Страницы: -
1 -
2 -
Песах Амнуэль. Странник
Что такое... странник? Странный человек...
не похожий на других...
М.Горький. "На дне"
Жил-был странник. Человек как человек: с открытым, немного грустным
взглядом, тихим голосом и умными пальцами музыканта. Собеседнику часто
приходилось переспрашивать его в разговору потому что голос его и рассказ
будто уходили в себя.
Он побывал во всех уголках Земли, во всех странах и городах, дышал
мягким ароматом лугов и злой взрывчатой гарью вулканов, ходил по нежному
песку Сахары и колючему цепкому снегу Антарктиды. Все знали его, все
говорили, увидев его:
- Вот идет странник.
А потом он исчез. Ни на кораблях, ни в поселках не слышно было его
тихого смеха, его неспешного рассказа. Кто-то видел его, кто-то говорил с
ним, кто-то поведал миру:
- Знаете, - сказал кто-то, - странник ушел к звездам. Так и ушел - в
стоптанных ботинках. "Смысл жизни человека в том, чтобы быть всем и
везде", - так сказал странник кому-то и добавил: "Земля это не все, и я
ухожу".
Кто-то не понял его, спросил удивленно:
- Вы участник экспедиции? Летите на Марс строить оранжереи? Нет?
Тогда на Плутон - взрывать горы? Тоже нет? Значит, в звездную?
- Нет, нет и нет. Я ухожу пешком. Дойду до Веги по белой мгле
Млечного Пути, наберу горсть воды из марсианского озера Сциллы, увижу
грозы на планете звезды Альфарх, услышу тихий шелест аммиачной реки на
Плутоне. Я смогу все, потому что умею мечтать, и нет звездолета мощнее.
И странник ушел к звездам - по лунной дорожке, на которой до сих пор
видны отпечатки его следов. Выйдите ночью на берег, вглядитесь, и вы
увидите.
1
Столы здесь были чуть более серыми, стены чуть более зелеными, а
обучающие машины чуть более разговорчивыми. Это "чуть" было совершенно
незаметно для взрослых, а Ким заметил, и в новом классе ему не
понравилось. Ким понимал, что скоро освоится, расскажет ребятам, что
приехал в город с отцом и будет здесь учиться, пока отец не закончит
работу.
В комнату вошли, слишком степенно, как показалось Киму, его новые
одноклассники - трое ребят и две девочки. Ребята были ниже Кима, а один -
Сережа - выглядел просто малышом для своих одиннадцати лет.
- Тебе нравится у нас? - спросил Сережа.
- Не нравится, - ответила за Кима Ольга - невысокая девочка,
тоненькая, светленькая. - Разве вы не видите - он очень любит учиться.
Тихо, спокойно.
- А вы не любите? - удивился Ким.
- Не-а, - весело подтвердила Ольга. - Нужно просто жить, смотреть по
сторонам. Знание само придет. Тихо, спокойно.
Ким не успел возразить. Серебристой змейкой прошелестел звонок,
ребята мгновенно оказались у своих столов, одна Ольга не спешила: прошла
вдоль рядов, посмотрела не контрольные экраны, стрельнула глазами в
сторону Кима, и он смущенно отвел взгляд. Он не понимал причины, но
чувствовал, что не сможет спорить с этой Ольгой. Она ему совсем не
нравилась, задиристая какая-то, но говорила она с такой убежденной
беспечностью, что возражать было бессмысленно.
Учитель Игорь Константинович Астахов вошел в класс, поздоровался
тихо, сказал:
- Вы познакомились, ребята? Я отменяю урок. Мы покажем Киму школу и
поговорим.
Они вышли на школьный двор. Планировка его отличалась от той, к какой
Ким привык за шесть лет. Справа мостик над быстрым ручьем, дальше
учебно-расчетный центр. Слева вместо гимнастических снарядов покрытый
невысокой травой луг, мальчики гоняли здесь мяч. Астахов привел класс к
ручью, сел, поболтал пальцами в воде.
- А знаете, - неожиданно громко сказала Ольга, - Ким на любит
работать, ему бы только учиться.
