Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
наю, - кто это
сделал. Тот же человек, который месяц назад подложил бомбу. Майор Руперт
Тайдермен.
- Но это бессмысленно. - Колин вытаращил на меня глаза.
- Да. Очень мало смысла.
Я рассказал ему, как майор Тайдермен взорвал бомбу, когда мы все были
в безопасности на земле, а сегодня, думая, что самолет Нэнси поведу я и
сумею посадить его и без радио, испортил электропроводку.
- Но... это... значит...
- Да, - сказал я.
- Он пытается создать впечатление, будто кто-то хочет убить меня.
Я кивнул.
- И в то же время старается это сделать так, чтобы ты обязательно
остался в живых.
ГЛАВА 11
Следственная комиссия, словно ищейки ада, не замедлила выйти на след.
В комнате для команды меня встретил не высокий рассудительный
следователь, а квадратный коротышка с упрямой челюстью и глазами,
начисто лишенными юмора. Он отказался сесть и предпочел вести беседу
стоя. С ним не было молчаливого помощника с блокнотом, его команда
состояла из одного человека, и этому человеку очень хотелось кого-нибудь
строго наказать.
- Должен обратить ваше внимание на правила аэронавигации, параграф
тысяча девятьсот шестьдесят шестой. - Голос звучал отрывисто и
бескомпромиссно. Традиционная вежливость коллег по комиссии была сведена
до минимума.
Я продемонстрировал близкое знакомство с параграфом, о котором он
спрашивал. И неудивительно: правила аэронавигации регулировали каждый
шаг профессиональной жизни пилота.
- Мы получили информацию, что в прошлую пятницу вы нарушили статью
двадцать пятую, параграф четвертый, подраздел "а", и статью восьмую,
параграф второй.
Я подождал, пока он договорит, а потом спросил:
- Кто сообщил вам?
- Это не имеет отношения к делу. - Он строго посмотрел на меня.
- Не пилот ли "Полиплейн"?
Он невольно моргнул.
- Если мы получаем обоснованную жалобу о нарушениях правил, мы
обязаны ее расследовать.
Обосновать жалобу не составляло труда. Комната для команды еще и
утром в понедельник была завалена субботними газетами, посвященными в
основном еще одному покушению на Колина Росса. На первых полосах всех
газет крупным планом фотографии. Мои пассажиры по минутам расписывали,
как мы вели самолет, в котором находился Колин, над морем, а потом к
дому на высоте семисот футов.
Пассажиры ничего не присочинили, все правда. Единственная незадача в
том, что одномоторный самолет типа "Чероки-шесть" не имеет права летать
над морем на такой небольшой высоте с платными пассажирами. Кроме того,
пилот такого самолета не имеет права садиться на аэродроме, где
облачность ниже тысячи футов.
- Вы признаете, что нарушили параграф?..
- Да, - прервал я.
Он открыл рот, потом снова закрыл его.
- Э-э, ну так, - прокашлялся следователь. - Вы получите повестку.
- Да, знаю.
- Как мне представляется, не первую. - Просто констатация факта,
никакой издевки.
- Не первую, - безучастно согласился я. Наступило молчание. Потом я
спросил:
- Как действует это приспособление? Пакетик с азотной кислотой на
резинке?
- Это вас не касается.
Я пожал плечами.
- Я же могу спросить любого школьника, который изучает химию.
Следователь заколебался. Он относился к людям, которые не любят
откровенничать. Он бы никогда, в отличие от высокого следователя, не
признал, что в решениях его правительства или его комиссии могут быть
какие-нибудь ошибки или даже недоработки. Но, поискав в памяти
соответствующий параграф и перебрав все правила, регулирующие его
работу, он понял, что имеет право ответить на мой вопрос.
- Пакетик на резинке содержал стекловату, смоченную в слабом растворе
азотной кислоты. Участок провода на кабеле, идущем к главному
рубильнику, был оголен и обмотан стекловатой. Азотная кислота такой
концентрации, видимо, часа полтора разъедала провод. - Он замолчал и
задумался.
- А резинка? - подтолкнул я его.
