Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
азговоре с Козьминым
и при этом еще успокоить ее. Поэтому он что есть мочи закричал: "Как
только... как только окажешься в Стамбуле - сразу свяжись со мной!
Сразу! И ничего не бойся, я с тобой!"
Связь оборвалась. Таня выключила телефон и еще раз подумала о том,
как повезло ей с отчимом. Она облокотилась на перила и стала смотреть на
удаляющиеся огоньки Южнороссийска. Морской воздух нежно гладил ее
горячие от возбуждения щеки...
Всего только пять дней назад она беспечно веселилась в ночном клубе.
И была при этом как все. А теперь? Как все изменилось! Теперь она
богата.
Богата... Но впереди еще - турецкая таможня. Впереди - чужая страна.
И потом - удалось ли ей оторваться от "хвоста"? И кто помог ей это
сделать?
И что, черт возьми, вся эта история, в конце концов, означает?
Таня осмотрелась. Верхняя палуба казалась абсолютно пустынной. И
только Алексей Мелешин, надежно скрытый шлюпкой, внимательно наблюдал за
девушкой.
***
Павел Ильич досадливо поморщился. Каждая встреча с Рустамом была для
него пыткой. Одного Шлягуна еще можно вытерпеть, но уж в комплекте с
этим "черным"... Он даже их дурацкий сленг не всегда понимает. Да и за
репутацию свою опасается. Увидит его кто-нибудь в такой компании - и что
подумает?
Павел Ильич решил отпустить машину и прогуляться пешком. Будет лучше,
если даже шофер не узнает, где мэр Южнороссийска проведет вечер.
***
С утра Тане пришлось поработать доктором. Ее соседка по каюте
оказалась не такой уж и крепкой. После вчерашней выпивки той было совсем
плохо. Татьяна по мере сил старалась облегчить Зое тяжелое похмелье. Она
укутала ее потеплей и приготовила крепчайший кофе - кипятильник работал
даже на теплоходе. Напоила ее отвратительной водкой, купленной на
южнороссийском базаре.
Таня чувствовала неизъяснимую симпатию к этой немолодой (но и
нестарой еще), истрепанной жизнью женщине, добывающей нелегкий хлеб в
поте лица своего.
Выхлебав кофе, а потом и водочки, Зойка разрумянилась и повеселела.
Вскочила с койки и стала доставать из сумки съестные припасы:
домашние котлетки, жареную курочку, одесскую колбаску, копченую
скумбрию, блинчики с творогом...
- А у меня ничего нет, - виновато сказала Таня. - Только это, - Таня
достала из баула банку огурцов.
- Та сразу видно, что ты не наша. - Зоя говорила с характерным южным
выговором, утрируя звуки "г" и "ш". - И чего маскировалась? Тоже -
Штирлиц!
Таня покраснела.
- Че везешь-то? - просто поинтересовалась Зойка.
Таня замялась.
- Ладно, не ври. Ну, чего - Илюхе дать пришлось? - Зойка спросила об
этом деловитым обыденным тоном.
Таня снова покраснела. Ну не объяснять же ей, как все было на самом
деле и что она в самом деле везет!
- Ну, и как у него? Стручок?..
Странная робость овладела Таней при общении с этой битой-перебитой
жизнью, тертой-перетертой женщиной. Она только молчала, даже не
отшучивалась.
- Где в Стамбуле жить-то будешь - знаешь? Таня пожала плечами.
- В "Мармаре" небось?
- А что это за "Мармара"? - полюбопытствовала Таня.
- Это такой отель на горе. Этажей двадцать. Пять звезд. Швейцар в
перчатках и все такое... А у кого товар брать будешь?..
Таня опять стушевалась.
- А хочешь - давай со мной. Я в этот раз одна, ты одна, а бабам в
Стамбуле одним делать нечего...
- Ну, может быть... - неуверенно сказала Таня.
***
Москва, сентябрь 1973 года - Да! Да! Да! Да! - вопила и изгибалась
под ним Лялька. Ее зубки впивались в его шею.
"Останутся следы, - отстранение думал Антон. - Что же я скажу
Белоснежке?" Но эта мысль была где-то на периферии его сознания. Его
всего затопило предвкушение конца. Он шел к нему, подгоняемый снизу
жаркими толчками Ляльки. Он стискивал ее раскинутые по кровати руки. Они
оба были мокры от пота.
