хот и треск заставили их  отпрянуть  друг  от  друга  и  оглянуться.  На
крыльце стоял Сережа,  а внизу валялся,  задрав три ноги к небу,  обеденный
стол. Четвертая нога отлетела в сторону.
     - Это, говорят, к счастью, - пробормотал он, изумленно глядя на них.
     - К счастью посуда бьется, дурачок... - рассмеялась Алена.
     - Хорошо,  я  сейчас  принесу  тарелки...  -  сказал  Сережа,  потирая
ушибленное колено.

                           Глава двадцать вторая

     Все произошло так быстро и неожиданно, что они не успели по-настоящему
испугаться. Только  что ярко светило солнце,  ровно шумели на берегу сосны,
низко кружась над песчаной косой,  тоненько покрикивали озерные чайки  -  и
вдруг стало тихо. На какое-то мгновение. Затем сильный порыв ветра пронесся
над озером, вздыбив потемневшую воду и заставив прибрежные деревья протяжно
застонать. Лодку,  на  которой  сидели  с  удочками в руках Алена и Сорока,
развернуло, струной натянулась веревка с якорем.  Будто  кто-то  гигантской
плетью стегнул по камышам, и они полегли в заходившую ходуном воду.
     Когда они взглянули на небо, то увидели огромное сизое облако, даже не
облако, а   лохматую   тучу,  сквозь  которую  бледным  размазанным  блином
просвечивало солнце.  Туча разбухала на глазах,  наливалась чернотой,  чуть
ниже ее стремительно проносились клубящиеся шапки рваных облаков с багровым
отблеском.  Огромное синее озеро как-то странно качнулось сразу от берега к
берегу, а затем стало вспухать, будто закипающее молоко в кастрюле. Высокие
волны с  вспенившимися  гребнями  вопреки  здравому  смыслу  от  обмелевших
берегов побежали навстречу друг другу и встретились в центре озера.  И в ту
же секунду в жутком свисте ветра, будто джинн из бутылки, возник крутящийся
смерч. Отклоняясь то в одну,  то в другую сторону,  он вздымался все выше и
выше, пока не соприкоснулся разветвленным  щупальцем  с  тучей.  Послышался
нарастающий грохот, будто столкнулись два железнодорожных состава.
     Танцующий посередине озера смерч то приближался,  то удалялся.  В  тот
самый момент,  когда смерч снова приблизился к ним,  лодку сорвало с якоря,
она стала бортом к волне,  которая с силой ударила в  нее,  и  в  следующее
мгновение Сорока  и  Алена  очутились в кипящей воде.  Оглушенные раскатами
грома, они барахтались возле перевернутой лодки.  Сорока первый опомнился и
поплыл к   Алене;   она   что-то   кричала,   но  в  свисте  ветра  и  шуме
раскачивающихся на берегу деревьев ее было не слышно.
     - Обними  меня  за  шею!..  -  подплыв к ней,  прокричал Сорока.  Лицо
возбужденное, ей показалось - он  смеется.
     А в него и правда будто бес вселился:  хотелось орать песни,  кричать,
беспричинно смеяться.  Лишь присутствие перепуганной Алены сдерживало  его.
Ему даже  хотелось,  чтобы  смерч  приблизился  вплотную  и он потрогал его
рукой.  И если бы не Алена, он сам поплыл бы к танцующему водяному столбу и
прикоснулся.
     - Поплыли к острову! - крикнул Сорока и,  глядя ей в глаза, засмеялся.
- Я такого еще никогда не видел... А ты?
     Она плавала на одном месте и,  будто не  узнавая,  смотрела  на  него.
"Ненормальный! -  с  каким-то  странным чувством думала она.  - Мальчишка!"
Рядом с ним она перестала бояться, страх ушел.
     - Обними за шею... - говорил он.
     - Вот еще, - сказала она. - Что я, плавать не умею?