- Ну... Поскольку азотная кислота так же, как и вода, проводит
электричество, то пока стекловата касалась провода, электропровод был
разъеден. Поэтому, для того, чтобы разомкнуть электрический контур,
необходимо было стекловату убрать. Это было достигнуто с помощью
резинки. Когда азотная кислота разъела провод насквозь, концы его
разъединились, и уже ничто не мешало резинке сократиться и оттащить
стекловату. Я понятно объясняю?
- Понятно, - подтвердил я.
По-моему, он испытывал небольшое физическое и моральное потрясение от
того, что так много сказал подозреваемому в нарушении правил
аэронавигации. Он с неожиданной энергией двинулся к двери.
- Ладно, - на ходу бросил он мне. - Теперь я должен поговорить с
мистером Харли.
- Вы уже поговорили с майором Тайдерменом? - спросил я.
После некоторой заминки он произнес:
- Это вас не касается.
- Вероятно, вы уже видели его?
Молчание.
- Вам удалось его найти?
Молчание.
- Хотя, может быть, майора нет дома?
Снова молчание. Потом он обернулся и произнес, подчеркивая каждое
слово:
- Это не ваше дело. Вы не имеете права задавать мне такие вопросы. Я
больше не буду вам отвечать. Я приехал сюда, чтобы задавать вопросы вам,
а не отвечать на ваши. - Он с легким щелчком закрыл рот и опять строго
посмотрел на меня. - А ведь меня предупреждали, - пробормотал он.
- Надеюсь, вы найдете майора раньше, чем он поставит очередное
устройство в самое неподходящее место, - вежливо заметил я.
Он фыркнул и, не оглядываясь, вышел из комнаты для команды,
направляясь в кабинет Харли. Харли знал, зачем приехал представитель
следственной комиссии, он еще с пятницы злился на меня.
- Мистер Шор признает, что нарушил правила, - заявил ему
представитель следственной комиссии.
- Он не мог не признаться, - сердито проворчал Харли, - если учесть,
что все базы военно-воздушных сил страны говорили ему о низкой
облачности над Кембриджем.
- В таких обстоятельствах, - продолжал коротышка, - ему следовало
немедленно вернуться в Манчестер, где высота облачности еще была в
допустимых правилами пределах, и ждать там улучшения погоды, А он вместо
этого летал над всей восточной Англией с недопустимо низким запасом
горючего. Ему следовало искать свободный от облачности аэропорт.
Правильно было бы сразу вернуться.
- И черт с ним, с этим Колином Россом, - произнес я светским тоном.
Они синхронно поджали губы. Больше сказать было нечего. Если вы
проскочили на красный свет и превысили скорость ради того, чтобы спасти
жизнь человеку, вовремя доставив его в больницу, вас все равно накажут
за нарушение правил движения. Либо гуманность, либо закон - извечное
противоречие. Каждому приходится делать свой выбор и ждать последствий.
- Я не несу никакой ответственности за то, что вы сделали, - мрачно
заявил Харли. - Я категорически утверждаю и повторю это в суде, если
понадобится, что вы действовали, нарушая инструкции "Дерридаун", и что
"Дерридаун" абсолютно не связан и не имеет никакого отношения к вашим
действиям.
Я хотел было спросить, не принести ли ему тазик для ритуального
умывания рук, но, подумав, решил промолчать.
- И безусловно, - продолжал он, - если вам присудят штраф, вы будете
платить сами.
"Всегда мне не везет, - подумал я. - Работаю в фирмах, которые сами
на грани банкротства и не могут быть щедрыми".
- Все? - спросил я у них. - У нас есть заказ, если вы помните... -
добавил я, повернувшись к Харли.
Они оба недовольно смотрели мне вслед, а я собрал нужные документы и
полетел на "Ацтеке", чтобы забрать бизнесменов в Элстри и отвезти в
Гаагу.
***
В ту пятницу, едва Колин и я заперли самолет Нэнси, чтобы никто его
не трогал, как увидели мчавшиеся на нас передовые когорты местной
прессы, которая обогнала даже следственную комиссию. В ту ночь не спал
ни один репортер, ни один редактор, готовились срочные ночные и утренние
выпуски о чудесном спасении Колика Росса.
