Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
еактивного самолета. У
судна, стоящего перед нами, бруттотоннаж 125 000 тонн. Тут развитие и
прогресс. Но никто не может сойти на берег, Яспер-сен. Они придут на судно,
если вам что-нибудь потребуется. Они отметят в листке заказов то, что вам
нужно, и вернутся с передвижным трапом и запихнут вам все на борт. Если
капитан настаивает на том, чтобы сойти на берег, то приходит парочка
офицеров безопасности, забирает тебя у трапа и водит за ручку, пока ты не
вернешься назад. Говорят, что из-за опасности пожара. Из-за опасности
саботажа. Говорят, что когда хранилища заполнены, здесь одновременно
находится один миллиард литров нефти.
Он хочет взять новую сигарету, но пачка пуста.
- Это суть централизации. В этих условиях те, кто водят корабли, почти
потерялись. Моряки больше не существуют.
Я жду. Ему что-то от меня надо.
- Вы надеялись сойти на берег? Я качаю головой.
- Даже если это был бы единственный шанс? Если это был бы конечный пункт?
Если бы теперь оставался лишь путь домой?
Он хочет знать, как много мне известно.
- Мы ничего не загружаем, - говорю я. - Мы ничего не выгружаем. Это всего
лишь стоянка. Мы чего-то ждем.
- Это все догадки.
- Нет, - говорю я. - Я знаю, куда мы плывем.
Поза его по-прежнему непринужденная, но теперь он начеку.
- Расскажите мне, куда.
- За это вы должны сказать мне, почему мы здесь стоим.
Кожа его лица не выглядит здоровой. Она очень белая и шелушится в
довольно сухом воздухе. Он облизывает губы. Он поставил на меня, как на
своего рода страховку. Теперь он оказывается перед новым, рискованным
контрактом. Но это требует ко мне доверия, которого у него нет.
Не говоря ни слова, он проходит мимо меня. Я иду за ним на мостик.
Закрываю за нами дверь. Он подходит к слегка приподнятому навигационному
пульту.
- Покажите, - говорит он.
Это карта Девисова пролива масштабом 1:1 000 000. На западе ее изображена
оконечность полуострова Камберленд. На северо-западе - побережье у банки
Сторе Хеллефиске.
На столе, рядом с морской картой, лежит карта ледовой обстановки,
изданная Ледовой службой.
- Полярный лед, - говорю я, - находился в этом году, с ноября, на сто
морских миль к северу, но не выше Нуука. Тот лед, который следует с
Западно-гренландским течением, по мере продвижения тает, потому что в
Девисовом проливе было три теплые зимы, и там теплее, чем обычно. Течение,
теперь уже безо льда, идет дальше вдоль берега. В заливе Диско самое большое
количество айсбергов в мире на единицу площади. В последние две зимы глетчер
у Якобсхавн двигался со скоростью 40 метров в день. Это приводит к
образованию самых больших айсбергов за пределами Антарктиды.
Я показываю пальцем на карту ледовой обстановки.
- В этом году они были вытеснены из залива уже в октябре и прошли вдоль
побережья с турбулентным ответвлением между Западно-гренландским и
Баффиновым течениями. Даже в защищенных водах есть айсберги. Когда мы уйдем
отсюда, Т„рк даст нам северо-западный курс, пока мы не обойдем этот пояс.
Лицо его непроницаемо. Но в нем такая же сосредоточенность, как и
когда-то у рулетки.
- Баффиново течение с декабря несло западный лед вниз до 66ё северной
широты. Он смерзся с новым льдом где-то на расстоянии от 200 до 400 морских
миль в Девисовом проливе. Т„рк хочет привести нас куда-то к краю этого льда.
А потом мы возьмем курс прямо на север.
- Вы здесь раньше плавали, Ясперсен?
- У меня водобоязнь. Но я кое-что знаю про лед. Он склоняется над картой.
- Никто никогда не плавал далее Хольстейнсборга в это время года. Даже
вдоль берега. Течение превратило полярный и западный лед в бетонную
поверхность. Мы могли бы проплыть дня два на север. Но что он хочет от нас у
кромки льда?
