Страницы: -
1 -
2 -
Песах Амнуэль. Гадание на кофейной гуще
Мой сосед, комиссар тель-авивской уголовной полиции Роман Бутлер, не
появлялся у меня всю неделю, и в субботу вечером я зашел к нему сам. Мира,
жена Романа, сидела на площадке стереовизора и играла в бесконечном
мексиканском сериале, тянувшемся, похоже, с прошлого тысячелетия. Когда я
вошел, отрицательный герой по имени Фучидо брал за горло положительную
героиню Марию Эскудо. Уверен, что любой на его месте поступил бы так же.
Спрашивать Миру, вошедшую в роль Марии, о том, дома ли муж, было
бессмысленно, и я прошел в комнату Романа. Комиссар сидел в кресле у стола
и лазерным карандашом выводил на потолке какие-то иероглифы. Иероглифы
мерцали тускло-зеленым и медленно гасли.
- Садись, Песах, - сказал Роман, даже не посмотрев на меня: узнал то
ли по шагам, то ли по моей привычке стучать в дверь, а потом открывать ее,
не дожидаясь ответа. - Садись и скажи, что тебе напоминает этот рисунок.
Я сел на диван и задрал голову. Очередной иероглиф, прежде чем
раствориться, напомнил мне, что я забыл купить масло, а компакт-доставка
не работает даже в моцей шабат, и утром придется самому идти в магазин.
Выслушав мой ответ, Бутлер сказал:
- Ассоциации историков и шизофреников понять невозможно. По-моему,
это лошадь. Где ты разглядел пачку масла?
- Не вижу никакой пачки масла, - возразил я. - По-моему, это просто
набор линий без всякого смысла. Просто я вдруг вспомнил, что не купил
масла, вот и все. А если тебе нужны ассоциации по поводу этой загогулины,
обратись к компьютеру, он тебе предложит миллион вариантов.
- Уже предложил, - сказал Роман, погасил карандаш, включил верхний
свет и повернулся ко мне. - Все варианты неверны.
- Что значит - неверны? Разве эта штука означает нечто конкретное?
- Видишь ли, Песах, эта штука означает, что мой помощник Йоэль завтра
сломает ногу, выходя из под®езда своего дома. И похоже, не существует
способа предотвратить это стихийное бедствие.
- Буду очень благодарен, - вежливо сказал я, - если ты об®яснишься
более понятно.
- Об®ясняю. Мы занимаемся сейчас делом русской мафии.
- О! - прервал я. - Опять? Не твой ли министр уверял неделю назад,
что никакой русской мафии в Израиле никогда не было?
- И он не обманывал. Но, тем не менее, мы этим делом занимаемся.
- Занимаетесь тем, чего нет?
- Что я в тебе ценю, Песах, - вздохнул Роман, - так это неспособность
выслушать без комментариев три предложения подряд.
Я обиделся и замолчал на целый час, что позволило Роману рассказать
все до самого конца и даже чуть более того.
Оказывается, два месяца назад произошло совершенно непримечательное
событие - некая Сара Вайнштейн, которую бросил муж, отправилась к
гадателю, чтобы спросить о том, нужно ли ждать его обратно или сразу
завести любовника. Фамилию гадателя она вычитала в газете. Газета была
ивритская, и потому Сара вообразила, что гадатель не умеет говорить
по-русски. "Русским" она не доверяла - начиная от уборщиц и кончая
предсказателями будущего. Кроме того, она ожидала, что в гадании будет
помогать компьютер, и это придаст предсказанию силу научного закона.
Все оказалось наоборот. Во-первых, в кабинете не было компьютера - то
есть, вообще не было, даже выносного терминала, что в наши дни иначе, как
нонсенс, не воспринимается. Во-вторых, на иврите гадатель Меир Шульман
говорил без акцента только "шалом" и "кесеф лифней авода", что напоминало
пресловутое "казнить нельзя помиловать". Деньги Сара выложила, после чего
Шульман приступил к процедуре гадания, каковая оказалась стара и
неинтересна: гадатель поднес Саре чашечку кофе, попросил выпить, чашечку
перевернуть и заглянуть на дно. Обычное гадание на кофейной гуще, знала бы
- ни за что не пришла бы.
