Песах Амнуэль. Письма оттуда



     Мой сосед, комиссар тель-авивской  уголовной  полиции,  Роман  Бутлер
время от времени приходит ко мне на чашку  кофе.  Если  это  случается  по
моему  приглашению,  то  чашкой   кофе   да   приятной   беседой   все   и
ограничивается.  Но  когда  Роман  является  сам,   с   задумчивым   видом
усаживается в кресло и спрашивает "Не помешал?", я понимаю, что пришел  он
по делу, а не для  того,  чтобы  дегустировать  новое  произведение  фирмы
"Элит". От кофе, впрочем, он все равно не отказывается.
     В тот вечер (как сейчас помню: было это 17  февраля  2027  года,  лил
дождь и даже урчал вдалеке гром) Бутлер пришел, когда мы с женой  смотрели
по стерео новый американский боевик "Ночь вепря" с Ники Фарези  в  главной
роли.
     - Я не  во-время,  -  констатировал  Роман  и,  поскольку  ответа  не
последовало (в это время тень таинственного убийцы целилась главному герою
в затылок), отправился заваривать кофе сам. Плохие  люди  отрезали  Фарези
правую руку, но он, сидя в жутком подвале,  отрастил  новую  руку  за  три
ночи, после чего перебил всех, кто еще оставался в живых; до режиссера  он
добраться не успел - фильм кончился.
     - Что скажешь? - спросил я, поворачиваясь к Роману.
     - Этот Ники - круглый дурак. С самого начала было ясно,  что  хватать
нужно толстого, а не худого.
     - Я не о том. Ты пришел не фильм обсуждать, верно?
     - Было бы что обсуждать...
     - Вы не будете смотреть новости? - сказала Лея. - Тогда отправляйтесь
в кабинет.
     Что мы и сделали.
     Расположившись в  привычной  обстановке,  Роман  выудил  из  бокового
кармана сложенный вчетверо лист плотной бумаги и положил передо  мной.  По
правде говоря, в наши дни не часто увидишь текст, написанный  от  руки,  а
разбирать чужие каракули я не умел никогда. Попробуйте отличить  "тав"  от
"хет", если перо носится по бумаге со скоростью сто знаков в минуту.
     Все же я разобрал примерно следующее:
     "...расположен  на  берегу  Яркона,  если  пропустить  первый  налево
поворот от вертолетной станции и спуститься со второго уровня шоссе  Аялон
по грузовому эскалатору номер семь до уровня  пересечения  с  транспортной
развязкой "Цемах". Бомбу заложили боевики "Всемирного джихада"."
     - Что это? - спросил я.
     - Тебе ничего не бросается в глаза?
     - Отвратный почерк. Это, к примеру, "самех" или "пе"?
     - У тебя почерк не лучше. Ты когда-нибудь был на этой  развязке?  Там
всего два грузовых эскалатора.
     - Ну и что? - удивился я.
     -  Видишь  ли,  -  сказал  Роман,  пряча  бумагу  в  карман,  -   это
собственноручное свидетельское показание Йосефа Крукса.
     - А... - сказал я разочарованно.
     Йосеф Крукс был в то время самым известным  в  Израиле  экстрасенсом.
Славный малый лет тридцати, если не  говорить  с  ним  о  высших  силах  и
энергетических зонах. Год назад он определил у моей  сестры  рак  желудка,
чем поверг бедную  женщину  в  шоковое  состояние.  Врачи,  потратив  уйму
времени, сочли Дину совершенно здоровой, а, когда  она  пред®явила  Круксу
претензии со всей своей нерастраченной энергией,  тот  сказал  философски:
"Значит, все впереди".
     - Я понимаю, - сказал Роман, прекрасно знавший эту историю, - что  ты
относишься к Круксу с предубеждением. Поэтому послушай не как  мужчина,  а
как историк.
     И он рассказал мне, как историку, содержание начатого им дела.


     Восемь дней назад исчез некий Барух Эяль, 43  лет,  начальник  отдела
баллистической экспертизы  Управления  криминальной  полиции.  По  сути  -
коллега Бутлера. Он вышел из дома в восемь утра, чтобы ехать на работу. Но
в вертолет не сел и на службе не появился. До полудня никто из  коллег  не
проявлял беспокойства, потом позвонили Эялю домой, и началась паника.
