Сергей Лукьяненко. Восточная баллада о доблестном менте

     Дошло до меня, терпеливый  читатель,  хоть и не сразу, что
не  слыхал  ты еще об отважном  менте  Акбардине и том, как  он
добыл несметные сокровища.

     А история эта, достойная записи шилом  на спине неверного,
давно тревожила мою душу.

     Однажды,  темной   ночью,  когда  благонадежные   граждане
халифата принесли хвалу  эмиру  и опустились почивать со своими
женами, доблестный  мент  Акбардин  обходил  светлые  улицы, не
пренебрегая однако и темными. Был он  хорош  собой  --  крепок,
кривоног и глаз его правый был зорок.

     Заглянув за лавку Буут-аль Назара, достославного  торговца
заморскими притираниями, отважный  Акбардин почувствовал чье-то
мерзкое дыхание.  Свершив свое дело --  ибо долго бродил  он по
светлым улицам, не пренебрегая и  темными,  Акбардин  пошел  на
запах.

     И открылось мне,  что увидел он грязного панка, спавшего в
картонной коробке из-под заморских притираний. Был  это панк из
панков, с мерзким лицом, ужасной фигурой и велосипедным звонком
в правом ухе. А запах  его  устрашил бы и более отважного,  чем
Акбардин, не страдай он в тот день от насморка.

     -- Вставай,  грязный  панк, неугодный эмиру! -- воскликнул
Акбардин.-- Ибо я, мент от  рождения,  Акбардин  сын  Аладдина,
отведу тебя в позорное узилище.

     Грязный панк проснулся и закричал:

     -- Кто ты,  смеющий  посягать на  мой  сон? Ибо я  ужасен,
проснувшись с похмелья!

     Но Акбардин достал свою  дубинку,  и панк, упав на колени,
взмолился:

     -- О, не бей меня холодной резиной, Акбардин сын Аладдина!
Я не просто панк, я панк из панков! Я открою тебе великие тайны
и приведу к несметным сокровищам! Только не бей меня по почкам,
а  также  по тем  местам,  которые  подсказывает  тебе  богатая
фантазия!

     -- Что ты можешь мне  дать,  грязнейший  из грязнейших? --
поразился Акбардин.-- Крепка моя  хижина,  и каждый день я имею
хлеб  с  молоком, а по пятницам  --  да святится имя эмира!  --
большую рыбу в маленькой железной баночке.

     -- О, я дам тебя  могущество  самого  эмира! -- воскликнул
панк.-- И знай  же, что я бы и сам получил его -- но мне в лом.
У  тебя  будет  столько  жен,  сколько   дозволено,  и  столько
наложниц, сколько  захочешь,  и  столько  вкусной рыбы, залитой
соусом из помидоров, что она не полезет в твои уста!

     --  Говори  же,  если  есть тебе, что  сказать,--  повелел
Акбардин.  И  грязный  панк  --  да  забудется  всеми  его имя:
Киндерсюрпризбек, рассказал:

     --  Знай  же,   мудрейший   из  ментов  и  ментовейший  из
мудрейших, что происхожу я из славного рода Киндерсюрпризбеков,
да не оскудеет он. И  был  я славным ребенком и добрым  юношей,
пока судьба не  покарала меня за многочисленные грехи. И решив,
что все мне дозволено, отправился я в путешествие. И шел долго,
ибо был пьян. И дошел. И...

     -- И?..-- воскликнул Акбардин.

     -- И! -- развел руками грязнейший из панков.

     --  Так  что  же  мы  ждем?  --  удивился  Акбардин.-- Мой
мотоцикл быстр, а дубинка резинова! Устрашим же сами себя!

     И они  вскочили  на  мотоцикл  мента,  причем Акбардин сел
впереди, а презреннейший  из панков, да забудется всеми его имя
--  Киндерсюрпризбек,  сзади.  И   набегающий   воздух  обдувал
Акбардина, и дыхание  его было легко. А протертые шины скрипели
на поворотах, и скрип тот был ужасен.

     И  надо сказать,  о  читатель, что в  дни  те с®ехались  в
достославный халифат многочисленные эмиры  и  короли. Обсуждали
они великие дела  --  как менять медь на  серебро,  и как пятью
хлебами   накормить   всех   желающих.   А   также    с®ехалась
многочисленная челядь,  и  челядь  челяди,  и  прихлебатели,  и
подпеватели -- среди коих и был ваш покорный слуга.

     И многие менты великого халифата охраняли покой их. Увидев
же друга своего, Акбардина,  которого  ценили за веселый нрав и
честность при игре в кумалак, решили они: неладно.

     И решив  так, вскочили они на свои мотоциклы,  а у кого не
было своих -- на чужие, и понеслись за Акбардином.