Я выпрямляюсь.
- Нельзя играть, не сделав ставку, господин Капитан.
На минуту мне кажется, что он ускользнул от меня. Но потом он кивает.
- Все, как вы и сказали, - говорит он медленно. - Мы ждем. Это то, что
мне известно. Мы ждем четвертого пассажира.
За пять часов до этого ?Кронос? меняет курс. Напротив кают-компании висит
низкое, матовое солнце, и по тому, как оно расположено, мне это очень хорошо
заметно. Но почувствовала я это еще раньше.
В столовых интернатов все прирастали к своим местам за столом. В
нестабильных ситуациях начинают приобретать особое значение какие-то внешние
точки опоры. В кают-компании ?Кроноса? мы тоже приклеились к нашим стульям.
За соседним столом, погруженный в себя, бледный, склонившись над тарелкой,
ест Яккельсен. Фернанда и Мария стараются не смотреть на меня.
Морис сидит спиной к нам. Он ест только правой рукой. Левая подвязана к
шее на перевязи, частично закрывающей плотно перебинтованное плечо. На нем
форменная рубашка, один рукав которой отрезан, чтобы можно было наложить
повязку.
От страха во рту у меня возникает сухость, которая никуда не исчезнет,
пока я на борту судна.
Когда я выхожу из дверей, Яккельсен идет за мной.
- Мы поменяли курс! Мы идем к Готхопу.
Я решила делать уборку в офицерской кают-компании. Если меня будет
преследовать Верлен, он вынужден будет пройти мимо мостика. Если же мы
направляемся в Нуук, ему придется прийти. Они не могут позволить мне сойти
на берег в большом порту.
Я провожу четыре часа в кают-компании. Я мою окна и полирую медные
полоски и под конец покрываю деревянные панели маслом тикового дерева.
В какой-то момент мимо проходит Кютсов. Увидев меня, он поспешно
удаляется.
Появляется Сонне. Он стоит некоторое время, переминаясь с ноги на ногу. Я
надела короткое синее платье. Может быть, он принимает это за приглашение
остаться. Это не правильное толкование. Я надела его, чтобы можно было
бежать, как можно быстрее. Не получив никаких ободряющих предложений, он
уходит. Он слишком молод, чтобы решиться сделать первый шаг, и недостаточно
стар, чтобы быть навязчивым.
В четыре часа мы причаливаем позади красного небоскреба. Спустя полчаса
меня вызывают на мостик.
- В это время года, - говорит Лукас, - есть только одна возможность
пройти севернее, если с тобой нет ледокола. И даже в этом случае шансы не
велики. Надо уйти дальше в море. Или же ты окажешься в заливе, лед
неожиданно сомкнется за тобой, и ты попался...
Я могла бы солгать ему. Но он - одна из тех совсем немногих соломинок, за
которые я могу ухватиться. Это человек, который опускается все ниже и ниже.
Кто знает, может быть в ближайшем будущем он окажется там, где мы сможет
встретиться.
- В районе 54ё западной долготы, - говорю я, - глубина увеличивается. От
берега отходит ответвление Западного течения. Там оно встречается с
относительно более холодным северным течением. К западу от больших рыбных
банок возникает район с неустойчивой погодой.
- ?Море туманов?. Никогда там не был.
- Место, куда течением с восточного побережья приносит большие обломки
льда и откуда они никуда не могут деться. Вроде ?кладбища айсбергов? к
северу от Упернавика.
Концом линейки я показываю темную область на карте ледовой обстановки.
- Слишком маленький участок, чтобы быть четко обозначенным. Он очень
часто, возможно, и сейчас, имеет форму продолговатого залива, словно фьорд в
паковом льду. Есть риск, но участок проходимый. Если очень надо. Даже
маленькие датские корабли береговой охраны иногда заходят туда в поисках
английских и исландских траулеров.
- Зачем вести судно водоизмещением 4 000 тонн с двумя десятками человек
по направлению к морю Баффина, чтобы войти в опасное для жизни пространство
между ледяными полями?
Я закрываю глаза и вызываю в памяти увеличенную фотографию эмбриона,
маленькую фигурку, свернувшуюся в кольцо. Фотографии, которые лежали на
морской карте на шлюпочной палубе.