Ким весь вскинулся от такой несправедливости.
- Мы построили школьный мотодром, - сообщил он. - Наш класс - все
шестеро - и двое ребят из соседнего.
- Мотодром? - загорелся маленький Сережа. - Здорово, дядя Игорь,
верно?
- Что ж, - согласился Астахов. - Только я предлагаю не мотодром, а,
скажем...
- Гравиплан, - выпалила Ольга, и все заулыбались, а Киму стало
неловко - эта Ольга не понимала, что говорит. Серийный гравиплан собирают
два месяца. Сердце мотора - вещество с анизотропным тяготением -
выращивают на заводах годами. Астахов жестом успокоил ребят, начавших
спорить о деталях конструкции.
- Ким, ты знаешь разницу между желанием и умением?
- Желания могут быть как угодно велики, - сказал Ким, - а умение
конкретно.
- Примерно так. И по-моему, Ким, лучше не принижать желания до твоего
умения, а наоборот. Я за мечту, Ким. Нужно уметь то, чего никто не умеет.
Знать то, чего никто не знает. Увидеть то, чего до тебя никто не видел...
2
Ким опаздывал на урок. Подбегая к школе со стороны летнего бассейна,
он увидел мелькнувшее в кустах золотистое платьице и перешел на шаг.
- Подержи, - требовательно сказала Ольга и протянула Киму две большие
биты. Пошла рядом, посматривая на Кима, чему-то усмехаясь.
- Слушай, - сказал Ким, - а ты лично сделала какое-нибудь открытие?
- Вот еще, - вскинула взгляд Ольга. - Я лентяйка. Тебе понравился
папа?
- Какой папа? - не понял Ким.
- Учитель.
- Он твой отец?
Ким был окончательно сбит с толку. Отец, который требует необ®ятных
стремлений, и дочь, уверяющая, что она лентяйка...
- Сейчас принято, - рассказывал учитель Астахов, - делить историю
космонавтики на два периода: планетный и звездный. Звездный ведет отсчет с
момента, когда стартовал к Проксиме Центавра "Победитель", первый
звездолет на кварковых двигателях.
Экспедиция ушла к звездам, когда Кедрин на Марсе еще не закончил
расчетов. Только пять лет спустя он доказал, что скорость света можно
увеличить во много раз. Опыт Кедрина повторили, и очень скоро со стапелей
сошла "Аврора" - первый звездолет с фотоускорителями. "Аврора" ринулась
вслед "Победителю". Где-то среди планет Проксимы корабли встретились.
Командиру "Победителя" Голованову и его экипажу предложили перейти на
"Аврору". Голованов отказался, и звездолеты разошлись.
Вскоре на "Победителе" вышел из строя реактор, и его
катапультировали. До Земли корабль мог дойти и на втором реакторе, но о
продолжении исследований не могло быть и речи. "Победитель" ушел к Солнцу,
сообщив на "Аврору" об аварии.
Люди боролись до конца и привели "Победителя" к базе на Плутоне. Они
стали героями. Но подумайте, ребята, в чем же героизм Голованова? Его
полет - типичный пример нежелания подчиняться диалектике жизни. Кроме
того, на примере Голованова воспитываются миллионы ребят. Учатся идти до
конца, когда разумнее остановиться...
Вот все, что я хотел вам рассказать, прежде чем вы начнете изучать
элементы кварковой техники.
- Я знал, что ты подойдешь ко мне, - сказал Астахов. Занятия
кончились, ребята разошлись, кто домой, кто в школьный интернат.
- Разве Голованов не был прав? - ожидание притупило запальчивость
Кима, он говорил теперь более рассудительно, чем сам того хотел. - Земля
доверила ему корабль. Он не мог покинуть машину. Я читал, видел: раньше
летчики спасали горящие самолеты, капитаны не уходили с тонущих кораблей.
- Это другое, - покачал головой Астахов. - Героизм
летчиков-испытателей выше головановского, потому что имел смысл. Люди
всегда ошибались, но ошибки бывают разными. Мне потому и не нравится
отношение к "Победителю", что из этой истории не извлекли нужного урока.