     И первой поплыла к острову. Он, будто дельфин, плескался рядом, весело
фыркал, будто нечаянно коснулся рукой ее ног,  но она сердито попросила  не
трогать ее.  Гарик  тоже  никогда  не упустит такой возможности:  незаметно
поднырнет под  водой,  схватит  за  ноги  и  не  отпускает...   Один   раз,
наглотавшись воды, перепуганная Алена закатила ему пощечину.
     Водяной смерч так же быстро исчез, как и появился.  Когда они вступили
на Каменный  остров,  озеро уже успокоилось,  солнце вовсю припекало,  даже
птицы пели.  Лишь  спешащее  за  горизонт  съежившееся  сизое   облако   да
бледнеющее полудужие радуги, торчащее из леса, напоминали о буре.
     Они навзничь растянулись на лужайке. На небе ни облака.
     Туча увела  их  в  необъятные дали за собой.  Послушные,  как цыплята,
грозовые облака теперь не отстанут от нее.
     - Пропало мое любимое платье, - вздохнула Алена. - Я его сама сшила.
     - Моя новая рубашка...  - эхом откликнулся Сорока.  - Я ее купил перед
отъездом сюда.
     - Мои белые босоножки на платформе...
     - Мои бедные драные кеды... правда, без платформы.
     - Мой лещ...
     - Леща не было, - заметил Сорока.
     - Был,  - возразила Алена.  - Он клюнул как раз в  тот  момент,  когда
лодку развернуло.
     - Почему лещ? Может быть, окунь.
     - Нет, лещ!
     - Или плотвица...
     - Я говорю - лещ!
     - Ну ладно, - уступил Сорока. - Пусть будет лещ...
     - То-то... - рассмеялась Алена. - Лучше не спорь со мной!
     После того что произошло на берегу,  когда он сказал  ей,  что  любит,
между ними возникла какая-то неловкость.  Сорока больше ни разу не повторил
своих слов,  он и так сделал почти невозможное: впервые в жизни признался в
любви девушке.  Потом,  ворочаясь без сна на раскладушке,  он снова и снова
заново переживал всю ту сцену на берегу и мучительно краснел... Разве можно
любимой говорить такие банальные слова:  "Ты самая умная девушка на свете"?
Или "самая красивая"?..  Откуда это у него:  из книг или  в  кино  услышал?
Почему в таких отчаянных ситуациях люди глупеют?
     Даже спасительная мысль,  что  влюбленные  действительно  глупеют,  не
утешала его.
     Они рыбачили,  купались,  загорали вот так же,  как сейчас, говорили о
чем угодно,  только  не  о  любви...  Хотя  иногда  Сорока  ловил  на  себе
вопрошающий взгляд девушки,  будто она приглашала его к другому  разговору,
ждала от него совсем иных слов...  Но переломить себя и говорить ей о своих
чувствах он не мог.  Так уж сложилась его  жизнь,  что  больше  приходилось
скрывать свои чувства от посторонних, чем раскрывать...  И с этим он ничего
не мог поделать.
     Его переполняла нежность к Алене.  Там, у опрокинутой лодки, в кипящей
воде, он почувствовал себя ее спасителем.  И это  чувство  было  сильным  и
радостным. Пусть он сам бы погиб, но ее спас. Забыв про раненую руку, он на
себе дотащил бы ее до берега...  Но Алена сама умела прекрасно  плавать.  И
его помощь не потребовалась.
     - Когда лодка опрокинулась,  я очень испугалась,  -  будто  читая  его
мысли, произнесла  Алена.  -  А ты?  - Она раскрыла глаза и,  чуть повернув
голову с растрепанными, еще не просохшими волосами, взглянула на него.
     - Я тоже испугался, - ответил он.
     - Почему же тогда смеялся?
     - Наверное, со страху... - раздвинул он в улыбке обветренные губы.