Кофе оказался неприятен на вкус и явно плохих сортов. На дне чашечки
в потеках кофейной гущи оказались контуры странных фигур, по мнению Сары,
крокодила и Большой Медведицы, как ее изображают в учебнике астрономии для
тихона. Шульман же, поглядев в чашечку, сказал немедленно, что муж к Саре
не вернется, а любовник ей противопоказан. Кроме того, завтра ее ожидает
хирургическая операция, после которой она вообще должна будет забыть о
мужчинах.
Сара покинула кабинет с чувством глубокого неудовлетворения, а на
следующее утро ей стало плохо, ее отвезли в "Хадасу", где женщине сделали
срочную операцию по поводу какой-то нераспознанной и запущенной болезни. И
в результате Саре действительно пришлось о мужчинах забыть.
Выйдя через неделю из больницы, Сара отправилась к гадателю, чтобы
извиниться за проявленное недоверие, но Шульман принять ее отказался,
мотивировав отказ тем, что никогда не принимает одного клиента дважды.
После этого Сара Вайнштейн обратилась в полицию.
- Ты понимаешь, - сказала она полицейскому следователю, - это не
гадатель, гадателей я знаю, перевидала их миллион. Что он там мог увидеть
на дне чашки? Ничего там не было. А сказал он все точно - диагноз, и
сколько времени будет идти операция, и где сейчас мой муж, и почему мне
никогда не иметь любовника...
- Ну и что? - скучая, спросил полицейский. - Ну, угадал твой
гадатель. Что ты против него имеешь? Он взял с тебя лишние деньги?
- Он слишком много знает! - выпалила Сара.
- Мы непременно выясним, откуда он знает слишком много, - пообещал
полицейский, чтобы избавиться от посетительницы.
Но избавиться от Сары Вайнштейн оказалось не так просто. На следующий
день она явилась опять и спросила, каковы результаты расследования. Она
приходила целую неделю, после чего следователь вынужден был ради
собственного спокойствия проверить компьютерное досье Меира Шульмана.
Вот тогда-то и родилось дело о русской мафии.
В тот же вечер полицейский следователь Хаим Бар-Хаим явился к
комиссару Бутлеру.
- Я вынужден, - сказал он, - обратиться к тебе через голову
непосредственного начальника. Дело в том, что сегодня утром по совершенно
пустячному делу я посетил гадателя на кофейной гуще, и он сказал мне, что
в полдень я едва не погибну в аварии, в пять часов вечера мой начальник
отстранит меня от дела Милюкова, а в семь я приду к тебе и все расскажу.
Сейчас семь, и я пришел. В двенадцать в мой вертолет, действительно,
врезалась неуправляемая авиетка, и я чудом сумел приземлиться. А в пять
мой шеф, действительно, отстранил меня от дела Милюкова, и это кажется мне
самым странным.
Комиссар Бутлер, не отрывая взгляда от дисплея, сказал Бар-Хаиму то
же самое, что Бар-Хаим сутки назад говорил Саре Вайнштейн.
- Нет, - настойчиво продолжал следователь. - Это не случайные
совпадения. Между двенадцатью и пятью часами я вошел в компьютер
налогового управления и затребовал сведения о клиентах гадателя Шульмана.
После чего обзвонил сто семнадцать человек - не я лично, конечно, но мой
компьютер. И не их лично, конечно, а их компьютеры, где хранились сведения
о посещениях гадателя. Так вот: все без исключения случаи предсказаний
оказались верны.
- Завтра же пойду к нему, - заявил Бутлер. - Пусть скажет, идти ли
мне в следующий четверг на свадьбу к Мишке Зайделю.
- Я еще не сказал главного, - вздохнул следователь Бар-Хаим. - Дело в
том, что этот Шульман приехал из России пять лет назад, а там он был
физиком и не гадал ни на кофейной гуще, ни на картах - ни на чем. И еще:
почти все клиенты Шульмана проходили у нас по какому-нибудь делу. И более
того, среди этих клиентов оказался и мой начальник - единственный, кто,
естественно, ни по какому делу не проходил, и потому я даже не удивился,
когда в пять меня отстранили от дела Милюкова, потому что ждал, что так
оно и будет, и решил отправиться к тебе, раз уж было предсказано...
