, прожимает
ладонь к пульту, где вспыхивает имя, номер камеры и слово "Заказ"; столь же
машинально Публий нажимает кнопку -- в ответ вспыхивает "Кофе"; рука
безжизненно падает, и раздается характерный шум заваривающей
"экспресс"-машины, и в зале разносится запах кофе.]) ...Ули-тити-тюю... А
ничего себе, между прочим стоит, а!.. Сколько же в тебе сантиметров, красавец,
будет?.. Ууууууу... моща-а-а... у-у-у-, щас бы я... как говорил -- кто же?
Нерон или Клавдий -- в общем, из древних: Не верь хую поутру стоячему: он не
ебать, он ссать просит. Ыыы-эххх-што ты!..
	[Публий откидывает полог и спускает ноги с кровати на пол. Некоторое время он
так и сидит; потом встает и направляется к туалету; те же самые звуки, что мы
слышали в конце предыдущего акта. Выходит из туалета, возвращается в свой
альков, садится, наливает себе кофе, встает, подходит к окну, потягивается,
делает первый глоток, достает сигарету, закуривает.]
	День-то какой, ликторы-преторы! Тибр извивается, горы синеют. Рим, сука, весь
как на ладони. Пинии шумят -- каждую иголочку видно. Фонтаны сверкают, как
люстры хрустальные... Всю Империю, можно сказать, видать: от Иудеи до
Кастрикума... Принцепсом себя чувствуешь... Хотя, конечно, может это только
нам... так... показывают... А, Туллий, как ты думаешь!.. Спит, зараза... Такой
день пропускает... Наверно, все же в прямой трансляции... Но даже если и в
записи... Потому, видать, и записали, что лучше не бывает... ([Пьет кофе.])
Туллий, эй, Туллий! Вставай, сколько валяться можно... День-то какой!.. Эй,
Туллий!
	[Публий оборачивается и только тут замечает что-то неладное: отсутствие
бюстов и общий беспорядок в алькове Туллия.]
	Туллий!!! ([Кидается к алькову.]) Туллий, где ты!?!? Туллий!!! Туллий!!! ([С
тревогой, переходящей в ужас понимания, что Туллий исчез.]) Туллий, ты где?
([Кидается в туалет, из которого -- сознает на бегу -- только что сам вышел;
заглядывает под кровать, ищет везде, где человеческое тело могло бы
спрятаться.]) ...И классики... ([Мечется по сцене: целая пантомима, состоящая
из бессмысленных, но общих в своей отчаянности порывов: нюхает исподнее,
быстро перелистывает валяющийся томик, включает и выключает лампу, ощупывает
стекло окна и т. п.]) Туллий! Как же так. И Овидий. Овидий и Гораций.
Пятнадцать минус два. Равняется тринадцати. Несчастливое число. Так я и знал.
Что? Знал -- что? Чисел больше нет. При чем тут числа! При чем тут числа!
Туллия нет. Такой день пропускает. Что же я буду -- с кем же я буду? Я же с
ума сойду! На кого же ты меня, зараза, покинуууул. На кого же ([падает на
колени]) ты меня оставил, а, ([широко раскрывая рот]) а?-а?-а? Вот оно,
надвигается на меня, вот оно, вот оно -- Время-я-а-а-а. ([Глаза полные ужаса,
пятится в глубину сцены.]) Больше же ничего-ооо не-еееет... ([Пауза: спокойным
тоном.]) С другой стороны, кого-нибудь, конечно, подселят. Свято место пусто
не бывает. И лучше бы молоденького... Ведь подселят. Не могут не подселить.
Независимо от либералов сенатских. Ведь площадь пропадает. В конце концов,
восемь квадратных метров на брата положено. Что же я с этим пространством
делать буду, а? Кровать вторая... Чашка... тога лишняя... Туллий, как же это,
а? Так это и будет выглядеть, когда меня тоже... когда я... "Ничего от них в
итоге / не осталось, кроме тоги..." Главное -- чашка лишняя. Пустая.