- Потому что там находится остров. До острова Элсмир это единственный
остров на таком большом расстоянии от побережья.
Точечка под моей линейкой так мала, что ее почти и не видно.
- Исла Гела Альта. Открыт португальскими китобоями в прошлом веке.
- Я слышал о нем, - говорит он задумчиво. - Птичий заповедник. Слишком
плохая погода даже для птиц. Запрещено сходить на берег. Невозможно встать
на якорную стоянку. Совершенно непонятно, зачем туда надо плыть.
- И все же держу пари, что именно туда мы и направляемся.
- Я, - говорит он, - не уверен, что в вашем положении можно заключать
пари.
Спускаясь с мостика, я размышляю о том, что в Сигмунде Лукасе пропал
хороший человек. Я часто наблюдала это явление, будучи не в состоянии понять
его - то, что внутри человека может существовать другой, цельный,
великодушный и вызывающий доверие индивид, который никогда не показывается
наружу иначе как мельком, потому что он существует в оболочке продажного и
расчетливого преступника-рецидивиста.
На палубе стало темно. Где-то в темноте вспыхивает сигарета.
Яккельсен стоит, облокотившись на перила.
- Вот это круто! Круто!
Весь комплекс под нами освещен фонарями на столбах, расположенными по обе
стороны от нас вдоль причала. Даже сейчас, освещенная этим желтым светом,
покрашенная в травянисто-зеленый цвет, с огнями зданий вдалеке, маленькими
электрическими автомобилями и белой дорожной разметкой, ?Гринлэнд Стар?
по-прежнему не похожа ни на что иное, кроме как на несколько тысяч
квадратных метров стали, положенных в Атлантическом океане.
Для меня все это не более чем недоразумение. Для Яккельсена это чудесное
соединение моря и передовой технологии.
- Да, - говорю я, - а самое прекрасное - это то, что все можно
демонтировать и упаковать за 12 часов.
- Но, слушай, это же победа над морем. Теперь неважно, какая глубина и
какая погода. Теперь можно где угодно устроить порт. Прямо посреди океана.
Я не педагог и не вожатый бойскаутов. У меня нет никакой необходимости
поправлять его.
- А почему ее надо демонтировать, Смилла?
Может быть из-за того, что я так нервничаю, я все же отвечаю ему.
- Ее построили, когда начали добывать нефть со дна моря у Северной
Гренландии. С того момента, когда нашли нефть, до начала ее добычи прошло
десять лет. И все из-за льда. Сначала они построили прототип того, что
должно было стать самой большой и самой надежной буровой платформой в мире,
"Joint Venture Warrior" -
продукт ?гласности? и гренландского самоуправления, результат сотрудничества
между США, Советским Союзом и концерном ?А.П.М„ллер?. Ты плавал мимо буровых
платформ. Ты знаешь, какого они размера. Их видно на расстоянии 50 морских
миль, и они все растут и растут, словно парящая на столбах вселенная. С
пивными и ресторанами, рабочими местами и мастерскими, кинотеатрами и
театрами и, наконец, пожарными командами, и все это смонтировано на высоте
12 метров от поверхности моря, так что даже самые большие штормовые волны
проходят под ними. Вспомни такую платформу."Venture Warrior" должна была
быть в четыре раза больше. Прототип находился на расстоянии 18 метров над
поверхностью моря. На нем должны были работать 1 400 человек. Прототип
воздвигли в море Баффина. Когда он был построен, появился айсберг. Это было
предусмотрено. Но этот айсберг был немного больше, чем обычные. Он родился
где-то на краю Северного Ледовитого океана. Его высота была 100 метров, и он
сверху был плоский - такими обычно бывают высокие айсберги. Под водой у него
было 400 метров льда, и весил он 20 миллионов тонн. Когда увидели, что он
приближается, пришлось немного задуматься. Но у них в распоряжении были два
ледокола. Их привязали к айсбергу, чтобы можно было отбуксировать его на
другой курс. Течение было совсем небольшим, ветра не было. И все же ничего
не изменилось, когда они прибавили обороты. Ничего - айсберг продолжал
двигаться прямо вперед. Как будто он и не замечал, что его тащат. И он
прошел по прототипу, а за ним, в воде, не осталось никаких других следов
гордого проекта "Joint Venture Warrior", кроме нескольких нефтяных пятен и
обломков. С тех пор все оборудование для Северного Ледовитого океана
делается так, чтобы его можно было упаковать за 12 часов. Таково требование
Ледовой службы. Бурение ведется с плавучих платформ, которые могут в любой
момент уплыть. Этот суверенный порт не что иное, как жестяное блюдо. Если бы
здесь проплывал лед, он унес бы его с собой, не оставив и следа. Они
размещают эту платформу здесь только в мягкие зимы, когда полярный лед не
поднимается, а паковый лед не спускается сюда. Они не победили лед,
Яккельсен. Борьба еще и не начиналась.