Иногда он открывал глаза и в свете раннего осеннего утра видел
разметавшиеся по подушке черные волосы Ляльки, ее плотно сомкнутые глаза
и бормочущий рот.
"Давай, давай же, кончай!" - выкрикнула она, извернулась и взяла в
рот его сосок. И тут он финишировал. Мощно, долго, победительно. Она
заорала, ничуть не смущаясь картонных стен общаги.
Потом он отвалился к стене и уставился в потолок. Лялька еще стонала.
А ведь это третий раз за два часа, подумал он. Личный рекорд. Вот это
баба!
Супер! Как не похожа на стыдливую, холодноватую его невесту!
Лялька приникла к его груди и стала целовать его шею и руки.
- О, какой ты! Какой ты классный! - зашептала она. - Ты - чудо.
Супермужик!..
Он удовлетворенно мычал, не шевелясь.
- Боже, какой ты сильный! - продолжала Лялька, ласкаясь. - Какой у
тебя большой!.. Какой ты мощный!..
Антон лежал молча и самодовольно улыбался. Если б он знал, что эти -
или примерно эти - слова Лялька Климович говорит каждому мужчине, с кем
свела ее постель, самодовольства у него поубавилось бы. Не мог он знать
и того, что Лялька ведет дневник своих сексуальных похождений. Туда она
заносит каждого нового мужчину и проставляет им оценки (по шестибалльной
шкале, как фигуристам). Не мог он, конечно, ведать, что окажется в этом
потаенном дневнике под номером 63 и проставлена сегодня вечером ему
будет достаточно скромная "четверка". Если бы Антон знал все это, вряд
ли бы он улегся с Лялькой в постель. А может, наоборот, это бы его
дополнительно возбудило и придало бы его мимолетному сексу с
полузнакомой девушкой особенный кайф?.. Во всяком случае, то, что он
будет с ней спать, причем спать сегодня же, Антон понял через десять
секунд после того, как ее увидел. И она тоже поняла это. Все остальное,
весь короткий ритуал ухаживания на вечеринке в его комнате был просто
прелюдией, необходимым брачным танцем, подготовкой к этому сексу
воскресным сентябрьским утром.
"И еще я отомстил этой дуре, довольно подумал Антон. Правда, она об
этом не узнает. И дай бог, чтоб не узнала. Как, кстати, скрыть от нее
Лялькины укусы на плечах? И свою исцарапанную спину? Ладно, подумаю
потом... Надо с ней, наверно, недельку не поспать. Она и не очень-то в
постель к тебе стремится, надо честно признать... Холодновата... С
Лялькой не сравнишь".
Лялька выскользнула из-под простыни. "Ну и фигурка, - восхищенно
подумал Антон. - Настоящая секс-бомба. Груди здоровенные, красивые.
Большая аппетитная задница... Правда, чуть толстовата. А через пару лет
вообще расплывется, как кадушка... Но меня-то через пару лет уже с ней
рядом не будет, верно?"
Лялька взяла со стола чистое полотенце, обмакнула его в таз с водой.
Вернулась к кровати, уселась рядом с Антоном по-турецки и стала нежно
протирать его, приговаривая: "Какой большой, какой сильный! Какой
мальчик! Притомился, мой сладенький..." Потом она наклонилась, и Антон
почувствовал ее губы. Тут же помимо воли он ощутил возбуждение. Это было
уже больно. Но и сладко - тоже.
"Вот это секс-машина", - восхищенно подумал Антон.
А начиналось все вчера с вечеринки, или "сейна", как тогда говорили,
в его общежитской комнате.
Поводов было два. Во-первых, Белоснежка должна была сдать госэкзамен
по научному коммунизму. Во-вторых, у него, Антона, два дня назад был
день рождения: двадцать один год - "очко". Отмечать день в день не стали
из-за нее.
Как-то нехорошо резвиться за два дня до "госа". Никто не сомневался,
конечно, что его невеста-отличница экзамен сдала бы, и сдала на "пять",
даже если б кутила всю ночь перед сдачей. Но сама она, такая правильная,
пойти на экзамен после гулянки позволить себе не могла. Потому
празднество перенесли.
После экзамена Белоснежка должна была сразу мчаться в общагу к
Антону.