     Глядя на небо,  Алена мысленно сравнивала Сороку и Бориса...  Какое  у
него, Бориса, тогда лицо было!  Когда он рулил прямо на Сороку... Жестокое,
ноздри расширились,  как у зверя...  А синие,  так понравившиеся  ей  глаза
стали леденистыми, злыми.
     И все-таки было что-то  в  Борисе  и  привлекательное.  Его  поведение
говорит о  том,  что  он  привык  довольно свободно обращаться с девушками.
Держится с достоинством," уверенно.  Такие  не  сомневаются  в  себе  и  не
скрывают этого.  Во взгляде его холодная властность...  Алену и привлекал и
отталкивал от себя этот парень.  Насколько  он  умен,  она  ещз  не  смогла
определить, слишком  мало  была  с ним знакома.  Вот сейчас,  вспоминая все
короткие встречи с ним,  не может  даже  вспомнить  ни  одного  серьезного,
интересного разговора...  так,  пустая  болтовня,  какие-то  намеки,  общие
слова...
     И все  же  она  не  могла  вот так взять и выбросить Бориса из головы.
Нет-нет и думала о нем...  Когда рядом не было Сороки...  Вот он  лежит  на
спине и, не щурясь, всматривается в небесную синь.
     Ей вдруг захотелось, чтобы он ее поцеловал.  Она осторожно высвободила
руку из-под  головы  и вытянула ее вдоль своего тела,  растопырила пальцы и
кончиками прикоснулась к нему.  Кожа у него горячая, прокалилась на солнце.
Он сделал  вид,  что  ничего  не заметил,  хотя веко его дернулось,  а губы
дрогнули, будто он хотел  улыбнуться  или  что-то  сказать.  Алена  провела
пальцами по  его  руке  выше  запястья и затаилась:  что он теперь сделает?
Ресницы его затрепетали,  в глазах что-то мелькнуло,  он нащупал  ее  руку,
взял в свою большую ладонь и тихонько сжал...
     "Ну поцелуй же! - умоляла про себя Алена. - Слышишь, Тимофей!"
     Наверное, он  услышал,  потому  что сжал ее руку сильнее,  прерывисто,
будто ребенок,  вздохнул и сжал веки.  Только темные  ресницы  вздрагивают.
Тогда Алена приподнялась,  нагнулась над ним,  отвела пальцами желтую прядь
со лба и сама крепко его поцеловала...
     - Я так и знал, что вы прячетесь здесь... - послышался голос Гарика. -
Вы видели, что было на озере?
     - Видели,  видели,  -  ответила Алена.  На щеках ее пылали два красных
пятна. Повернувшись к Нине,  которая поднималась вверх от причала вслед  за
Гариком, она попросила у нее расческу.
     Сорока поднялся с травы, подал руку Алене. Лицо у него сконфуженное.
     - Извините,  я  забыл постучаться...  - ухмыльнулся Гарик.  В подобных
ситуациях он не отличался особенной тонкостью. - Да вот дверь не нашел...
     - Ты бы и в дверь не постучался, - расчесывая волосы, заметила Алена.
     Сорока, все убыстряя шаги,  прошел мимо него прямо  к  обрыву.  Сделав
небольшую пробежку,  оттолкнулся от берега и исчез из глаз.  Немного погодя
внизу раздался громкий всплеск.
     Бледный костер потрескивал, сиреневый дымок тянулся вверх, рассеиваясь
в сосновых ветвях. Нина сказала, что ее кусают комары, вот Гарик и соорудил
небольшой костерок.  Развалившись на траве,  он положил темноволосую голову
Нине на колени и блаженствовал.  Алена сидела  на  широком  пне,  а  Сорока
прислонился спиной к дереву.
     - ...Глеб рассказывал, что иногда до двух сотен в день зарабатывает, -
говорил Гарик,  снизу  вверх глядя на Нину.  - Купит,  к примеру,  у моряка
импортный магнитофон и тут же перепродаст в  два  раза  дороже...  Это  его
законный бизнес.