- Господи, - сказал Роман, - почему следователи так косноязычны? Сто
слов в одном предложении. Садись к компьютеру и напиши все, что сказал.
Возможно, это будет более понятно.
Это, действительно, оказалось более понятно. Через час Бутлер уяснил,
что:
- дело Милюкова связано с попыткой петербургских мафиози закупить в
Израиле крупную партию лазерных пулеметов "Мецар";
- среди клиентов гадателя Шульмана, действительно, много людей с
уголовным прошлым. Более того, среди клиентов оказались люди, которые
проходили подозреваемыми по незаконченным делам. Все дела тянулись
месяцами по причине невозможности доказать обвинение;
- во всех случаях, которые удалось проверить, предсказания Шульмана
сбывались полностью.
У комиссара возникло несколько вопросов. Один из них: почему Бар-Хаим
был без об®яснения причин отстранен от дела, которое вел второй месяц? Это
был простой вопрос. Бутлер позвонил Кахалани, начальнику уголовной полиции
Герцлии, в чьем ведении находилось дело Милюкова, и спросил, что
происходит.
- В том то и дело, что ничего, - мрачно сказал Кахалани. - Не удается
ничего доказать. А Бар-Хаима я отстранил потому, что он не прилагает
достаточных усилий...
У Бутлера на этот счет сложилось иное мнение, но он предпочел им не
делиться. Беднягу Бар-Хаима он пригласил к себе домой и учинил ему в
неофициальной обстановке допрос с пристрастием.
- Всю ночь просидели, - сказал мне Роман. - К утру я уже не соображал
ничего, а Бар-Хаим ничего не соображал с самого начала. Прежде всего мы
проверили все обстоятельства дела Милюкова, и я понял, что никаких ошибок
в следственных действиях Бар-Хаим не совершал. Он уже практически
подготовил материал для взятия Милюкова под стражу. Сложность заключалась
в том, что Милюков - гражданин России, живет в Екатеринбурге, значит,
действовать нужно было через официальные межгосударственные каналы... Да,
Бар-Хаим затянул следствие, но не настолько, чтобы отстранять его в самый
ответственный момент.
Роман Бутлер всегда любил ссылаться на свою интуицию, которая
подсказывала ему только верные решения. Я-то знал, что нет у него никакой
интуиции, а есть опыт плюс информация. В данном случае интуиция подсказала
ему, что дело нечисто. Я даже не стал иронизировать по поводу столь
потрясающего умозаключения, только пожал плечами, поскольку обещал
молчать.
- И нечего иронизировать, - сказал Роман, правильно расценив мои
жесты. - Что бы ты сделал на моем месте? Не отвечай, я и сам знаю: ты бы
стал проверять, нет ли у гадателя Шульмана связей в преступном мире, и не
от своих ли клиентов он получает информацию, которой потом пользуется в
предсказаниях. Эта идея имела бы смысл, если бы не история с Сарой
Вайнштейн - она-то какое имела отношение к русской мафии, Милюкову и всем
прочим уголовным делам?
Именно поэтому Роман решил поговорить с Сарой.
- Скажи, - спросил он, - почему ты решила пойти именно к этому
гадателю? Почему не к другому?
- У других я была, - сказала Сара. - Все они врут. Об®явление этого
Шульмана я прочитала в газете "Маарив", оно было набрано таким мелким
шрифтом, что я подумала: этот господин либо не нуждается в клиентах, либо
жутко стеснен в средствах. В любом случае, это было непохоже на тех жуков,
которые нагло врут, рекламируя свой бизнес...
- Если ты не доверяешь всей этой братии, то почему ходишь? - резонно
спросил Бутлер.
- Да, не доверяю... Но ведь я и мужу своему никогда не доверяла, а
все же спала с ним, пока он не сбежал...
Довод был железным.
- Насколько я понимаю, - сказал Роман, - все гадатели тебя обманули,
а этот сказал правду, что показалось тебе подозрительным, и ты решила
обратиться в полицию.