Сохранить в секрете переговоры самолета с землей так же невозможно,
как переплыть Атлантический океан на спасательном круге. Десятки
радиолюбителей, живущих на земле, но устремленных в небо, слушали мои
переговоры с диспетчером радара Бирмингема и оборвали в Кембридже
телефоны, чтобы узнать, спасся ли Колин Росс. Они бесстрашно сообщили
газетам о возможности его гибели. О его прибытии целым и невредимым в
телевизионных новостях сообщили через сорок минут после нашего
приземления. Великая четвертая власть Британии описала каждый вдох и
выдох пассажиров. Нэнси и Энни Вилларс даже охрипли, отвечая на вопросы,
и спаслись от журналистов только в женском туалете. Колин привык иметь
дело с репортерами, но даже он к тому времени, когда вырвался от них,
стал бело-синим от усталости.
- Пойдем, - сказал он мне, - заберем Нэнси и поедем домой.
- Мне надо позвонить Харли...
Харли уже знал и взорвался, как петарда. Кто-то - как потом
выяснилось, служащий "Полиплейн", - позвонил и рассказал ему, что его
высококвалифицированный пилот нарушил все правила в поисках Колина Росса
и посадил "Дерридаун" в лужу. Известие о том, что его лучший клиент жив
и завтра оплатит все расходы, не произвело на Харли никакого
впечатления. "Полиплейн" заставил его подергаться, и все по моей вине.
Я остался в Кембридже, пообещав Харли заплатить за ангар для
самолета, и вместе с Нэнси и Колином отправился домой.
Домой?
Опасное, тревожащее память слово. И самое скверное, что я и на самом
деле чувствовал себя там дома. Всего в третий раз я приходил в этот дом,
такой родной, уютный, где так легко... Не стоило мне чувствовать, где
так легко... Не стоило мне чувствовать, что я принадлежу этому дому,
потому что я ему не принадлежал.
***
Субботнее утро я провел, разговаривая с кембриджской полицией лично и
со следственной комиссией в Лондоне по телефону. В обеих организациях
невнятно бормотали, что, возможно, им придется попросить майора Руперта
Тайдермена помочь в расследовании. В субботний полдень я без приключений
отвез Колина в Хейдок. Субботнюю ночь я опять с удовольствием провел в
Кембридже. В воскресенье мы с Колином полетели в Букингем, потом я
поменял "Чероки-шесть" на "Ацтека" и доставил Колина в Остенде. Мне
удавалось избегать встречи с Харли до самого вечера воскресенья. Но
когда я наконец вернулся, он стоял и ждал, пока я заведу машину в ангар,
и потом больше получаса читал нотацию, как важно соблюдать букву закона.
Главный пункт его аргументов заключался в том, что, если бы я
предоставил Нэнси самой себе, она благополучно приземлилась бы
где-нибудь на плоских равнинах восточной Англии. У нее не оставалось бы
выбора. И конечно же, настаивал Харли, она не ударилась бы ни об одну
радиомачту, ни о трубы тепловых электростанций, которые в этом районе,
будто иглы, пронизывают облака. Они все отмечены на карте, и она легко
избежала бы их. Нэнси ведь знала, что, если она начнет снижаться, то ей
грозит налететь на один из устремленных в небо пиков, будь то труба или
мачта. Телевизионная мачта в Мендлшеме уходит под облака больше чем на
тысячу футов. Но, говорил Харли, она сумела бы миновать ее тоже. Без
сомнения, она благополучно села бы на любом плоском поле.
- Как бы вы себя чувствовали в ее положении? - спросил я.
Он не ответил. Как пилот и как бизнесмен Харли был чертовски глуп.
***
Во вторник Харли сказал, что Колин отменил свой полет в Фолкстон, но
что мне надо на "Чероки-шесть" забрать владельца лошади и его друзей в
Ноттингеме и отвезти в Фолкстон.
Я решил, что Колин переменил свои планы и вместо Фолкстона поехал в
Понтефракт. Но я ошибся. Он прилетел в Фолкстон. На самолете
"Полиплейн".
Я узнал, что он участвовал в соревнованиях в Фолкстоне, только после
скачек, когда он вернулся на такси в аэропорт. Он вылез из машины в
обычном потрепанном виде и прошел мимо меня, направляясь к "Полиплейн".
- Колин, - окликнул я его.