     Столько  песчинок  не  лежит  на  дороге,  сколько  ментов
мчалось за отважным Акбардином. Ибо напряженной была обстановка
в  халифате.  И  увидев  их  разбегались  презренные  панки,  и
забирались в ксивники хиппи, и рокеры притворялись собственными
мотоциклами.

     И к исходу третьего дня, когда почувствовал усталость даже
отважнейший из  ментов,  приехали Акбардин и Киндерсюрпризбек к
темной пещере. А  товарищи Акбардина отстали, ибо были не столь
проворны, как отважны.

     -- О мент из ментов! -- вскричал позорный панк.-- Вот она,
пещера мудрости! И зачерпнешь ты ее там столько,  что сам халиф
со слезами обнимет тебя -- и назначит визирем. А я  теперь уйду
-- ибо мне в лом.

     -- Подожди,  вонючейший  из  моих  седоков!  -- воскликнул
Акбардин.--  Открой  -- кто  хранит  мудрость,  ибо  не  бывает
сокровищ без охраны!

     И затрясся панк, обливаясь потом, и ответил:

     -- Никто ее не хранит, то-то меня и пугает.

     -- Пойдем же,-- велел мент  Акбардин.--  Направлю  я  тебя
вперед,  дабы  пожертвовать  малоценным  организмом  в   случае
опасности.

     И Киндерсюрпризбек поплелся вперед, ибо никто  еще не смел
перечить Акбардину -- да запомнится его имя!

     А пещера была темна,  как  совесть грешника, и длинна, как
прегрешения       усовестившегося.       Трижды      споткнулся
Киндерсюрпризбек, прежде чем дошли они до цели.

     -- Вот! -- воскликнул презренный панк.--  Вот он, источник
мудрости, бьет ключом  из алмазной чаши! Пей же, отважный мент,
и отпусти меня спать, ибо я устал.

     -- О  нет,  хитрейший  из  хитрых,-- засмеялся Акбардин.--
Выпей вначале сам, ибо мог ты замыслить худое против меня.

     И панк  выпил из источника,  ибо Акбардин был силен, а его
дубинка резинова.

     Даже мне,  о  терпеливейше  читатели, не доводилось видеть
подобного. Опали с грязного  панка  коросты и лохмотья, стал он
чист челом и прекрасен дыханием.

     Посмотрел ласково на Акбардина и сказал:

     -- Пей  же, мой добрый друг.  Станешь ты так  же прекрасен
как я, и мудр как халиф.

     Покачал головой Акбардин, и сказал:

     -- О нет, прекраснейший  из  панков. Запрещено мне пить на
службе, и чту я этот закон. Лучше зачерпну я побольше мудрости,
а дома, после дежурства, вкушу ее с подобающей закуской.

     --   Интересное   решение,--   заметил   Киндерсюрпризбек,
просветлел обликом и ушел в астрал.

     А товарищи Акбардина, ждавшие приятеля у  входа, не успели
даже слезть с мотоциклов, когда  увидели  его  светлый лик. Шел
Акбардин твердым шагом, и в руках его был  бурдюк с драгоценной
влагой.

     -- Вещественные доказательства,-- сказал он друзьям, и сев
на  мотоцикл,  умчался, и никто не решился его  переспрашивать,
ибо дубинка его была резинова.

     Дома же,  с®ев  положенное  и  покурив  запретное,  сказал
пресветлый Акбардин жене:

     -- Завтра же будем любимцами халифа!

     И налил себе Акбардин из бурдюка, и выпил...

        xxx

     Прошло три дня и три ночи с тех пор. И вот, обходя светлые
улицы (но  не  пренебрегая  и  темными!)  увидел ментовейший из
ментов, да помнится его имя -- Акбардин! грязного панка.

     -- Что  делаешь ты в  этой грязи, светлейший из панков? --
поразился Акбардин.

     -- А что делаешь ты с этой дубинкой,  мудрейший из ментов?
-- с®ехидничал Киндерсюрпризбек.

     Смутился Акбардин, что бывало с ним редко, и ответил:

     --  Открылось мне,  что  хоть и стал  я  умнее визиря,  но
остался ментом. И не услышит моих слов халиф. Вот и обхожу я по
прежнему улицы...

     -- А...-- протянул Киндерсюрпризбек.-- Доумничался?

     И тогда  огорченный  Акбардин  схватил  его  за шиворот, и
отвел в позорное  узилище. Так и  должно быть в  нашем  славном
халифате, который  так  любят  заморские  короли,  ибо  западло
каждому панку смеяться над ментами.

     Но все же  в пути Акбардин и Киндерсюрпризбек беседовали о
вечном. И беседа их была возвышена как лавка Буут-аль Назара, и
длинна, как ментовская дубинка.

     ...И такова мораль этой истории -- даже вкусив от мудрости
не равняйся с халифом. Не положено.