Туллий!!!.. Стоп. Может, это они просто показывают... В записи, конечно.
Стереоскопическое, трехмерное -- в газете было: изобрели. То-то он и не
откликается. Потому что -- в записи... ([Внезапно хватает свой еще дымящийся
кофейник и бежит через сцену к алькову Туллия, хватает пустую чашку, наливает
в нее кофе и пьет.]) Либо -- либо -- либо -- это -- ему -- меня -- показывают!
В трансляции, конечно. Потому и не откликается. Стоп! Этого не может быть!
([Хватается за виски.]) Либо -- либо это -- накладка! Двойная экспозиция!
Совмещение записей! или -- записи с трансляцией! Что, собственно, и есть
жизнь! То есть -- реальность! Оттого и лучше, чем есть, быть стараешься. Живот
втягиваешь... Но что же тогда -- экран?!! ([Наливает кофе в свою чашку,
пьет.]) Или -- это -- запись -- показывает -- себя -- трансляции. Что есть
определение действительности. Формула реальности... В любом случае -- как же
ему все-таки удалось? ([Приоткрывает дверцу мусоропровода, заглядывает вниз.])
Туллий! Эгегей!.. В любом случае, если подселят, то лучше молоденького. Даже в
случае записи... И чем раньше, тем лучше. ([Снимает телефон, набирает
номер.]) И чем раньше, тем луч... Г-н Претор, это Публий Марцелл из 1750-го.
Да, доброе утро. Г-н Претор, Туллий Варрон исчез. Да, не могу его найти.
Предполагаю, что бежал. Да. Как? Известно? Вам известно!??! К-к-каким
образом? Небось, телекамеры, да? Прямая трансляция... Ну да, так я вам и
поверил: "ничего общего". Чтоооооо? Сам позвонил? С какой-такой улицы? С виа
деи Фунари?! Но это... это же в двух шагах от Капитолия! Господин Претор, этот
человек опасен... А? Как? Просил передать, что купил просо? Просо? ([Кричит.])
Какое просо!!!???.. Какое просо, господин Претор!? Вы что? Рехнулись?.. Как?
Для канарейки? Мать честная! Где?! В заведении "Сельва"? Что -- два кило?
Извиняется, что только два кило? Что было только полсестерция? А-а-а-а!!!
([Хватается за голову.]) По дороге -- куда? Домой??? Г-н Претор, что вы имеете
в виду... Как? Возвращается?? Что значит -- возвращается? Что значит
успокоиться? А? Так точно... транкливи... транквилли... транкви-ли-заторы...
Есть принять!.. Но он же... Что? Через пять минут? Если не раньше? Сразу после
санобработки??? ...Есть запить водой... ([Вешает трубку.]) Е-мое... Е-мое...
Е-мое... Что же это, вброд-коня-купать, творится... ([Бессознательно шарит
ладонью по пульту: там загорается имя-номер заказа: транквилизатор, затем из
отверстия появляется коробочка с таблетками и стакан воды.]) ...С другой
стороны... с другой стороны, могли и старика подселить. Никакой гарантии...
Закон на всех распространяется... Хотя [малчика] тоже могли...
([Спохватывается.]) Снотворное. ([Хватает флакон и начинает метаться по
камере, ища куда бы его спрятать.]) Найдет... здесь найдет... и здесь тоже...
в книги... нет... Эврика! ([Кидается к алькову Туллия и прячет флакон ему под
кровать. В этом положении и застает его Туллий, выходя из лифта.])
	Туллий. Чего ты там роешься?
	Публий. А, это ты? ([С деланным спокойствием.]) Сандалий ищу. Я сандалий свой
потерял.
	Туллий. Левый или правый?
	Публий. Правый. Хотя вообще они одинаковые.
	Туллий. Как и сами ноги. Как и сами ноги.
	Публий. Завтракал?
	Туллий. Да, с претором. Но от кофе не откажусь. ([Замечает остатки кофе в
своей чашке.]) Это что такое? Кто пил из моей чашки!
