. - Все люди работают и
создают ценности!
- Это не одно и то же. Валя, - сказал он. - Работать и создавать ценности.
Ладно. Не хочется спорить.
- Лекции читаешь... - Голос у нее стал злым. - Интересно бы знать, какие ТЫ
ценности создаешь, соня несчастный!
- Сейчас покажу, - сказал он и оглянулся на подходившую официантку.
- Я мух принесла, - сказала официантка.
- Понятно? - спросил он у актрисы.
- Ладно. Я пойду, - сказала она. - Не думала, что мы с тобой так
встретимся. Мне казалось, что я тебя еще немножко люблю... Иллюзии,
иллюзии... Дуры мы, бабы.
- Прости меня. Валя, если можешь.
- Бог подаст. Чужой человек, - сказала она.
- Ничего ты не поняла, - сказал приезжий. - Вот смотри...
 - И он обернулся к официантке.
- Слушайте, у вас же таких ящерок полно, - сказал он, - а вы этой мух
принесли. Она усмехнулась.
- Эта вроде уже знакомая, - сказала она.
- Поняла? - спросил он у женщины средних лет и, видимо, средних
способностей, он всегда знал это, но был уверен, что это поправимо.
 - Актриса смотрела на него с яростью.
- А теперь ступай, - сказал он. - Я не досмотрел сон. Ты меня разбудила,
когда начиналось самое занятное.
 - Они обе ушли.


РАНЬШЕ ОН БЫЛ СПОКОЙНЫЙ.

 - Вечер. Сад. Половодье цветов и листьев. На каменной
скамье две женщины. Пожилая нанизывает бусы. Молодая поет:
В сновиденьях моих
Мы друг к другу прильнули,
Мы с тобою вдвоем,
Мы с тобою вдвоем.
Если серьги в ушах
У меня шевельнулись,
Это ты шевельнулся
В сердце моем.
 - Молодая положила лютню на колени.
 - Платье белое на ней из прозрачного шелка, вышито
маленькими букетиками мирта и желтых цветов. На голове гирлянда из
шиповника и веток чемерицы.
 - Она сорвала пучок мяты и, растирая ее между пальцами,
надушила горячий воздух вокруг.
[Image] - Ох, не люблю я эту песню, - сказала старая. - Все поешь, все
поешь. А ведь уже который год замужем. Пора остепениться.
- Подожди, Анита... - сказала молодая и быстро встала. Беглыми движениями
она поправила волосы, опять села. - Кажется, приехали.
- Глаза бы не глядели... Ты же вся горишь...
- Иди, Анита... Иди... Я счастлива... - сказала она, глядя на идущих по
дорожке.
 - Впереди высокий. Длинная борода, длинные волосы.
- Здравствуйте, синьора Джиоконда, - сказал он.
- Здравствуйте, синьор Леонардо, - ответила она тихо.
- Можешь сегодня не переодеваться, - сказал невысокий полный человек (ее
муж). - Синьор Леонардо писать не будет. Он уезжает.
- Вы уезжаете?
 - Она поглядела на него недоверчивым взглядом
крестьянской девушки, удивительным у такой взрослой и нарядной дамы.
- Уезжаю, Монна Лиза... Воине с пизанцами конца не видно. Мне синьория
заказала военную картину...
 - Спутники Леонардо стояли молча.
- А как же мой портрет? - спросила она.
- Я вернусь, Монна Лиза... как всегда... Прощайте.
 - И Леонардо ушел со своими спутниками.
- Как всегда, - сказал муж, глядя ему вслед. - Вам не кажется, синьора, что
ваш портрет несколько затянулся?..
 - Монна Лиза ничего не отвечает, и муж уходит, пожав
плечами.
 - А Монна Лиза наклоняет голову и снимает слезинку со
щеки.
 - Она снова берет лютню:
Встала я задула свою лампу,
А луна высокая светла.
Знаю, знаю, мне не надо плакать...
Вот опять слезинка потекла...
- Да, - говорит она, перестав плакать. - Вы попали в беду, синьора.