Он к этому времени планировал уже отовариться, и она поможет ему
приготовить стол. Помимо прочего, праздник имел скрытый смысл: Антон
впервые должен был предъявить ее - без пяти минут супругу - своим
друзьям. Он волновался.
Получилось все совсем иначе.
Когда Антон вернулся из магазина, груженный водкой, портвейном,
шампанским и даже коньяком, вахтерша сказала ему, что звонила девушка.
Связь через вахту общаги была крайне неудобной и использовалась лишь в
исключительных случаях. Антон догадался, что звонила она. Другим
девушкам он телефон общаги, кажется, не давал.
Антон притаранил покупки в комнату и спустился вниз. Разговаривать от
любознательной вахтерши не хотелось, и Антон вышел на улицу к
телефону-автомату. Стоял ослепительный медный осенний день. В воздухе
пахло чем-то неуловимо приятным. Антону всегда казалось, что есть что-то
сексуальное в этом осеннем запахе увядания.
Антон опустил "двушку" в автомат. Дозвонился на удивление сразу же.
Сквозь хрипы автомата был слышен голос бабульки, охранявшей ее корпус
в Лефортове. "Шевцову из 615-й, пожалуйста!" - что есть силы заорал
Антон. Бабуля была более чем глуховата. Через три попытки она поняла,
кто нужен, и пошла искать кого-нибудь, кто поднялся бы на шестой этаж за
Шевцовой. Самой вахтерше было такую высоту не осилить.
Потянулись минуты ожидания. У телефонной будки остановилась девушка.
Она выразительно поглядывала на часы. Антон отворачивался от нее. В
будке, нагретой осенним солнцем, стало душно. Девушка забарабанила
монеткой по стеклу.
Антон повернулся и сделал умоляющий жест. Наконец на том конце
провода взяли со стола трубку.
- Это Антон? - спросил мужской голос.
- Да, - ответил Антон. Он ощутил иррациональный укол ревности.
- Шевцова просила тебе передать, что она не приедет.
- Не приедет? А в чем дело?
- Она заболела.
- Чем?
- Голова болит, - ухмыльнулся парень.
- Понятно, - протянул Антон и швырнул трубку на рычаг. Разозленный,
он вылетел из телефонной будки. Шваркнул дверью и едва не сшиб ожидавшую
студентку.
А в это время его невеста, закрывшись в туалетной кабинке,
сотрясалась от жестоких приступов рвоты...
Вот так и сложилось: злость на нее, испортившую ему день рождения;
коньяк и водка почти без закуски - плюс томительные, многообещающие,
сексуальные глаза незнакомой девушки, которая оказалась напротив Антона
за праздничным столом... Когда стемнело, он целовался с Лялькой у окна,
отгородившись от остальных гостей шторой. От ее поцелуев бросало в
дрожь. Он не мог дождаться, когда уйдут гости, и знал, что она останется
с ним...
...Антон лежал распластанный на постели, судорожно сжимая ее плечи.
Лялька трудилась над ним. "Нет, это невозможно, - думал он. - Она
съест меня. - Волна наслаждения поднималась все выше. - Ну еще, еще
чуть-чуть", - молил он про себя, кусая подушку и с дикой силой хватая ее
за волосы. Лялька ласкала его ртом, языком, рукою. Он уже не мог терпеть
сладостной боли и не соображал: что с ним происходит, где он. Откуда-то
издалека доносился посторонний стук.
Наконец его пронзила острая, самая сладкая боль. Хриплый рык вырвался
из его груди. Антон вдруг понял, где находится. Он лежал навзничь на
своей кровати. В дверь колотили.
Лялька проглотила, запила из бутылки. "Ну что ж ты, - прошептала она.
- Открывай".
"Убью гада", - прорычал он и, не одеваясь, пошлепал к двери. Он
вообразил, что это друзья пришли к нему за опохмелкой. Рывком отворил
дверь в коридор.
На пороге стояла она.
- Прости меня, - сказала она заготовленную фразу и шагнула в комнату.
Тут она увидела в беспощадном свете уже наступившего дня все: сбитую
постель, голого Антона с еще не успевшим опасть тюльпаном, обнаженную
раскрасневшуюся Ляльку, которая сидела на постели и с интересом и
превосходством смотрела на гостью.
- Ах вот оно как... - прошептала она.