	Публий. Я думал...
	Туллий. Обнаглел, мерзавец! И как быстро! Спал-то хоть в своей? Варвар
паршивый.
	Публий. Я думал -- не вернешься...
	Туллий. Да если б даже не вернулся!!! На кой тебе две чашки? Срач разводить?
По помойке соскучился. Ностальжи де ла бю. Зов предков. Восточный базар. Мухи
навозные. ([Споласкивает чашку в раковине.]) Микробы.
	Публий. Расист... Я думал, не вернешься и, это, ну, как его, стосковался. Дай,
думаю, из его чашки выпью. Может, думаю, еще Туллием пахнет.
	Туллий. Ну и? Чем же это таким Туллий пахнет?
	Публий ([взрываясь]). Ссакой! Канализацией и ссакой! Дерьмом! Чего ради ты
вернулся, а? Ведь сбежал -- нет? Рванул когти. На хрена -- на хрена -- на
хрена -- возвращаться было?!..
	Туллий. А снотворное?
	Публий. Что -- снотворное?
	Туллий. Мы же поспорили.
	Публий. Ну?
	Туллий. И ты проиграл.
	Публий. Ну?
	Туллий. Потому и вернулся: а) Доказать, что ты проиграл, б) За снотворным.
	Публий. Ты сошел с ума! Ты сошел с ума! Как ты мог! Ведь сбежал! Не просто
сбежал, а -- из Башни! Был на свободе! Мог -- куда угодно -- и -- и ([не находит
слов]) променял свободу на снотворное!..
	Туллий. А тебе не приходило в голову, душка Публий, что снотворное -- и есть
свобода? И что наоборот тоже.
	Публий. Да пошел ты со своими парадоксами! Ведь сбежал! Ведь нашел же способ!
И мне, зараза, не сказал!
	Туллий. Ну, ты б тоже со мной не поделился -- будь ты на моем месте.
	Публий. Да. Но я бы и не вернулся! Из чего бы следовало, что возможность
сбежать все-таки есть! А ты -- ты сократил шансы! Минус еще один способ!
Который был. А теперь его -- нет.
	Туллий. Способ сбежать, Публий, всегда есть. А вот способ остаться... Побег --
он что доказывает? Что система несовершенна. Тебя это, конечно, устраивает.
Потому что ты, Публий, кто? -- варвар. Потому что для тебя Претор -- враг,
Башня -- узилище. И так далее. Для меня он -- никто, она -- ничто. И они --
никто и ничто -- должны быть совершенны. В противном случае, почему не
вернуться к бараку.
	Публий. И то веселее.
	Туллий. Рано или поздно все становится предметом ностальгии. Потому элегия и
есть самый распространенный жанр.
	Публий. И эпитафия.
	Туллий. Да. В отличие от утопии. Говоря о которой -- где мое снотворное?
	Публий. Мало ли где! Ты же вернулся. Сам, конечно; но это все равно, что
поймали. Не важно, чем. Голыми руками или идеей. Идеи -- они самые овчарки и
есть!
	Туллий. Даже если и так, мы же поспорили. И ты проиграл. Я выиграл. За
выигрышем и вернулся. ([Чеканя каждый слог.]) Где мое -- снотворное?
	Публий. Да почем я знаю... да на свободе таблеток этих завались. Бесплатно
дают -- указ сенатский. Протяни руку -- и готово... Свобода и есть
снотворное... Навалом... А ты...
	Туллий. Речь, Публий, шла не о вообще снотворном.
	Публий. То есть?
	Туллий. А о [твоем] снотворном.
	Публий ([вздрагивает]). То есть о моей свободе?
	[Пауза.]
	Туллий. Оставим громкие слова, Публий. Где флакончик-то?
	Публий. Где правый сандалий. У тебя под кроватью.
	Туллий. Гм. Хитро. ([Смотрит с интересом на Публия.]) Я б ни в жисть не
догадался. ([Достает флакон из-под кровати и прячет его в складках тоги.])