     - Точнее, беззаконный, - ввернул Сорока.
     - Я  делами  Глеба не интересуюсь,  - сказала Нина.  - А покупатели на
него не жалуются...  И начальство им довольно.  Не  беспокойтесь,  продавцы
теперь сами стали хорошими психологами. Знают, у кого купить, кому продать.
И сразу  чувствуют,  кто  перед  ними:  работник  ОБХСС  или  покупатель  с
бабками...
     - С чем? - переспросила Алена.
     - Так дельцы у нас называют деньги, - улыбнулась Нина.
     - Про "башли",  "капусту" слышал, а про "бабки" - впервые! - подивился
Гарик.
     - То-то они, голубчики, спелись... - думая о своем, произнес Сорока.
     - О ком ты? - спросила Алена.
     - И давно они дружки-приятели?  - не ответив ей,  обратилсн  Сорока  к
Нине.
     - Дружки-приятели? - переспросила та.
     - Глеб и Борис, - пояснил Сорока.
     - Твой бывший... близкий друг, - не удержался и съязвил Гарик.
     - У   Глеба   есть  еще  один  приятель  -  Борис,  мастер  спорта  по
автомобилизму, - наградив Гарика уничтожающим взглядом,  спокойно  ответила
Нина.
     - Его фамилия Борисов?..  Борис Михайлович? - странным голосом спросил
Сорока.
     - А ты его откуда знаешь?  - удивилась Нина.  -  Впрочем,  он  человек
известный, о нем в газете писали...
     У Сороки сначала кровь прилила к  лицу,  потом  он  побледнел.  Никто,
кроме Алены, этого не заметил.
     - Ты видела его? - хриплым голосом спросил он. Чтобы скрыть охватившее
его волнение, Сорока откашлялся.
     - Бориса-то?  - не замечая,  что с ним творится,  продолжала Нина. - Я
его впервые увидела на даче у Глеба, интересный мужчина... Он часто заходит
в комиссионку.
     - Тоже увлекается... музыкой? - поинтересовался Гарик.
     - Они все  помешались  на  этих  магнитофонах,  усилителях,  колонках!
Платят шальные деньги.
     - Да,  он ездит быстро...  - произнес Сорока.  - У него светло-зеленые
"Жигули"?
     - Это очень важно?  - не спускала с него встревоженных глаз  Алена.  В
голосе Сороки  прозвучали  какие-то  нотки,  заставившие всех посмотреть на
него. Взволнованный,  он резко нагнулся,  схватил толстую  ветку  с  земли,
разломал на несколько кусков и бросил в костер.  Когда он снова выпрямился,
лицо его было спокойным, как обычно.
     - Он  тебе не рассказывал,  как весной подбил на Приморском шоссе двух
мотоциклистов? - после продолжительной паузы спросил Сорока.
     - Об  этом мне не нужно было рассказывать,  - ответила Нина.  - Я сама
там была.
     - Ты?!  -  вырвалось  у  Сороки.  На  лице  его  глубокое  изумление и
растерянность. - Ты была в этой машине?!
     И Гарик  и Алена,  чувствуя,  что происходит что-то необычное,  во все
глаза смотрели на них.
     - Их  никто  не подшибал - они мчались за нами как сумасшедшие и перед
поворотом, когда увидели встречный  грузовик  сами  свернули  в  канаву,  -
продолжала Нина.  - Я увидела,  как они закувыркались, и закричала... Борис
остановился, мы все выскочили из машины, ребята кинулись к ним, а я страшно
испугалась, даже  не  подошла  посмотреть...  Девочки  - тоже.  Борис потом
сказал, что они получили серьезные травмы, но будут живы.
     Гарик и Алена переглянулись.
     - Это ты про тот случай на Приморском шоссе? - спросила Сороку Алена.
     - Ты знаешь, кто был на мотоцикле? - сказал Гарик, глядя на Нину.
