Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
А я буду за кормежку работать. Ем я немного.
Джо Блейки отвернулся от разговаривающих - стало быть, слушает в
оба уха.
- Что это у тебя вдруг за причуда? -спросила Элла
- Никакая не причуда. Просто хочу работать. За кормежку.
Джо медленно повернулся к Сюзи.
- Может, все-таки расскажешь, какие у тебя... планы?
- Планы? Жизнь новую хочу начать. И уезжать для этого не собираюсь.
- Чем же твое решение вызвано? - спросил Джо.
- Тебя не касается,- ответила Сюзи.- Разве это против закона?
- Хм, может, и против. Нет ничего опаснее благих намерений,пошутил
Джо.
- Ну, пожалуйста, Элла,- взмолилась Сюзи.- Возьми меня на работу.
- Что скажешь, Джо?..- спросила Элла.
Джо еще раз оглядел Сюзи, приметил, что у корней волосы другого
цвета.
- Отращиваешь?
Сюзи кивнула.
- А что, Элла,- сказал Джо.- Возьми ее, попробуй
Элла хмуро улыбнулась.
- Прямо в этом костюмчике?
- Я схожу переоденусь. Быстро, за пятнадцать минут... Знаешь, Элла,
я и готовить могу. Жаркое у меня - блеск...
- Ладно, ладно, сперва переоденься...
Джо Блейки поджидал Сюзи на улице, пошел рядом.
- Смотри, не подведи Эллу,- сказал Джо мягко, как будто без нажима.
- Не подведу, не волнуйся.
- По-моему, это ты волнуешься.
- Слушай, Джо, помнишь, ты мне как-то денег предлагал, на дорогу?
- Но ты же решила остаться!
- Решила. А не на дорогу можешь дать? Взаймы.
- Сколько?
- Двадцать пять долларов.
- А где ты будешь жить?
- Я тебе сообщу.
- Хорошо, дам,- сказал Джо.- Что мне, впервой девушек выручать...
Потерять я ничего не потеряю.
- Ты не сомневайся, я верну.
- А я знаю, что вернешь,- сказал Джо.
Бойлер, который вот уже много лет стоял преспокойно среди мальвовых
зарослей на пустыре между "Медвежьим стягом" и Королевской ночлежкой,
был самым первым бойлером на Вонючем заводе, а Вонючий завод был самым
первым консервным предприятием во всем Монтерее. После того как поняли,
что сардины можно класть сырыми в жестянки с маслом или томатным соком и
в запаянном виде готовить на горячем пару, в Монтерее расцвела
невиданная доселе промышленность. Вонючий завод начал с маленького
оборотного капитала; отчаянно сквалыжничая, первым пробился к успеху; и
первым канул в Лету. Первый бойлер, вырабатывавший пар для сардин, был
славным детищем предприимчивости Уильяма Рандолфа - инженера, пожарного
и одновременно хозяина завода. Бойлер достался ему даром. Это был котел
паровоза, что когда-то бегал между Птичьей долиной и океанским
побережьем. Паровоз сошел однажды ночью с рельсов и, пробив ограждение
эстакады, воткнулся в болотце. Железнодорожная компания сняла с паровоза
колеса и клапаны, а облое его тело осталось торчать в грязи.
Уильям Рандолф нашел паровоз, доставил в Монтерей и посадил котел
на бетонное основание посреди нового тогда Вонючего завода. Долгие годы
паровозный котел исправно поставлял пар низкого давления для варки
сардин; лишь трубы изредка разрывались и заменялись новыми.
В 1932 году, в пору расцвета и расширения Вонючего завода, пожалели
денег везти котел на новое место, так и бросили на пустыре. Старик
Рандолф был еще жив и, - хоть давно отошел от дел, по-прежнему не любил
бесхозяйственности. Он снял с заброшенного бойлера все трубки,- остался
только цилиндр: шесть шагов в длину, полтора человечьих роста в
диаметре. Сохранилась, правда, еще дымовая труба; да топочная дверца -
что в длину, что в ширину полметра - болталась на ржавых петлях.
Как временное пристанище бойлер использовали многие, однако первыми
постоянными жильцами стали муж и жена Мэллой. Мистер Мэллой, человек
мастеровитый, не только срезал торчащие концы трубок, но и сумел
обустроить бойлер. Например, под дымовой трубой он сложил из кирпичей
печурку для защиты от зимних ночных холодов.