Он остановился, оглянулся и посмотрел прямо мне в лицо. Очень
недружелюбно.
- В чем дело? - озадаченно спросил я. - Что случилось?
Он отвел глаза, я проследил за его взглядом. Колин смотрел на
"Полиплейн", возле которого стоял пилот и самодовольно ухмылялся. Это
был тот тип, который отказался помочь Кенни Бейсту, и самодовольная
улыбка не сходила с его физиономии весь день.
- Ты прилетел с ним?
- Да. - Голос холодный. Глаза тоже.
- Не могу понять...
- Ты... ты... - Он окинул меня уничтожающим взглядом. - Мне противно
даже говорить с тобой.
От чувства нереальности происходящего у меня отнялся язык. Я
ошарашенно смотрел на него.
- Ты просто разгромил наш дом... О, полагаю, что ты не хотел... Но
Нэнси ушла из дома, а Мидж, когда я уходил, сидела и плакала...
- Но почему? - в ужасе воскликнул я. - В воскресенье утром, когда мы
расстались, все было прекрасно...
- Вчера, - с горечью сказал он, - Нэнси вчера узнала. У себя в
аэроклубе. Это абсолютно раздавило ее. Она вернулась домой в шоке, все
перевернула, все расшвыряла и разбила, а сегодня утром собрала сумку и
ушла. Ни я, ни Мидж не смогли задержать ее. Мидж в ужасном состоянии...
- Он замолчал, и желваки перекатились у него по щекам. - Какого черта ты
сам не сказал ей? Духу не хватило?
- Не сказал что?
- Что? - Он сунул руку в карман потрепанных джинсов и вытащил вырезку
из газеты. - Вот что.
Я взял газету. Развернул. И почувствовал, как у меня одеревенело
лицо. Я знал, что он видит, как у меня одеревенело лицо.
Он дал мне вырезку с самым злым, с самым несправедливым отчетом о
моем процессе, где меня обвиняли в том, будто я подверг опасности жизнь
восьмидесяти семи пассажиров. О том самом процессе, который удивил
высокого следователя. Давно забытое дело четырехлетней давности. Но
протоколы хранятся, и каждый, кто хочет сенсацией на один день привлечь
внимание публики, может раскопать их.
- Но это еще не все, - продолжал Колин. - Он сказал ей, что ты был
уволен с другой аэролинии за трусость.
- Кто сказал ей? - еле выговорил я и протянул ему вырезку. Он взял
ее.
- Это имеет значение?
- Да.
- Для него в этом не было никакой выгоды. Это и убедило ее.
- Значит, никакой выгоды... Ты уверен?
- Конечно, а какой ему интерес?
- Ей сказал этот пилот "Полиплейн"? К примеру, тот, с кем ты сегодня
прилетел?
Сейчас этот тип повернулся к нам спиной. "Отыгрался, - подумал я, -
за то, что я пригрозил ему, когда Кенни проклинал его".
Колин открыл рот.
- Не было выгоды, - горько сказал я. - Смешно. Все лето они пытаются
перетянуть тебя у "Дерридаун", и наконец-то им, кажется, удалось.
Я отвернулся от Колина Росса, что-то сдавило мне горло. Наверно, я не
мог бы больше сказать ни слова. Я подумал, что он уйдет, сядет в
"Полиплейн" и швырнет мое будущее в корзину для мусора.
Но он подошел ко мне и взял за руку.
- Мэтт...
Я сбросил его руку.
- Скажи своей драгоценной сестрице: из-за того, что я вел ее в
Кембридж, мне пришлось нарушить правила, и меня снова будут судить. Меня
приговорят к штрафу, и я опять погрязну в долгах. Но в этот раз я шел на
нарушение с открытыми глазами... не то что тогда... - Я показал на
вырезку дрожащей рукой. - И тогда меня наказали за то, что в общем-то не
было моей виной.
- Мэтт... - Колин был потрясен.
- И что касается трусости, ей сообщили искаженные факты... О, я не
сомневаюсь, что они звучали убедительно и ужасно... "Полиплейн" много
выиграл, расстроив ее... Но я не понимаю... не понимаю, почему ей было
мало просто уговорить тебя не летать со мной.
- Почему ты сам не рассказал ей?