Потом она - нет, не заплакала, не закричала - точным и мощным ударом
заехала Антону по щеке. Удар был такой, что в голове его загудело. Что
есть силы швырнула в стену перевязанную ленточкой коробку. Лялька в
ужасе пригнулась. Девушка развернулась, шандарахнула дверью так, что
отвалился кусок штукатурки, и побежала, рыдая, по коридору. Чтобы
догнать ее, Антону надо было еще успеть одеться... Догонять он не
стал...
"Какие же все мужики сволочи", - писала вечером в свой дневник
Лялька.
"Вот это я влип", - тупо думал этим вечером Антон, напиваясь с
друзьями.
А она ни о чем не думала. Она ревела в своей комнате, уткнувшись в
подушку. В один момент обрушился весь созданный ею мир, в котором царил
красивый, умный, стройный Антон. Летели к черту все ее планы красивой
свадьбы, счастливой и спокойной жизни рядом с ним и ребеночком,
маленьким человечком...
Она рыдала, она ненавидела Антона, она жалела себя. Но не сомневалась
в двух вещах: во-первых, Антон ее больше никогда не увидит. Никогда. И
никогда она не сможет быть рядом с ним. Она предательства не прощает.
А во-вторых, ребенка она, несмотря ни на что, оставит. Да она и не
может его не оставить. Доктор вчера сказал, что срок уже четыре месяца.
Рустам чувствовал свою вину и вел себя смирно, без обычного гонора.
Он в десятый раз повторил:
- Ну уверен я был, что она поедет в Москву. И людей заготовил, все
чики-чики. Сопроводили бы в лучшем виде. Кто ж знал, что она - в
Стамбул...
- Ты, ты должен был знать, - жестко сказал Шляга.
Павел Ильич прервал их перепалку.
- Рустам, расскажите, - он намеренно обращался к нему на "вы", -
каких людей все-таки удалось достать на Стамбул?
- Да выбор-то где! Какой такой выбор! За полчаса найти! Чтоб и в
городе, и загранпаспорт был!
- Я дал вам полтора часа, - жестко сказал Павел Ильич. - Будьте
добры, уточните. - Он был подчеркнуто вежлив.
- Ну - Завгар и Гымза. С этими ясно. А вот старший, Мелешин...
- Что? Что с ним?
- Начальник охраны мой. Десантник. Медведя завалит. Но...
- Что - "но"? Договаривайте!
- Он хочет сказать, что не уверен, будет ли тот мочить, - пришел на
помощь к Рустаму Шлягун.
- Что ж ты таких ссыкунов себе в начальники-то охраны берешь? -
возвысил голос Ильинский, непринужденно переходя на "ты". - А?!.
Крыть было нечем.
- Почему сам не поехал?
- Так ведь в городе дела... - стал оправдываться Рустам.
- Дела? Знаем твои дела. Быстро найди мне тех, кто сможет. Двоих, а
лучше троих. С нормальными паспортами. Отправляй их в Стамбул. И ты с
ними.
Ясно?
Рустам осклабился.
- Утром есть рейс из Краснодара. Будут проблемы с билетами - звоните
мне, решим... Время есть. Глаз с девки не спускать!..
Рустам и Шляга слушали его молча. Вот поэтому он, а не какой-нибудь
Шляга здесь главный. Потому что он, Павел Ильич Ильинский, умел из
самого критического положения найти выход. И выход этот был самым
разумным.
Именно потому - а не из-за власти или из-за денег - слушали все его.
***
Стамбул, 27 мая 1999 года Пароход "Екатерина Вторая" подходил к
Стамбулу.
Мелешин стоял на верхней палубе и с любопытством смотрел на
прорисовывающиеся в дымке Дома с разноцветными крышами.
Вот пароход вошел в пролив. Впереди маячил мост - точь-в-точь такой,
как в Москве близ Парка Горького, только раз в сто больше.
Вот и он в первый раз выбрался за границу! Выбрался морем, как мечтал
в детстве. Повезло ему в этот раз с работенкой. Когда Рустам осторожно
показал ему "объект" - симпатичную испуганную блондинку, - Леха втайне
обрадовался. И тому, что она молода и красива. И тому, что она, похоже,
не должница и не стукачка. Судя по всему, просто курьер. Можно сказать,
почти коллега.
Ну а раз коллега - ворон ворону глаз не выклюет.