  - ...Едут всадники по закатной
равнине.
 - Спокойно ступают кони.
 - Впереди Леонардо в берете с пером по самые плечи.
 - Низкое солнце заходит за поле, пасутся свиньи. Далекие
голубые холмы. Длинные тени пали на дорогу.
 - Это час тоски путешественников, час нежности в сердце
того, кто сказал недавно "прости" милым друзьям.
 - Близкая ночь догоняет их, и они подстегнули коней.
 - Поднялась луна, огромная, желтая, и осветила дорогу с
белыми призрачными фигурами. Это были волы. Белые волы тосканской породы.
 - Они бредут по скошенному полю, задевая рогами друг
друга, и тянут бронзовые пушки с уродливыми колесами.
 - Вдали показался городской холм...
 - Зубчатые стены и воротные башни среди вытоптанных
хлебных полей на берегу Арно, а за стенами города Пизы встает багровое
зарево. Театр военных действий. Ну что же, спустимся в партер.
  - ...Около деревни.
 - Женщина, нищенски одетая, роет лопатой землю. Возле
наполовину вырытой ямы стоит бочонок. Двое детишек устало и давно плачут.
- Деточки мои... милые мои... - мать не оглядывается на них.
- Ма-а-ма... кушать хочу...
- Родненькие, кету кушать, не плачьте... Нету кушать...
- А в бочке?
- Воробышки мои... это не наше... Если мы сохраним бочонок от солдат,
хозяин трактира нам заплатит.
 - Тихо подъезжает Леонардо со спутниками, молча смотрит,
и его замечает мальчик.
- Мама... там дядя...
- Где? Где? - оборачивается женщина. - Не дам, проклятые, не дам! Мы
умираем с голоду! А-а-а-а! Не дам!
- Что ты, голубушка, - говорит Мельци. - Мы не возьмем. Что ты?
- Не знаю, ничего не знаю! Мы не виноваты!
- Молчи... Ну... молчи! - говорит Зороастро. - Как нам доехать до
Флорентийского лагеря?
- Вон дорога... Она приведет.
- Прощай, - говорит Зороастро, но мать обращается к Леонардо.
- Подайте милостыню, ради Христа. И Леонардо молча дает ей денег.
- Дай бог вам здоровья, синьор... Дай бог вам счастья... Синьор, у вас,
может быть, найдется кусочек хлеба?.. Ребеночек все плачет, и второй все
просит есть... На деньги здесь ничего не купишь... Солдаты все позабирали...
 - Леонардо велит дать хлеба, и Зороастро достает хлеб из
кожаной сумки. Женщина жадно хватает хлеб, дает детям. Извиняясь, смотрит
на Леонардо и вдруг загораживает бочку.
- А-а-а-а! Не дам! - кричит она.
- Опомнись, женщина, - сурово говорит Зороастро. - Наш синьор не грабитель.
- А что он... грозно так смотрит?
- Грозно? - Зороастро оглядывается на Леонардо. - Он смотрит на тех, кто
довел вас до нищеты.
- Что врешь... Здесь нет никого...
- Не мешай нам думать, женщина, - сурово говорит Зороастро.
 - И Леонардо печальный гонит коня вскачь, и ученики его
вслед за ним.
  - ...Огромная комната придорожного
трактира. За окном вдали пылает прекрасный город Пиза. Трое рваных солдат
пьют вино.
- Все с голоду скоро подохнем, - сказал один. - Шесть месяцев не платят
жалованья. Кормись как знаешь... И мужичье проклятое не кормит.
- У них самих нечего жрать, - сказал второй.
- Стой, ребята! - сказал первый. - Люди из отряда Колеони подходят.
 - Вбегает воин, за ним другие.
- ...А вы уже здесь! - закричал воин. - Прочь отсюда!
 - Схватились... Бьются...
- Стой! Погоди... - говорит первый солдат. - Передохнем.
 - Оба отряда останавливаются. Хмуро держась за мечи,
тяжело и хрипло дышат.