Я встряхнул головой.
- Возможно, когда-нибудь и рассказал бы. Я не думал, что эта важно.
- Не важно! - воскликнул он в яростном раздражении. - Она сделала из
тебя героя, а потом узнала, что герой-то на глиняных ногах. Конечно,
тебе следовало все ей рассказать, раз ты собираешься на ней жениться.
Ясно, что именно это и потрясло ее...
Я потерял дар речи. Челюсть буквально отвисла. Наконец я задал
дурацкий вопрос:
- Ты сказал "жениться"?..
- Ну да, конечно, - нетерпеливо подтвердил он, и лишь потом, кажется,
заметил мое состояние, близкое к шоку. - Ты же собирался на ней
жениться. Разве нет?
- Мы никогда... даже не говорили об этом.
- Нет, должно быть, говорили, - настаивал он. - Я подслушал, как в
воскресенье вечером они с Мидж обсуждали этот вопрос, когда я вернулся
из Остенде. "Когда ты выйдешь замуж за Мэтта", - сказала Мидж. Я ясно
слышал. Они в кухне мыли посуду. Они решили, что ты переедешь и будешь
жить с нами... Они распределили спальни... - Он говорил все тише и тише.
- Разве это... не правда?
Я молча покачал головой.
Колин недоуменно смотрел на меня.
- Ох, девушки, девушки, - вздохнул он.
- Я не могу жениться на ней, - мрачно объяснил я. - У меня не хватит
денег даже на разрешение...
- Это не имеет значения, - перебил он.
- Для меня имеет.
- Но не для Нэнси. - Он задумался. - Ты хочешь сказать... она не так
далека от истины в конечном счете?
- Совсем недалека...
Он посмотрел на вырезку, которую все еще держал в руках, и вдруг с
яростью смял ее.
- Это выглядело так ужасно, - пробормотал он с нотками извинения в
голосе.
- Это и было ужасно.
Он внимательно посмотрел на меня.
- Да, понимаю.
Подъехало такси, резко остановилось и выгрузило моих пассажиров,
веселых, раскрасневшихся, с бутылкой шампанского в руках. Лошадь
владельца победила.
- Я объясню ей, - пообещал Колин. - Найду и приведу домой. - Внезапно
его лицо исказилось от ужаса, будто он увидел страшное.
- Куда она отправилась?
Он сморщился, словно от боли.
- Она сказала... - Он сглотнул. - К Чантеру.
***
Весь вечер я просидел в вагончике с желанием разнести это убогое
жилище на куски. Мне хотелось выворотить плиту в кухне. Расколотить
окна. Измолотить стены.
Наверно, мне стало бы легче, если бы я это сделал.
Чантер...
Я не мог есть, не мог думать, не мог спать.
Вечно я не слушаюсь собственных советов: не увлекайся. Если бы я
держался в стороне, то ничего бы меня и не трогало. Ледяное спокойствие.
Равнодушие.
Я попытался снова вернуться в Арктику и ничего не принимать близко к
сердцу, но было уже поздно. Чувство кипело во мне с неожиданной для меня
самого силой, и я ничего не мог поделать. Я не понимал раньше, как люблю
ее. Знал, что она мне нравится, что мне хочется чаще ее видеть, быть с
ней, не расставаться надолго. Я считал, что в любой момент могу удержать
наши отношения на дружбе, не сознавая, как далеко зашел, как глубоко
завяз.
О, Нэнси...
Выпив полбутылки виски, подаренного Кенни Бейстом, я заснул, но лучше
мне не стало. В шесть я проснулся такой же несчастный, но вдобавок с
головной болью.
В тот день не было полетов, и ничто не могло отвлечь мои мысли.
Нэнси и Чантер...
Утром, дойдя до ручки, я позвонил из автомата для клиентов в
Ливерпуль, в художественную школу, и попросил дать мне адрес Чантера.
Сухой голос секретарши ответил, что она очень сожалеет, но в ее
служебные обязанности абсолютно не входит давать домашние адреса
сотрудников. Я могу написать письмо на адрес школы, и они передадут его
адресату.
- Как вы думаете, могу я с ним поговорить? - спросил я. Хотя что бы
это дало - одни Бог знает.
- Бо