     Искали сутки - без всякого толка.  Об®явлений  в  прессе  не  давали,
поскольку были уверены -  Эяля  похитили,  и  теперь  жди  ультиматума  от
какого-нибудь "Исламского возрождения". По  сути,  полиция  занималась  не
поисками  пропавшего,  а  выяснением,  каким  образом  террористы   сумели
осуществить акцию в центре Тель-Авива, причем ШАБАК даже не почесался.
     Через сутки стали очевидны  два  обстоятельства.  Первое:  если  Эяля
похитили, то не террористы, ибо никаких  ультиматумов  или  требований  не
было в помине. И второе: граница государства Палестина не  была  нарушена,
как показал анализ данных электронной защиты, и следовательно, искать Эяля
нужно в пределах Израиля.
     Когда пошли четвертые сутки, были  проверены  все  свалки,  канавы  и
заброшенные здания, а результат продолжал оставаться нулевым, Ноам  Сокер,
заместитель пропавшего  Эяля,  предложил  обратиться  к  господину  Йосефу
Круксу.
     - Честно говоря, Песах, - с некоторым смущением сказал Роман,  -  это
не афишируется, но полиция изредка пользуется услугами экстрасенсов,  если
случай из ряда вон выходящий, и нет никаких зацепок. В суде эти  показания
не используешь, а в оперативной работе иногда помогает.  Семь  лет  назад,
например, Соня Мильштейн точно сказала, где искать тело убитого маклера. В
девяти случаях из десятки, правда, они попадают пальцем в небо,  но,  если
другие варианты вообще бесперспективны, то...
     - Не оправдывайся, - сказал я. - Что сказал Крукс?
     - Он прибег к автоматическому письму. Видишь ли, он  утверждает,  что
имеет мысленный контакт с каким-то своим предком, жившим лет триста назад.
И предок дает  ему  советы  и  подсказывает  выходы  из  разных  жизненных
ситуаций. Предок, якобы, знает все и обо всех... А чтобы  получить  совет,
Крукс садится за стол, кладет перед собой лист бумаги,  берет  карандаш  и
расслабляется до такой  степени,  что  перестает  контролировать  движения
пальцев. При этом мысленно обращается к предку с вопросом. Обычно проходит
минута-другая, и рука Крукса начинает быстро водить карандашом. Появляется
текст, о содержании которого Крукс даже не догадывается. Читает  он  текст
вместе со всеми, когда выводит себя  из  транса.  Почерк  предка,  кстати,
совершенно не похож на почерк самого Крукса.
     - Я знаю, что такое автоматическое письмо, - сказал  я.  -  Не  теряй
времени.
     - Так вот, -  продолжал  Бутлер.  -  Предок,  по  словам  Крукса,  не
ошибается никогда.
     - Дай ему Бог здоровья на том свете, - пробормотал я. - Когда он жил,
ты говоришь?
     - В восемнадцатом веке.
     - Откуда он мог знать о том, что на шоссе Аялон будет  семь  грузовых
эскалаторов?
     - Песах, -  рассердился  Бутлер.  -  Не  изображай  из  себя  дурака!
Совершенно очевидно, что бомбу он увидел в том  времени,  когда  на  шоссе
будет именно семь эскалаторов. Я  знаю  проект  -  систему  только  начали
строить, пуск намечен на конец тридцать первого года, а сейчас у нас...
     - Двадцать седьмой. Чего же ты хочешь от  меня?  Я,  как  ты  изволил
выразиться, историк. У тебя пропал человек - сегодня. В ходе расследования
ты узнал, что через  четыре  года  террористы  подложат  очередную  бомбу.
Запиши в своем дневнике, через четыре года посмотришь и совершишь полезный
поступок.
     Бутлер долго смотрел на меня изучающим взглядом и,  наконец,  изволил
разлепить губы:
     - Ты уверен, что не хочешь ввязываться в это дело?
     - Если ты об®яснишь мне задачу... - я тянул время, поняв уже, что  от
комиссара мне не отвязаться, но еще не понимая, откуда ему стало  известно
о  моем  прошлогоднем  визите  к  достопамятному  Круксу.  Сам  экстрасенс
расколоться не мог - профессиональная этика. Неужели Лея? Ну, я ей покажу,
вот только выпутаюсь из этой истории...