В качестве дома бойлер обладает и недостатками, и достоинствами.
Конечно, кое-кому не понравится влезать на четвереньках в топочную
дверцу. Вогнутый пол затрудняет ходьбу и расстановку мебели. Третий
недостаток заключается в отсутствии освещения и некоторых других
удобств... Достоинства же у бойлера такие: он совершенно
влагонепроницаем, уютен и обладает прекрасной вентиляцией. С помощью
вьюшки и топочной дверцы можно как угодно отрегулировать подачу свежего
воздуха. Бойлер хорош еще и тем, что в нем ни пожар, ни землетрясение не
страшны. Да и бомбежка, наверное, тоже. Так стоит ли печалиться, что нет
туалета, электричества и водопровода?..
В Приморском Кармеле, где отдыхает богема из Сан-Франциско, было
высказано мнение, что Сюзи неспроста избрала домом бойлер. Мол, бойлер -
символ материнской утробы, откуда Сюзи предстояло родиться для новой
жизни. Может, и так, но прежде всего это утроба отвечала требованиям
экономии. В "Золотом маке" Сюзи бесплатно питалась, а в бойлере
бесплатно жила.
С деньгами, которые ей одолжил Джо Блейки, Сюзи отправилась в
Пасифик-Гров, в универсальный магазин Холмана. Там купила молоток, пилу,
набор гвоздей, два листа фанеры, банку нежно-голубоватой побелки и
кисть, тюбик хорошего клея, пару розовых занавесок с оборками в голубой
цветочек, три простыни, две наволочки, два полотенца, губку для посуды,
заварной чайник, две чашки с блюдцами и коробку пакетиков с чаем. Рядом,
в магазине "Дешевые товары", Сюзи приобрела подержанную походную койку с
матрасом, тазик, кувшин, ночной горшок, два солдатских одеяла, зеркальце
и керосиновую лампу. На этом капиталы иссякли; однако уже через неделю
Сюзи из чаевых вернула Джо Блейки два доллара с четвертью.
Консервный Ряд, покрывшись стыдом, словно не видел того, что
происходило у бойлера, не слышал поздно вечером стука молотка. Не то
чтобы люди потеряли к Сюзи интерес, просто они стеснялись любопытничать.
Фауна претерпела десять дней, затем, уступая всегдашней страсти совать
нос в чужие дела, отправилась к Сюзи с тайным визитом (дело было во
вторник вечером, "Медвежий стяг" закрыт из-за отсутствия клиентов). Стоя
у окна Комнаты досуга. Фауна видела слабое мерцание из приоткрытой
топочной дверцы бойлера; из трубы лениво тянулся смолистый дымок. Фауна
тихо вышла на "Стяга" и двинулась сквозь мальвовые заросли к бойлеру...
- Сю-зи...- позвала она еле слышно.
- Кто там?
- Это я. Фауна.
- Чего тебе?
- Ничего. Хотела узнать, все ли у тебя хорошо.
- Да, у меня все хорошо.
Фауна встала на колени, просунула голову в топочную дверцу. Бойлер
было просто не узнать. Облые стены нежно голубели; с каждой стороны на
месте окна висела приклеенная занавеска с оборками. В комнатке царил дух
приятный и женственный. Слабый красный свет печурки озарял койку, на
которой сидела Сюзи. В изголовье стояло что-то вроде туалетного столика,
с зеркальцем, тазиком и кувшином. Рядом, на полу,- большая жестянка
из-под компота, а в ней пышный букет из люпинов и маков.
- Как славно ты здесь устроилась,- сказала Фауна.- Может,
пригласишь меня войти?
- Конечно, входи. Только не застрянь в дверях.
- Ты уж помоги, пожалуйста.
С помощью Сюзи Фауна протащилась сквозь дверцу.
- Присаживайся на койку,- оказала Сюзи.- Стула пока нет, но скоро
будет.
- Хочешь, мы свяжем тебе крючком коврик?
- Спасибо,- сказала Сюзи,- но я хочу все делать сама... Может быть,
выпьешь чаю?
- Да, пожалуй,- рассеянно сказала Фауна. Потом спросила: - Ты
больше не сердишься?
