Сергей Лукьяненко. Мужской разговор




     Герольды протрубили второй раз, и мы бросились  друг  к  другу.  Ноги
вязли в песке, колючем от обломков мечей и красном от пролитой крови. Наши
убитые лошади неподвижными грудами замерли в стороне. Зрители на  трибунах
ревели, размахивали флагами - белыми и оранжевыми. Белых было больше, и  я
с ожесточением выхватил меч. Держись, Белый Рыцарь...
     Мы рубились уже второй час. Боль во всем теле успела стать привычной,
легкие стальные доспехи, казалось, превратились в свинцовые. А беспощадное
солнце упрямо висело в зените. Наш поединок не остановит ничто.
     Вжик! Я слишком задумался и едва успел наклониться. Оранжевые перья с
моего плюмажа плавно заскользили вниз, подсеченные  его  клинком.  Видимо,
вложив в удар последние силы, он опустил клинок, пробормотал, задыхаясь:
     - Может, хватит? Так мы ничего не решим...
     Я  посмотрел  на  королевскую  ложу,  где  неподвижно  замерло   лицо
Прекрасной  Дамы  -  надменное  и  непреклонное.  Стадион  затих,   словно
вслушиваясь в наши слова. Я покачал головой,  перехватывая  рукоятку  меча
поудобнее:
     - Защищайся...
     Он с воплем вскинул меч. Я  тоже.  Клинки  столкнулись,  и  его  меч,
непобедимый, волшебный меч, рассыпался в пыль. Лицо соперника  побледнело.
Мужественный загар сползал с него на глазах. Прикрывая руками  голову,  он
забормотал:
     - Это нечестно, это колдовство... Поединок запрещает такие вещи...
     Прекрасная Дама чуть заметно улыбнулась. Я рассмеялся:
     - Ты сам виноват. Наложил на меч слишком много  заклятий,  вот  он  и
рассыпался. Но...
     Я отбросил свой меч.
     - Если ты хочешь, то переиграем поединок.
     С плохо скрываемым облегчением он кивнул, запустил руку  за  пластины
доспехов, вытащил пластмассовый кубик модулятора. Искоса взглянув на меня,
сказал:
     - Учти, твой поступок ни к чему меня не обязывает.
     Я не  стал  спорить.  Ко  мне  вдруг  пришла  уверенность  в  победе,
спокойная, твердая уверенность...
     Мой  соперник,  наконец-то,  выбрал  одну   из   граней   модулятора,
прикоснулся к ней. С легким  шумом  стали  рассыпаться  трибуны  стадиона,
рыцарский замок вдали, холмы, поросшие густым лесом. Потом погасло  солнце
- словно задули свечу. И наступила темнота.


     Звезда ползла по небу слишком быстро.  И  самое  главное  -  изменяла
направление полета, а уж этого  не  способен  сделать  ни  один  метеорит.
Опустив гермошлем, я вышел  в  шлюзовую  камеру.  Через  несколько  секунд
насосы откачали воздух, и я вышел на поверхность астероида.  Оглянулся  на
оставленный мною купол - такой надежный и безопасный,  такой  уютный...  И
побежал по черной базальтовой равнине к полю космодрома.
     Космоперехватчик был уже подготовлен к полету  -  автоматы  залили  в
него горючее и прогрели двигатели. Он стоял на взлетной площадке,  похожий
на старинный истребитель,  грациозный,  серебристый,  несущий  смертельную
красоту оружия. Я вспрыгнул на опоры, открыл люк, взглянул на ползущую  по
небу белую звездочку. Держись, белая звездочка...
     Первые минуты боя не принесли удачи ни мне,  ни  ему.  Да,  я  всадил
торпеду в правый  двигатель  его  новенького  корабля.  Но  соперник  смог
пережечь мне лазерным лучом блоки ориентации, и я вел  теперь  истребитель
почти  вслепую.  Не  знаю,  чем  бы  все  это  кончилось,  не  соверши  он
непростительнейшей оплошности: для лучшего прицеливания соперник  снял  со
своего корабля защитное поле. Этот шанс  я  не  упустил.  Двигатели  моего
верного  перехватчика  показали  все,  на  что  были  способны  -  корабль
соперника вырастал на глазах. Только не подумайте, что  я  шел  на  таран,
вовсе  нет,  я  не  самоубийца.  В   последнюю   секунду   я   затормозил,
гравиприсоски сблизили нас вплотную, и абордажные автоматы  выжгли  в  его
броне люк. Выхватив бластер, я протиснулся в  еще  горячее  отверстие.  Мы
сойдемся лицом к лицу, пилот...
     Услышав мои шаги, он вскочил из-за пульта. Но я выстрелил  первым,  и
бластер в его руке разлетелся горячими брызгами.
     - Тебе не пройти к ней, - наслаждаясь своим торжеством, сказал  я.  -
Стоило бы тебя прикончить, да ладно. Ты и так проиграл.
     - Нет, - тихо ответил он, и я заметил в  его  пальцах  модулятор.  Не
колеблясь ни секунды, я нажал на спуск. Но  он  уже  включил  переигровку.
Бластер исчез из моих  рук,  стальные  стены  корабля  начали  таять.  Еще
мгновение - и пришла темнота.


     Мой удар бросил его на журнальный столик. Зазвенели бьющиеся  бокалы,
зачмокала вытекающая из опрокинутой бутылки жидкость. Я подул на  кулак  и
огляделся. Небольшая, довольно уютная комната. В углу работает  телевизор,
за окном - рекламные огни какого-то города. А у дверей, молча наблюдая  за
нами, стояла Она. Я подошел и взял ее за руку.
     - Тебе лучше было бы подождать внизу. Но, впрочем, мы уже поговорили.
     - Нет, нет... - забормотал он, роясь в  кармане.  Но  тут  заговорила
Она:
     - Действительно, мальчики, хватит.
     Очень медленно соперник  поднялся  с  пола.  Беспомощно  улыбнувшись,
выключил модулятор. И темнота упала на нас в последний раз.


     Мы были в модуляционной комнате городского семейного центра. Я и Он -
в креслах, с надвинутыми на лица  гипношлемами.  Она  стояла  у  окна.  И,
увидев ее взгляд, я понял, что победил. Снял шлем, подошел к сопернику.  С
невольной жалостью похлопал его по плечу:
     - Вставай.
     Он вылез из глубокого, как пропасть, кресла, стараясь не смотреть  ни
на нее, ни на экран, где только что проецировался наш поединок. Выдавил из
себя:
     - Пусть у вас все будет хорошо... Желаю счастья...
     Ничего не ответив, мы вышли из комнаты. Она крепко  держала  меня  за
руку, и я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
     - Ты... такой смелый. Такой сильный... - ее голос задрожал. -  Я  так
рада.
     Мы шли по улице, а вокруг нас кипела привычная жизнь двадцать первого
века. Автоматические такси осторожно об®езжали нас,  когда  мы  переходили
улицу,  двери  магазинов  услужливо  открывались,  стоило   лишь   к   ним
приблизиться. Потом мы сели  в  электроллер  и  поехали  домой.  Я  стоял,
небрежно держась за поручни,  непоколебимый,  как  скала,  лишь  чуть-чуть
покачиваясь от толчков машины, уверенный в себе, как древний  рыцарь,  как
космодесантник  двадцать  первого  века,  как  горожанин  двадцатого.  Она
доверчиво держалась за мое плечо. Когда мы под®езжали, сказала:
     - У меня с ним ничего и не было. Правда.
     - Я верю, - прошептал  я.  -  Но  поговорить  с  ним  по-мужски  было
все-таки необходимо.