     Было так. Ко мне из Москвы приехал в гости родственник по имени  Петя
Рубашкин. Нет ничего странного в том, что у чистокровного еврея двоюродным
братом оказался чистокровный русский. Не папуас, в конце  концов.  Петя  -
славный  парень,  но  они  в  России  все  сейчас  малость  сдвинутые   на
парапсихологических   науках.   Психологи   находят   этому   естественное
об®яснение в том, что во  время  переходного  периода  обостряются  всякие
социальные болезни, а парапсихология  и  оккультизм  суть,  как  известно,
болезни общественного сознания, и поэтому... Переходный  период  в  России
продолжается уже почти полвека, так что  можете  себе  представить,  какой
стадии запущенности  достигла  там  парапсихологическая  болезнь.  Пример,
который у всех  на  виду:  когда  президент  Луконин  планировал  операцию
умиротворения в Якутии, за советом он обратился не в Совет безопасности, а
к личному астрологу Капице.
     На третий день пребывания Пети Рубашкина в Иерусалиме, какой-то  псих
спер у него пелефон. Петя посыпал голову пеплом  и  заявил,  что  подобный
прибор в России насчитывается в количестве всего восьми экземпляров, жутко
дорогая штука, и как же  он  теперь  будет  ходить  по  ночным  московским
улицам,  не  имея  возможности  вызвать  полицию  в  случае  нападения?  Я
предложил родственнику купить в подарок другой аппарат,  благо  в  Израиле
они не продаются разве только в общественных туалетах, но,  как  я  понял,
украденный пелефон обладал и другими достоинствами, о которых я не  должен
был даже подозревать.
     Я предложил обратиться в полицию, но Петя сухо ответил, что  ему  еще
дорога жизнь. Возможно, он спутал израильскую полицию с московской, хотя я
не знаю, почему встреча с московской полицией опасна для жизни. Как бы  то
ни было, единственным  человеком,  к  которому  Петр  Рубашкин  согласился
обратиться  за  помощью,  стал  экстрасенс  Йосеф  Крукс,  номер  телефона
которого мы обнаружили методом тыка в файлах Безека.
     Отправились. Выслушав в моем переводе  мрачный  рассказ  Пети,  Крукс
сказал:
     - Нет проблем. Сеанс - триста шекелей.
     За эту сумму я мог  купить  Пете  новый  аппарат,  но  родственник  и
слушать не хотел. Крукс усадил нас на мягком диване, сам сел перед нами на
журнальный столик, положил перед собой  лист  бумаги  и  остро  отточенный
карандаш (какая кустарщина!), после чего закрыл глаза  и,  впав  в  транс,
начал быстро-быстро писать. Я подумал,  что  писать  с  закрытыми  глазами
неудобно, и Крукс наверняка подглядывает. Но не в этом дело. Через  минуту
экстрасенс открыл глаза и, не читая  написанного,  протянул  бумагу  Пете.
Вот, что мы прочитали:
     "Иерусалимская роща, второй ряд масличных деревьев,  третье  растение
слева. Под выступающим из-под земли корнем."
     Написано было по-русски замечательным каллиграфическим почерком.
     - Знаешь, где это? - спросил меня Крукс.
     - Д-да, - ответил  я  и  не  удержался:  -  Ты,  оказывается,  знаешь
русский?
     - А что, написано по-русски? -  спросил  Крукс.  -  Нет,  я  не  знаю
русского. Но это ведь и не я писал. Предок. Он знает.
     Петя в предвкушении находки бросился было к выходу, но Крукс задержал
нас в холле, почему-то помахал  перед  моими  глазами  обеими  ладонями  и
заявил:
     - Ты тоже обладаешь способностью к автоматическому письму. Только ты,
он - нет. Попробуй. Должно получиться.
     И  мы  ушли.  Свой   пелефон   Петя   нашел   на   месте,   указанном
предком-полиглотом. Восторг родственника был неописуем.
     В тот же вечер, когда все улеглись спать, я  из  чистого  любопытства
открыл "Спутник экстрасенса" Аркадия Шумахера и попробовал войти в контакт
с самим собой. Я ожидал всего, чего угодно, но не того, что получилось  на
самом деле. Мне показалось, что я посидел с минуту, закрыв  глаза,  и  что
руки мои лежали на коленях совершенно неподвижно. Когда мне надоело,  и  я
решил выйти из транса, то обнаружил, что карандаш  со  сломанным  грифелем
валяется на полу, а на листе бумаги странными, явно не  моими,  каракулями
написано по-английски:
     "Не нужно в воскресенье, шестнадцатого мая, выходить  из  дома  между
девятью и десятью часами утра. Уличная пробка и авария."