- Подозрительным? Он слишком много знал, вот что!
Разговор пошел по второму кругу, но Бутлер уже выяснил, что хотел.
- Вот и вся информация, которой я располагал на следующее утро, -
сказал мне Роман. - А теперь я разрешаю тебе, Песах, открыть рот и
предложить свою версию. Я же вижу, как тебе не терпится.
- По-моему, все совершенно ясно, - сказал я. - Эти твои российские
мафиози вошли в контакт с нашими преступными элементами. Для того, чтобы
не встречаться лично, они устроили театр с предсказателем. Шульман
принимал посетителей и служил как бы почтовым ящиком. Поэтому все его
предсказания были правильными - он всегда точно знал, что кому говорить. А
этот... как его... начальник Бар-Хаима, он тоже связан с преступниками,
именно потому Бар-Хаим никак не мог получить решающие доказательства. Что
касается об®явлений в газете, то Шульман вынужден их давать, чтобы
оправдаться перед налоговым управлением. Он потому и печатает такие куцые
об®явления, что посторонние клиенты ему ни к черту не нужны. Более того -
дает об®явления в "Маарив", а не во "Время", потому что знает: израильтяне
к об®явлениям, набранным компьютерным петитом, относятся как к мусору, а
"русские" знают, что такие об®явления даются только из-за недостатка денег
и вовсе не свидетельствуют о некомпетентности предсказателя.
- Гениально, как всегда, - сказал Роман. - Потрясающая смесь верных
догадок с бредовыми идеями. Но, чтобы сделать тебе приятное, скажу: я
сначала думал так же. Единственное, что смущало - эта Сара, она в схему не
вписывалась. Если все гадание - прикрытие, то не мог Шульман предсказать
Саре ее судьбу так же точно, как он делал прогнозы своим липовым клиентам!
- Случайность...
- Ну, Песах... - укоризненно сказал Бутлер.
- Не хочешь же ты сказать, - рассердился я, - что Шульман
действительно во всех случаях занимался гаданием и во всех случаях гадал
правильно? Ведь я должен сделать такой вывод, если ты утверждаешь, что
случайность здесь не при чем.
- О, уже теплее! - воскликнул Роман. - Кстати, ты меня невнимательно
слушал. Ты помнишь, что сказал Шульман, когда Сара Вайнштейн обратилась к
нему вторично?
- Что я, склеротик? Он сказал, что никого не принимает дважды. Ну и
что? Хотел избавиться от женщины, только и всего.
- Видишь ли, Песах, ни один из его клиентов действительно не приходил
к нему дважды - это легко проверить по компьютеру.
- Ну и что? Конспирация. Он не хотел, чтобы его заподозрили... Ты же
говоришь, что его клиенты - сплошь уголовники...
- Не так резко. Подозрительные типы, скажем...
- Какая разница?
- Еще один момент из моего рассказа ты упустил в своей реконструкции.
Подскажу, чтобы ты не мучился: Шульман был в России физиком, занимался
какими-то слабыми взаимодействиями.
- Помню я это, - пробурчал я. - Мало ли чем он занимался в России?
Мой дед до репатриации был директором оборонного завода в Челябинске, а
здесь до самой смерти починял старые транзисторы. О чем это говорит? Ни о
чем.
- Ты просто не хочешь признать, что неправ. Мозаика должна содержать
все элементы.
- Он что, твой Шульман, использовал слабые взаимодействия, чтобы
просвечивать мозги клиентов, и таким образом добывал информацию для
предсказаний? Ты же понимаешь сам, что это чушь.
- И ты это понимаешь, - спокойно сказал Роман. - Зачем нервничать?
Скажи сразу, что сдаешься.
- Нет! Дай мне подумать. До завтрашнего вечера.
- Думай, - разрешил Роман и включил лазерный карандаш.
По-моему, он прекрасно понимал, что утром в воскресенье я отправлюсь
к Шульману.
Сначала я, конечно, посмотрел несколько номеров "Маарива". Запустив
программу "поиск", я нашел об®явление. Оно действительно было таким куцым,
что потенциальный клиент просто обязан был не обратить на него внимания.