- Нет,- отвечала Сюзи.- Ты знаешь, мне здесь очень хорошо. У меня
ведь ни разу в жизни не было своего угла...
- Да, ты здесь здорово устроилась. Хочешь, одолжу тебе любую
мебель, ну и вообще... Можешь ходить мыться к нам в ванную.
- Спасибо, в "Золотом маке" есть душ.
- Слушай, что ты все "спасибо" да "спасибо"... Ты и так уж меня
положила на обе лопатки. Лежачего не бьют.
- Извини, я не хотела обидеть.
- Вкусный чай! Позволь я тебе кое-что скажу. Хочешь слушай, хочешь
нет. Я, конечно, наломала дров. Но и ты хороша. Как тебе Дока не жалко?
Ты что, до погибели его хочешь довести?
- Постой, ты о чем?
- О том. Поселилась у него под самым носом. Выглянет он в окошко,
сразу видит тебя,- говоря так, Фауна заранее сжалась в ожидании взрыва,
однако взрыва не последовало.
Сюзи поглядела на свои руки.
- А ногти у меня действительно ничего. На работе целый день руки в
воде, так вечером я их мажу кремом. Чтоб кожа не грубела... Ты же сама
мне сказала не убегать от судьбы, вот я и не убегаю. Сначала мне,
правда, хотелось спрятаться, зарыться куда-нибудь. А потом я раздумала
прятаться - вспомнила твои золотые слова. Чего мне скрываться? Кто
хочет, пускай смотрит.
- Но разве этому я тебя учила? - робко попыталась возразить Фауна.
- Погоди, дай досказать. Ты там что-то говорила про Дока. Так вот,
запомни хорошенько и другим скажи, чтоб мне десять раз не повторять: до
Дока мне никакого дела нет. Все, забудьте! Встретила я его, пришлась не
по вкусу - плохая оказалась... Может, и не будет больше в жизни такой
встречи. Ну, а если будет - если найдется для меня парень,-я уж
постараюсь быть хорошей. И с виду, и в душе. Чтоб никто про меня худого
слова сказать не мог. Но это все фигня. Главное, я хочу жить спокойно,
чувствовать себя человеком. Понятно?
- Понятно. Только ты, пожалуйста, не выражайся.
- Я уже давно не выражаюсь.
- А кто только что сказал "фигня"?..
- Ладно, ты меня с толку не сбивай. Ты поняла, что я тебе сказала?
- Конечно, конечно! Я только не понимаю, почему ты не хочешь помощи
от друзей.
- Потому что хочу всего добиться сама. А если не смогу, разве я
чего-нибудь стою?
- Но ты же одолжила денег у Джо Блейки.
- Правильно. Ведь он не друг, а полицейский! Он даже хотел меня
выслать из Монтерея. Как отдам ему долг, может, и станем с ним друзьями.
- Я смотрю, ты себя не жалеешь.
- Что делать,- пожала плечами Сюзи,- пожалеешь, больше навредишь.
- Вот-вот, всегда ты такая была,- вздохнула Фауна.- Поэтому в
"Стяге" толку из тебя и не вышло...
- Я знаю, кто я была,- сказала Сюзи.- И кем хочу стать, тоже знаю.
- Женой Дока? - выпалила Фауна.
- Тьфу ты! Да усвой же ты наконец: с этим кончено. - Ну, я,
пожалуй, пойду...- уныло промолвила Фауна. Поставила чашку с блюдцем на
туалетный столик, опустилась на четвереньки и поползла к
дверце.Подтолкни меня, Сюзи.
Фауна выдавилась из бойлера, словно паста из тюбика.
- Обожди, Фауна!- послышалось вслед. Фауна развернулась, снова
просунула голову в дверцу.- Ты, пожалуйста, не обижайся,- оказала Сюзи.-
Лучше тебя у меня никогда друга не было. Я не с тобой свожу счеты, а
сама с собой. Помнишь, я всегда на всех набрасывалась? Так, оказывается,
злиться-то надо было на себя... Вот полажу сама с собой - глядишь, и с
другими сумею поладить.
- А что если Док придет с повинной головой?
- Нет уж, мне такой добычи не надобно. Пусть он хоть вообще без
головы придет... Что разбилось, того не склеишь... Вот если понравится
мне другой человек, сумеет доказать свою любовь - я этого человека
сделаю счастливым...