     До шестнадцатого оставалась неделя, а Петя  Рубашкин  покидал  нас  в
пятницу, и я забыл о предупреждении. Проводив Петра в Россию и придя  себя
во время шабата, утром в воскресенье, причем  именно  в  девять  сорок,  я
вышел из дома, чтобы отправиться в редакцию газеты "Время". И представьте:
именно в этот момент какая-то авиетка сверзилась с  высоты  десятиэтажного
дома и рухнула на проезжую часть буквально в трех метрах  от  моего  носа.
Крики, пожар, пробка, да что рассказывать. Пилот погиб, а в редакцию я  не
попал.
     Вот так-то. Больше я с предком не общался - не люблю  я  эти  штучки,
хватит с меня альтернативных и виртуальных миров.


     - Ты, конечно, можешь отказаться, - сказал Бутлер. - Но  тогда  жизнь
Баруха Эяля окажется под угрозой.
     - Да? - сказал я. - Полиция расписалась в бессилии, а  виноват  некий
историк?
     Впрочем, спорил я вяло.


     Текст,  который  вылез,  скрипя,  из-под  моего  пера,  оказался   на
непонятном языке.
     - Что это? - недоуменно спросил Бутлер.
     - Не знаю, - сказал я раздраженно. - Спроси у своих экспертов. Может,
это испанский. Я знаю, что кто-то из моих предков жил в Мадриде.
     Это оказался португальский. Видимо, когда евреев погнали из  Испании,
какой-то мой предок остался в Лиссабоне.
     Текст гласил:
     "Улица Бен-Иегуда, номер семь, второй этаж,  налево.  Звонить  долго.
Если начнется тайфун - переждать. Спросить: где Сара?"
     - В Израиле,  -  сказал  Роман,  связавшись  со  мной  по  стерео  на
следующее утро, - сто семнадцать улиц носят славное имя Бен-Иегуды.  И  ни
на одной из них, я уверен, не бывает тайфунов.
     Похоже было, что он не спал ночь.
     - Наверное, речь об Иерусалиме или Тель-Авиве,  -  предположил  я.  -
Иначе предок дал бы какой-то намек.
     - Попробуй еще, - сказал Роман, - и попроси, чтобы без намеков. Я еду
к тебе.
     У меня не было желания общаться  с  предком  наедине,  и  я  дождался
Бутлера. Новый текст оказался французским -  по-видимому,  писал  его  уже
другой предок, когда моя семья перебралась из Лиссабона в Марсель:
     "Сказано же - Бен-Иегуда, семь. Конец связи".
     - Злые у тебя предки, - сказал Бутлер, - все в тебя.
     И отправился разрабатывать операцию.
     А  я,  закончив  главу  "Истории  Израиля",  учинил  жене  допрос   и
выудил-таки у нее признание в том, что именно она рассказала  комиссару  о
случае с Петей и  о  моей  странной  способности  общения  с  собственными
покойными родственниками.
     - Я не думала, что он это воспримет серьезно, - оправдывалась Лея.
     Каково? Собственного мужа она, видите ли, серьезно не воспринимает!
     По моим расчетам, Бутлер должен был появиться  не  раньше  следующего
вечера - знаю я расторопность нашей полиции.
     Он пришел через двое суток, без звонка.
     По-моему, он за все это время так и не заснул.
     - Это в Кармиеле, - сказал Роман, когда я налил ему  кофе  в  большую
поллитровую кружку. - И насчет тайфуна твой предок оказался прав.
     - Сильно досталось? - поинтересовался я.
     - Полицейский, попытавшийся войти  в  квартиру,  получил  в  ухо  при
исполнении. Его напарник едва не лишился глаза. Но они ее все-таки уняли.
     - Кого - ее?
     - Старуху. Это, действительно, тайфун, скажу я тебе. У твоего  предка
образное мышление.
     - А что Эяль?
     - Нашли. Он, видишь ли, сбежал от своей  Брахи,  влюбившись  в  некую
Сару Звили, манекенщицу. Любовники отправились в Кармиель, где  жила  мать
Сары, а оттуда собирались сваливать за границу. Эяль понимал, что Браха не
даст развода и хотел провернуть дело в Европе - там с этим проще.
     - Мой предок  получит  переходный  вымпел  или  почетную  грамоту?  -
поинтересовался я.
     - Ты сможешь передать ему наше полицейское спасибо?
     - С большим удовольствием, - заявил я. - Значит, дело закрыто?
     - Нет... Мы не знаем, как быть с первым  письмом  -  о  бомбе.  Какое
отношение имеет будущая бомба к любовному приключению Эяля?
     - Спрашивай об этом у предка господина Крукса, - предупредил я.  -  В
эти игры я больше не играю.