Потом я позвонил гадателю и записался на прием. Шульман дважды
переспросил, действительно ли я хочу погадать на кофейной гуще, из чего я
сделал логичный вывод о том, что случайный клиент для этого человека -
явление нежелательное.
- Да, - сказал я по-русски, - мечтаю.
И мы договорились на одиннадцать. Честно говоря, я боялся, что
Шульман сбежит из дома перед моим приходом.
Гадатель оказался человеком невзрачным и каким-то напуганным. Принял
меня Шульман в салоне, просил подождать, пока закипит вода в кофейнике, а
сам, тем временем, смотрел на меня изучающим взглядом. Возможно, думал,
что бы мне наплести, чтобы было правдоподобнее.
Я выпил кофе и перевернул чашечку. Кофе показался мне горьковатым и с
какими-то добавками. Чашечка была не фарфоровая, а пластмассовая, хотя и
не из обычной небьющейся пластмассы.
- Вам когда-нибудь гадали на кофейной гуще? - спросил меня Шульман с
ясно видимым опасением.
- Конечно, - соврал я, - много раз.
- Ага, - сказал он с сомнением, - значит, основные фигуры вам,
наверно, известны?
- Нет, - опять соврал я.
Шульман бросил на меня недоверчивый взгляд, а потом забрал у меня
чашечку и заглянул на дно. Если бы он увидел там живого тигра, реакция не
могла бы быть более стремительной. Шульман отбросил чашечку резким
инстинктивным движением, и "орудие производства", ударившись о край стола,
раскололось на три неравные части. Моя реакция оказалось, надо сказать, не
менее быстрой: я успел подхватить самый большой осколок прежде, чем он
упал на пол. Это было донышко и на нем - причудливая кофейная клякса. Мне
никогда не гадали на кофейной гуще, но черного кофе я за свою жизнь выпил
изрядное количество, и на дно чашек заглядывал неисчислимое множество раз
- смею вас уверить, что даже самая вязкая жидкость не способна собраться в
столь странную каплю или, точнее, кляксу.
- Что же меня ждет? - спокойно спросил я, полагая, что
профессионализм возьмет у Шульмана верх над страхом.
У гадателя дрожали руки, когда я передавал ему злополучный осколок.
- Да вы и сами знаете, - пробормотал он. - Завтра - допрос в полиции
по делу о российской мафии. В ближайшие дни работа над рассказом... а
может, главой в книге... в общем, над неким текстом, в котором некий
Шульман будет главным персонажем.
- Если я - вот эта загогулина, то вы, скорее всего, правы, -
согласился я. - Послушайте, я понимаю, что они вас запугали, но неужели вы
не могли прочитать собственную судьбу и выяснить, что добром это все равно
не кончится? Или ваш метод действует только на других?
Шульман покачал головой.
- А, понял, - продолжал я. - Вы настолько трусливы, что боялись
гадать себе лично, чтобы заранее не расстраиваться. Я прав?
Шульман непроизвольно глотнул, но не произнес ни слова.
- Может, мы вместе пойдем к моему другу Бутлеру? - сказал я. - И
чашку захватим, а также и приборчик, который стоит у вас... где? В шкафу,
наверно? Впрочем, если я знаю своего друга Бутлера, он сейчас об®явится
сам. Он, видите ли, очень нетерпелив.
В дверь позвонили.
- Если ты заранее знал результат, - сказал я Роману тем же вечером, -
то зачем натравил на Шульмана меня?
- Операция по деморализации противника, - улыбнулся Бутлер. - После
тебя мы его взяли тепленьким. Видишь ли, его компьютер был пуст, он все
хранил в голове. Я мог арестовать его еще вчера или даже два дня назад, но
такие люди от страха либо мгновенно раскалываются, либо врут до
последнего, путая следствие и самих себя. Я думал, что после твоего
наскока он врать не станет.
- Иезуит проклятый, - с чувством сказал я.
- А ведь этот человек, - задумчиво продолжал Роман, - мог стать
великим физиком. Лауреатом каким-нибудь.
- Ты думаешь, сейчас он лауреатом уже не станет? - поинтересовался я.
- Наука есть наука. Получили же премии в свое вре