- Знаешь, я по тебе скучала,- сказала Фауна.
- Ничего, разберусь со своими делами, будем почаще видеться. Я тоже
тебя люблю. Фауна.
- Перестань. Не смей мне таких слов говорить, Фауна всхлипнула и
захлопнула топочную дверцу.
30. НА СВЕТ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРЕЗИДЕНТ
Совесть - удивительное и таинственное порождение сознания; именно
она повинна в том, что наш жизненный путь столь неисповедим, столь
комичен и столь мучителен. Зародилась она, вероятно, в смятенной душе
тех первобытных индивидуалистов, на которых сообщество воздействовало
силой своей нелюбви. Кто знает, может, совесть пускает корешки и
расцветает в чувствилище нашем благодаря питающим ее выделениям некой
таинственной железы? Кто знает, не оттого ли человек обрекает себя на
муки совести, что чует в них средство возвестить равнодушной вселенной о
своем существовании? А может быть, мука есть величайшее наше
наслаждение?.. Как бы то ни было, мы предаемся мукам совести так же
радостно самозабвенно, как кошки - любви; от сознания своей вины готовы
выть, как волки на луну; ни одного человека в мире не удостоим таким
жгучим презрением, как самого себя...
Если и жил на свете смертный, которому недоступны были подобные
муки и радости, то это Элен. Для пробуждения совести требуется известная
самоуглубленность, а откуда ей взяться у человека, начисто лишенного
рефлексии? Жизнь для Элена была чем-то вроде проходящего поезда для
мальчишки, который с открытым ртом, с волнением в легком сердце смотрит
изумленными глазами на летящие мимо вагоны.
Элен никогда себя ни в чем не винил, ибо был и впрямь невинен, как
младенец. Его воспитание и образование Мак описал следующим образом:
"Четыре года отсидел в простой школе, четыре - в исправительной, ни там,
ни там ничему не научился". Даже исправительная школа, где порок и
преступление относятся чуть ли не к числу обязательных предметов, не
смогла испортить Элена. Вышел он оттуда таким же чистым душой, как и
поступил. Впрочем, некоторые преступные деяния были бы ему по силам - не
хватало лищь сосредоточенности, и неизвестно, как бы сложилась его
жизнь, если б судьба не дала ему в друзья Мака с ребятами и Дока. Мака
Элен почитал величайшим человеком в мире, а Дока вообще не относил к
разряду смертных. Иногда он вместо Бога молился Доку.
Но теперь Элен начал меняться. Мало-помалу в нем копилась
сосредоточенность. Возможно, давало всходы коварное семя, посеянное в
душе гороскопом Фауны. После первого бурного несогласия он больше ни
разу не заговаривал о своем будущем, что само по себе было весьма
подозрительно.
Элен не хотел быть президентом Соединенных Штатов. Если б был хоть
какой-то способ избежать злой напасти, он бы им воспользовался, но
гороскоп не оставлял никакой лазейки. И как узник, помаявшись немного,
начинает обживать и даже по возможности украшать темницу, так и Элен,
будучи не в силах сбросить оковы грядущего президентства, стал думать,
как исполнить предназначение достойно и красиво. Ответственность - это
бремя, которое возвышает человека.
Элен стал готовить себя к государственному поприщу. Он прочел
попавшийся под руку журнал "Тайм", сначала один раз, потом другой-от
корки до корки. И подумал: все, что там написано,- бред (отсюда видно,
что, страдая растрепанностью мыслей, он все же обладал здравым умом).
Элен купил "Всемирный альманах" за 1954 год, изучил биографии
президентов и стал размышлять над тем, что делать, если англичане снова
вздумают насильно забирать на службу к своему королю американских
моряков, или если вновь возникнет вопрос о какой-то "Директиве номер 40
за 1954 год"...
С той поры как Элен внутренне смирился с высоким назначением, жизнь
его стала мучительной. В иное утро он просыпался счастливым, думая, что
президентство всего лишь кошмарный сон. Но тут же пересчитывал пальцы на
ногах и - покорялся судьбе и долгу. Труднее всего в этом новом состоянии
было одиночество. Он ни с кем не мог обсуждать президентские заботы.