Ким промолчал, его покоробила фраза "люди всегда ошибались". Учитель
умен, но настолько ли, чтобы судить об ошибках всех людей Земли? Астахов
по-своему расценил молчание Кима, сказал:
- Я живу рядом. Пойдем, я покажу тебе, какие бывают ошибки.
Киму сразу понравилось у Астахова. Поражала невероятная для жилой
квартиры библиотека - десятки тысяч книгофильмов стояли на стеллажах,
занимая всю площадь стен от пола до потолка. Ольга сидела в кресле и
смотрела приключенческий фильм - в глубине стереовизора, покачиваясь,
бродили динозавры, не обращая никакого внимания на опустившийся неподалеку
дисковидный звездолет пришельцев. Увидев вошедших, Ольга выключила
аппарат.
- Сколько книг! - сказал Ким.
- Это не книги, - тихо отозвался Астахов. - Это свалка.
- Так папа называет свою коллекцию, - об®яснила Ольга. - Здесь идеи,
сверху донизу, и этажом ниже, в подсобнике.
Астахов остановился перед стеллажами, любовно провел ладонью по
выпуклым бокам капсул микрофильмов. Достал одну, включил проектор.
Заструился морозный утренний воздух, где-то далеко внизу плыла река с
городом на берегах, а Ким летел, стоя на палубе странного сооружения - это
был корабль девятнадцатого века с узкой кормой, длинным форштевнем, с
обитой железом палубой. Мачты уходили высоко вверх и не несли парусов - на
их верхушках вращались пропеллеры, создавая под®емную силу.
- Робур-завоеватель, - сказал Ким, воображая себя на палубе
"Альбатроса", крепко стоящим на широко расставленных ногах, а город внизу,
конечно, Париж, жители которого с ужасом следят за полетом таинственного
корабля. Изображение распалось, Астахов отключил проектор.
- Мертвая конструкция, - сказал он. - Направление было прогрессивно -
аппараты тяжелее воздуха, и принцип геликоптерных винтов верен, а
конструкция подвела. Здесь у меня все идеи, конструкции, проекты -
мертвые. То, что не вышло. То, что не было додумано. То, что оказалось
неверным в принципе. Все отрицательное, что наука сотни лет сбрасывала за
борт. Шлак. Издержки. Понимаешь?
- Д-да, - протянул Ким.
- Ничего он не понимает, - насмешливо сказала Ольга. - Он просто
очень воспитанный мальчик.
- Я начал собирать ошибочные идеи из любопытства, - продолжал
Астахов, будто не слыша слов дочери. - Я учился тогда в Институте
футурологии. Да, Ким, по первичному образованию я футуролог... И как-то,
изучая историю техники, предмет очень логичный, как внутренне логичен
прогресс, я заметил, что кое в чем логика авторам изменяет. Прогресс - это
гигантское дерево, и мы изучаем строение его ствола - столбовые идеи. А
ветви, которые никуда не ведут, мертвые сухие веточки, мы на ходу
подрубаем у основания. Мы изучаем логику становления новых технических
идей, и не изучаем логики идей отвергнутых. Тогда возникла мысль: посадить
рядом с деревом прогресса другое дерево, дерево неверных идей. У него то
же корни - практика, наблюдение, опыт. А ствол, ветви? Куда они ведут?..
Астахов помнил себя в семнадцать лет. Он ощущал в мышцах силу,
развитую годами тренировок, и твердо верил, что добиться поставленной цели
может каждый. Но Земле не нужен был легион звездолетчиков. Не прошел
отборочной комиссии и Астахов. Он получил голубой жетон, на котором был
записан довольно лестный отзыв о его способностях и настоятельный совет:
заняться футурологией.
Астахов не представлял, что человеку можно сказать "нет". По аналогии
с собственной неудачей его заинтересовали неудачи других - ошибки не
жизненные, а творческие, технические, научные.