Переоденусь пойду -- промок весь. Льет, как из ведра.
	Публий ([бросая быстрый взгляд в окно, где -- сияющий полдень]). Но -- сейчас
лето, да?
	Туллий ([из-за ширмы]). В Риме, Публий, всегда лето. Даже зимой.
	Публий ([снова глядя в окно]). По крайней мере, утро сейчас, а? Часов, как
говорили при христианстве, десять.
	Туллий. Утро, утро. Не волнуйся. С этим они еще дурака валять не научились.
	Публий. Не в их интересах. Я имею в виду -- сокращать сутки.
	Туллий. Это почему же?
	Публий. Да потому что пожизненно. И удлинять не в их интересах тоже.
	Туллий ([задумчиво]). Н-да, чревато эпосом. Ни больше, ни меньше. ([Выходит
из-за ширмы, в свежевыглаженной тоге, направляется к столу, подливает себе
кофе, достает из недр тоги сигару и разваливается на лежанке. Первое кольцо
дыма.])
	Публий. Не поделишься?
	Туллий. ?
	Публий. Ну, этим -- как тебе это провернуть удалось. Планом -- и так далее.
Теперь ведь все равно. Так сказать, постфактум.
	Туллий. Ты снотворным своим и постфактум бы не поделился.
	Публий. Да при чем тут таблетки!? Мог же все забрать -- пока я спал...
	Туллий ([четко и раздельно]). Я не вор, Публий. Я не вор. Даже ты из меня вора
не сделаешь. Я -- римлянин, а римляне не воруют. Я этот флакончик заработал.
Понял? За-ра-бо-тал. Своим горбом. Причем, буквально.
	Публий. Подумаешь, горбом. Классиков в шахту покидал. Так и христиане делали.
	Туллий. Христианам легче было. Во-первых, шахты и были шахты. Им ведь -- что
им шахту, может, только показывают -- сомневаться не приходилось. Во-вторых,
не только покидал, но и сам последовал...
	Публий. На то они и классики. Властители умов... Словом, сам себе палач, сам
себе мученик. И все из-за снотворного несчастного.
	Туллий. Что интересно ([вертя в пальцах флакон с таблетками]), это что именно
он, флакончик этот ([встряхивает таблетки]), идею подсказал.
	Публий. То есть как?! ([Вскакивает.])
	Туллий. А так, что это -- цилиндр, и ствол шахты -- цилиндр. Только длиннее. И
не такой прозрачный. Хотя тоже узкий. Метра в диаметре не будет. Сантиметров
75, не больше. И стенки, зараза, очень скользкие.
	Публий. Смазаны, что ли?
	Туллий. Это; и еще от сырости. Плесень местами.
	Публий. Ну и?
	Туллий. Я и решил: не просто солдатиком, а матрац сначала туда засунуть,
пополам сложенный. Он же, матрац этот, распрямиться захочет -- то есть,
застревать станет. Трение создаст. Чего, если солдатиком лететь, может и не
случиться.
	Публий. Это точно.
	Туллий. Так мы вместе вниз и поехали. Ускорение как возникает -- матрац к
стенке ствола ногой прижимаешь. Вроде как тормозишь...
	Публий. Долго заняло?
	Туллий. Примерно как -- э-э -- по-большому сходить. Или если душ принимаешь.
Хотя пахло, как по-большому. И темно.
	Публий. А потом?
	Туллий. Потом -- сечка, классиками разрушенная. Потом -- клоака: катакомбы
бывшие. И тебя в Тибр сбрасывает... Потом поплыл.
	Публий. Когда мы в Лептис Магне когортой стояли...
	Туллий. Публий! умоляю...
	Публий. Да нет; просто у меня лавровый венок по плаванью был... Э-э, да чего
там. ([Машет рукой.]) Они там сейчас, поди, похуже прежней сечку заделают.
Электронную. Либо лазерную. По последнему слову.