Судьба выделила его - и поставила над обыденным. Нет, не гнев владел им,
когда он чуть было не поднял руку на Мака, а стремление защищать слабых
и униженных, в данном случае Дока. И вовсе не из пустого тщеславия
восстал он против друзей, отказавшись пойти на маскарад гномом. Хочешь
не хочешь, он должен был блюсти достоинство своего высокого ранга;
будущий президент мог нарядиться лишь Прекрасным принцем, и никем иным!
В обычное время кто-нибудь из ребят непременно заметил бы страдание
и усталость на физиономии Элена, а также печать благородного
мученичества во всем его облике,- и Элену дали бы две ложки лучшего в
мире лекарства - горькой соли. Но сейчас для всех его друзей - и мужчин,
и женщин - настала пора невзгод, и располагавшая к душевной чуткости.
Попытки Элена понять, что же случилось на маскараде, не дали
плодов. Элен помнил, как во всей красе и величии явился в Ночлежку, а
потом... потом случилось что то непостижимое, имевшее ужасные
последствия. Незыблемый дух Королевской ночлежки - подобно граниту, что
на своем веку выдерживает несметное число ударов, но в какой то миг
разрушается разом,- этот дух в одночасье испарился.
Мак, которому обычно и горе не беда, впал в тоску; очи его
потускнели; отважная душа обескрылела. А уж если с Маком приключилось
такое, то можно себе представить состояние ребят - ни дать ни взять
выброшенные на берег медузы.
"Что случилось?"- раз за разом опрашивал Элен, но все только
взглядывали на него молча и тут же отводили глаза, не желая ничего
объяснять. Несколько первых дней Элен еще надеялся, что это просто
невиданно затянувшееся похмелье, но вот уже пора бы им снова возжаждать,
а все словно дремлют! Элен начал опасаться за своих друзей.
Усевшись под кипарисом, Элен попытался не просто собраться с
мыслями, но и задуматься. Подошло время великих дел - и оказалось, что
он один обладает нужной для них духовной статью. Когда он, наконец,
встал, отряхнул со штанов черно-зеленые кипарисовые чешуйки и направился
в Королевскую ночлежку, он был уже не прежний Элен, которого звали за
глаза Беспамятным, Пеньком, Дурачком. Его могучие плечи расправились под
высоким грузом ответственности; глаза излучали спокойную нравственную
силу.
В Ночлежке царил печальный сумрак, пахло плесенью. Ребята лежали на
кроватях как неживые. Мак, очевидно, чувствовал себя хуже всех, потому
что уставился в свой полог совершенно пустыми глазами. Он не стенал, не
метался, но какая-то тайная скорбь ела его прямо на глазах.
Элен присел в ноги к Маку, ожидая, что Мак лягнет его ногой в
стоптанном ботинке, но Мак не шевелился.
- Мак, ты что лежишь как колода? - тихо сказал Элен.- Вставай
Мак ничего не ответил, только прикрыл глаза,- из-под ресниц
выкатились две слезы и быстро высохли на горячих щеках.
- А если я тебе врежу, тогда встанешь? - еще тише спросил Элен.
Мак вяло покачал головой: мол, не надо.
Элен не мог больше сдерживаться, бросил козырную карту - будь что
будет.
- Я был вчера у Дока. Сидит с карандашом, ни слова не написал.
Ничего за день не сделал. Ничего не придумал. Хватит валяться, Мак, Доку
нужна помощь!
- Нужна, как собаке пятая нога,- отвечал Мак заупокойно.- Не
сердись на меня, Элен. Я больше не могу. Я в нокдауне.
- А что случилось, Мак?
- Помнишь, как мы в тот раз отмечали его день рождения? Когда за
лягушками ездили,- глухо сказал Мак. Все у него в лаборатории
порушили-поломали. Так вот, это все цветочки...
- Какие цветочки? -с интересом спросил Элен.
- Я в том смысле, что тогда поломали вещи - проигрыватель,
пластинки, посуду. А теперь хуже - теперь мы душу ему поломали! Я себя
чувствую, как медведь, который хотел погладить человека по башке, провел
лапой, а у того мозги вон. Все, сдаюсь...- Глубоко вздохнув, Мак
перевернулся на другой бок, закрыл лицо руками.
- Нет, ты не сдавайся! - приказал Элен.
- Уж как-нибудь без тебя разберусь, ладио?
- Ладно, разбирайся,- обрадовался Элен.
- Сам и разбирайся! -