     - Какие-то дружинники, - ответила она. - Я же говорю, их не видела.
     - Дружинники! - воскликнул Гарик.  - Вы убили Сашу и чуть не отправили
на тот свет...
     - Нина,   сколько   вас  было  в  машине?  -  перебил  Сорока,  бросив
недовольный взгляд на Гарика.
     - Борис,  я,  Глеб,  сестренки Оля и Аня и Борис...  Шесть человек. Мы
ехали на дачу Глеба.
     - Ты Бориса два раза назвала, - заметила Алена.
     - Один - Борис Михайлович Борисов,  второй - Длинный Боб,  -  пояснила
Нина. - Два Бориса, неужели непонятно?
     - Понятно, - сказал Сорока. - Непонятно только, куда испарился Длинный
Боб...
     - Борис  Михайлович  и  Глеб  погрузили  их  в  машину  и  повезли   в
Зеленогорск, а  мы  все сели на автобус и на нем доехали до дачи...  - Нина
обвела всех недоуменным взглядом. - Какого Сашу убили?
     - А с ним на мотоцикле был Сорока, - прибавил Гарик.  Он сидел рядом с
Ниной и накручивал на палец тонкий стебель.
     - Это правда? - Нина перевела взгляд с него на Сороку.
     - Вспомни:  о чем они говорили, когда стали удирать от нас? - попросил
Сорока.
     - Почему же я тебя не узнала? - произнесла Нина.
     - Я сидел сзади, - сказал Сорока.
     - Борисов хотел остановиться,  когда вы замахали полосатой палкой, ну,
а Длинный Боб...
     - Он сидел рядом с водителем? - перебил Сорока.
     - Да, он сказал, что не стоит останавливаться,  это свои ребята, он их
хорошо знает...  Давайте,  мол,  их разыграем...  Ну,  тут и  началась  эта
бешеная гонка!
     - Которая так трагически окончилась, - сказала Алена.
     - Ну и друзья у тебя! - покачал головой Гарик. - Тюрьма по ним плачет!
     - Я же не виновата, что ты мне так поздно встретился, - съязвила Нина.
     - Это Боб попросил вас не говорить следователю, что он был в машине? -
спросил Сорока.
     - Он сказал, что у Борисова будут неприятности с ГАИ, если узнают, что
в машине было шесть человек.  И Борисов согласился...  Ну,  мы и не назвали
его.
     - А вас спрашивали?
     - Да  нет...  Борисов  привез  нас  в  милицию  и  еще раз попросил не
говорить про Длинного Боба. - Нина посмотрела на Сороку. - А что? Надо было
сказать?
     - Зачем же подводить своих друзей, - усмехнулся Сорока.
     - Я не знала,  что Саша погиб,  - сказала Нина. - Борисов говорил, что
он лежит в больнице...
     - Он умер не сразу,  - сказал Сорока.  - Его пытались спасти,  сделали
операцию, но он так и не пришел в сознание...
     - Боже мой, какой ужас! - воскликнула Нина. - А ты?
     - Я, как видишь, легко отделался...
     - Р-р-р!  Ав!  -  раздался  дикий  рев,  и из кустов с шумом и треском
выломился улыбающийся Сережа.  Подбежал к  костру,  оглядел  всех  веселыми
глазами. - Что, испугались? Вы видели, какой смерч плясал на озере?
     - Он нас сюда по воздуху забросил, - сказала Алена.
     - Я  так  и  подумал,  когда  увидел  в камышах перевернутую лодку,  -
засмеялся Сережа.  - Или вы прямо в рай к боженьке на небо попали, или - на
Каменный остров.
     - Может, ты и мое платье нашел? - спросила Алена.
     - Удочку нашел, а на крючке знаешь кто был?..
     - Лещ! - воскликнула Алена.
     - Здоровенный окунь, - ответил Сережа.