	Туллий. Ага -- распылители. Элементарные частицы... С другой стороны: мы у
них тоже не одни. Ресторан все-таки... Опять же антенны телевизионные. Другие
камеры. Может быть, даже ПВО. Отходов-то сколько.
	Публий. А где, думаешь, у них кухня? Под или над нами?
	Туллий. Под, наверное. Все равно же продуктам, в итоге, вниз канать, да. А так
у них шанс подняться имеется. На мир взглянуть.
	Публий ([тоскливо]). Мир лучше вблизи рассматривать... Чем ближе, знаешь, тем
чувства сильней обостряются.
	Туллий. Только обоняние... Если ты по миру так стосковался, я могу и не
спускать после себя в уборной.
	Публий. Острослов. Думаешь, есть какая-то разница? После тебя то есть? Этих-то
([с внезапной надеждой в голосе, тыча пальцем в два оставшихся бюста]), их-то
ты -- зачем оставил?
	Туллий ([качая головой]). Нет, не за этим... Просто на развод, на племя...
Большая личная привязанность. С детства Назона любил. Знаешь, как
"Метаморфозы" кончаются?

		Вот завершился мой труд, и его ни Юпитера злоба
		не уничтожит, ни медь, ни огнь, ни алчная старость.
		Всюду меня на земле, где б власть ни раскинулась Рима,
		будут народы читать, и на вечные веки во славе
		([ежели только певцов предчувствиям верить]) -- пребуду.

	Публий. Да положить я хотел на "Метаморфозы"!..
	Туллий ([продолжая]). Обрати внимание на оговорку эту: про предчувствия. Да
еще -- певцов. Вишь, понесло его вроде: "...и на вечные веки во славе..." Так
нет: останавливается, рубит, так сказать, сук, сидючи на коем, распелся:
"ежели только певцов предчувствиям верить" -- и только потом: "пребуду".
Завидная все-таки трезвость.
	Публий ([с отчаянием]). Да какое это имеет отношение?! Ты -- про
предчувствия, а они -- новую сечку устанавливают! Это и есть предчувствие!
	Туллий. А то отношение, что он прав оказался. Действительно, "на веки вечные"
и действительно "во славе". А почему? Потому что сомневался. Это "ежели только
певцов предчувствиям верить" -- от сомнения. Потому что у него тоже впереди
ничего, кроме "вечных веков", не было. Кроме Времени то есть. Потому что тоже
на краю пространства оказался -- когда его, пацана твоего тезка, Октавиан
Август, из Рима попер. Только он на горизонтальном краю был, а мы -- на
вертикальном... "Всюду меня на земле, где б власть ни раскинулась Рима..." Что
да, то да: раскинулась. Все-таки тыща почти метров над уровнем моря. Да еще
две тыщи лет спустя... А если их еще перемножить... Этого он, конечно, не
предполагал -- что его в разреженном воздухе читать будут.
	Публий. Что значит быть классиком!
	Туллий. Осел ты, Публий; осел, а не варвар. Верней -- варвар и его осел.
...Как сказано -- у поэта. Про другого поэта... Классик классиком становится,
Публий, из-за времени. Ни того, которое после его смерти проходит, а того,
которое для него и при жизни и потом -- одно. И одно оно для него, заметь, уже
при жизни. Потому что поэт -- он всегда дело со Временем имеет. Молодой или
старый -- все равно. Даже когда про пространство сочиняет. Потому что песня --
она что? Она -- реорганизованное Время... Любая. Даже птичкина. Потому что
звук -- или там нота -- он секунду занимает, и другой звук секунду занимает.
Звуки, они, допустим, разные, а секунды -- они всегда те же. Но из-за звуков,
Публий, -- из-за звуков и секунды становятся разными. Спроси канарейку свою --
ты же с ней разговариваешь. Думаешь, она о чем поет? о Времени. И когда не
поет -- тоже о Времени.
	Публий. Я думал -- просто жрать хочется. Когда поет -- надеется. Не поет --
бросила.