Он гасит сигарету. Стоит он спиной ко мне. Я не знаю, разочарован он или
ему все равно.
- Откуда ты это знаешь, Смилла?
Когда еще размышляли, не поставить ли на лед "Venture Warrior", я полгода
работала в американской гидрокриолаборатории на острове Байлот, занимаясь
моделированием для определения эластичности морского льда. Нас в группе было
пятеро энтузиастов. Мы знали друг друга еще с двух первых конференций
приполярных народов. Когда мы устраивали вечеринки, то, захмелев,
произносили речи о том, что впервые в одном месте собрано пять гляциологов
эскимосского происхождения. Мы говорили друг другу, что в тот момент мы
представляем собой самую компетентную в мире экспертизу.
Свои самые важные эмпирические выводы мы получали в тазах для мытья
посуды. Мы наливали туда соленую воду, ставили тазы в лабораторные
морозильники и замораживали воду до заданной толщины льда. Эти пластины мы
выносили на улицу, клали их на края двух столов, нагружали их грузами и
измеряли, насколько они прогнуться, пока не сломаются. Мы подключали
электрические двигатели, чтобы создать вибрацию грузов, и доказывали, что
сотрясение от бурения никак не повлияет на структуру и эластичность льда. Мы
были полны гордости и научного восторга первооткрывателей. Только когда мы
написали наш заключительный отчет, в котором рекомендовали компаниям
?А.П.М„ллер?, ?Шелл? и ?Госпетрол? начать разработку гренландских нефтяных
месторождений с построенных на льду платформ, до нас дошло, что мы делаем.
Но было уже поздно. Одна советская компания создала "Venture Warrior" и
получила концессию. Нас всех пятерых уволили. Пять месяцев спустя прототип
был стерт в порошок. С тех пор не делалось никаких попыток создать
что-нибудь более постоянное, чем плавучие платформы.
Я могла бы рассказать это Яккельсену. Но я этого не делаю.
- Сегодня ночью я все устрою, Смилла, - говорит он.
- Прекрасно.
- Слушай, ты мне не веришь. Но ты увидишь. Мне все совершенно ясно. Меня
они никогда не могли провести. Я ведь знаю судно, так? У меня все схвачено.
Когда он оказывается в полосе света от мостика, я вижу, что на нем нет
верхней одежды. Он стоял на десятиградусном морозе, беседуя со мной, так,
как будто мы были в помещении.
- Сегодня ночью от тебя требуется только сладко спать, Смилла. Завтра все
изменится.
- Тюремная кухня предоставляла einzigartige
возможности, чтобы печь из дрожжевого теста.
Урс стоит, склонившись над прямоугольной формой, обернутой в белое
полотенце.
- Die Vielen Faktoren. Сама закваска, опара и,
наконец, тесто. Сколько оно поднимается и при какой температуре? Welche
Mehlsorten? При какой температуре печется?
Он разворачивает хлеб. У хлеба темно-коричневая, блестящая зеркальная
корочка, которая нарушается в нескольких местах целыми пшеничными зернами.
Головокружительный аромат зерен, муки и кисловатой свежести. При других
обстоятельствах я бы ему порадовалась. Но меня интересует нечто иное. Фактор
времени. Каждое событие на судне начинается с камбуза.