***
Полпервого ночи Рустам вместе с двумя своими приспешниками выехал в
Краснодар. Машин на трассе почти не было, и они неслись под двести,
только шины визжали на крутых поворотах. Рустам сам сидел за рулем.
В отличие от прочей южнороссийской и столичной братвы, прочно
усевшейся на неповоротливые американские семейные автомобили (джипы), он
обожал спортивные машины. Ездил Рустам на антрацитно-черном "Корвете"
1996 года. Он купил бы себе и "Феррари" (средства позволяли), но счел,
что это будет слишком вызывающе. На всем побережье был, говорят, всего
один "Феррари" - у Евгения Кафельникова. Но ему такие понты гаишники и
налоговики, наверно, прощают.
До краснодарского аэропорта они долетели за час.
Там их ждал неприятный сюрприз. Чартерный рейс до Стамбула,
назначенный на восемь утра, откладывался... на сутки! Как пояснил
дежурный по аэропорту, с которым Рустам поговорил очень конкретно, не
набрали достаточного количества пассажиров. "Челноков" нынче стало мало.
Рустам был взбешен.
Остаток ночи ушел, чтобы попытаться зафрахтовать самолет на Стамбул.
Однако подходящих самолетов в аэропорту не было.
Утренним рейсом Рустам с подручным вылетели в Москву.
Затем - переезд на таксере из Внукова в Шереметьево-2 и билеты на
рейс "Туркиш айрлайнз", вылетающий из столицы в стамбульский аэропорт
Ататюрк. Себе Рустам взял первый класс, подручные летели по обычному
тарифу.
В аэропорту Ататюрк бандиты оказались точно по расписанию. В желудке
у Рустама бултыхалось не менее полутора литров халявного спиртного.
В аэропорту им шлепнули марочку-визу. Рустам стал в очередь на
паспортный контроль. Офицер взял его паспорт. Рустам изо всех сил
таращил глаза после бессонной ночи, двух перелетов и трех бутылок
"беленькой". "Айн момент", - сказал пограничник и стал изучать его
паспорт. Смотрел он в него долго, хмурясь.
А еще через секунду Рустам ощутил, как на его запястьях щелкнули
наручники.
***
"Сколько же здесь рыбы! - удивлялся Мелешин. - И кефаль, и камбала, и
крабы! Вроде бы и море одно - Черное. Только у нас оно все какое-то
мертвое, одни зеленухи. А тут - такое изобилие..."
Мелешин не спускал глаз с девушки. Та выглядела веселой и вполне
отдохнувшей. Кажется, она и не подозревала о том, что кому-то поручено
за ней следить. Девушка ступила на берег и замахала, подзывая таксиста.
Она громко сказала водителю, садясь в машину: "Marmara, please".
Алексей сел в следующую машину и приказал, .с трудом подбирая
английские слова, ехать как можно ближе за вот этим такси. Шофер
недовольно скривился, и Мелешину пришлось долго вспоминать, как
по-английски будет "хорошие чаевые".
***
"Неужели мне удалось... как это, слово такое есть... оторваться?
Сбросить хвост?" - радовалась Таня, сидя в безопасном тепле такси.
Она с любопытством смотрела по сторонам и удивлялась, почему на улицах
не видно женщин в паранджах и мужчин в чалмах - ей раньше всегда
казалось, что жители Стамбула выглядят именно так. Но нет, город казался
вполне европейским. Многие женщины были одеты в элегантные - в основном
длинные - платья. Правда, у некоторых на голову было накинуто что-то
вроде длинного полупрозрачного платка.
Многие мужчины выглядели совсем по-европейски: в белых рубашках,
галстуках, хорошо сшитых костюмах. Они выходили из дорогих машин.
Встречались, однако, и довольно-таки зачуханные экземпляры, с
трехдневной щетиной и какие-то немытые.
Дома тоже выглядели по-разному.
В районе порта в каждом здании был магазин. Многие назывались
по-русски - Таня только удивлялась: "Дружба", "Москва", "Одесса" и даже
"Южнороссийск".
Было множество домиков с надписью "HOTEL" или даже по-русски
"Гостиница". Из окон гостиниц свисало белье.
"Браво, "челноки"! - подумала Таня. - Ай да Зойка!.. Турок - и тех
научила говорить по-ру