	Туллий. Кстати, я тут ей проса достал. Два кг. Больше денег не было.
	Публий. Знаю. На виа деи Фунари купил.
	Туллий. Ага, в "Сельве". Откуда ты знаешь?
	Публий. Претор сказал... Это где та стела, на которой "Мементо Мори" написано?
	Туллий. Ага. Я там гетеру одну когда-то знал. Совершенная прелесть была.
Брюнетка, глаза -- как шмели мохнатые. Своих павлинов держала. Грамоте знала;
с богдыханом китайским была знакома... Откупщик ее, за которого она потом
своим чередом замуж вышла, эту "Сельву" и открыл -- птичьим кормом чтоб
торговала, при деле была. Скотина он был порядочная, с мечом за мной по всему
Форуму гонялся...
	Публий. Звучит элегически.
	Туллий. Это от избытка глаголов прошедшего времени.
	[Пауза.]
	Пофехтуем?
	Публий. С утра пораньше? Как сказала девушка легионеру.
	Туллий. Именно. Размяться. Кровь разогнать... Взвешивался сегодня?
	Публий. Нет еще. Но вчера -- да. Та же самая история -- полнею. Почему это,
интересно, прибавить гораздо проще, чем потерять? Теоретически должно быть
одинаково просто. Либо одинаково сложно. ([Встает и подходит к пульту.]) Мечи
или кинжалы?
	Туллий. Мечи. А то у тебя изо рта...
	Публий. У меня только пахнет. У тебя вываливается... Парфянские или греческие?
	Туллий. Греческие.
	Публий ([нажимая на кнопку пульта, где появляется текст заказа]). Что все-таки
природа хочет сказать этим? Что увеличиваться в объеме -- естественней, чем
уменьшаться?
	[Появляются мечи; Публий и Туллий разбирают их, продолжая беседовать.]
	И -- до каких пределов? То есть, с одной стороны, когда развиваешься -- из
мальчика в мужа -- то увеличиваешься. На протяжении лет примерно
двадцати-тридцати. И -- возникает инерция. Но почему именно живот? Оттого что
вперед двигаешься, что ли?.. С другой стороны -- куда двигаешься-то? Известно,
куда. Где он вообще не понадобится. Ни его отсутствие. На том-то свете...
	Туллий ([примеряясь к мечу]). Может, чем больше объем, тем подольше на этом
задержишься. Гнить, по крайней мере, дольше будешь. Распад, Публий, тоже форма
присутствия.
	Публий. Да -- если не кремируют. От претора, конечно, зависит. ...Начали! До
первой крови.
	Туллий. До первой крови.
	[Фехтуют.]
	Публий. Но если увеличиваться ([выпад]) естественно, то уменьшаться ([отскок])
-- искусственно.
	Туллий. А что плохого в искусственном? ([Выпад.]) Все искусственное
естественно. ([Еще выпад.]) Точней, искусственное начинается там, где
естественное ([отскок]) кончается.
	Публий. А где кончается ([выпад]) искусственное?
	Туллий. Весь ужас в том, Публий ([контрвыпад]), что искусственное нигде не
кончается. Естественное естественно и кончается. ([Теснит Публия к его
алькову.]) То есть становится искусственным. А искусственное не кончается
([выпад]) нигде ([еще выпад]), никогда ([еще выпад]), ни под каким видом.
([Публий падает в альков.]) Потому что за ним ничего не следует. И, как
сказано у поэта,

		это хуже, чем детям
		сделанное бобо.
		Потому что за этим
		не следует ничего.

	Публий. У какого поэта?
	Туллий. У восточного.
	Публий. Может, искусственное, если долго продолжает быть искусственным, в
конце концов становится естественным. Яичко-то становится курочкой. А ведь,
глядя со стороны, ни за что не скажешь. Изнутри -- тоже вряд ли. Потому что
искусственным выглядит... Мне всегда казалось, Туллий, на яичко глядя, --
особенно утром, когда разбиваешь, чтоб глазунью сделать, -- что существ