- Ты сейчас печешь, Урс. Это ungewohnlich.
- Проблема в соотношении. Между Sauerlichkeit и тем, как
оно поднимается.
После того, как у нас пропал контакт, после того, как он обнаружил меня в
кухонном лифте, мне стало казаться, что в нем самом есть что-то похожее на
опару. Что-то подвижное, неиспорченное, простое и вместе с тем изысканное. И
одновременно слишком, слишком мягкое.
- Что, еще кто-нибудь будет есть?
Он пытается сделать вид, что не слышит меня.
- Ты попадешь за решетку, - говорю я. - Прямо ins Gefangnis. Здесь в
Гренландии. И не будет никакой кухонной синекуры. Keine Strafer-massigung.
Они тут не особенно размышляют,
как и что готовить. Когда мы снова встретимся, годика через три-четыре,
посмотрим, сохранишь ли ты свое прекрасное настроение. Хотя и похудеешь на
30 килограммов.
Он оседает, словно проколотое суфле. Откуда ему знать, что в Гренландии
нет тюрем?
- Um elf Uhr. Fьr eine Person.
- Урс, - говорю я, - за что тебя осудили? Он смотрит на меня застывшим
взглядом.
- Только один звонок, - говорю я. - В Интерпол. Он не отвечает.
- Я позвонила перед отплытием, - говорю я. - Когда увидела список
экипажа. За героин.
Бусинки пота проступают на узкой полоске между усами и верхней губой.
- И не из Марокко. Откуда он был?
- Зачем меня так мучить? - Откуда?
- Аэропорт в Женеве. Озеро совсем близко от него. Я был в армии. Мы
получили ящики вместе с провизией и отправили их по реке.
Когда он отвечает, я впервые в жизни начинаю немного понимать искусство
допроса. Он отвечает мне не только из-за того, что испытывает чувство
страха. В такой же степени он испытывает потребность в контакте, тяжесть
угрызений совести, одиночество на борту.
- Ящики с антиквариатом? Он кивает.
- С Востока. Самолетом из Киото.
- Кто их привез? Кто был экспедитором?
- Но вы это должны знать.
Я молчу. Я знаю ответ еще до того, как он открывает рот.
- Der Verlaine natьrlich...
Вот так они набирали экипаж на ?Кронос?. Из людей, у которых не было
выбора. Только теперь, по прошествии всего этого времени, я вижу
кают-компанию такой, какой она является на самом деле. Словно микрокосм,
словно отражение той сети, которую Т„рк и Клаусен создали раньше. Подобно
тому, как Лойен и Винг использовали Криолитовое общество, они использовали
уже имевшуюся ранее организацию. Фернанда и Мария из Таиланда, Морис, Хансен
и Урс из Европы - части одного и того же организма.
- Ich hatte keine Wahl. Ich war zahlungsunfдhig. Его робость уже более не кажется
преувеличенной. Я выхожу из дверей, когда он меня догоняет.
- Фройляйн Смилла. Иногда я думаю, а не блефуете ли вы. Что, может быть,
вы не из полиции.
Даже стоя в полуметре от него, я чувствую исходящий от хлеба жар. Он,
должно быть, только что из печи.
- И в этом случае ware es kein besonderes Risiko, если бы я в один прекрасный день подал вам, ну скажем, порцию
бисквита с осколками стекла и кусочками колючей проволоки.
Он держит хлеб в руке. Его температура, наверное, градусов 200. Может
быть, этот Урс все-таки не такой уж мягкий. Может быть, если его подвергнуть
воздействию высокой температуры, то у него появится твердая, как стекло,
корочка.
Нервный срыв совсем не обязательно бывает срывом, он может наступить так,
что ты тихо и спокойно погружаешься в равнодушие.
Это со мной и произошло. По пути с камбуза я решаю бежать с ?Кроноса?.
В каюте я под одежду надеваю шерстяное нижнее белье. Поверх него свой
синий рабочий костюм, синие резиновые тапочки, синий свитер и тонкий
темно-синий пуховик. В темноте он будет почти черным. Это наименее
бросающееся в глаза из того, что я сейчас могу