Сначала Астахов собирал, что попало. Старые забытые проекты выкапывал
из архивной пыли, из патентных библиотек, даже из романов. Выписки,
чертежи, модели... Это был сизифов труд: ошибок у каждого ученого на
поверку оказалось больше, чем верных решений. Астахов закончил институт,
работал футурологом-методистом, ему очень помогала созданная им статистика
ошибок. Но это и была вся польза от его увлечения. Стал ли он ближе к
звездам, к которым стремился по-прежнему, - без надежды увидеть мечту
осуществленной? Он решил сдать "свалку идей" в архив, но в это время ему
пришла в голову мысль о перекрестном сравнении,
3
- Папа редко рассказывает о своей коллекции, - сказала Ольга. Она
провожала Кима домой.
- Ты знаешь все идеи, которые собрал отец? - спросил Ким.
- Не-а, - отмахнулась Ольга. - Зачем мне?
- Как зачем? - удивился Ким.
- А так. Почему мы раньше не могли жить как все? Эти дурацкие идеи -
кому они нужны?
Кима возмутила несправедливость упрека.
- Твой отец учитель. Разве можно давать людям больше, чем он?
Ольга вздохнула:
- Папа стал учителем по ошибке. Мог бы и геологом... Все, понимаешь,
все у него так! Иногда я думаю, - она понизила голос, говорила почти
шепотом, - может быть, и я тоже ошибка...
Ольга помолчала.
- А все началось с того прогноза...
Как-то Астахов готовил материалы для прогноза энергетики
Прибалтийской экономической зоны. Один из вторичных прогнозов, которым
пользовался Астахов, оказался неверен. Горел генеральный прогноз: новые
данные - новые связи. Астахов, то ли со злости, то ли из присущего ему
чувства противоречия, заложил в машину все, какие только смог найти,
ошибочные прогнозы по Прибалтике. Ошибка на ошибке - он представлял, какая
вампука получится из его затеи, и все же внутренне почти не был удивлен,
когда машина выдала абсолютно точные данные за прошедший год.
Случайность, совпадение? Астахов не знал. А решение зрело. Оно
вынашивалось долго. Сначала мешала психологическая инерция, из-за которой
Астахов не сразу понял: рождается новая наука. Эрратология - наука о
научных ошибках. Не сразу понял он и то, что новая дорога может вывести
его к звездам. Астахов шел ощупью, он еще не знал, верна ли его основная
теорема.
- Между мертвыми идеями науки, - утверждал он, - существуют мириады
неощутимых связей, которые должны сыграть роль живой воды - должны оживить
засохшее дерево. Вот принципиальное положение эрратологии, ее основная
теорема: пользуясь только внутренней логикой развития ошибочных идей,
изучая лишь ошибочные проекты, можно получить верное решение задачи.
Неверных решений а истории науки накопилось так много, что появление
нового качества неизбежно. В кризисной ситуации, когда правильных решений
еще нет, существуют два способа выбраться из тупика. Первый: ждать, когда
природа преподнесет открытие. Второй: применить методы эрратологии, найти
новое самим. Первый способ эффективнее. Второй - надежнее...
- Ошибки - хлам, - сказали Астахову. - От них нужно избавляться, вот
и все.
4
Яворский-старший ходил по комнате, некрасиво размахивая худыми
руками, говорил увлеченно: в семье повелось, что о своей работе отец
всегда рассказывал сыну.
- Папа, - сказал Ким, прерывая рассказ. - Я познакомился с интересным
человеком.
- Знаю, - отозвался Яворский-старший. - Я говорил с Астаховым.
Отцу не хотелось разбивать веру Кима в учителя. Он слышал об Астахове
давно, ценил его увлеченность. Но Астахов противоречив, Ким, пожалуй, и не
разберется.
- Понимаешь, сын, - отец заговорил медленно, подбирая слова, - я
намеренно отдал тебя в класс Астахова. Верность цели - вот чему ты должен
у него поучиться. Целеустремленность Игоря Константиновича всегда вызывала
уважение, все знали о его судьбе, о его странном желании найти зерно
истины в ложных идеях. Знали, что Астахов ищет не просто любую здравую
идею, но вполне определенную: новый способ полетов к звездам. Он не стал
космонавтом. И решил, что без громоздких машин, без звездолетов и
генераторов Кедрина достигнет звезд. Пешком.