     - Почему? - моментально обиделся Роман. - Ты уже показал себя, ты это
умеешь. Почему я должен общаться с каким-то Круксом, если есть ты?
     - Только не сейчас, - сказал я. - Бомба -  дело  будущего.  Есть  еще
пять лет. Дай отдохнуть.
     - Хорошо, - сказал Роман. - Ты прав. Время есть. Но, занимаясь своими
историческими изысканиями, Песах, не забывай смотреть в будущее.
     Выдав эту банально-пошлую фразу, явное следствие  бессонницы,  Бутлер
удалился, засыпая на ходу.


     - Послушай, - сказал я экстрасенсу на следующий день, напросившись на
сеанс, - ты своим безответственным заявлением сильно усложнил  мне  жизнь.
Не поняв твоего намека на бомбу, полиция обратилась  за  помощью  по  делу
Эяля ко мне.
     - Нашли? - спросил Крукс.
     - Это было элементарно. Но теперь они хотят, чтобы я  рассказал,  при
чем здесь бомба!
     - А действительно, при чем здесь бомба? - задумчиво  сказал  Крукс  и
окинул меня оценивающим взглядом. Он вообразил,  наверно,  что  я  тут  же
выложу триста шекелей, чтобы узнать ответ.
     Ответ я знал и без него, меня интересовало совсем другое.
     - Твой предок, - начал я  издалека,  -  тот,  что  из  восемнадцатого
столетия, как его звали и чем он занимался?
     - Звали его Мордехай Ласков, и был он раввином, -  мгновенно  ответил
Крукс. - Он был умный человек и знал семь языков, в том числе русский.
     - А... - протянул я. - Мне почему-то казалось, что  его  должны  были
звать Игаль Горен.
     - Как? - переспросил Крукс, сделав вид, что не расслышал имени.
     Отвечать я не стал, реакция Крукса меня вполне удовлетворила.


     В Институт стратегических исследований Тель-Авивского университета  я
приезжаю обычно один раз в месяц - на семинары по общей  и  альтернативной
истории. Несколько раз и сам выступал там с докладом, хорошо  знаю  многих
системных программистов, заправляющих бал в этом заведении. Игаль Горен  -
один из самых талантливых, но, как говорится, без царя в голове.  Когда-то
кто-то убедил этого молодого гения  в  том,  что  гениям  дозволена  любая
причуда. И потому Горен способен был доклад о предстоящей эволюции индекса
потребительских цен на 2030-2045 годы построить в виде компьютерной  игры,
в которой каждый слушатель выступал в  виде  точки  на  координатной  оси.
Горен воображал, что это приятное ощущение. Однажды он составил прогнозное
поле для министерства сельского хозяйства, перенеся пользователя на Марс и
заставив его посеять кубические помидоры, продукцию киббуца  Ха-Поэль,  на
каменистых склонах Никс Олимпика. Результат, кстати, оказался ровно  таким
же, какой получился впоследствии на полях  самого  киббуца  в  Исраэльской
долине,  так  что  придираться  к  прогнозу  не  было  никаких  формальных
оснований.
     Играть в прятки с Игалем - дело безнадежное, и потому, вызвав его  по
стерео, я сказал сразу:
     - Бутлер не спал три ночи, а тебе хоть бы хны.
     Игаль посмотрел на меня своим проницательным взглядом, и я понял, что
он  возьмет  на  себя  лишь  ту  часть  вины,  которая  ему  действительно
принадлежит - ни на грамм больше.
     - Не я, - сказал он, - посылал комиссара  по  улицам  имени  славного
Бен-Иегуды.
     - Договорились, -  согласился  я.  -  Сыграли  поровну.  И  часто  ты
помогаешь Круксу?
     -  Изредка,  -  хмыкнул  Горен.  -  Когда  удается  войти  с  ним   в
телепатический контакт. По стерео разговаривать он не хочет, а в гости  не
хочу я.
     - Ага,  телепатический,  значит,  -  сказал  я.  -  Почему  не  через
автоматическое письмо?
     Не хочет рассказывать - не надо.


     Я пригласил Бутлера на чашку кофе, когда  он  проспался.  Усевшись  в
свое кресло, Роман сказал, что пить не будет, от кофе его клонит в сон.  А
вот мою версию  событий  выслушает  обязательно,  поскольку  невооруженным
глазом видно, что мне есть что сказать.
     - Видишь ли, - начал я. - Вас, полицейских, иногда  подводит  рутина.
Образ врага. Это наша общая беда,