- Уж мы б вас вздули, бергамцы паршивые, - сказал первый солдат, - вторые
сутки вот без еды...
- Собаки! - закричал пришедший воин. - А мы, по-вашему?! Они голодные! А
мы? Мы первые подошли к деревне!
Деревня наша!
- Ваша?.. Возьмите, если ваша, - ответил солдат.
- Возьмем! - сказал воин.
- Возьмите!
- Вот отдохнем и возьмем.
- Ну, отдохнул, пожалуй, - сказал солдат и, подняв меч, бросился на воина.
 - Опять началась схватка, и все ушли сражаясь.
 - Стало совсем тихо в трактире. Зарево горящей Пизы
освещало небо.
 - И тогда вышел хозяин и поднял поваленные скамьи.
- Плохие времена наступили... Джузеппе! - крикнул он. - Эй, Джузеппе!
Испугался? Не бойся, дурачок... Они все ушли.
- Ушли? - ответил голос невидимого Джузеппе, и вылез парень.
- Все прибрать надо, - сказал хозяин, глядя в окно. - На то мы и хозяева
трактира, чтобы наблюдать драки со всей округи... Вылез, Джузеппе? Вот и
хорошо... А теперь обратно полезай... Опять солдаты идут...
- Ох, - сказал Джузеппе и скрылся.
- Э, погоди... солдаты - это мелочь, - сказал хозяин. - Тут поважнее
господа едут... О господи, сам гонфалоньер Флоренции синьор Содерини
жалует, и с ним кто же это, не разберу?.. Джузеппе! Черт проклятый, ты
вылезешь, наконец, из ямы?!
- Иду, иду, - сказал Джузеппе.
 - Вошли Леонардо и Содерини, человек невысокого роста, с
большим носом, с большой челюстью.
- Спокойнее, маэстро, спокойнее, - сказал он,- мои солдаты вас проводят.
Если нужно, попугают мародеров.
- О! Попугают! - откликнулся Леонардо. - Все кого-нибудь боятся... Мирные
волы и те пушки тянут... Сладостная военная жизнь... Мало еды, зато много
крови...
- Ну, ну, не расстраивайся... Ты бы лучше подумал, как нам выиграть эту
войну... Такому великому инженеру, как ты, грешно уклоняться...
- Я уже подумал.
- Ты шутишь... Все вон отсюда... Оставьте нас вдвоем.
 - Все ушли.
- Ну говори, - жадно придвинулся Содерини.
- Надо так сделать, - сказал Леонардо, глядя в окно. - Надо заключить мир с
пизанцами.
- Что? - изумился Содерини. - Ну хорошо... Продолжай.
- Надо заключить мир... Это первое... Нужно построить канал на реке Арно,
который соединит город Пизу с Флоренцией... Это второе, - сказал Леонардо
твердо.
 - Содерини пристально поглядел на Леонардо и
отодвинулся, поджимая тонкие губы.
- Я исследовал реку... Это вещь возможная... Канал нужно строить совместно
с пизанцами... После этого войны ваши прекратятся, потому что канал
обогатит оба города... Я сделал подсчеты.
- Ты сумасшедший, - сказал Содерини, внимательно глядя на Леонардо, - вот
почему ты бродишь здесь между двумя лагерями... Я все понять не мог... Ну,
прощай, - и он ушел...
- Привет вам, мастер Леонардо, - сказал хозяин. - Давненько к нам не
заглядывали.
- А ты все тот же, что и был, - сказал Леонардо. - Неграмотен, как
францисканец, но весел.
- Я потому и весел, что неграмотен, синьор Леонардо.
- Не притворяйся, друг, что ты глупей, чем есть.
- Вы сильно постарели, синьор Леонардо... Зато много успели, я слышал.
- Деньгами нищ, зато богат разлуками. Ну, прощая, пойду и я...
 - И Леонардо вышел из трактира.
- Постарел... Постарел, - сказал хозяин, глядя ему вслед. - Раньше он был
спокойный.


НЕ С КЕМ РАЗГОВАРИВАТЬ.