Очень давно у Астахова были помощники, лаборатория. Были даже
энтузиасты новой науки - из молодых футурологов. Но среди всех методов
работы Астахов выбирал только неверные. Это было нечто вроде научного
знахарства. Знаешь, как это выглядело? С утра Астахов собирает летучку,
сам садится в углу, держит в руках сброшюрованные данные за прошедший
день.
"Что это такое? - говорит он и сам отвечает. - Это анкеты по опросу
"Бытовая химия через десять лет". Кто же так работает? Здесь все верно!
Что мне делать с этими бумагами?"
"Как же быть? Фальсифицировать результаты опросов?" - недоумевают
сотрудники.
"Конечно! - кричит Астахов. - Вы должны неправильно вести опрос,
должны тенденциозно подбирать группы. Заведомо неверно обрабатывать
материал. Понимаете? Мне нужны СОВЕРШЕННО НЕПРАВИЛЬНЫЕ данные! "
Отношения между Астаховым и его сотрудниками ухудшались. Люди
привыкают к стереотипу поведения. Астахов ломал любые стереотипы, и ребята
не выдерживали. А однажды Астахов собрал ребят и сказал:
"Пора прощаться. Я сделал глупость, когда организовал лабораторию.
Лаборатория - это принятая в науке форма об®единения ученых, и поэтому она
противоречит эрратологии. Прощайте".
И ушел... Сложный это характер, Ким, - глубокий ум, обширные знания,
верность мечте и странный способ ее достижения. Таков Астахов, твой новый
учитель...
5
Перед уроками Ким решил посмотреть лекцию по биологии. Но у пульта
обучающей машины стояла Ольга, и Ким понял, что занятий не получится.
- Ты не работаешь? - не очень вежливо спросил Ким.
Ольга пожала плечами:
- Не люблю заниматься одна. Неинтересно.
- Вчера я говорил с отцом об Игоре Константиновиче, - выпалил Ким
неожиданно для самого себя.
- И что же? - отозвалась Ольга с напускным равнодушием.
- Отец говорит, что это ненаучный подход. Из ничего и не получишь
ничего.
- Это не отец твой сказал, а еще Шекспир, - сказала Ольга с
неожиданным презрением. - Что ты знаешь, чтобы судить папу? Он лучше всех!
Ольга присела на кончик стула, и губы ее мелко задрожали. Ким не
знал, что делать, а Ольга едва проговорила сквозь слезы:
- Ты думаешь... легко... быть ошибкой?
Астахову вовсе не нравилась Лена. Он не мог сделать более неудачного
выбора. Высокая, пышноволосая студентка-лингвист, она любила веселиться -
до упаду, путешествовать - на край света, а работать - до крайней степени
усталости. В то время Астахов уже понимал, что для создания истинной
эрратологии необходима полная систематика ошибок: глубокий анализ неудач
любого рода. И он признался Лене в любви. Отказ он занес в картотеку
"Личные ошибки" под первым номером. После восемнадцатого номера Лена
сдалась.
Конечно, их брак был ошибкой. Но первые месяцы все шло как нельзя
лучше: на какое-то время Астахову удалось увлечь жену идеями эрратологии.
Лена помогала ему систематизировать сведения о научных ошибках, которые
поступали к Астахову со всех концов Земли. Они провели нескончаемый
медовый месяц, раз®езжая по материкам и странам, встречаясь с
неудачниками, терзая их каверзными вопросами. Но, насмотревшись на молодых
и старых неудачников, Лена однажды поняла, что нет никакой смены
впечатлений: все они на одно лицо, все одинаково реагируют на вопросы,
дают почти одинаковые ответы. И ей стало скучно.
Они начали ссориться - чаще и чаще. Родилась Оля, и это тоже было
ошибкой, потому что из-за дочери они продолжали жить вместе, мучая Друг
друга одним своим присутствием.
Однажды утром Лена ушла. Не сказала ни слова, но оставила записки,
просто исчезла: жизнь по теории ошибок была вовсе не такой радужной, какой
казалась вначале. Только тогда Астахов понял, что успел полюбить свою
веселую строптивую жену. На добрых полгода он забросил эрратологию: ездил
с О