     Алена бросила взгляд на Сороку, но тот не слушал их: опершись спиной о
ствол, смотрел прямо перед собой, и глаза у него были чужие, беспощадные.
     - Я привез котелок, хлеб, ложки, рыбу...  После бури такой потрясающий
клев был!  -  весело  рассказывал  Сережа.  - Давайте в наш последний вечер
поужинаем здесь, на Каменном острове?
     - Меня комары живьем сожрут,  - сказала Алена.  - Смерч оставил на мне
один купальник.
     - Я все привезу, что надо, - очнулся от своих невеселых дум Сорока.
     - Ты не знаешь, что мне надо, - поднялась с пня Алена.
     Он впереди,  она  -  за  ним  стали  спускаться вниз к причалу.  Когда
забрались в лодку и Сорока сел на весла, Алена сказала:
     - Они ведь ненарочно, Тима?
     - А ты как думаешь? - взглянул он ей в глаза.
     - Я не могу в это поверить,  - помолчав,  проговорила она. - Нина ведь
сказала, что Борисов хотел остановиться...
     - Но не остановился...
     - По-твоему,  Борис,  или,  как  вы  его  называете,  Длинный   Боб...
подстроил эту аварию?
     - Боюсь, что так, - процедил он, не глядя на нее.
     - За рулем-то сидел другой Борис! - с вызовом сказала она. - Как же он
мог?
     - Ты его защищаешь? - чуть приметно усмехнулся Сорока.
     - Я тебя защищаю от самого себя!  - горячо воскликнула  она.  -  Я  же
вижу, как  ты мучаешься,  растравляешь себя...  Ты же,  Сорока,  всегда был
справедливым!
     - Посмотри: что это такое в камышах? - кивнул Сорока на мыс.
     - Мое платье! - обрадовалась Алена.
     Лодка была  на полпути к острову.  Тут наперерез ей со стороны бывшего
детдома показалась еще одна плоскодонка с черным  вытянутым  носом.  В  ней
сидели трое.   Увидев   Гороку   и   Алену,   они  зашевелились,  о  чем-то
переговорили, потом один из них встал  и,  сложив  руки  рупором,  протяжно
закричал:
     - Сорока-а! Мы-ы к тебе-е!
     - Греби-и на Каменны-ый! - откликнулся тот.
     Над озером аукнулось эхо и пошло гулять по сосновому  бору,  березовой
роще. Тот,  кто встал,  помахал рукой - мол, понял, - и лодка взяла курс на
остров.
     - Кто это? - спросила Алена, глядя на черноносую лодку.
     - Моя команда... - улыбнулся Сорока. - Вася Остроумов, Егор Лопатин...
Одного ты знаешь - Федя Гриб!
     - Твой лютый враг?
     - Он перевоспитался, - улыбнулся Сорока.
     - Ой,  посмотри:  что это такое?  - показала на остров Алена.  - Можно
подумать, что республика возродилась!
     Над соснами разноцветным роем  взвились  шары  с  привязанными  к  ним
человечками, рыбами и еще какими-то непонятными знаками.
     - Восемь, одиннадцать... тринадцать... Пятнадцать! Как красиво. Откуда
их столько?
     - Сережа забавляется, - сказал Сорока. - Видно, нашел наш тайник...
     - Жалко отсюда уезжать, - вздохнула Алена. - А тебе, Президент?
     Он не успел ответить:  неподалеку от лодки с негромким всплеском  упал
лопнувший шар с человечком.  Сорока подцепил его веслом, взял в руки и стал
разглядывать.
     - Мой  личный  знак,  -  с задумчивой грустью сказал он.  - Стоило ему
появиться в небе, я все бросал и мчался на остров.
     - И  меня  бы  бросил?  -  без  улыбки  спросила  Алена.  Она  черпала
пригоршней воду и пропускала ее сквозь пальцы.  Сверкающие капли со  звоном
разбивались о воду.
     - Тогда - да, а  сейчас - нет!