 - А приезжий тем временем видел сон. Но так как
наступило летнее веселое утро, и город пробудился, и никому дела не было до
чудака, который заснул в тени возле придорожного окраинного кафе, то мозг
его слышал звуки, шумы, пение, музыку города. И отключенная воля не мешала
мозгу перерабатывать информацию по-своему и приводить ее в соответствие с
опытом жизни этого приезжего, с его тайными хотениями, с его талантом. А
что такое талант - не знает никто. Может быть, это способность иногда
побывать в четвертом измерении и оттуда поглядеть на наши три.
 - И тогда приезжий видит, как на скамейку, под часами,
садятся старик и девушка.
- Сон, а сон, - сказал приезжий. - Я кому говорю!.. Ты мне снишься?
- Да отвяжись ты, господи, - сказал сон. - Я же на работе!
- Надоело мне это тиканье, - сказал приезжий. - Сил нет.
 - Тогда старик щелкнул пальцами, и тиканье пропало.
Остался только писк транзисторов.
- Люди не любят, когда им заметно, как течет время, - сказал старик.
- Какой-то вы странный, гражданин, - сказала ему девушка. - Я вас где-то
видела.
- Вряд ли мы могли встречаться, - сказал старик. - Я чертовски стар.
Фактически я ваш праотец.
- Какой-то вы странный, гражданин, - сказала девушка.
- Вы сидите под часами, - сказал ей старик. - Значит, вы пришли на
свидание. Логично?
- Я пришла просто так. У нас общежитие еще закрыто. Я обыкновенная девушка.
- Еще одна сумасшедшая! - сказал приезжий. - Можно подумать, что бывают
обыкновенные девушки... Послушайте, - сказал он старику. - А вы
действительно тот самый?..
- Да, конечно. Я тот самый.
- Забавно, - сказал приезжий. - Итак, на бульваре сошлись трое - поэт того
старомодного типа, который верит во вдохновение, девушка, считающая себя
обыкновенной, и бог времени Хронос.
- Да. Я Хронос, - сказал старик. - Поэту не стоило бы удивляться. Я был
всегда и всегда буду.
- Кстати, время относительно. Это доказал Эйнштейн.
- Э-э... - сказал старик. - Отдельному человеку это незаметно... Плохо,
если поэт перепутал время.
- Не понимаю.
- Понимаешь, но боишься признать... Юность человечества прошла. Юный
измеряет время биением сердца и не наблюдает часов. Тик-так - стучит его
время, и он идет вслед за сердцем. Потом первый испуг - он видит день и
видит ночь, и они не совпадают с биением сердца. Тогда он признается в
поражении и придумывает часы... Что? - Не слушайте его, - сказала девушка.
- Не бойся, - сказал приезжий. - Он прав.
- Человек стал маленьким, - сказал старик, - и сердце перестало влиять на
жизнь. Удар сердца ничего не меняет...  - Время ревет в
микрофоны, и песня человека - это писк мыши.
- Ну-ну... не надо так, - сказал приезжий. - Ты уже стар. А то тебя хватит
кондрашка, и получится банальный сюжет...
- Сюжет, - презрительно сказал Хронос. - Картинки из жизни, в которых можно
найти что угодно, кроме истины... Чем дальше идет сюжет, тем дальше он от
жизни. Я перепутываю твои сюжеты, - сказал Хронос и взмахнул рукой. -
 - Он кинул в воздух пачку исписанных листков. Белая метель.
Крик девушки. Она хватает приезжего за руки, она пытается поймать листки.
Но Хронос исчезает, и начинают все громче тикать часы: тик-так...
Тик-так... Тик-так...
- Не смей! Не смей! - кричит девушка.
- Поздно, - говорит приезжий. - Хронос начал свою работу...
- Что же делать? Что делать? - в отчаянии говорит девушка.
- Смотреть....
- А ты не боишься, - спрашивает девушка, - что он прав?..
 - Тик-так... - стучат часы. Тик-так... - металлическое
лязганье механизма. Что-то хрустит, хрипит, хрюкает и ма